Текст книги "Труды по россиеведению. Выпуск 3"

Александр Семенович Алексеев
(1851–1916)

Правовед. В 1873 г. окончил юридический факультет Московского университета. Преподаватель (1879–1911), декан этого факультета (1890– 1909), доктор государственного права (1887), с апреля 1910 г. – председатель Московского юридического общества.

По идейным убеждениям близок к кадетской партии, однако членом ее не был и не принимал активного участия в политической жизни 1900-х годов. Труды Алексеева посвящены анализу политических воззрений Н. Макиавелли (переосмысление вопроса о соотношении морали и политики; это – одна из центральных тем его книги 1880 г. «Макиавелли как политический мыслитель») и Ж.-Ж. Руссо (публикация в 1887 г. первоначального текста «Общественного договора», исследования политической доктрины Руссо), проблемам теории государственного права, его истории в странах Западной Европы в эпоху Нового времени и истории государственного строя России. Испытывая влияние идей Руссо и вместе с тем оставаясь в пределах собственно юридического подхода, Алексеев определяет «современное государство европейской культуры» как «высший территориальный союз общественного господства», «союз равных, а следовательно, и свободных людей, признающих над собой не личную власть, а только власть общественную». Государственная власть – «искусственно организованная волевая сила, приспособленная к охране государственного порядка в пределах данного государства». «Во имя безусловного господства правового порядка современное государство обладает властью высшею, безусловною, – обладает суверенитетом». Анализируя государственный строй различных стран Европы в эпоху Нового времени и реальные механизмы его функционирования, Алексеев приходит к выводу, что «в современном правовом государстве не существует суверенного органа в смысле учреждения, обладающего высшею решающей властью и что им не является ни монарх в монархии, ни народ в республике». Правительство – «не слуга, не орган монарха или парламента, а слуга народа и орган государства», вместе с тем политически ответственный перед парламентом в республике и конституционной монархии.

Анализу эволюции государственного строя России, осуществленному под историко-правовым углом зрения, Алексеев посвятил ряд работ, в частности, статью конца 1905 г. «Начала современного правового государства и русский административный строй накануне 6 августа 1905 г.», заключительный раздел которой представлен в настоящем издании. В этой статье, написанной в связи с публикацией 6 августа 1905 г. Высочайшего Манифеста об учреждении Государственной думы как законосовещательного органа, он убедительно показывает, что верховная власть в России, являясь самодержавной, всегда ограничивала саму себя нормами, ею же установленными, законами, которыми она определяла пределы и формы своей деятельности, и подчеркивает необходимость во имя исторического авторитета верховной власти перехода от фактической реальности ее самоограничения к строго определенному юридическому порядку. Определяя смысл и задачи создаваемой Государственной думы как института власти, появление и упрочение которого «обеспечило бы единство и планомерность законодательной и правительственной деятельности», Алексеев исходил из идей Манифеста. Выдвигаемый же им «тезис о желательности» политической ответственности правительства при всей несколько неопределенной его формулировке уже выходил за пределы Манифеста.

И.Л. Беленький

А.С. Алексеев

Отдел третий

Предстоящая государственная реформа

I

Исторические начала, долженствующие служить опорными точками предстоящей реформы

Прошлое и настоящее нашего административного строя показывает, что обновление русского государственного быта не может пойти путем реформы, направленной на переустройство и усовершенствование нашего правительственного механизма. Горький исторический опыт показал, что попытки переделать этот механизм приводят лишь к еще большему его расстройству и лишь усугубляют его расшатанность.

Вводимые в него новые колеса и шестерни усложняют его, раздробляют и разъединяют правительственные силы и этим лишь расслабляют власть и лишают ее способности к плодотворной творческой деятельности.

Россия нуждается не в новой ломке и новых починках правительственного механизма, а в преобразовании, которое строгим проведением начала закономерности положило бы предел широкому разгулу административного произвола и которое заменило бы инертные колеса правительственного механизма живыми органами народного тела.

Отправными точками этого преобразования не могут быть отмеченные выше темные стороны нашего государственного строя: ими должны стать его положительные стороны, на которые мы и должны теперь указать.

1. Формальное ограничение власти

Наше историческое прошлое… не выработало самостоятельных общественных организаций, которые соперничали бы с верховной властью, ограничивали бы ее и на признании притязаний которых сложился бы сословный политический строй с ограниченной верховной властью во главе. Русская верховная власть никогда не встречала противовеса в политических требованиях общественных союзов – требованиях, которые служили бы исходными точками для развития юридических норм, определяющих пределы компетенции органов власти по отношению к самостоятельной сфере отдельных лиц и союзов. Эти нормы исходили от самой власти, которая устанавливала их в сознании их необходимости ради упрочения государственного порядка, а не под давлением политических притязаний организованных общественных сил.

Верховная власть в России всегда была властью самодержавной, т.е. властью, которая не была ограничена другой вне ее, рядом с ней или над ней стоящей властью. Она всегда была властью, которая сама себя ограничивала нормами, ею самой установленными.

Когда со времени Петра патриархальные отношения между царем, его сотрудниками и его слугами, основанные на стародавних обычаях и традициях, уступили место крайне усложнившимся отношениям между властью и ее вновь созданными органами, тогда естественно возникла для этой власти необходимость урегулировать их функционирование более точными общими правилами, которые определили бы круг и формы их деятельности.

Петр, сознавая эту необходимость, издает указы, наказы и регламенты, которые точнее нормируют компетенцию подчиненных органов и этим определяют как сферу непосредственной деятельности монарха, так и границу правительственного вмешательства и отношения органов власти друг к другу. Петр настаивает на строгом исполнении законов и видит в соблюдении их главное условие государственного порядка. В Указе 1721 г. мы читаем: «Как может государство быть управляемо, когда указы не будут действовать? Презрение указов равно измене и еще хуже ее, ибо, заслышав об измене, всяк остережется, а этого зла никто вскоре не почувствует, но мало-помалу все разорится… В управлении государством важнее всего хранение прав гражданских, по ней же всуе законы писать, когда их не хранить, или же в карты играть, подбирая масть к масти, чего нигде на свете нет, как у нас было, а отчасти еще есть и зело тщатся всякие вины чинить под фортецию правды».

Начало самоограничения власти законами стало с тех пор одним из принципов, руководивших нашими верховными преобразователями в их деятельности, направленной на упорядочение русской государственной жизни.

Екатерина II видит в связанности власти законом отличительную черту самодержавного правления. Свобода, которую должна ограждать власть, по ее определению, заимствованному у Монтескье, есть подчинение закону, исключающее подчинение всякому другому авторитету. «Вольность есть право все то делать, что законы дозволяют». «Надлежит быть закону такову, чтобы один гражданин не мог бояться другого, а боялись бы все одних законов». Эта свобода есть величайшее в государстве благо. «А какой предлог самодержавного правления? Не тот, чтобы у людей отнять естественную их вольность, но чтобы действия их направить к получению самого большого от всех добра». В Манифесте 14 декабря 1766 г. о выборе депутатов в комиссию для сочинения нового уложения Екатерина II ставит себе целью «узаконить такие государственные установления, по которым бы правительство любезного отечества в своей силе и надлежащих границах течение свое имело так, чтобы и в потомки каждое государственное место имело свои пределы и законы в соблюдении доброго во всем порядка».

Самоограничение самодержавной власти законом является принципом, который должен был лечь и в основание реформ Александра I. «Истинный разум всех усовершений, – по словам Манифеста 10 января 1810 г., – состоял в том, чтобы по мере просвещения и расширения общественных дел учреждать постепенно образ управления на твердых и неизменяемых основаниях закона». А Сперанский, вдохновитель этих реформ, в своем «Руководстве к познанию законов» видит отличительную черту русского государственного строя в том, что в нем самодержавная власть ограничена законами и действует не иначе, как в пределах закона. Верховная власть по самой природе своей, т.е. в силу того, что она верховная, – власть неограниченная. Но если в деспотиях она основана на силе и действует произвольно, не признавая себя связанной никакими общими юридическими нормами, то в правильных государственных формах, к каким принадлежит и русская самодержавная монархия, она ставит себе пределы, которые признает для себя обязательными, пока они не будут отменены тем же путем, каким они были установлены. Слово «неограниченность» власти, по определению Сперанского, означает, что никакая другая власть не может положить пределов власти российского самодержца. Но пределы власти, раз установленные, должны быть для него непреложны и священны. «Всякое право, а следовательно и самодержавное, по толику есть право, по колику оно основано на правде. Там, где кончается правда и где начинается неправда, – кончается право и начинается самовластие».

Этот принцип самоограничения самодержавной власти законами выражен в 46-й статье наших Основных законов, которая гласит: «Империя Российская управляется на твердых основаниях законов, учреждений и уставов, от самодержавной власти исходящих».

Отличительной чертой нашего государственного строя является, таким образом, то, что верховная власть связана не властью организованных общественных факторов, а законами, которыми она определяет пределы и формы своей деятельности.

2. Материальное ограничение власти

Деятельность верховной власти, однако, не только формально ограничена законами, но и материально связана принципами, от воли ее носителей не зависящими.

Являясь источником законов, самодержавная власть, конечно, может всегда отменить их способами и путями, законом определенными, но в этой свободной с формальной точки зрения законодательной деятельности она не может не считаться с теми условиями и требованиями политического быта, на которых покоится ее авторитет и которые являются элементарными условиями государственного порядка.

Одно из таких требований выражено в 41-й статье наших Основных законов, согласно которой «Император, престолом всероссийским обладающий, не может исповедывать иной веры, кроме православной». С формально юридической точки зрения самодержавная власть имеет право отменить эту статью, но она бессильна это сделать ввиду тех религиозных идеалов, которыми живет русский народ. Такими же неприкосновенными для самодержавной власти правилами являются те статьи наших законов, которые определяют порядок престолонаследия. Эта их неприкосновенность для отдельных носителей власти находит свое выражение в статье 17-й наших Основных законов, которая определяет, что «Император или императрица, престол наследующие, при вступлении на оный и миропомазании обязуются свято наблюдать вышепостановленные законы о наследии престола».

Верховная власть освободительным актом 19 февраля отменила крепостное право, осужденное общественным правосознанием. Но то, что она в согласии с этим сознанием была властна упразднить, она в противоречие с ним бессильна восстановить. Признание за всеми русскими людьми гражданской свободы является теперь также одним из тех устоев, которое безвластно поколебать формально неограниченная самодержавная власть.

Таким же недосягаемым принципом является и начало отделения законодательной власти от власти судебной, находящее себе выражение в тех определениях нашего законодательства, которые гласят: «Власть судебная во всем ее объеме принадлежит сенату и местам судебным». «На решение сената жалобы ни в каком случае не допускаются и никем не могут быть принимаемы» (ст. 178 общ. наказ, мин., ст. 1 судеб. учр.).

Авторитет неприкосновенных для самодержавной власти принципов нашего политического быта не определяется давностью их происхождения, а их солидарностью с правосознанием русского народа. Гражданская свобода в России узаконена лишь в 1861 г., отделение суда от законодательства установлено лишь в 1864 г., а между тем принципы эти приобрели авторитет, которому могли бы позавидовать учреждения, освященные вековым прошлым.

Таким принципом является и начало, провозглашенное царским словом 18 февраля, призвавшим зрелые общественные силы к законодательной работе. Хотя этот принцип еще не вылился в соответствующее государственное учреждение, он тем не менее уже теперь является неотразимым требованием русского политического быта и приобрел устойчивость и силу, которыми не могут похвалиться многие из правил, охраняемых многословными и многосложными определениями нашего положительного законодательства. Эта сила заключается в его солидарности с общественным правосознанием, вооружившим самодержавную власть той твердостью, с которой она в знаменательный для России день 5 июня [Правильно: 6 июня. Слова Николая II во время приема депутации Земского съезда. – И.Б.] объявила, что ее воля – созывать выборных от народа – воля непреклонная.

3. Привлечение общественных элементов к правительственной деятельности

Русская государственная власть, сознавая свое бессилие при помощи одного административного механизма ввести порядок в управление, делала неоднократно попытки привлечь общественные силы к правительственной деятельности.

Но эти попытки, которые при Петре не дали никаких сколько-нибудь прочных результатов, а при Екатерине II положили начало искусственной сословной организации по западноевропейскому образцу, не привившейся к русской жизни, не могли увенчаться успехом, пока русский народ распадался на командующие классы и на многомиллионное бесправное население.

Лишь тогда, когда реформами Александра II эти командующие классы были сдвинуты с их господствующей над бесправным населением позиции и когда сложилось общество, объединенное общими правами и обязанностями, лишь тогда была найдена почва, на которой могло осуществиться единение общества и власти в деле совместной государственной работы.

Этот принцип единения и нашел прежде всего выражение в местном управлении – в создании земских и городских органов самоуправления. Эти учреждения, несмотря на все попытки ограничить их авторитет и дискредитировать их в глазах власти, с каждым годом крепли и росли. Они не только стали необходимыми звеньями в системе наших местных учреждений, но и сыграли важную роль в деле общественного и политического воспитания русского народа. Возложенная на них правительственная задача оказалась по силам общественным элементам, которые в этой работе объединились и созрели.

И власть, призвавшая их в 1864 г. к правительственной деятельности в местных учреждениях, актом 18 февраля признала их созревшими к государственной работе высшего порядка. Этот акт является поэтому не чем иным, как признанием неотразимого результата естественной эволюции наших общественных сил, самою властью выведенных на поприще государственной деятельности и на ней окрепших к более тесному единению с этой властью.

Самоограничение верховной власти законами, отражающими народное правосознание, и привлечение общественных элементов к совместной с властью государственной работе являются таким образом теми принципами русского государственного быта, которые выработаны его историческим прошедшим и которые должны определить направление преобразования политического быта России на началах правового государства.

II

Степень власти и соотношение органов законодательства и верховного управления в обновленном политическом строе России

1. Народное представительство, как орган законодательной власти

Единение власти с народом может получить юридическое выражение лишь путем, который предопределен предшествующим развитием наших государственных учреждений.

Как участие общественных сил в местном управлении выразилось в создании органов власти, являющихся представительством местного общества, так и участие общественных сил в области законодательства и верховного управления, т. е. в общегосударственном управлении, может выразиться лишь в создании органа, который явится представительством всего русского народа.

Создание такого органа будет находиться в соответствии с той тенденцией в развитии нашего политического строя, которое выразилось в постепенной замене личного управления при помощи государевых слуг, действующих по указаниям Царя и по стародавним обычаям, – деятельностью органов власти, компетенция и правила функционирования которых определены законами. До 18 февраля такие органы создавались лишь в области подчиненного управления, знаменательный же акт, которым власть призывает общественные силы к совместной деятельности в области законодательства, ставит на очередь создание таких органов и в области, которая до сего времени составляла сферу непосредственной личной деятельности монарха. Другими словами, власть, которая ограничивала себя предоставлением определенной степени власти подчиненным органам в области подзаконного управления, актом 18 февраля ограничивает себя и в области надзаконного, и в этой сфере создает новый орган власти – Государственную Думу.

Потребность в таком органе уже давно назрела.

Государь физически и нравственно не может обнять своей личной деятельностью все те многосложные и разнородные задачи, которые входят в область надзаконной государственной деятельности. Он своими личными силами, которые, будучи силами человека, ограничены, не в состоянии взвесить и детально разработать законы и административные распоряжения, регулирующие во всех направлениях общественную жизнь многомиллионного населения, раскинутого на широком пространстве русской земли. Он поэтому в силу неотразимой необходимости предоставлял в большинстве случаев инициативу и разработку этих законов и распоряжений отдельным лицам и коллегиям. Хотя с формальной точки зрения Государь в области надзаконной и являлся носителем власти, которая не ограничивалась властью других органов, тем не менее эта его власть фактически была ограничена теми, которым он доверял подготовку решений, нуждавшихся лишь в его формальном утверждении, чтобы стать обязательными актами верховной власти.

Но мы показали выше, что эти лица и коллегии утратили его доверие и что он, минуя их, предоставлял содействующую ему в области законодательства и верховного управления деятельность случайным людям и временным учреждениям. Но воздействие этих случайных людей и временных учреждений на решения верховной власти не могло отличаться устойчивостью и последовательностью и содействовать ее престижу и авторитету.

Во имя этого авторитета существовавшее до сего времени фактическое ограничение власти должно уступить место строго определенному юридическому порядку. Этот порядок должен на место случайного содействия дезорганизованных учреждений и случайных людей поставить законом урегулированное содействие учреждения, устройство которого обеспечило бы единство и планомерность законодательной и правительственной деятельности и ее согласованности с интересами и нуждами народа.

Этим органом и явится Государственная Дума, как орган, обладающий самостоятельной степенью власти в области законодательства и верховного управления.

Единение власти и народа станет действительностью лишь в том случае, если законы, как выражения воли государства, будут решениями, в которых голос Царя сольется с голосом народа, или, говоря юридическим языком, если ни один закон не будет получать своего совершения без утверждения Государя и без согласия народного представительства.

Такое участие народного представительства в законодательной деятельности придаст истинный смысл 47-й статье наших Основных законов, которая требует, чтобы законы, во-первых, исходили от Государя, во-вторых, чтобы они были твердыми основаниями государственного управления. Первое условие будет удовлетворено тем, что ни один закон не будет получать обязательной силы без санкции Императора, второе условие – твердость законов – найдет себе выражение тем, что эти законы будут плодом совместной работы Государя и народного представительства, как органа общественного правосознания. Вряд ли может быть сомнение в том, что обязательное участие народного представительства в законодательстве придаст законам больше твердости и устойчивости и вооружит их большим авторитетом, чем необязательное и поэтому непланомерное и случайное участие совещательных учреждений, состоящих из профессиональных должностных лиц, далеко отстоящих от народной жизни и давно утративших престиж в глазах общества.

С достоинством народного представительства, безусловно, не вяжется предоставление ему степени авторитета, одинаковой с учреждениями, состоящими из представителей профессионального чиновничества, и при том таких представителей, высокое положение которых далеко не всегда соответствует их заслугам и дарованиям. «Должности членов наших совещательных учреждений, – говорит профессор Берендтс, – стали не только постами, замещаемыми лицами, коих слова и советы драгоценны, но и креслами, на которых сажали людей, советов коих не желали и голосу которых не доверяли, вследствие их очень невысоких нравственных и умственных качеств… Странный взгляд на безвредность бесполезных членов пустил, к сожалению, глубокие корни. Из государственного совета и сената он перешел в совет военный, адмиралтейство, в совет министров, в совет опекунский. Все совещательные учреждения по очереди грозили превратиться в инвалидные команды».

Предоставить полномочия, которыми пользуются совещательные учреждения, заслужившие такие отзывы, тому народному представительству, которое должно обновить политический строй России, значит подорвать государственную реформу в самом ее жизненном корне, значит создать учреждение, которое в силу своего состава будет пользоваться доверием народа, а своими полномочиями – свидетельствовать о недоверии к нему власти, значит не объединять в общей работе Царя и народ, а создать между ними неотразимое разъединение и неотвратимый разлад.

Государственный порядок, при котором законы издаются без участия народного представительства, предпочтительнее политического строя, при котором хотя и существует народное представительство, но его участие не является необходимым условием обязательной силы закона. В государстве первого порядка отношение народного голоса, не имеющего органа для своего выражения, остается скрытым, и существует презумпция, что изданный верховной властью закон соответствует интересам народа, если даже отдельные голоса, не уполномоченные на то законом, против него и возражают. В государстве же, в котором, с одной стороны, существует народное представительство, с другой же – возможны законы, состоявшиеся вопреки его постановлению, эта презумпция отпадает. Несогласие с народным голосом закона, состоявшегося наперекор постановлению народного представительства, получает здесь формальное признание и официальную огласку. А такие конфликты между предписанием власти и требованиями народа, такой формально засвидетельствованный разлад между положительным законом и общественным правосознанием будет иметь самые тяжелые последствия; он возбудит недоверие к власти и подорвет уважение к закону, другими словами, поколеблет самые устои государственного правопорядка.

Одно из двух: или народному представительству не суждено войти органическим звеном в систему наших государственных учреждений, или оно станет органом законодательной власти, без участия которого ни один закон не может получить своего совершения.

2. Народное представительство как орган верховного управления

Солидарность между актом государства и интересами и нуждами народа устанавливается не только тем, что народное представительство является органом законодательной власти, но и тем, что оно принимает участие в верховном управлении. Такими актами являются утверждение государственной росписи и установление податей и налогов. Мы сказали выше, что это участие народного представительства в финансовом управлении является тем средством, при помощи которого народное представительство регулирует деятельность органов управления, насколько эта деятельность не может быть предопределена и предусмотрена исходящими от народного представительства законами. Все те предметы верховного финансового управления поэтому, которые входят в настоящее время в круг ведомства государственного совета, как совещательного учреждения, с учреждением у нас народного представительства должны перейти к этому учреждению, но не как к совещательной коллегии, а как к органу, обладающему самостоятельной степенью власти.

3. Подзаконность управления

Государственная реформа, которая должна обновить наш политический строй, не может, однако, ограничиться введением народного представительства в систему наших государственных учреждений.

Для того чтобы Россия управлялась на твердых основаниях законов, недостаточно, чтобы эти законы были устойчивы своей солидарностью с народным правосознанием, необходимо также, чтобы они твердо и неуклонно исполнялись и чтобы они служили действительною охраною тех благ, которые являются непременными условиями материального и духовного развития человека, чтобы они действительно защищали неприкосновенность личности, свободу слова и свободу вероисповедания.

Начало закономерности в управлении, которое провозглашается статьей 47-й наших Основных законов, но которое не могло найти себе осуществление при существовавшем у нас административном строе, – это начало закономерности должно стать теперь действительностью.

Главным условием закономерности является, как мы показали выше, строгое разграничение закона от административного распоряжения. Это условие, с введением народного представительства, найдет себе удовлетворение тем, что законами будут признаваться лишь те нормы, которые получат свое совершение при участии народного представительства; все же акты власти, которые состоятся без этого участия, будут правительственными распоряжениями, подчиненными закону и имеющими обязательную силу лишь постольку, поскольку они согласны с законом.

На стражу закономерности административных распоряжений и актов правительственной власти вообще должны выступить независимые как от законодательной, так и от административной власти судебные инстанции, привлекающие к ответственности правительственных лиц и учреждения, своими распоряжениями нарушающих закон. Во главе этих судебных мест должен стать реорганизованный и обновленный в своем составе сенат, который перестанет быть складочным местом, принимающим для напечатания и опубликования всякие препровождаемые ему министрами распоряжения, а подымется на высоту хранителя законов и законности, отменяющего административные повеления, несогласные с законом, и обнародывающего лишь те законы, которые состоялись при соблюдении всех условий, установленных основными законами страны.

4. Политическая солидарность органов законодательства и верховного управления

Но правительственная деятельность не только должна стать строго закономерной, она должна быть и проникнута политическими началами, которые вносили бы единство и планомерность в ее деятельность и которые были бы солидарны с политическими принципами, направляющими деятельность законодательных органов.

Мы сказали выше, что правительственная власть не исчерпывается одним исполнением законов и совершением актов, предусмотренных и урегулированных законом: она правит и в сфере, в которой ее деятельность определяется не юридическими нормами, а началами целесообразности. Установление этих начал не может быть предоставлено усмотрению представителей правительственной власти. Они должны вытекать и определяться политической программой, объединяющей органы верховного управления и законодательства, другими словами, они должны установляться Государем в согласии с народным представительством.

В соответствии с этим требованием должны быть реорганизованы наши высшие центральные учреждения. Они должны уступить место однородному министерству, в компетенцию которого входили бы все без изъятия административные задачи, распределенные без остатка между отдельными министрами. Эти министры, назначаемые Государем, должны не только нести юридическую ответственность за закономерность своих правительственных актов, но и политическую ответственность за солидарность этих актов с принципами верховной политики, объединяющей Царя с народом в их общей государственной работе. Государь дает отставку министерству, нарушившему эту солидарность, и назначает новых министров, берущих на себя обязательство действовать в согласии с принципами верховной политики, исходящей от органов, призванных служить выражением народного правосознания.

Мы не будем указывать на дальнейшее преобразование в нашем государственном строе, вытекающее из установленных нами начал.

Наша задача заключалась не в том, чтобы хотя бы в самых общих чертах наметить план государственного преобразования России, а в том, чтобы показать, что обновление русского политического строя на началах правового государства, соответствуя принципам, заложенным в наш государственный быт его строителями, будет лишь дальнейшим шагом вперед по тому пути, по которому шло развитие нашего общественного сознания со времени приобщения русского государства к общекультурной жизни цивилизованных народов.

Не во имя отвлеченных начал свободы, равенства и братства русское общество взывает о защите русского гражданина от полицейского произвола и административного усмотрения, а во имя человеческого достоинства русского гражданина, во имя начала, которое вдохновило верховного законодателя, давшего своему народу освободительную грамоту 19 февраля, того законодателя, который хотел быть и «на престоле человеком». Не во имя абстрактной доктрины народного суверенитета русское общество ждет народного представительства, а во имя веры в свои силы и в сознании того, что только совместная работа Царя с народом, возвещенная актом 18 февраля, может дать этому народу законы устойчивые и авторитетные. Не во имя теории о разделении властей русское общество жаждет реформы, которая поставила бы закон превыше людского произвола, а во имя того горького опыта, который Россия вынесла из векового бесправия и произвола сильных людей, во имя тех начал, которые были провозглашены еще Петром в Указе 1721 г., но которые были бессильны пустить корни в приказной России и которые могут дать плодоносные ростки лишь на почве, возделанной свободными и живыми общественными силами русского народа.