Текст книги "Код Розы"

Глава 28

ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». ОКТЯБРЬ 1941 ГОДА

«Задумчивый, – ая» (прил.): погруженный в думы. Служащие БП возвели это понятие в абсолют. Иные, бывает, так задумаются, что даже не замечают, что надели трусы задом наперед, что премьер-министр заходил на чашку чая или что всё вокруг, за исключением карандаша в их руке, полыхает огнем.

В ту осень Бетт пропустила все. Как в тумане, промелькнули мимо и визит Черчилля, и помолвка Маб.

– Слушай, куда вы все в Коттедже пропадаете с концами? – возмущенно спросила у нее однажды Озла. – Такое впечатление, что ты живешь на луне, ей-богу.

Бетт лишь молча уставилась на нее. В последнее время в голове с вечера до утра крутились пятизначные блоки букв и четверки роторов, она металась во сне и редко по-настоящему спала больше пары часов. Преисполнившись отвращения к ее беспокойному сну, Бутс перестал ночевать у нее в ногах и перебрался в корзину, стоявшую на полу.

– В МИ-5 работают с немецкими шпионами, которых они взяли под контроль, – сказал в самом начале Дилли, по привычке наплевав на одержимость прочего начальства из Блетчли-Парка секретностью происходящего. – МИ-5 заставляет их посылать немцам заведомо ложную информацию под диктовку наших офицеров контрразведки. Шпионы используют собственные рации и ручные шифры, полученные от своего начальства. Сигнал обычно принимается подстанциями в Лиссабоне, Мадриде или Париже. Там связные анализируют информацию и передают ее в Берлин. У нас с вами одна задача – взломать тот шифр, который применяется для передачи донесений с подстанций в Берлин, чтобы понять, верит ли немецкая разведка нашему вранью.

Но выполнить «одну задачу» пока не удавалось, хотя весь отдел Дилли уже три месяца бился над ней. Это было совсем не похоже на трехдневный забег перед Матапаном, когда они до изнеможения расшифровывали боевые приказы, – тогда все хотя бы понимали, что это ненадолго. А теперь они то и дело утыкались в стену. Стоило двинуться по дорожке, которая казалась правильной, и ты оказывался в тупике… И не было времени, чтобы прийти в себя и восстановиться.

– Если я проанализирую зашифрованные вручную донесения шпионов на подстанции, у нас должны появиться хорошие крибы, – пробормотал однажды Дилли. Но время шло, а анализ не давал осязаемых результатов. Когда они работали с итальянской морской «Энигмой», крибы были, а значит, было над чем работать с роддами. А теперь ни крибов, ни роддинга. И все из-за проклятых четырех роторов в абверовской «Энигме»: они поворачивались куда чаще и в непредсказуемом порядке.

«Надо взломать, надо взломать». Бетт была натянута как струна и так глубоко закопалась в это зазеркалье, в кроличью нору, что ей хотелось орать во всю глотку. Но, наверное, даже тогда она орала бы пятизначными блоками.

«Надо взломать».

Бетт никуда, кроме Коттеджа, не ходила, каждый раз задерживалась после смены, а спохватившись, бежала домой и едва успевала погулять с Бутсом, прежде чем мать тащила ее на кухню. И потом стояла у плиты, помешивая рисовую кашу, а перед глазами раскручивались витки кода, пока мать не начинала трясти ее за локоть:

– Бетан, там же все подгорело!

Но пять минут спустя Бетт замечала, что снова мысленно отъехала куда-то в сторону и не слышит ни слова из материнской нотации. Иногда она виновато выдавливала:

– Простите, матушка, – что вы сказали?

И миссис Финч уходила, сотрясаясь от ярости, и гневно бросала:

– Похоже, ты уже сходишь с ума, точно тебе говорю!

«И мне так кажется», – порой думала Бетт.

В одну из бесконечных ночных смен Дилли ворвался в Коттедж, размахивая очками:

– Омары!

Бетт переглянулась с сидевшей за соседним столом Филлидой.

– Какие омары? – хором переспросили они.

Когда Дилли входил в раж и начинал искрить идеями, разумнее всего было терпеливо задавать наводящие вопросы, пока не начнешь что-нибудь понимать. У Пегги это получалось лучше, чем у Бетт, – та сознавала, что в последнее время ее саму тоже нелегко понять. Только вчера она внезапно заметила, что на пальце Маб сверкает крупный рубин, и спросила:

– А давно у тебя это кольцо?

Маб странно на нее посмотрела и ответила:

– Уже месяц, Бетт. Фрэнсис подарил мне его перед тем, как уехал. Сразу после того, как я познакомила его с Ма и Люси.

– После той бури в стакане воды, которую начальство устроило из-за новой книги Агаты Кристи, помнишь? – попыталась помочь ей Озла, видя, что Бетт непонимающе глядит на Маб. – Только не говори, что ты и это забыла!

Судя по всему, так оно и было. А теперь ей предлагают подумать об омарах.

– Вот смотрите. Все четыре ротора машинки повернулись между первыми двумя буквами индикатора ключа, а потом снова, в его повторном положении, – назовем это крабом. – Дилли четырьмя пальцами изобразил бегущие крабьи ноги.

– Но это не поможет нам проникнуть в шифр, – сказала Бетт. Она налила в кружку холодного кофе и сунула ее Дилли.

– Но если в исходном и повторном положении индикатора ключа в процессе настройки поворачиваются все четыре ротора, значит, с одной стороны ключевого блока могли быть и другие повороты. Представьте себе это как омара.

Дилли снова изобразил пальцами клешни омара, расплескивая кофе и захлебываясь словами. Бетт слушала. Сказанное вроде бы не имело смысла, но она уже привыкла к тому, что логика Дилли словно позаимствована у Льюиса Кэрролла. Ее мысли тоже сделали поворот и заработали в заданном направлении.

– Если нам удастся отыскать твоего омара, – медленно проговорила она, – а за ним окажется длинный блок текста, тогда, возможно, у нас будет больше шансов взломать отображенные в индикаторе ключи при тех же настройках… – Она еще не знала, куда это заведет, но «лучший способ узнать – это попробовать», как часто повторял Дилли. Бетт вытянула из волос огрызок карандаша, которым заколола пучок. – Пора ловить омаров.

Прошло четыре дня, прежде чем Бетт обнаружила сообщение с нужными параметрами, и стоило ей его найти, как строчки цифр начали с безумной скоростью кружиться у нее перед глазами, складываясь в цепочки.

– Да! – взвизгнула она в середине дневной смены. – Дайте мне пару из буквы и зашифрованного знака в первой позиции, и я смогу рассчитать положение прочих пар… – Слова слетали с ее языка с бешеной скоростью. – Понимаете? – выпалила она, чувствуя, как кровь в венах бурлит от восторга.

– В каком-то смысле… – неуверенно потерла переносицу Филлида.

Пегги наклонилась поближе к бумаге:

– Покажи-ка.

– А где Дилли? – оглянулась Бетт. – Он ушел домой?

– Да. – Лицо Пегги совсем осунулось. – Не будем его беспокоить. Показывай.

К тому времени, как Бетт взломала настройку одного ротора, октябрь уже вовсю полыхал желтой и оранжевой листвой вокруг озера. Ноябрьские заморозки прочно утвердились на земле, прежде чем девушки из Коттеджа начали обсуждать, насколько часто ежедневно выбиравшие четырехбуквенные настройки для роторов немецкие техники пользовались теми же словами: NEIN, WEIN, NEUN…

– Или четырехбуквенными именами, – предположила Пегги.

А потом Бетт взломала настройки одного ротора, работая с сообщением из Балканского региона. Это вышло так: сначала она взломала S и A с двух правых роторов, а уже на рассвете, когда буквы расплывались перед глазами, предположила – вдруг у балканского оператора есть подружка по имени ROSA? Когда в настройки добавили R и O, все встало на свои места; теперь из текста и шифра можно было быстро вывести параллельный алфавит. Вскоре на всех стенах Коттеджа появились списки четырехбуквенных немецких имен и других слов.

– Подбираемся к разгадке, – подбодрил их Дилли, просыпая табак на бумаги Бетт. – Скоро все получится, барышни.

И в начале декабря это случилось. Все собрались вокруг стола Бетт и едва дышали, наблюдая, как она вытягивает из хаоса блоки немецких слов. Наконец-то первое расшифрованное сообщение – владевшие немецким девушки подтвердили, что его можно прочесть. Бетт не стала спрашивать, о чем оно, – ей было все равно. Она сунула в рот кулак и отчаянно укусила себя за костяшки пальцев. Где-то на периферии зрения еще пульсировали умирающие обрывки кода. Внезапно она почувствовала голод и поняла, что не помнит, когда ела в последний раз, когда заходила домой, какой нынче день недели… Она не знала ничего, кроме одного – у нее получилось. У них получилось. Они взломали шпионскую «Энигму».

Стоявшая за плечом Бетт Пегги покачнулась и закрыла лицо руками. Тишина взорвалась звуками. Филлида бросилась обнимать ошарашенную официантку, которая только что вкатила в Коттедж тележку со свежим цикориевым кофе; одни девушки хохотали, как пьяные, другие плакали, и все находились на той опасной грани между восторгом и изнеможением, когда не можешь толком произнести ни единого осмысленного слова.

Наконец Пегги отняла руки от лица – казалось, она пыталась вынырнуть из глубинных вод.

– Я позвоню Дилли, а потом доложу капитану Деннистону, – сказала Пегги, беря со стола Бетт расшифрованное сообщение и крепко пожимая ее плечо.

Кто-то читал расписание, называя имена тех, кому предстояло остаться до полуночи.

– Бетт, а у тебя завтра выходной. Иди домой, пока еще держишься на ногах.

Бетт натянула пальто, с трудом попадая в рукава, и вышла из корпуса. В лицо ей ударила волна морозного воздуха. Уже совсем стемнело, но она понятия не имела, который час – шесть вечера? полночь? Выбравшись с конюшенного двора, она не сразу поняла, что странный шум, который она слышит, доносится из особняка. Из дверей полился поток мужчин и женщин, они смеялись и переговаривались:

– Ты слышал?

– Ага!

– Давно пора, черт возьми!

– Что? – крикнула Бетт. – Что случилось? – Глаза выхватили из толпы знакомую шляпку набекрень с красной лентой, и она вцепилась в локоть Маб: – О чем речь?

Маб кинулась на шею Бетт, мигом утратив свою полную достоинства и спокойствия осанку.

– Они подключились, Бетт! Американцы присоединились к войне! Японцы атаковали одну их базу…

– Неужели?

– Ты что, и это пропустила? Ну Перл-Харбор же? – Маб шумно перевела дух. – Об этом вот-вот должны были объявить, потому все собрались у радиоприемника в главном корпусе. И вот меньше часа назад выступил президент Рузвельт. Янки теперь тоже воюют!

Америка присоединилась к войне, а шпионскую «Энигму» взломали – столько месяцев надежд и ожидания того и другого, и наконец оба события произошли одновременно. Бетт неуверенно вздохнула и вдруг разрыдалась. Она стояла, заливаясь слезами, совершенно обессилевшая и абсолютно счастливая.

Маб крепко обняла ее за плечи. Луч света из окна особняка зажег красное пламя в ее рубиновом кольце.

– Плачь сколько хочешь, я никому не скажу. У тебя завтра тоже выходной? Нам всем надо хорошенько выспаться…

Наконец Бетт выплакалась и лишь тихонько икала у Маб на плече, обмякнув как тряпочка. Такими и обнаружила их Озла.

– Милые вы мои, не правда ли, великолепно!

Поддерживая Бетт с двух сторон и весело щебеча, они повели ее домой. Только на входе в дом Финчей мир начал принимать привычные очертания в глазах Бетт. Расстегивая пальто, она спросила отца:

– Ты слышал, Па? Вы включили радио?

– Слышали, слышали! – В коридор вышел улыбающийся мистер Финч. – Отличные новости, отличные. Уж теперь-то война быстро закончится. Мейбл, звонил ваш жених. Он вернулся из Америки раньше, чем ожидалось.

Маб побледнела.

– Господи, неужели он плыл как раз во время…

– Нет-нет, он вернулся позавчера. Сказал, что новости о Перл-Харборе удивили его не меньше нашего. Если хотите ему позвонить, то он в своей лондонской квартире. – Отец Бетт благожелательно улыбнулся, когда Маб кинулась к телефону, но к Бетт обратился уже без улыбки: – Твоя мать на кухне. У нее выдался очень тяжелый день…

Бетт чмокнула отца в щеку, вбежала в кухню и обняла мать за талию – та стояла у плиты.

– Правда, чудесные новости? – воскликнула она. – Давайте я помогу, я знаю, меня так долго не было, просто страшный завал работы, вы себе не представляете… – Усталость и огорчения последних месяцев таяли, как страшный сон. Они взломали первое сообщение; значит, взломают и другие. «Я могу взломать что угодно, – с улыбкой подумала Бетт. – Дайте мне карандаш и криб, и я взломаю весь мир».

Она потянулась за фартуком и огляделась. А где Бутс? Его уже давно следовало вывести гулять.

– Накрывай на стол. – Мать продолжала что-то помешивать на плите. – Да, новости прекрасные. Хотя стоит мне подумать о тех несчастных на Перл-Харбор…

– Позвольте я сначала выведу Бутса, а потом накрою на стол.

Бетт свистнула, но не услышала в ответ сердитого топота мохнатых серых лап.

– Я ведь предупреждала тебя, Бетан. – Мать смотрела на нее с безмятежной улыбкой, не переставая помешивать в кастрюле. – Я говорила, что выкину собаку вон, если она насвинячит в доме. А ты обещала, что всегда будешь ее выводить. Я ведь говорила…

Бетт шагнула к ней, чувствуя, что леденеет.

– Что вы наделали?

– Бутс!

Бетт зацепилась каблуком о булыжник на дорожке и чуть не полетела кубарем. После захода солнца в поселке становилось темно, как в угольной шахте. На улицу не проникал даже малейший намек на свет. У нее был карманный фонарик, но наклеенная на него согласно правилам военного времени бумага пропускала лишь едва различимый луч. Блетчли, поселок, по которому она ходила всю жизнь, внезапно превратился в совершенно чужую территорию.

– Бутс!

Пес сделал лужу в гостиной, поскольку Бетт задержалась на работе. И тогда ее мать схватила пса за ошейник, выставила на темную улицу и захлопнула дверь.

– Послушай, Бетт, – примирительно сказал отец. – Посмотри на это с точки зрения матери…

Но Бетт, схватив фонарик, выскочила на улицу, забыв обо всем, кроме того, что ее собака бродит где-то одна холодной и темной зимней ночью.

Она снова споткнулась. Из груди вырвалось рыдание.

– Бутс!

Улицу прорезала полоска света – кто-то открыл дверь. Послышался голос Озлы:

– Простите, пожалуйста, вы не видели…

Второй фонарик взяла Маб – она пошла в противоположном направлении. Подруги последовали за Бетт, не колеблясь ни минуты, а ее мать стояла в дверях, скрестив руки на груди, и с подчеркнутым огорчением качала головой:

– Я ведь говорила, что это случится, Бетан. Ты не можешь меня винить.

«А вот и могу», – подумала Бетт. Но сейчас ей трудно было сосредоточиться на ярости, которая разгоралась в груди; эту ярость глушило отчаяние. Как отыскать в ночи маленькую собачку? Он пропал навсегда, пес, о котором она так долго мечтала и которого отстояла самым твердым волевым решением за всю свою жизнь.

Он пропал, и она никогда его не найдет. Или найдет трупик, наполовину обглоданный лисами или раздавленный несущимся в Лондон автомобилем…

Она изо всех сил закричала в темноту, срывая бумагу с фонарика:

– Буууутс!

– Бетт! – позвала ее Маб. Бетт развернулась и побежала на свет прыгавшего в руках подруги фонаря. Сердце билось о грудную клетку, как пушечное ядро. Она разглядела в темноте высокий силуэт Маб. Та сжимала какой-то жалкий дрожащий комочек. – Я его нашла под кустом у четвертого по счету дома, – объяснила Маб. – Далеко не ушел… да не кусайся ты, дурашка! Я же на твоей стороне.

Бетт схватила собаку и во второй раз за этот день разрыдалась на плече у Маб. От мокрого шнауцера несло псиной, он дрожал от холода и фыркал, как сердитый старичок, когда она слишком сильно прижимала его к груди. Бетт казалось, что она уже никогда не сможет выпустить его из рук.

– Вы чего так галдите, девушки? Надеюсь, у вас серьезная причина, – заворчал кто-то у них за спиной. Ну конечно, гражданская служба ПВО, этим до всего есть дело. – Да еще и неприкрытые фонари во время светомаскировки…

Маб поспешно выключила фонарик, а подбежавшая Озла принялась сладкоречиво умасливать пэвэошника. Избавившись от него, девушки повернули домой, поддерживая ошалевшую Бетт с двух сторон. Теперь, когда Бутс был в безопасности, Бетт казалось, что у нее в горле застрял раскаленный осколок, и с каждым шагом, приближавшим ее к дому, он становился все больше.

– А твоя мать позволит… – начала было Озла и осеклась.

Бетт вошла в дом, стянула с вешалки материнский свитер и досуха вытерла им Бутса там же, в передней.

Она видела ноги миссис Финч на плетеном коврике перед собой, но упрямо не поднимала глаз. Озла и Маб вошли за ней, весело обсуждая мороз на улице, но их щебет разбился о ледяную глыбу тишины. Бетт ни разу не посмотрела вверх, пока не вытерла Бутса досуха и он не перестал дрожать. Только тогда она выпрямилась, глядя в лицо матери без всякого выражения.

Миссис Финч демонстративно вздохнула, всем своим видом показывая, как велико ее долготерпение.

– Можешь оставить собаку еще на одну ночь, Бетан. А завтра ты найдешь ей другой…

Бетт не собиралась это делать и даже не поняла, что происходит, пока не увидела, как ее рука поднимается и бьет мать по лицу.

Ни разу в жизни она никого не ударила. Вероятно, своей руке она причинила больше боли, чем матери, но миссис Финч в ошеломлении сделала шаг назад и схватилась за щеку. Ужасаясь тому, что сотворила, Бетт тоже отступила к двери. У нее чуть было не вырвалось: «Я не хотела!» – но ведь хотела. Она едва не сказала: «Простите меня!» – но вовсе не искала прощения.

Тот осколок ярости в ее горле становился все горячее. Она не знала, что сказать, и потому воскликнула:

– Да как вы смеете!

Миссис Финч с пылающим лицом потянулась к своей Библии.

– «Кто ударит отца своего, или свою мать, того должно…» – начала она.

Но Бетт не стала дожидаться окончания цитаты из 15-го стиха 21-й главы Книги Исхода. Не стала она ждать и момента, когда мать протянет ей книгу и велит держать, пока руки не задеревенеют.

– Нет.

– Что ты сказала?!

По старой привычке Бетт едва не опустила взгляд и не стала теребить кончик косы. Но когда пальцы потянулись за тонким хвостиком, за который она всю жизнь цеплялась, как за спасительный канат, вместо того чтобы глядеть людям в глаза, никакого хвостика на привычном месте не оказалось. Теперь у нее была модная стрижка и завивка до плеч, и еще у нее была собака, и друзья, и работа, на которой она взламывала немецкие шифры.

И потому Бетт лишь тихонько произнесла:

– Я не стану полчаса держать Библию, пока вы меня поучаете. И мою собаку я тоже не позволю выкинуть вон.

– Обсудим это завтра. – Непривычно громкий голос отца Бетт заставил всех присутствующих подпрыгнуть от неожиданности. – Мы все так переволновались… Эти новости об американцах…

Но миссис Финч не дала мужу договорить.

– Почему ты ведешь себя так, Бетан? Почему?! Ты переменилась с тех пор, как поступила на ту работу! – возопила она со слезами на глазах.

– При чем тут моя работа? – Бетт пришлось повысить голос, чтобы перекричать мать. – Вы выкинули на улицу мою собаку! Каким надо быть человеком, чтобы…

– Тебе вовсе ни к чему было идти служить. Никому ты там не нужна!

– Нет, нужна. – Бетт гордо откинула голову. – Никто там не делает то, что умею я.

– Ну и что же ты там делаешь? – Миссис Финч уже почти визжала. – Если это так важно, скажи мне. Скажи немедленно!

Но Бетт не позволила матери свернуть на привычную колею.

– Я не собираюсь ничего объяснять и не собираюсь извиняться за то, что поступила на работу в БП!

С тех пор как начала служить, она только и делала дома, что извинялась за это. Хватит.

– Твоя работа – здесь! Ведь ты моя помощница. Как мне справиться с домом без еще одной пары рук?

– Я помогаю вам каждую минуту, которую провожу дома. Я рада вам помогать. И тем не менее вы выкинули на улицу мою собаку, черт побери!

– Для тебя какая-то псина и работа дороже родной матери. – Миссис Финч прижала пальцы к виску. – Дороже родной матери, а ведь мать нездорова…

– А вот и головная боль, – донесся из-за спины Бетт ироничный голос Маб.

– Ровно по расписанию, – согласилась Озла.

– Не смейте мне дерзить, кокотки! – огрызнулась миссис Финч. – Это вы учите мою Бетан вести себя, как уличная…

– Как уличная кто? – Бетт вдруг прорвало. – Я тружусь для победы. Я встречаюсь с друзьями, чтобы поговорить о книгах. Иногда выпиваю рюмку хереса. Каким образом это делает меня уличной девкой?

Миссис Финч сунула дочери под нос Библию.

– «Не оскверняй дочери твоей, допуская ее до блуда…»[57]57
  Книга Левит, 19:29.


[Закрыть] – начала декламировать она.

Бетт выбила книгу из ее рук, и та упала на пол.

– Я не делаю ничего дурного, и вы, черт возьми, отлично это знаете. Так почему же это вам так мешает?

– Я тебе не позволю…

– Мне двадцать пять лет!

– Это мой дом, и ты будешь жить по моим правилам!

– БП платит мне сто пятьдесят фунтов в год, и я отдаю вам все до последнего пенса! Я заслужила право…

Миссис Финч схватила Бетт за руку. Впервые в жизни Бетт положила ладони на плечи матери и оттолкнула ее. Кожу на внутренней стороне локтя жгло, и она поняла, что сильные пальцы матери неизменно находили место, где плоть нежнее всего. Она вообще не помнила себя без синяков.

– Пожалуйста! – Отец Бетт умоляюще заломил руки. – Давайте выпьем по чашечке чаю и…

– А где был ты, когда она выкинула за дверь моего пса? – набросилась на него Бетт. Искра ярости выросла в целое облако, оно поднималось у нее в горле и душило. – Почему ты ее не остановил? И вообще – почему ты не поднялся с кресла и не вывел его на улицу сам, если видел, что я задерживаюсь на работе, чтобы он не напрудил в комнате?

– Ну… – мистер Финч неловко переминался с ноги на ногу. – Она велела не…

– Это ведь и твой дом! – воскликнула Бетт. – Но ты никогда ей не перечишь, никогда не говоришь «нет». Сделай это сейчас, Па. Скажи ей, что мне можно оставить у себя собаку. Скажи ей, чтобы она перестала меня донимать. Скажи ей, чтобы она перестала.

Миссис Финч крепко скрестила руки на груди. На ее щеках алели пятна.

– Я хочу, чтобы этой собаки не было в доме, и это мое последнее слово.

Молчание. Бутс заскулил у ног Бетт. Она чувствовала, как за ее спиной, будто стражи, стоят Озла и Маб. Мистер Финч прочистил горло, открыл было рот. И закрыл.

Миссис Финч вздернула подбородок, сверля дочь глазами.

– И что ты на это скажешь, мамзель?

– Если уйдет собака, уйду и я, – сказала Бетт с глубоким вдохом. – И когда у тебя в следующий раз разболится голова, можешь сама смочить себе полотенце, злобная ты святоша.

Теперь уже руку подняла миссис Финч. Бетт отступила назад, и удар пришелся по воздуху. Мистер Финч схватил жену за запястье, прежде чем она снова замахнулась.

– Мюриэль… Бетт… давайте присядем… – лепетал он.

– Нет. – Бетт сняла с крючка и трясущимися руками натянула пальто. Ей казалось, что она заледенела. – Я ухожу.

– И мы тоже. – Маб протиснулась мимо миссис Финч, следом за ней шагнула Озла.

Секунду спустя Бетт услышала, как скрипит под их ногами лестница, как открывается дверь гостевой спальни, как из-под кроватей вытаскивают чемоданы. Вся в красных пятнах, миссис Финч стояла, крепко сжав губы. Бетт посмотрела на нее еще раз – казалось, эта мучительная секунда тянется целую вечность, – и отвернулась, чтобы взять свою сумочку и поводок Бутса. Она понимала, что надо бы пойти наверх и собрать кое-какие вещи, но не могла заставить себя сделать и шаг. Это больше не ее дом. Невыносимое молчание росло и ширилось.

Вскоре половицы на лестнице снова заскрипели под ногами Маб и Озлы. Они тащили не только свои чемоданы, но и чемодан Бетт, из которого торчали края поспешно затолканных туда блузок и белья.

– Дорога, на которую ты ступила, ведет в ад, – произнесла побелевшая от ярости миссис Финч.

– По крайней мере, там не будет тебя, – бросила Бетт.

Втроем девушки вышли из дома, в котором Бетт провела всю свою жизнь, и закрыли за собой дверь. Бутс весело бежал рядом.