Текст книги "Код Розы"

Пять лет назад. Февраль 1942 года

Глава 31

ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». ФЕВРАЛЬ 1942 ГОДА

У нашего дурдома новый надзиратель! Деннистона сменил капитан Тревис – по крайней мере, по военной части. Что ж, пожелаем ему удачи в попытках обуздать пациентов…

– Опять вы? – мрачно констатировал капитан Тревис.

– Ах, сэр, разве так приветствуют свою любимую переводчицу из отдела ВМФ? – ухмыльнулась Озла.

Прочие присутствовавшие в кабинете Тревиса мужчины – все до одного в костюмах; вероятно, из лондонского управления разведки – нахмурились, но Тревис лишь вздохнул.

– Ну и что у вас на этот раз? Снова спрятали электроплитку в шкафу с сигналами, чтобы готовить гренки в ночную смену?

– Так это когда еще было! На прошлой неделе, – отмахнулась Озла.

– Пробрались в новый корпус, едва там успели возвести стены, и проехали в корзине для белья по коридору прямо в мужскую уборную?

– Две недели назад.

Тревис снова вздохнул и уставился за окно, где свободные от смены дешифровщики катались на коньках по замерзшему озеру.

– Так просветите же меня, в чем дело, – предложил он.

– На этот раз никаких каверз, сэр.

Хотя, надо сказать, Озла не понимала, что с того, если люди немного повеселятся. Служащим БП было просто необходимо время от времени смеяться, чтобы поддерживать боевой дух: после декабрьского ликования по случаю присоединения американцев к войне новый 1942 год начинался без особо хороших новостей. Янки подключились к борьбе, но до Британии они пока не добрались, а падение Сингапура на прошлой неделе, когда более шестидесяти тысяч британских, индийских и австралийских солдат попали в японские лагеря для военнопленных, погрузило Парк в глубокое уныние. При этом в Восьмом корпусе, который занимался немецкими морскими кодами, что-то явно шло не так. Озла понятия не имела, в чем там дело, но Гарри и парни из его отдела бродили по Блетчли с совершенно убитым видом.

– Я пришла, чтобы кое-что вам продемонстрировать, капитан Тревис, – сказала Озла, возвращаясь к цели своего визита.

С удивлением, которое быстро сменилось неловкостью, а затем и ужасом, Тревис и оказавшиеся здесь же мужчины в костюмах наблюдали, как Озла стала копаться в собственной одежде и извлекла один сложенный квадратик бумаги из-под пояса юбки, другой – из-за резинки чулка, а третий – из туфли. Она выложила бумажки на стол Тревиса.

– Никто не видел, как я их вынесла из Четвертого корпуса, сэр.

Из утомленного голос Тревиса стал ледяным.

– Как вы смеете выносить расшифрованные сообщения с рабочего места?

– Это просто чистые листки. – Озла развернула каждый квадратик по очереди. Ей хватило ума не пытаться подкрепить свою демонстрацию настоящими криптограммами. – Однако это наглядно доказывает, что при желании чертовски легко вынести бумаги из корпусов. С тех пор как я начала работать переводчицей, я заметила, как просто было бы таскать сообщения из БП. Вот я и подумала, что если обратить ваше внимание…

– Никому в БП и в голову бы не пришло похищать секретные материалы, мисс Кендалл. Все наши люди подверглись тщательной проверке на благонадежность.

– Я не утверждаю, будто в БП действует шпион, сэр. Но если бы кого-то из здешних, человека с не самой крепкой выдержкой, шантажировали или еще как-то запугивали, заставляя добывать сведения с рабочего места, это ему удалось бы без особых усилий, хотя кое-что зависит и от корпуса. Проще простого незаметно сунуть бумажку в бюстгальтер, пока все зевают в ночную смену. – На слове «бюстгальтер» мужчины дернулись, и Озла едва не закатила глаза. Когда им показываешь, как может утечь информация, они лишь пожимают плечами, но стоит упомянуть предмет женского белья, все прямо места себе не находят. – Я, конечно, могу говорить только об отделе ВМФ, но мне кажется, как раз в таких направлениях работы, как мое, стоит пересмотреть правила безопасности. Там, где информация проходит через переводчиков и доступна уже в расшифрованном виде по-английски…

– Нам не требуются советы по безопасности от какой-то светской дурочки, – резко оборвал ее один из мужчин в штатском за спиной Тревиса.

– От кого бы там ни было, но они вам явно требуются, – парировала Озла.

– Мисс Кендалл, не сомневаюсь, что вами двигали самые благородные намерения, но уверяю вас, этот вопрос уже рассматривался. Занимайтесь своим делом, – строго сказал Тревис, – и своей чепуховой скандальной газетенкой.

Усилием воли Озла удержалась от вопроса, как он узнал, что это она выпускает «Блеянье Блетчли». Все-таки именно разведка и была профилем БП.

– Тот факт, что я выпускаю чепуховую скандальную газетенку («Господи, и чем она вам мешает? Людям полезно посмеяться в военное время»), вовсе не означает, что в голове у меня тоже одна чепуха.

– Ваши опасения по вопросам безопасности приняты к сведению. Однако было крайне неразумно с вашей стороны тайно выносить что-либо из корпуса, пусть и чистую бумагу. Ступайте в свой отдел, и чтобы это больше не повторялось.

Клокоча от ярости, Озла выбежала из кабинета.

– Что, снова влетело? – приветствовал ее Джайлз, который стоял у дверей особняка, прислонясь к каменному грифону.

– Да, и на сей раз незаслуженно.

Ну что, что ей еще надо сделать, чтобы ее начали принимать всерьез? Озла знала, что в своем отделе она лучшая переводчица; она вкалывала как машина и еще находила время выпускать еженедельный листок, над которым покатывался со смеху весь Парк; она обоснованно обратила внимание начальства на вероятную брешь в безопасности – и все равно ее продолжали воспринимать всего лишь как безмозглую бабочку.

– А тебе-то почему никогда не попадает, Джайлз? – спросила она. – Ты так часто бегаешь на перекур – странно, что успеваешь еще и работать.

– Сейчас у меня не перекур. – Джайлз выпустил изо рта душистый дым. Он отказывался курить что-либо кроме «Житан» – кто знает, сколько он за них выкладывал на черном рынке… – Начальник корпуса приказал выйти развеяться, пока он меня не прибил.

– За что? – удивленно моргнула Озла.

– Да понимаешь, стою я, значит, в очереди за чаем у киоска и слушаю, как Гарри в сравнительно мягких выражениях говорит, что русским удалось бы чуть лучше сопротивляться плану «Барбаросса», если бы мы делились с ними информацией. Как-никак Дядюшка Джо – наш союзник.

– А откуда вы с Гарри знаете, что мы не делимся?

– Уверяю тебя, попадись русским на глаза хотя бы половина того, что проходит через мой корпус, им бы не доставалось так крепко на Восточном фронте. – Джайлз предложил Озле «Житан». – Ну а в процессе беседы Гарри несколько вышел из себя.

– Может, русские просто не используют по назначению сведения, которые мы им передаем?

– Нет, подозреваю, наш премьер не хочет раскрывать карты. Он не доверяет Дядюшке Джо.

– Уж с этим мы ничего не можем поделать.

– Я так и сказал Гарри, но он уже закусил удила, и тогда мой начальник корпуса заявил, что мы болтаем, как два коммуняки. А Гарри говорит, мол, не нужно быть коммунякой, чтобы хотеть пособить союзнику, и тут я тоже вставил, что вообще-то он прав, и тогда начальник корпуса велел мне отойти продышаться, не то он мне как даст. – Джайлз закатил глаза. – А ведь это Гарри завелся на тему русских, а не я!

– Ну да, но Гарри же великан. Как такому скажешь, что вот-вот ему врежешь? («Эх, будь я мужчиной, да еще и габаритов Гарри, в особняке меня бы приняли всерьез…»)

Озла затянулась сигаретой, все еще обиженная на пренебрежительное «светская дурочка», брошенное человеком из разведки.

– Терпеть не могу этих типов из МИ-5, – произнесла она вслух. («Ну ничего, в следующем номере ББ я им задам»).

– Уверяю тебя, это взаимно, – махнул рукой Джайлз. – Ребята из госбезопасности зубами скрежещут от ярости. Шутка ли – ключевую информацию им добывают девчонки и типчики из тех, кого в школе лично они обычно травили. Задохлики, которые лучше успевали по математике, чем в спорте, и гомики.

– А кто здесь гомик? – спросила заинтригованная Озла.

– Например, Энгус Уилсон. И об Алане Тьюринге тоже поговаривают.

– Ничего себе, кто бы мог подумать?

– Я, ибо я думаю обо всем и все знаю.

– Ты не все знаешь, ты просто всех достаешь, – сообщила ему Озла.

– Пусть так, но ты ведь все равно меня любишь.

– Да ну?

– Ага. Потому что я не пускаю над тобой слюни. А девушки вроде тебя настолько привыкли, что над ними пускают слюни, что готовы обожать любого парня, который хочет просто дружить.

– Ишь ты, какой догадливый, – ухмыльнулась Озла.

– Достаточно догадливый, чтобы понимать: с твоим прекрасным принцем не может конкурировать никто. Мой тебе совет – окрути его поскорее. Я вот слишком долго думал и потерял девушку моей мечты.

– Ой, Джайлз, я понятия не имела… А кто это? Может, еще не поздно к ней подступиться?

– Поздно. На брачном свидетельстве моей королевы Маб еще и чернила не высохли. – Джайлз мелодраматично схватился за сердце. – Я ради нее в лепешку готов расшибиться. При одном взгляде на нее теряю разум. Но к тому времени, как я наконец надумал взяться за дело, на горизонте нарисовался треклятый мистер Чувствительный Военный Поэт.

– Что-то не кажешься ты мне таким уж удрученным. Насколько я тебя знаю, ты быстро найдешь утешение у барышень из Морского корпуса.

Джайлз фыркнул, Озла растоптала свой окурок, и они разошлись по своим делам.

– Я же говорила, что Тревис тебя осадит! – крикнула ей Салли Нортон, когда Озла вернулась в Четвертый корпус.

– Я уже скучаю по Деннистону, – проворчала Озла, втискиваясь за стол переводчиц.

Впрочем, теснота их не грела. Все сидели, дрожа, над своими стопками донесений, по уши обмотавшись шарфами и натянув перчатки, – стужа в корпусе стояла поистине полярная. Озла закуталась в просторную шинель, принадлежавшую ее доброму самаритянину из «Кафе де Пари», мистеру Дж. П. Э. Ч. Корнуэллу, – это выглядело так, будто она надела на себя палатку; зато было тепло. И еще шинель по-прежнему хранила его запах – дым и вереск… Она не знала его имени, но что касается одеколона – вкус у ее спасителя отличный, а плечи широкие, как Альпы.

Она подышала на руки, собираясь с духом. Пора было возвращаться к начатому донесению: целая страница болтовни немецких радистов, которым следовало бы помнить о дисциплине в эфире. Однако на станциях Y прилежно записывали не только официальные переговоры, но и треп операторов. А эти двое обсуждали, правда ли, что на Восточном фронте по мере продвижения германских частей казнят евреев – выстраивают вдоль рвов и расстреливают.

«Эти сведения ничем не подтверждаются, – уговаривала себя Озла. – Просто два мерзких балбеса чешут языком от скуки». Даже во фрагментарной записи с пропусками слов чувствовалась легкомысленность их разговора. Радисты находили такие слухи ужасно забавными и считали, что даже если это и неправда, мысль вообще-то неплохая.

«Господи, почему я не Маб или Бетт», – думала иногда Озла. Она вовсе не отказывалась от работы, которая досталась ей с таким трудом, – дело было, конечно, важное. Просто ни Маб, ни Бетт не знали немецкого, и потому на них не давил груз проходившей через их руки информации.

А Озле то, что она переводила, снилось по ночам. К этим снам неизменно прибавлялся взрыв в «Кафе де Пари». Иногда ей удавалось заставить себя проснуться, прежде чем снова увидит, как слетает с плеч голова «Змеистого» Джонсона, но чаще не получалось вырваться из страшного сна до самого конца. Вернее сказать, конца там не было, она лишь дрожала и рыдала среди окровавленных обломков, но никто не укутывал ее шинелью, от которой пахло дымом и вереском, и не называл Озмой из страны Оз…

«Садись-ка, Озма, я проверю, нет ли повреждений».

– Кто такая Озма из страны Оз? – спросила она, встретившись с Маб и Бетт в конце смены.

– Что? – удивилась Маб, застегивая пальто.

– Неважно. А что это выглядывает из вашего кармана, миссис Грей? Неужели очередное письмо от Фрэнсиса? – Они сели в служебный автобус. Единственным минусом их новой квартиры было расположение, целых восемь миль от Блетчли-Парка, – а ведь раньше они доходили домой пешком за какие-то пять минут. Впрочем, поездки на автобусе не казались непомерной платой за возможность жить вдали от кошмарной миссис Финч. – У вас наконец-то будет нормальный медовый месяц?

– Фрэнсис хочет свозить меня в Озерный край.

– Давно пора! Вот скажи – за два месяца, с тех пор как вы поженились, вам удалось провести вместе хотя бы одну ночь?

– Нет, у нас вечно не совпадают расписания. Пару раз перекусили вдвоем в кафе или выпили чаю на станции между сменами – вот и все.

Хотя лицо Маб не слишком смягчилось при мысли о муже – королеве Маб не была свойственна сентиментальность, – все же она удовлетворенно повертела на пальце обручальное кольцо. Озле пришлось признаться себе, что в тот момент она ощутила укол зависти.

Едва вернувшись домой, она позвонила в Лондон.

– Привет, господин моряк.

– Привет, принцесса, – донесся из трубки теплый голос Филиппа.

Он жил у лорда Маунтбеттена, готовясь к экзаменам на лейтенантское звание. Озла услышала шорох бумаги.

– Занимаешься так поздно?

– Вообще-то пишу письмо.

– Любовные записочки какой-нибудь вертихвостке? – поддразнила его Озла. – Я ведь знаю, стоит твоему кораблю причалить, как ты немедленно падаешь в объятия красотки, а то и двух.

– Милая, джентльмены о таких вещах не распространяются.

То есть так оно и было. Ну да, это от женщин требовалась добродетель, но не от мужчин, плавающих в неведомые дали. Несправедливо, конечно, но что тут поделать.

– Покуда эти красотки остаются по ту сторону земного шара, бог с ними, – решила Озла. – А кому адресовано твое письмо?

– Кузине Лилибет. Только она еще занимается с гувернанткой, так что не вздумай воскрешать зеленоглазого монстра ревности.

– Какой кузине? Принцессе Елизавете?

Она почти услышала, как он пожал плечами.

– Она мне пишет с тринадцати лет. Ну и я время от времени отвечаю ей строчкой-другой. Очень милая девочка.

Случалось, до Озлы в очередной раз доходило, что Филипп вообще-то принц. Она знала, что он потомок королевы Виктории; знала, что он изредка гостит в Виндзорском замке. И вот, оказывается, он также переписывается с будущей королевой Англии, и ему позволено называть ее Лилибет. И все же порой трудно было поверить, что насмешливый растрепанный морской офицер, который слишком быстро гонял на своем авто и целовал ее так, что она обо всем забывала, носит титул принца.

– О чем ты задумалась, Оз?

Ох, о многом. Как обидно, что ее выгнали из бюро Тревиса, толком не выслушав. И о том, как страшно, что кто-то действительно может выносить из БП расшифрованные донесения. И еще кошмары о «Кафе де Пари»… И о том, как жутко было узнать, что в Восточной Европе массово убивают евреев… Жаль, что ничего из этого нельзя произнести вслух. Филипп стольким с ней поделился: рассказал и о своей матери, и о том, как ему снова и снова снится сражение при Матапане, и как грустно ему потерять связь с сестрами в Германии. А что может открыть ему она? Абсолютно ничего.

Как можно построить что-то общее с мужчиной, когда столько из того, что приходится ему говорить, ложь?

– Ни о чем, – бодро ответила она. – Тут такая скукотища…

– Лучше уж поскучать, чем подвергаться опасности. Ты себе не представляешь, как я рад, что тебе ничего не грозит в унылом Бакингемшире. – Пауза. – Я ведь тебя люблю.

У Озлы перехватило дыхание. Он еще никогда этого не говорил – во всяком случае, вслух.

И она тоже.

– А я люблю тебя, – прошептала она в ответ.

«Так давай же оформим все официально, Филипп. – Слова едва не сорвались с языка. – Сбежим в бюро записи актов, как Маб и Фрэнсис, станем жить в гостиничных номерах, когда ты в отпуске. Почему бы и нет?» Маб сказала бы на это: «Потому что принцы не женятся на девицах без титула». Иногда Озле казалось, что подруга права, – ну какое у них с Филиппом может быть будущее, даже если они встречаются уже больше двух лет. Но порой ей хотелось выдвинуть подбородок вперед и принять вызов. В конце концов, никакой королевский трон Филиппа не ждет; он поселился в Англии, как и Озла, сражается на стороне Англии, как и Озла. Не было никаких причин запретить ему поступать как пожелает и жениться на той, кого он выбрал сам. Да и мисс Озла Кендалл далеко не девица из кордебалета, она не отплясывает на барных стойках, демонстрируя подвязки. Ее представили к королевскому двору. Покойный отец завещал ей деньги, которые она получит, когда ей исполнится тридцать либо когда выйдет замуж – смотря что произойдет раньше. Она занята важной работой, помогает спасать жизни и делает это чертовски качественно. «Я достаточно хороша для Филиппа Греческого, – с вызовом подумала Озла. – Я достаточно хороша для какого угодно мужчины».

– Уверена, что тебя ничего не гнетет, принцесса?

– Да просто чепуха, милый. Ты же меня знаешь. – Если мир умудрится не рухнуть до конца этой войны, у них с Филиппом еще будет время выяснить, чего им можно ожидать от того мира. А сегодня было только «сейчас», и она не намеревалась портить это «сейчас», мучительно размышляя о будущем. – Не хочешь сводить на танцы одну глупенькую дебютантку?

– Ты куда больше чем глупенькая дебютантка.

– Я рада, что хоть кто-то так думает.

Глава 32

ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». ФЕВРАЛЬ 1942 ГОДА

Знаете тех мужчин, которые приползают к нам из Лондона? Они еще разгуливают в костюмах в полосочку и любят намекать, что посвящены в уйму секретов. Так вот, редакция ББ интересуется – почему они все до одного такие жуткие зануды? Взять хотя бы классический пример: Иэн Флеминг из Адмиралтейства (известный как «Флегма» среди тех многочисленных работниц БП, которых ему удалось зажать в углу). У него есть всё: и потные ладони, и джинный перегар, да еще и крадется везде, как герой дешевой шпионской книжонки. Любопытно, его визави из Берлина такие же?

Когда по утрам звонил будильник, Маб ворчала, Озла со стоном накрывала голову подушкой и только Бетт каждый раз весело вскакивала с кровати, чувствуя, как бежит по венам кровь.

– Надеюсь, вы не против того, чтобы делить одну комнату на троих. Она на самом верху, – сказала новая квартирная хозяйка в деревне Аспли-Гиз, приглашая их в свой кирпичный дом эпохи королевы Анны. – Я понимаю, девушки обычно предпочитают отдельные спальни, но у меня всего две комнаты для гостей, и в одну уже подселили профессора философии.

– Не беспокойтесь! В тесноте, да не в обиде, – заверила ее Озла.

Бетт встала посреди их общего жилища и почувствовала, как ее так и распирает от счастья. Комната была просторная и светлая, с двумя кроватями и широким диваном. К ней примыкала отдельная ванная и туалет – ура, больше не придется бегать в уборную во дворе! А за домом располагалась не слишком ухоженная лужайка, куда квартирная хозяйка пообещала выводить Бутса каждый день, если Бетт задержится на работе. Оказалось, хозяйка любит собак! Они не смели надеяться, что им так повезет – приличная квартира, где можно будет жить втроем. Бетт бросало в холодный пот при мысли, что ее могли поселить с чужими девушками, которые сочтут ее странной, станут смеяться над ее рассеянностью и крутить пальцем у виска, когда она скажет что-то непонятное, потому что все ее мысли заняты абверовской «Энигмой».

Это Джайлз включил свои связи, чтобы устроить их на одну квартиру.

– Дивная деревушка, – так отозвался он о прелестной гостеприимной Аспли-Гиз. – Кстати, не откажусь от осязаемых проявлений вашей благодарности!

Маб и Озла немедленно чмокнули его в щеку, и даже Бетт осмелилась его обнять.

Дело было не только в доме. «Мне больше не нужно каждый день встречаться с матушкой. Мне не нужно ее видеть, слышать и чувствовать, как ее ногти вонзаются мне в руку». И еще у Бетт была работа – работа, с которой она справлялась все лучше и лучше. В начале месяца обнаружилась какая-то заковыристая новая радиосеть. Дилли назвал ее GGG по позывному альхесирасского бюро отделения абвера, которое постоянно его использовало.

– Пусть Бетт этим займется, – сказал он, слишком быстро поднимаясь на ноги и хватаясь за стол, чтобы не упасть. – Она вывернет их код наизнанку, если дать ей рычаг, долото и достаточно кофе. Тут все их сообщения по Гибралтарскому проливу. Не можем же мы позволить, чтобы туда полезли немецкие шпионы…

Бетт не особо интересовало, чем занимается «Энигма» GGG и какого рода сведения передает. Для нее это была просто новая головоломка.

– А они каждую неделю выходят на связь? – спросила она, одной рукой забирая протянутую Дилли стопку бумаг, а другой снимая с него очки, которые он водрузил на нос вверх ногами.

– Из бюро абвера в Тетуане, Сеуте и Альхесирасе сообщения уходят в мадридское бюро почти каждый день. Скорее всего, речь о передвижении морских судов и самолетов, замеченных на подходе к Средиземному морю. В Берлин депеши идут уже под стандартным шифром абвера, а вот этот местный – какая-то сложносочиненная тварь.

Но глаз Бетт уже был наметан в охоте за такими тварями. «Ты просто очередной уродливый четырехроторный орешек, который только и ждет, чтобы его раскололи», – подумала она, вынимая из волос карандаш, который удерживал пучок. Она чувствовала, иначе и не скажешь, как функционируют эти четыре ротора. Да, работа предстояла трудная и кропотливая, спору нет, но она знала, что именно способно подвести ее к разгадке, какого рода сообщение поможет расколоть скорлупу. Ну конечно! Нужно найти донесение, переданное по GGG, и соответствующее ему сообщение, ушедшее в Берлин под общим шифром…

– Мне нужна такая депеша с GGG, где время и место перехвата указывают на повторное сообщение с минимальными текстовыми дополнениями. – И восторженно взвизгнула, когда требуемая бумага легла на ее стол: – Иди сюда!

Бетт потребовалось две недели. Жаль, что нельзя было работать над этим вместе с Гарри – вдвоем легче переживать досаду, – но когда в путанице букв проступила нужная настройка ротора, она торжествующе вскричала.

– Есть! – Она обвела взглядом комнату. – Там зафиксирован крайний справа ротор. А остальное можно взломать, как обычно, с роддами и схемами. – Бетт потерла шею, только теперь заметив, что она так онемела, будто ее долго зажимали в тисках. – А где Дилли? – Ей не терпелось с ним поделиться.

Филлида и Джин как-то странно на нее посмотрели.

– Ты ведь хочешь сказать – Питер?

– Какой еще Питер?

– Питер Твинн, из Восьмого корпуса. Теперь он руководит нашим отделом.

– Что?

– Ну знаешь, Бетт! Пусть он и работает в другую смену, но ведь уже несколько недель назад всем нам представился. Когда Дилли передавал ему дела.

– Ах да, но это ведь только на время? – К концу фразы Бетт уже не была настолько в этом уверена. Она смутно помнила, как кто-то пришел и сказал: «Привет, теперь я тут буду руководить», но к тому моменту она отработала уже почти две смены подряд, гоняясь за цепочками букв вниз по спирали, и едва слушала. – Я думала, Питер просто замещает Дилли, пока тот не поправится… – Не мог же Дилли совсем уйти! Весь их отдел теперь сокращенно называли ПОН – «Потайные Операции Нокса». А какой может быть ПОН без самого Дилли Нокса?

– Дилли уже никогда не поправится. Ты когда-нибудь думаешь еще о чем-то, кроме роддов и омаров? – Филлида вздохнула. – Он умирает.

– Добрый день, моя милая. – Казалось, открывшая дверь усадьбы Коурнс-Вуд миссис Нокс вовсе не удивилась, обнаружив на пороге бледную, осунувшуюся Бетт. – Вас подвезли на служебном транспорте?

– Я принесла кое-какие бумаги для Дилли. – Обычно документы доставляли курьеры, но сегодня Бетт сама вызвалась. – К нему можно?

– Конечно, моя милая. Он будет очень рад вас видеть, он так часто о вас говорит. Пегги Рок заходит, когда получается…

Бетт скорчилась от стыда, следуя по коридору за миссис Нокс. Пегги заходила к Дилли. Пегги знала, что Дилли еще с осени не так часто бывал в БП, – и знала почему. А Бетт даже не заметила, что он все реже появляется на работе, и уж тем более понятия не имела о причинах. Она уже несколько месяцев не интересовалась ничем, кроме ожидавших дешифровки криптограмм.

Дверь библиотеки открылась, и Дилли поднял глаза. На этот раз он водрузил очки себе на макушку. Он сидел в кожаном кресле лицом к расстилавшемуся за террасой виду, держа на коленях стопку донесений и россыпь роддов.

– А, здравствуй, Бетт, – рассеянно поздоровался он. – Ты не видела мои очки?

На мгновение Бетт потеряла дар речи. Ей хотелось плакать, потому что она наконец-то рассмотрела его и осознала, как он похудел и как побелели его некогда темные волосы.

Она пересекла комнату и трясущимися руками сняла очки с его головы.

– Вот они, Дилли.

Он надел очки на нос и поглядел на нее сквозь стекла.

– Вижу, тебе наговорили всякого, – констатировал он. – Пожалуй, нам лучше выпить.

Отложив бумаги, он с трудом поднялся и прошел к столику с графином. Как и в тот день, когда Бетт впервые взломала шифр «Энигмы», он смешал для нее джин с тоником.

– Пей до дна. Ты ведь всю ночь работала, верно?

– Да, – выдавила Бетт. – Я взломала «Энигму» GGG.

– Молодец! – Дилли широко улыбнулся. – Ты лучшая из моих Див. И еще Пегги, хотя ты, пожалуй, будешь покрепче.

– А разве с ней что-то не так? – Теперь, когда Бетт начала вспоминать последние несколько месяцев, она поняла, что Пегги тоже давно не появлялась на работе. – Я думала, она просто перешла в другую смену…

«Нет, – мысленно оборвала себя Бетт. – Ничего подобного ты не думала». Она даже не заметила, что ее любимая коллега, женщина, которую она считала своей подругой, куда-то делась.

– Пегги немного переутомилась. – Дилли снова опустился в кресло, его лицо на мгновение исказила гримаса боли. – У нее плеврит, но дело там не только в болезни. Нервы истощены. Ее отправили домой и назначили постельный режим.

Нервное истощение. Упадок сил. В БП это можно было выразить сотней эвфемизмов, но все понимали, о чем речь. Это значило, что ты сломался, сорвался, не выдержал. Пегги Рок, выносливая, как и ее фамилия, «скала», все же сломалась. Бетт сидела, сжимая в руках стакан. Какие еще новости принесет ей сегодняшний день?

– Она вернется, – уверенно сказал Дилли. – Такое случается. Слишком сильное напряжение может затронуть даже лучшие мозги в нашем деле. А порой как раз лучшие мозги и страдают в первую очередь.

Они посидели в молчании, потягивая джин с тоником.

– А как там справляется Питер Твинн? – спросил наконец Дилли. – Он славный малый… для математика. Обещал, что позволит моим девочкам работать так, как они привыкли.

– А ты действительно больше с нами не работаешь? Непохоже… – Бетт указала на сообщения и родды возле кресла.

– О, я еще не вышел из игры. Твинн руководит моим отделом на месте, но я все еще участвую в делах, просто работаю из дома, чтобы Олив было легче за мной присматривать. Не собираюсь выпускать из рук родды и крибы, пока меня не вынесут отсюда вперед ногами.

Нокс рассмеялся, но Бетт дернулась, как от удара.

– Не говори так. Неужели это настолько серьезно, что…

– Рак лимфатической системы, моя дорогая. Первую операцию я перенес в тридцать девятом, аккурат перед тем, как отправиться на встречу с польскими криптоаналитиками. Мы тогда решили собрать воедино все, что знаем об «Энигме». – Он улыбнулся. – Ну, не грусти! Вот отдохну, съезжу в круиз и стану как новенький, увидишь.

Бетт в этом сомневалась. Он выглядел таким больным… Ужасно, что посреди охватившей мир войны, когда столько людей гибнет под бомбами и на полях сражений, еще существуют обычные болезни. Возможно, не менее ужасно было то, что она так сокрушается о смертности одного-единственного человека, когда каждый день множество других лишаются жизни, – но она ничего не могла с собой поделать. У нее вырвалось приглушенное рыдание.

Дилли дал ей носовой платок и отошел к стене библиотеки со своей стопкой бумаг и роддов, позволяя ей прийти в себя. Он нажал на дубовую панель, и та открылась. В стене обнаружился небольшой сейф.

– Я соблюдаю меры предосторожности, и Тревис позволяет мне брать домой все, что потребуется. В основном донесения из той или иной необычной радиосети, у вас на них нет времени. – Он убрал в сейф стопку бумаг, начал было закрывать дверцу, но снова заглянул внутрь и достал курительную трубку, радостно пробормотав: «Вот где ты прячешься!» Затем он запер сейф ключиком, который носил на часовой цепочке, и вернул на место дубовую панель. – Нельзя ведь, чтобы разведданные валялись по всему дому, пусть и в такой глуши, как Бакингемшир! А теперь рассказывай – как ты взломала GGG?