Текст книги "Код Розы"

Глава 43

ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». НОЯБРЬ 1942 ГОДА

Ну и что теперь делать местной эскадрилье Королевских ВВС, когда стало слишком холодно, чтобы девушки из БП, расквартированные в Вобурн-Эбби и Аспли-Гиз, принимали солнечные ванны на крыше в одном белье?

Погудите моторами над берлинскими фройляйн, ребята. Заодно и пару-другую бомб сбросьте, чтоб два раза не вставать…

На каждую восьмичасовую смену полагался час перерыва. Иногда совершенно обессилевшие Бетт и Гарри просто поспешно глотали бутерброды, сидя бок о бок в столовой, и тут же возвращались в свои корпуса. Но чаще, обменявшись безмолвными взглядами, поодиночке отправлялись в заброшенное бомбоубежище Блетчли-Парка и там кидались друг к другу. Здесь, в недрах БП, они не занимались любовью, а лишь стремительно и второпях выпускали пар. Это в свободные дни в Кембридже можно было растянуться на койке у Скопелли, болтать, смеяться, а встречаясь вот так, посреди смены, оба мысленно оставались далеко на тропах «Энигмы» – слишком далеко, чтобы полностью вынырнуть на поверхность.

Мысли Бетт уже несколько недель блуждали в дебрях шпионской «Энигмы». Когда во время перерыва она падала в объятия Гарри, ей просто хотелось хотя бы на несколько минут перестать думать. Гарри уже девять месяцев не мог взломать коды подлодок; после четырех часов бесплодных усилий он спешил в подвал на свидание, едва удерживаясь на грани досады и ярости, окаменев от напряжения, и все, чего ему хотелось, это разрядиться. Бетт понимала его как никто другой.

Пару минут они молча вгрызались друг в друга, затем обменивались нежными, бессловесными поцелуями и возвращались к своим кодам. Код и Гарри – Бетт представить себе не могла, что бы она делала без того или другого. «Вот когда выиграем войну…» – с растущим оптимизмом начинали поговаривать вокруг, поскольку постепенно создавалось впечатление, что эту войну вполне еще можно выиграть. Из Америки через Атлантику прибывали войска и поставки, несмотря на то что в БП не могли читать переписку немецких подлодок. Продвижение Гитлера на восток застряло в безжалостных снегах Советского Союза, в африканской пустыне готовилась какая-то тайная операция против Роммеля. В итоге люди позволяли себе осмотрительно радоваться. Но самой Бетт при словах «Вот когда выиграем войну» каждый раз приходилось бороться с накрывавшей ее волной паники. Ведь без войны у нее уже не будет этой работы. Без войны не будет возможности видеться с Гарри. Неужели без войны она превратится в безработную старую деву с собачкой, которой придется снова поселиться с родителями, поскольку она лишится казенной квартиры и жалованья?

«Я чувствую, как начинаю трескаться по краям», – иногда тихо говорил Гарри, уткнувшись в ее волосы, когда они были наедине. Что до Бетт, то единственное, что заставляло ее разум спотыкаться, была боязнь этого лишиться. Ее не пугали длинные смены, строгая секретность, постоянная спешка – ее пугало лишь, что однажды все это исчезнет.

– Где наш Джамбо? – спросил кто-то, когда она вернулась в свой отдел после перерыва, – из Коттеджа они переехали в кирпичную школу в готическом стиле рядом с БП. Бетт скучала по коттеджу у конюшен, но он уже не вмещал всех служащих. Слишком много новых людей пополнили отдел ПОН, «Потайные Операции Нокса». Причем не только девушек, но и парней («В мой гарем проникли мужчины», – вздохнул Дилли во время одного из своих редких визитов). Впрочем, не имело значения, где располагался ПОН и сколько работников к нему присоединились, – его костяк по-прежнему составляли женщины, взломавшие переписку итальянцев перед сражением при Матапане.

– Да, где Джамбо? – озабоченно подхватила Джин.

– Держи. – Бетт взяла плюшевого слоненка со стула и передала его Джин, которая по установившейся традиции почесала Джамбо за ухом.

Слон – его им преподнес Дилли – обычно жил в шкафу, пока темп работы не возрастал до невозможного, как это случилось в октябре и начале ноября. Количество абверовских сообщений о некоей операции «Факел» (что бы это ни значило) достигло критической точки.

– Бьюсь об заклад, это подтверждения, – предположил Джайлз. Его уже несколько недель как перевели в ПОН, и Бетт все еще казалось странным, что он работает за соседним с ней столом. – Если мы и вправду прижали к ногтю всех двойных немецких агентов, то стоит их использовать, чтобы сообщать немцам дезинформацию для прикрытия «Факела». Нет смысла планировать масштабное наступление, не сбив с толку противника. То есть надо убедить фрицев, что наши морские караваны направляются в одну точку, а отправить их в другую… И донесения из абвера позволят нам проверить, купились ли они на нашу уловку.

– Возможно. – Бетт быстро и машинально перебирала родды в поисках настроек правого ротора.

– Разве тебе ни капельки не любопытно?

– Нет.

– Не могу решить, ты чудовищно нелюбознательна или просто обладаешь самым незамутненным мозгом, который мне когда-либо встречался. – Джайлз заложил руки за голову, изучая соседку, будто редкую, неизвестную науке особь. – Что личные телеграммы Гитлера, что воскресный кроссворд – тебе все одно.

– Я занимаюсь дешифровкой, а не истолкованием сообщений. – Бетт смахнула с лица волосы. – Мне неважно, что именно я взламываю. Зачем усложнять, когда в сутках и так едва хватает времени?

– Особенно когда работаешь с моей скоростью, – скорчил унылую гримасу Джайлз.

Он был неплохим криптоаналитиком, но привык работать с трехроторной шифровальной машиной и теперь с большим трудом продирался сквозь настройки четырехроторной абверовской «Энигмы».

– У тебя начинает получаться быстрее, – сказала Бетт, чтобы его подбодрить.

– За тобой мне все равно никогда не угнаться. – Джайлз говорил без горечи, и Бетт это оценила. Некоторых перешедших к ним из Шестого корпуса мужчин приводили в замешательство оригинальные методы работы, принятые в команде Дилли. «Да это же не так делается!» – возмутился один из новоприбывших математиков на своей первой неделе, и тогда Джайлз шлепнул его по лбу пачкой сообщений и заявил: «Вот когда ты самостоятельно взломаешь ключ шпионской “Энигмы”, Джеральд, я стану работать по-твоему. А до тех пор я буду работать так, как мне показала Бетт».

Бетт расщелкала всю свою стопку депеш, подняла голову и покрутила затекшей шеей.

– Что у нас еще есть? – спросила она, почесав Джамбо за ухом.

Пегги принесла ей кружку свежего цикориевого кофе.

– Ночная смена закончилась, Бетт. Иди домой.

– Но меня как раз работа и успокаивает. – Этим утром Озла и Маб уезжали в Ковентри, без них в Аспли-Гиз будет скучно. Уж лучше остаться и на дневную смену. – Если больше ничего не осталось, давай недоделанное из Шестого корпуса.

Пегги передала ей пачку бумаг:

– Очередные места возможных бомбежек. А ссписок кодовых названий городов у Джайлза.

– Loge – Лондон, Paula – Париж… – отбарабанил Джайлз.

Бетт придвинула к себе листы с крибами, взялась за родды и начала работать. Теперь воздушные налеты случались куда реже, чем пару лет назад, но не было никаких гарантий, что рой немецких бомбардировщиков не выскочит в небе, как чертик из табакерки…

– Джайлз, – рассеянно позвала Бетт несколько часов спустя, – а Korn – это кодовое название какого города?

– Korn… Korn… – Он бросил карандаш, разминая пальцы. – Ковентри. Ох, неужто бедный Ковентри снова под прицелом?

– А разве его уже раньше бомбили?

– Ты в шкафу живешь, что ли? В позапрошлом году чуть с лица земли не стерли.

Бетт уставилась на мешанину немецких слов, которые вырисовывались из лежащего перед ней сообщения. Немецкий она так и не выучила, но некоторые термины попадались так часто, что она их уже узнавала. Она посмотрела в текст, увидела Korn и числа – возможно, координаты… И тут ее взгляд зацепился за дату налета: 8 ноября.

– Джайлз, – медленно произнесла Бетт, – какое сегодня число?

Глава 44

Вроде бы Маб уже привыкла к тому, как выглядит город после воздушных налетов, но только сейчас, увидев Ковентри, поняла, насколько масштабы Лондона смягчали впечатление от разрушений. Если в Лондоне рухнет дом, то, по крайней мере, останутся здания по соседству; если на дороге зияют воронки от бомб, автомобили бодро их объезжают. А Ковентри был намного меньше, да и застроен теснее, и потому последствия бомбежек казались поистине катастрофическими. Маб показалось, что повреждений избежало в лучшем случае одно здание из трех, все прочие либо превратились в гору щебня, либо пострадали как-то иначе, о чем свидетельствовали забитые досками окна. Лишившийся крыши старинный собор стоял, открытый всем ветрам. На каменном полу лежал снег, а средневековые окна с обугленными каменными переплетами мрачно чернели на фоне серого неба.

– «Разрушен храм, умчались звоны свода»[68]68
  Строка из Сонета 73 Уильяма Шекспира. Перевод И. З. Фрадкина.


[Закрыть], – процитировала Маб. В этом месяце Безумные Шляпники читали сонеты Шекспира.

– Самый страшный налет случился в ноябре сорокового, – сказал Фрэнсис, тоже глядя на собор. – Более пятисот погибших. Меня в городе не было, но я знал стольких убитых… С тех пор Ковентри бомбили еще дважды, но ничего похожего на тот раз. – Он взъерошил свои каштановые волосы. – Теперь всё в ужасном состоянии, но я надеюсь, что ты еще увидишь Ковентри таким, каким он станет снова, после войны.

Он сказал это, понизив голос, чтобы бежавшая впереди, прямо по лужам, Люси не услышала.

– Люси, вернись! – крикнула Озла, пускаясь вслед за ней в своем нежно-розовом пальто.

Этим утром они с Маб попрощались с Бетт в столовой БП, дождались на станции Блетчли Люси, прибывшую из Лондона под присмотром проводника, и втроем поехали в Ковентри. Там их встретил Фрэнсис с плоской коробкой под мышкой – ее содержимое пока оставалось загадкой. Люси спряталась за спину Маб, настороженно разглядывая едва знакомого мужчину сквозь упавшую на глаза челку.

– Здравствуй, Люси, – легко сказал он. – Хочешь, пройдемся по городу?

– Нет, – ответила Люси. – Я бы лучше на пони посмотрела. Тут есть пони?

– Ну что ж, попробуем поискать тебе пони.

И они пошли пешком, вчетвером, укутавшись в пальто и шарфы. Маб была благодарна Озле за ее легкое щебетание, которое скрашивало привычное молчание Фрэнсиса и настороженные взгляды Люси. «Погодите, вот увидим наш будущий дом, и тогда…» – молча пообещала Маб своей семье. Когда они поселятся здесь втроем, Люси расслабится, Фрэнсис станет чаще смеяться, а над Ковентрийским собором заново возведут крышу. Для этого всего лишь требовался мир, не более того.

– Мне кажется, это очень красивый город, – сказала Маб, когда они свернули в сторону от собора.

Фрэнсис ответил полуулыбкой. Он был еще молчаливее обычного, и загар совершенно сошел за месяцы жизни под пасмурным небом Шотландии. «Интересно, чем он там занимался», – подумала Маб. Быть может, однажды, когда они будут женаты уже лет сорок и все эти тайны перестанут иметь значение, они смогут наконец поговорить о своей работе в годы войны.

– Итак… – Фрэнсис жестом предложил ей взять его под руку. – Хочешь посмотреть дом?

Дом был высокий, из бурого камня; окружавший его запущенный сад припорошило снегом. Маб представила, как станет разводить там розы. И никаких «огородов победы», ведь когда война закончится, можно будет просто покупать капусту у зеленщика. Входная дверь гостеприимно скрипнула, когда Фрэнсис повернул в замке ключ и распахнул ее.

Маб переступила порог чуть ли не на цыпочках. Пол в передней выложен плиткой, в противоположном углу тикают напольные часы с кукушкой – завороженная Люси тут же попыталась забраться в их корпус. Маб заглянула в гостиную. Высокий каменный очаг – она так и видела, как по вечерам в нем пляшет уютный огонь, а в столовой они станут садиться за воскресный обед в те грядущие времена, когда ни мясная вырезка, ни масло больше не будут отпускаться по карточкам…

Фрэнсис принялся раздвигать светомаскировочные шторы, и Маб была поражена, какие большие в доме окна. Она представила эти комнаты, залитые летним солнцем.

– Раз в неделю приходит экономка проветрить комнаты и вытереть пыль, – сказал Фрэнсис. – Она нам оставила холодный обед. Я накрою стол, а вы, дамы, можете пока осмотреться.

– По ним хорошо кататься, – сказала Люси, погладив лестничные перила из отполированного дуба.

– Кататься по ним будет просто отлично, – согласилась Маб, поднимаясь за ней по ступенькам.

Наверху оказались спальня с огромной кроватью под балдахином и еще три комнаты для гостей. Маб заметила, как Люси задержалась на пороге той, где под эркерным окном было устроено мягкое сиденье с подушками.

– Эта комната может стать твоей, – сказала Маб и затаила дыхание.

– А Ма разрешит? – спросила Люси.

– Да.

Мать Маб не смогла скрыть облегчения, узнав, что ей не придется пасти очередного ребенка до самого его совершеннолетия: «С ума сошла, что ли? Да конечно, я не против, если ты ее заберешь!» Маб не сомневалась, что ее мать любит Люси, хоть и не умеет выразить это словами, но ей уже было за пятьдесят, и она устала. Ей вовсе не улыбалось снова подравнивать детские челки и откладывать каждый грош, чтобы купить ребенку башмаки.

– Ма не против, – заверила Маб Люси. – Мы будем ездить к ней каждую неделю, но жить ты станешь тут, со мной.

– Сейчас?

– После войны.

– А он тоже будет тут жить? – Люси бросила взгляд на открытую дверь. Было слышно, как внизу, на кухне, Фрэнсис расставляет тарелки.

– Да, и он тоже.

Люси нахмурилась. Она опасалась чужих мужчин, и Маб огорченно подумала, уж не она ли каким-то образом внушила эти опасения дочери.

– Люс, он правда очень хороший человек. Тебе понравится здесь с нами жить.

– Но это все-таки не Лондон…

За ее короткую жизнь Люси сорвали с места и отослали сначала из Лондона в Шеффилд, затем вернули в Лондон, а потом возили то туда, то обратно, в зависимости от частоты немецких авианалетов; Маб понимала, что ее дочь отнюдь не радует перспектива очередного переезда. Но Люси все поглядывала на диванчик под окном – как раз такой, чтобы там могла уютно устроиться с рисованием маленькая девочка.

– Будем считать, что это твоя комната, – сказала Маб и повела Люси вниз.

Фрэнсис и Озла уже накрыли кухонный стол к обеду: чай, бутерброды, приготовленный без яиц бисквитный пудинг с малиновым джемом. Спасибо Озле, она мило болтала, пока Фрэнсис молча разливал чай. Он и для Люси приготовил настоящий чай, а не детское питье из молока с горячей водой. На стуле Люси Маб заметила плоскую коробку, которую раньше видела в руках у мужа.

– Это тебе, Люси, – сказал Фрэнсис, отпивая из чашки.

Люси сняла крышку, зашуршала папиросной бумагой – и вспыхнула румянцем. Маб еще ни разу в жизни не видела свою дочь такой счастливой.

– О-о-о… – выдохнула Люси, вынимая из коробки пару начищенных до зеркального блеска сапожек для верховой езды.

– Будешь их надевать, когда начнешь ездить верхом, – пояснил Фрэнсис. Оставалось только гадать, сколько талонов на одежду ему пришлось выложить, сколько связей задействовать, чтобы добыть эти сапожки. – Тут неподалеку есть специальная школа, где этому учат.

– Правда?

– Правда.

Маб посмотрела на дочь. Та, прижав к себе сапожки, так и просияла, а затем застенчиво и восторженно прошептала: «Спасибо!» Маб почувствовала, как ее сердце раскалывается на кусочки. «Я люблю тебя, – подумала она, глядя через стол на мужа. – Как же я тебя люблю, Фрэнсис Грей».

Глава 45

Сирена воздушной тревоги завыла далеко за полночь.

Озла вздрогнула и проснулась. Она не сразу вспомнила, что делит с Люси одну из гостевых спален в доме Фрэнсиса в Ковентри. Накануне они играли в нарды и в шарады, а потом включили радиоприемник и затаив дыхание слушали новости о высадке союзников в Северной Африке. Когда Люси начала осоловело моргать, а Маб и Фрэнсис, казалось, вот-вот вспыхнут пламенем, если немедленно не останутся наедине, Озла предложила разойтись по спальням.

И вот теперь на улице вопили сирены ПВО.

– Люси, вставай!..

Девочка продолжала крепко спать на своей половине кровати. Мало ли сирен наслушался ребенок из Ист-Энда к концу 1942 года? Люси, вероятно, и не подумает проснуться из-за какой-то бомбежки, разве что над головой появится не меньше полутысячи «юнкерсов». Но Озла не попадала под бомбы с тех пор, как вокруг нее разлетелось в щепки «Кафе де Пари». Страх тошнотворной волной подкатил к горлу, пока она нашаривала туфли и набрасывала пальто прямо на ночную сорочку. «Не паникуй», – велела она себе, поднимая на руки спящую Люси вместе с одеялом и на ощупь выходя в непроглядно темный коридор.

– Маб? – позвала Озла.

Откуда-то сверху послышался пронизывающий до костей гул – неужели бомбардировщики уже тут? Нащупав входную дверь, Озла рывком распахнула ее. Снаружи густую мглу пронзали тонкие лучи прожекторов, тыкавших в мутное, покрасневшее небо. Озла заметила, как в луче что-то блеснуло, – самолет! Через секунду сидящий в кабине немецкого бомбардировщика молоденький пилот люфтваффе сделает все, чтобы оставить от нее, Люси и всего Ковентри одни угольки. Озла ощутила такой укол холодной ненависти, что едва устояла на ногах. На лестнице послышались шаги, и рядом с ней появились Фрэнсис в брюках и рубашке и Маб в его пальто.

– Прямо по улице в четверти мили отсюда есть бомбоубежище, – сказал Фрэнсис, и его голос прозвучал так спокойно, что у Озлы немного отлегло от души. – Там безопаснее, чем в подвале…

И они поспешили туда, продираясь через заросший сад. Фрэнсис на ходу натягивал свое второе пальто. Маб попыталась взять Люси, но девочка вцепилась в Озлу мертвой хваткой, не открывая глаз и продолжая спать.

– Оставь ее, – прохрипела Озла, переводя дыхание. – Не плачет, и на том спасибо.

Маб крепко обняла одной рукой Озлу, вложив в это всю свою невысказанную любовь к подруге. Вскоре они влились в поток людей, заполнивший обледенелую улицу. Вот ребенок тащит на поводке перепуганную собаку, вот женщина, повязавшая косынку поверх папильоток, вот мужчина в пижамных штанах, заправленных в резиновые сапоги… Вокруг слышалось тяжелое дыхание, шарканье ног, сдавленные ругательства; над головой гул моторов. Туфли натирали Озле ноги – она не успела натянуть чулки, – руки ныли от теплой тяжелой Люси. Она видела, как от самолетов отрываются и летят вниз, будто светлячки, яркие ракеты, освещая место бомбардировки, и ей вспомнился Филипп, направлявший в битве при Матапане луч прожектора на крейсеры противника. «Пожалуй, даже для военного времени это слишком уж было похоже на хладнокровное убийство…»

Люси сонно пошевелилась, и Озла прикрыла ее голову одеялом.

– Это просто игра, моя хорошая. Надо сидеть тихо как мышка, такие правила…

– Почти дошли, – прокричал Фрэнсис.

Толпа становилась все гуще. Одной рукой Фрэнсис обнимал Маб, другой схватил за плечо Озлу. Он оставался спокоен, на него можно было положиться, и Озла сумела подавить панику. Она уже представляла себе бомбоубежище, и в ее воображении оно светилось, как маяк: уютное подземелье, где все станут делиться одеялами, у кого-то окажется с собой фляга с виски, и, может, они даже споют «У вас не найдется пулемета “Брен”?»[69]69
  Could You Please Oblige Us with a Bren Gun? – шуточная песня Ноэля Коварда (1941).


[Закрыть], а потом прозвучит отбой воздушной тревоги. Все выйдет совсем не так, как в «Кафе де Пари».

Внезапно рука Фрэнсиса сорвалась с плеча Озлы: несколько молодых мужчин, расталкивая всех вокруг, рванули вперед. Озлу пихнули, она оступилась и подвернула ногу, чувствуя пронзительную боль от ступни до колена. Падая, Озла едва успела развернуться, чтобы не придавить Люси, и они вдвоем рухнули на мостовую. Озлу била дрожь, словно ее на ходу выбросило из автомобиля. Люси завизжала, пытаясь высвободиться из одеяла.

– Люси! – раздался высокий, перепуганный голос Маб. Озла не могла разглядеть подругу в толпе. Ночь, мельканье черного и красного, люди со всех сторон… – Люси, сюда!..

Мир качался и кружился, но ценой невероятного усилия Озла приподнялась и потянулась к девочке. Ее пальцы сомкнулись на тоненьком детском запястье.

– Оставайся со мной, моя маленькая…

Раздалось страшное БУМ! – и Озла услышала звон разлетающихся оконных стекол. На мгновение глаза застлало синее пламя взрыва, который разрушил «Кафе де Пари» и вырвал легкие из груди ее партнера по танцам. Она вздрогнула и на секунду разжала пальцы.

И в этот миг Люси вырвалась и убежала в ночь.

Глава 46

– Люси!

Маб почти сорвала голос от крика. Она споткнулась о лежавший на дороге обломок стены, но тут же выпрямилась и отскочила от женщины, тащившей в бомбоубежище державшихся за руки детей. Шум стоял оглушительный; падали бомбы, клубился дым, в воздухе раздавались крики, но Маб не слышала и не видела ничего, если это была не Люси. Как мог за одну секунду исчезнуть ребенок, окруженный тремя взрослыми? Ее дочь скользнула в стремительный поток, где бежали в панике люди и взрывались бомбы, и исчезла в нем, как рыбешка в бурлящем водопаде.

– Люююсиии!

– Маб… – Рука Фрэнсиса стальным обручем сжала ее предплечье. – Иди в убежище, я ее поищу.

Она даже не стала отвечать, вырвалась и бросилась вперед по улице. Паника алой пеленой застилала глаза и разрывала грудь. Озла протянула к ней дрожащую руку – вторая была прижата к расцарапанному до крови лицу.

– Маб… – Между пальцев Озлы струилась кровь. – Мы ее найдем, обещаю, мы ее найдем…

– Почему ты ее не удержала? – зарычала на нее Маб.

Если бы Фрэнсис вновь не перехватил ее руку, она бы ударила Озлу.

– Тогда вы ищите здесь, а я пойду проверю, не побежала ли она к дому, – сказал он.

Даже в своем помутненном сознании Маб поняла, что это предложение вполне разумно. Она стала пробираться по одной стороне улицы, Озла заковыляла по противоположной, а Фрэнсис повернул назад. На мгновение его волосы мелькнули в зигзаге красного всполоха, и он исчез. Маб бросилась к первой же двери. Ставни в этом доме разнесло в щепки.

– Вы не видели ребенка?

Бесполезно. Шум стоял оглушительный – взрывы, падающие балки, треск пожирающего дерево огня. Люди бежали со всех ног, надеясь укрыться в бомбоубежище или в подвале. Угольно-черная ночь источала ужас, а Люси нигде не было. Маб всхлипывала, пробираясь от дома к дому, барабаня в двери, шаря руками за высокими вазонами и фонарными столбами – там, где мог бы спрятаться, свернувшись, как букашка, маленький ребенок. Сквозь дым и темень она смутно видела, что Озла ищет Люси на другой стороне улицы. Какой-то дом рухнул с оглушительным грохотом, и острый, будто серп, осколок оставил кровавый след на руке Маб.

– Люси!

Ответа не было. Над головой ревели моторы – бомбардировщики взрезали небо крыльями. Прожекторы протыкали ночную тьму, выискивая самолеты, чтобы дать зенитным установкам возможность прицелиться. Сбивайте их, хотела заорать Маб, сбивайте их скорее, всех, и тогда я найду мое дитя, – но бомбардировщики продолжали мерно гудеть, нетронутые, исчезая в клубах дыма. Еще один дом обрушился, и Маб почувствовала, как чьи-то руки схватили ее и тянут вниз.

– Ложись! – кричала Озла. – Ложись!..

«Нет!» – хотела закричать Маб, но Озла утянула ее на землю, под стену большого кирпичного склада, и упала рядом, закрывая руками голову Маб. Теперь взрывы раздавались со всех сторон, булыжники мостовой и кирпичи лопались, подпрыгивая, словно капли горячего жира на раскаленной сковороде. Маб попыталась встать, но волна дыма заставила ее согнуться в приступе кашля. Она не знала, в какой стороне небо, она впервые переживала воздушный налет, весь окружавший ее мир превратился в черный дым и визжащий металл. Рядом замерла в ужасе Озла, и Маб вцепилась в нее изо всех сил.

Стоило оглушительной волне над их головами затухнуть, как Маб вскочила на ноги и побрела по улице, зовя дочь по имени, снова и снова, до жжения в горле.

– Маб! – Оказывается, Озла кричала ей прямо в лицо. В ушах у Маб так звенело, что она едва ее слышала. – Маб, заканчивается!

Маб покачнулась и сделала глубокий вдох – у воздуха был вкус пепла. Она посмотрела на небо. В прожекторах больше не мелькал серебристый поток бомбардировщиков. Правда, огонь продолжал жадно трещать, но ей показалось, что она слышит громкие команды и шипение бегущей по пожарным рукавам воды.

– Заканчивается, – повторила Озла.

Маб еще никогда не видела свою элегантную соседку по комнате в таком виде: забитые пеплом локоны прилипли к шее, лицо потемнело от копоти.

– Заканчивается, – дрожащим голосом повторила за ней Маб. Она чувствовала, как из пробитых барабанных перепонок сочится кровь. – Теперь Люси выйдет оттуда, где спряталась. – Она ведь просто спряталась; всё в порядке.

Еще прежде, чем прозвучал отбой воздушной тревоги, люди начали выходить на улицу – осторожно высовывали носы за дверь, поднимались по лестницам из подвалов. Маб бросалась к каждому встречному:

– Вы не видели девочку – шестилетнюю, темноволосую?

Прохожие больше не пробегали мимо в панике, они останавливались и слушали. Но никто не видал Люси.

– Маб… – начала Озла дрожащим голосом, однако Маб оттолкнула ее и, шатаясь, направилась к дому Фрэнсиса. Она заблудилась в темном лабиринте незнакомых улиц, но каким-то чудом нашла дорогу, когда наконец прозвучал сигнал отбоя. Как сквозь туман она заметила, что небо успело посветлеть до серого. Сколько же длился этот налет? Ей казалось, что целый век.

И тут она хрипло вскрикнула. Соседнее с домом Фрэнсиса здание было расколото взрывом почти ровно пополам, часть фасада обрушилась, открыв на всеобщее обозрение внутреннее убранство. Умывальник навис над садом, стена кренилась наружу, грозя рухнуть с минуты на минуту.

Но дом Фрэнсиса, дом из бурого камня, куда Маб вчера привела Люси, – где они ели пудинг с джемом и где Маб мечтала о рождественских обедах мирного времени; где Люси выбрала себе комнату, а Фрэнсис медленно, сонно занимался любовью с Маб в полночь в их собственной спальне, – этот дом бомбежка не затронула.

И входная дверь сейчас открылась с обычным, повседневным скрипом.

Маб схватилась за садовую калитку. Из дома вышел Фрэнсис и спустился по крыльцу, а на руках у него уютно устроилась Люси. Он был в одной рубашке, рыжеватые волосы сверкали в лучах рассветного солнца; он укутал Люси в пальто, а она обвила его шею рукой. Второй рукой девочка прижимала к груди свои новенькие сапожки для верховой езды.

– Она вернулась за сапожками, – совершенно спокойно пояснил Фрэнсис, и Маб почувствовала, как ее горло сдавливает не то всхлип, не то смех. Люси весело махала Маб, словно вокруг нее не расстилался погруженный в ужас и засыпанный пеплом город.

Маб услышала, как за спиной рыдает от облегчения Озла.

– Все в порядке, Оз, – сумела она произнести, поворачиваясь, чтобы сжать руку подруги. – С ними все хорошо.

Фрэнсис посмотрел на соседний дом со срезанным фасадом. Выброшенная из умывальной комнаты на втором этаже фаянсовая ванна рассыпалась на куски на тропинке перед его крыльцом.

– Давай-ка переберемся через забор вон там, сбоку, Люси, детка, – сказал он с одной из своих редких улыбок, огибая кучу фаянсовых осколков. – Если уж в палисаднике у нас приземлилась ванна.

Люси заливалась хохотом, Маб улыбалась, когда Фрэнсис перекинул ее дочь через забор, – и тогда это произошло.

Произошло так быстро.

Маб с облегчением тянула руки к Люси, когда накренившаяся внешняя стена разбомбленного дома внезапно развалилась с оглушительным грохотом и всеми тремя этажами кирпичей и балок обрушилась прямо в палисадник.

Фрэнсис успел поднять голову.

Люси успела издать тоненький вопль ужаса.

И они исчезли, погребенные под водопадом камней.

– Я бы на вашем месте не копал, мэм…

– Там моя дочь, она не может дышать…

– Мэм, ваша дочь…

– Маб, отойди! Отойди, умоляю…

– Убирайся, Оз…

– Господи, только поглядите на ее руки. Мэм, прекратите разгребать камни…

– Маб, остановись. Остановись, они погибли…

– Катись к черту, Озла Кендалл…

– Не смотрите, мэм. Не надо вам запоминать их такими…

– Да уведите же наконец эту треклятую женщину!

– Миссис Грей…

– Я ведь говорил вам – не смотрите, мэм… Я ведь говорил вам – не смотрите.

Кто-то кричал…

Кто-то выковыривал запекшуюся кровь и щепки из-под ее ногтей…

Кто-то пытался стереть мокрую серую жижу с ее рукава – каменная пыль и ошметки мозга…

Маб поняла, что это она сама.