Текст книги "Иметь и не потерять"

Всю долгую дорогу я думал думку, прикидывая, а правильно ли поступлю, заручившись поддержкой Ивана Борисовича? С одной стороны, я как бы шел против давнего друга и напарника по предпринимательству, с другой – шаткость сложившегося администрирования могла нанести непоправимый ущерб нашему бизнесу, на алтарь которого я положил очень многое. Даже в отдаленном приближении я не мог себе представить, как потекут мои годы в случае его развала. Эти мысли больше и больше укрепляли меня в обоснованности принятого решения. И вот – Москва, с вечно спешащим куда-то народом.

Клименко принял меня в своем роскошном офисе на проспекте Королева. Спросил о делах.

– Иван Борисович, – говорю ему, – у меня обостряются отношения с Петром Лукашовым, а ссориться с ним я не хочу: и по дружбе нежелательно, и бизнес можем развалить, и прошу дать мне доверенность на право управления вашими акциями, – затем честно объясняю ситуацию.

Внимательно выслушав меня, Клименко без каких-либо колебаний согласился на этот вариант взаимодействий.

Обратная дорога прошла как-то быстрее и без особых душевных мук – ответственный шаг сделан и назад дороги в таких случаях не бывает.

На другой день, по приезду, я как можно спокойнее, хотя на душе и порхала тревога, говорю Петру:

– Петь, вот у меня доверенность от Клименко на управление его акциями, и в связи с тем, что я имею теперь их контрольный пакет, буду единолично решать, что надо делать, а что нет.

Ничто не дрогнуло в лице Петра, и взгляд не изменился. Как человек порядочный и знающий законы, он повел себя корректно. Мне показалось даже, что он как-то посветлел, видимо, и его тревожила наша административная неопределенность. А скорее всего, Лукашов вынашивал какую-то свою цель, и это подтвердилось его дальнейшими действиями.

4

В тоже время преступность стала «поднимать голову». Возникали всевозможные группировки по «крышеванию» предпринимательства. Криминал наперебой предлагал свои услуги по защите от такого же криминала не только офисов, предприятий, товаров, но и физических лиц. Кто-то, имея большие деньги (зачастую приобретенные нечестным путем), не поделился с такими же претендентами на тот куш и стал пользоваться бандитскими услугами. Кто-то не там или не в то время перекрыл кому-то «кислород» и тоже сел на тот же крючок, а кто-то просто из боязни за свою жизнь нанял телохранителей, имея на это возможности. Ну а спрос определяет объемы, и росли эти «крыши», как грибы. И пошло-поехало – размах «крышевания» приобрел едва ли не государственные масштабы. Нас эта беда как-то миновала, хотя и ходила неподалеку.

Чуть-чуть я соприкоснулся с нечто подобным в Москве, когда занимался выставкой.

* * *

Надо сказать, что мы не только старались как можно прибыльнее сбывать нашу продукцию. Немало волновал нас вопрос и качества, и разработки новых направлений, и перспективные технологии, и деятельное участие в общем предпринимательском движении. В русле этих направлений мы активно работали и были участниками нескольких общероссийских выставок: в Москве, в Петербурге, в Новосибирске, в Омске… И на всех последующих выставках мы представляли полный набор наших товаров. Все эти выставки проходили в разное время девяностых годов прошлого века, и то, что мы производили, живо интересовало покупателей. А с интересом шли и договора, заказы, новые финансовые вливания, подвигая нас на дальнейшее развитие и усовершенствование производства, увеличение ассортимента выпускаемых изделий. Меня как руководителя это и радовало, и обязывало к еще большим профессиональным усилиям. Нужно было не только сохранить взятый уровень производственного темпа, но и постоянно его наращивать. Мои усилия резонировали в коллектив, на рабочие места, и все трудились на совесть, понимая, что личный вклад каждого – это личный заработок и чем он будет больше и качественнее – тем и личный интерес станет весомее. Самое удивительное, что тот трудовой напряг меня нисколько не угнетал. Наоборот, я чувствовал себя глубоко удовлетворенным, втянутым в некий захватывающий душу круговорот, деловой восторг. Видимо, только таким образом (горя на работе) можно добиться желаемых успехов.

Ко всему сказанному следует добавить, что каждая выставка не только открывала нам более широкие возможности по реализации нашей продукции, но и позволяла находить новые деловые и просто интересные знакомства. Так, на первой выставке «Интерсвет» в Москве у меня произошли две занимательные встречи.

Обычная выставочная обстановка: стенды, столики, экспонаты в натуре. Шум, гам. Я курирую свои стенды, отвечаю на вопросы. Подходит мужчина в черном пальто с красным галстуком, в черной шляпе, оглядывает стенды и говорит:

– Хорошие фонари! Откуда?

– Из Северска, – отвечаю.

– Как? Это наши российские фонари?!

– Наши. – А тогда уже выставлялись фонари и зарубежные: итальянские, французские и прочие, но цены на них были заоблачные.

– Я их беру! – с воодушевлением заявляет странный посетитель, записывает наши координаты и отходит.

Едва он скрылся, как сосед напротив подбегает ко мне и спрашивает:

– Узнал этого человека?

– Что-то, – говорю, – знакомое, но не припомню.

– Да это известный артист Вано Маниашвили, играл Остапа Бендера.

В то время многие артисты, не имея работы, подались в бизнес, и я не особенно удивился тому, что услышал.

– Жаль, – улыбаюсь соседу, – сразу не вспомнил, а то бы попросил автограф. – А самому подумалось, что Маниашвили вновь разыграл передо мной Остапа Бендера и никакие фонари он не купит – откуда у него такие деньги? Да и зачем ему фонари? Что освещать?

Но я ошибался: оказывается, у Вано Григорьевича был свой клуб в Москве и дача в Барвихе, эти территории и требовали элитного освещения. Исходя из тех немалых потребностей, Маниашвили заказал нам несколько десятков фонарей разных модификаций: на стойках, на тумбах, на кронштейнах.

По окончании выставки он пригласил меня в свой офис на девять часов. Прикинув путь от гостиницы до офиса, высказываю сомнение:

– Рановато. Могу не успеть.

– Как, рано? В девять часов вечера! Я только в это время имею возможность прийти в свою контору.

Вот так-то. А я-то думал, что он на девять утра меня ориентировал. Обозвал сам себя в уме остолопом да и отшутился в том же духе.

В хлопотах по свертыванию наших выставочных атрибутов пролетел день, и вот я у кабинета Маниашвили. Чувствую себя не в своей тарелке, даже немного волнуюсь – все же к известному артисту иду. Как да что? Но даже от такого эмоционального человека, как Маниашвили, я не ожидал неординарного приема: растворяется дверь, открывая просторы в обширнейший кабинет, навстречу мне поднимается из-за стола Вано Григорьевич, улыбка во все лицо, и мне:

– Витя! Дорогой! Рад, рад! Проходи! – Обнимает меня мягко, будто мы с ним давние друзья (хотя видит меня второй раз), и без всякого перехода от торжества к делу, протягивает перед собой какие-то бумаги.

– Вот вам мой заказ.

Пробежал я взглядом по документам и тоже без обиняков спрашиваю:

– А как с оплатой?

– Не вопрос. Сделаете как надо, – оплатим сразу…

Чтобы не прерывать рассказа об известном артисте и предпринимателе, забегу на некоторое время вперед. Когда мы изготовили все фонари в оговоренный заказом срок и смонтировали их в указанных местах, то светлее места в Москве, чем у клуба Маниашвили, не было – все так и вспыхнуло в ярком освещении. Словно десятки маленьких солнц загорелось. Вано Григорьевичу это сияние понравилось, и мне пришлось выслушать несколько хвалебных монологов, похожих на кавказские тосты, и все с улыбкой, с дружеским похлопыванием по плечу. Лестно, конечно, что такой известный человек так к тебе светло расположен, но отношения отношениями, а дела делами.

Заходим к нему в кабинет, я и говорю:

– Вано Григорьевич, раз понравилось – надо бы рассчитаться.

– Сколько? – спрашивает, а рубль тогда неустойчивым был, и в заказе мы общую сумму не обозначали, договорившись о том, что фонари будут оплачены по факту.

– Тридцать восемь тысяч, – называю я общую сумму. Смотрю, он лицом переменился.

– Что-то, – говорит, – дороговато. Да ладно, договор – дороже денег. – Поднимает трубку и распоряжается: – Даша, занеси-ка мне тридцать восемь тысяч долларов.

Я несколько растерялся – с моей стороны речь шла о рублях, а тут – доллары почему-то. Не на «вшивость» ли меня решил проверить Вано Григорьевич?

Открывается дверь. Бухгалтер на подносе вносит несколько пачек долларов.

– Забирай, – говорит Маниашвили на полном серьезе, – и пойдем отобедаем.

Ясно стало, что не в проверке дело – не понял он меня. В Москве до сих пор еще все в «баксах» считают, а тогда и подавно рубли в деловом обиходе ничего не значили. И я так спокойненько выкладываю:

– Вано Григорьевич, так тридцать восемь тысяч рублей, а не долларов.

– Ха! – восклицает он. – То-то я и думаю, что дороговато!..

Расстались мы тепло, едва ли не друзьями. Жаль только, что жизнь нас так больше и не свела. Лишь в нашем коллективе, на корпоративах, нет-нет да и шутили по этому поводу: самого, мол, Остапа Бендера едва не объегорил.

* * *

В один из выставочных дней рассказывал я заинтересованному журналисту про нашу продукцию и краем зрения заметил высокого мужчину в дорогом костюме, с тростью в руке, широкополая шляпа песочного цвета, низко сдвинутая на лоб, прикрывала верхнюю часть его лица. Мужчина что-то говорил своему ничем не примечательному спутнику, показывая тростью на наши фонари, и в его движениях, манере держаться, фигуре улавливалось что-то знакомое, давно забытое, но оставшееся в глубинах памяти.

Разговор с журналистом мешал сосредоточиться, и я никак не мог вспомнить, где пересекался с этим приметным человеком. «Да мало ли где! За последние годы таких встреч было сотни…» Я отвернулся, продолжая беседовать с журналистом, и вдруг слышу глуховатый, когда-то уже слышимный возглас:

– Витек, ты ли это?!

Глянул через плечо – изумленное лицо, а на щеке знакомый шрам.

– Андрей! Рогов! – с трудом узнал я давнего приятеля, разодетого, как «лондонский денди».

А он сразу же ринулся обниматься.

– Витек! Витек! Это же сколь лет прошло? Десять? Больше? – И начал он засыпать меня вопросами. – Нет, нет, я от тебя так просто не отстану – нашу встречу надо обмыть.

Я еще не понял – рад встрече с Роговым или нет, а он уже тянул меня к выходу.

– Поехали! Поехали!

Понимая, что от Андрея отговорками не отделаться (да и в душе что-то дрогнуло, колыхнуло давнее), я оставил за себя помощника, и мы, держась друг за друга, вывалились на улицу.

– Это мой телохранитель Серега, – представил Андрей своего спутника. – Мы тоже теперь ни «лаптем щи хлебаем». Лови такси, – кинул он телохранителю и снова ко мне с радостной улыбкой: – Рад я, рад, Витек! Это надо же! Нежданная встреча!

Еще две три восторженных фразы, и подкатило такси.

– Поедем в «Космос», – садясь в машину, приказал Андрей шоферу, и снова мне: – Там теперь стриптиз гонят.

Понимая, что шоу-стриптиз – развлечение недешевое, а я за несколько выставочных дней изрядно поиздержался – Москва есть Москва, говорю:

– А денег нам на тот стриптиз хватит? Может, что-нибудь поскромнее выберем?

– Не парься, – отмахнул мои сомнения Андрей, как когда-то в Северске. – Мы теперь богатеи. – Он усмехнулся: – Правда, по сравнению с нищими…

Телохранитель остался в вестибюле, а мы поднялись на второй этаж. Я было сказал Андрею, что и телохранителя не мешало бы пригласить с собой, но он отмахнулся:

– Не стоит поважать. Ждать и охранять – это его работа.

И снова, как в тот давний год, Андрей заказал водки и всяких деликатесов, и мы расслабились.

Рассказал я ему про свой путь в бизнес, про свое житье-бытье, а он мне про свое.

– …Я, Витек, тогда долго на Севере вертелся и своими глазами видел, как растаскивается народное добро. Видел и ничего не мог поделать. Только зубами скрипел да «за воротник закладывал» от бессилия. Понимая, что у меня ни денег, ни таланта предпринимателя нет, другим путем в этот самый, так называемый, бизнес пошел. Сколотил я команду из своих бывших сослуживцев и нескольких местных и начал потихоньку качать деньгу. Где крышевал, а где и силой давил. Другие тянут, а я что, лысый, что ли? Ну и наскреб кое-что, и «прихватизировал», как теперь говорят, пару скважин.

– А в Москве-то как оказался? – полюбопытствовал я, с интересом слушая его рассказ.

– Так я же не один сижу в тех сетях, куда входят мои скважины. Тут у нас основная контора находится, куда ж от москвичей денешься? Приехал кое по каким делам, а живу я в Ханты-Мансийске, хотя и в Москве хату имею…

«Поистине, пути Господни неисповедимы, – подумалось мне. – Вот и иной путь в бизнес обрисовался, полукриминальный. Хотя бизнесмен ли Андрей, или, в его случае, точнее какое-то иное определение? Он же и сам признает, что скважины-то – добро народное? Как тут судить-рядить?..»

То ли от усталости, связанной с немалой нагрузкой на выставке, то ли от неожиданности встречи, от услышанного меня что-то быстро повело, и я решил дохнуть свежего воздуха. Сказав об этом Андрею и получив его согласие, я спустился вниз, оделся и вышел в сопровождении телохранителя.

Людей, людей, больше угрюмых, чем радостных, и все куда-то спешивших. «В бизнес, – подумалось невольно. – Вся Москва, за малым исключением, спешит в бизнес. Страна работает, а москвичи вершат бизнес, ничего не производя»… Туда-сюда, туда-сюда, телохранитель в двух шагах сзади. А что? Приятно знать, что у тебя есть защита. «Себе, что ли, завести личную охрану? Да лишняя трата денег: кому я нужен со своими железками – не попользоваться ими, не продать»…

Всего-то минут пятнадцать продефилировал я по тротуару, а когда вернулся, вижу – за столом у Андрея сидят две девицы, одна слева – другая справа, а на столе красуется вторая бутылка «Абсолюта», фрукты, шикарная закуска. Ну совсем как много лет назад в Северске! Присаживаюсь на свое место и шепчу Андрею:

– Денег нам хватит рассчитаться?

И снова:

– Ерунда! Не бери в голову, веселись.

Тут и стриптиз начался. Красней – не красней, а живой сценарий выбьет тебя из обычного состояния, опрокинет в иную ипостась, оголит потаенные мысли, и ты уже не ты, а кто-то иной с вожделением вглядывается в обнаженные формы красоток, и жизнь не в жизнь, и дело не в дело – гуляй душа, несись в «рай». А рядом не менее привлекательные девицы – лови момент, не пускай слюнки…

То да се, да слово за слово. Подходит официант и говорит:

– С вас две тысячи пятьсот рублей.

У меня дыхание остановилось – тогда еще рубль по отношению к доллару был много дороже. Этот же «Абсолют», например, в киоске, рядом с кафе, стоил всего шестнадцать рублей.

Андрей зиркнул на официанта:

– Заткни, – говорит, – этот счет себе в одно место!

Тот приносит меню:

– Вот, считайте.

Тогда мы еще не знали, что все эти частные кафе и рестораны имели по два меню: одно для состоятельных клиентов (богатеньких), другое – для обычных обывателей. По нашему внешнему виду официант принял нас за богатеев.

Прикинули мы на глазок наши заказы – прав официант. А у нас на двоих всего тысяча восемьсот рублей. Андрей, конечно, возмутился необоснованной дороговизной, кулаком затряс перед лицом официанта. Девицы сразу же упорхнули, а вместо них подошли крепенькие ребята.

– Рассчитывайтесь, – говорят, – а то хуже будет.

Что делать? Не затевать же драку? Да и силовые возможности были не на нашей стороне. Даже, вызвав наверх телохранителя, мы могли не устоять против тех «братков». И хорошо, что разум еще преодолевал эмоции.

Оставили мы в залог свои увесистые золотые цепочки (тогда было модно их носить, как бы крутизну они олицетворяли). Андрей и говорит:

– Ладно! Завтра я приведу своих людей разбираться с вашими ценами. – То есть «забивает стрелку», как стали называть такие встречи позже.

На душе неспокойно. В такой переплет я еще не попадал, а о криминальных разборках был уже немало наслышан. Эх! Андрей, Андрей! Уж он-то, вертясь в Москве, мог бы предвидеть такую ситуацию.

– Не дрейфь! – он похлопал меня по спине, когда мы расставались. – Все обойдется.

Добрался я на такси до гостиницы и завалился спать. И то ли от обильного застолья, то ли от неуправляемой тревоги из-за нелицеприятного случая долго не мог заснуть. Даже мысли нехорошие закрутились: а не махнуть ли мне рукой на все их разборки? Пусть Андрей сам разбирается в создавшемся инциденте, а я-то тут при чем? И девиц сомнительных, и угощение им он заказывал без меня, так что можно умыть руки. Но как же тогда быть с совестью? Ее ведь в мешок не спрячешь? А дружба? Мало ли как судьба повернется, какой бок подставит. Вдруг еще придется у Андрея просить поддержки – финансовой ли или иной, у него дома немалая охрана? Да и просто не по-человечески это…

Поколебался я, поколебался – да и отогнал подленькие мысли. В конце концов, я все же мужик! И независимо от дружбы или иных отношений должен быть в одной связке с напарником по сложившейся ситуации. Иначе как жить? Сам себя уважать перестанешь, потеряешь тот духовный стержень, что держит тебя по жизни. Нет – это не мое, не мой тот принцип, и я своим не поступлюсь. Утвердившись в таком выводе, я быстро заснул.

Утром, до мелочей вспомнив вчерашние перипетии, долго не мог успокоиться и, только приняв прохладный душ, более-менее почувствовал себя в норме. Но еще и по дороге к «Космосу» меня туманили мысли о случившемся.

В кафе собрались криминальные авторитеты ближней округи. Приехал и Андрей с ребятами из их «конторы», не менее крутыми, чем те, что «крышевали» кафе. Начали разбираться – кто да что. Вызвали того официанта, что нас обслуживал, хотя и был не его рабочий день.

– А я, – говорит официант, – предупреждал этого клиента, – и показывает на Андрея, – что у нас все дорого. Он послал меня на три буквы.

– Предупреждал? – спросили Андрея, а он как честный человек и выдал:

– Был разговор.

– Ну, раз предупреждал – тогда какие вопросы? Вот если бы без предупреждения он вам подсунул то меню – тогда другое дело…

Это предупреждение о дороговизне и явилось ключевым в выносе решения сходки, и деньги нам не вернули. А куда попрешь? Затевать «войну» с авторитетами Андрей не мог – не его «дружина» стояла в охране «конторы», а тянуть в Москву своих из Ханты-Мансийска – себе дороже. Да и не стоила войны та сумма денег. Обменялись мы с Андреем телефонами и адресами, жаркими заявлениями посетить друг друга и разошлись.

5

В предпринимательстве редко бывает затишье: что-нибудь да и вывернется посреди ровного «течения» общего дела, поставит задачу, которую вертись – не вертись, а решать придется.

Хотя Клименко и отдал мне свою долю акций во временное управление, отчитываться перед ним о результатах работы и выплачивать ему дивиденды – было по-прежнему необходимо. Ибо вкупе с теми десятью процентами, что находились на руках у подчиненных Ивана Борисовича, он имел контрольный пакет в «Луче». Пренебрегать этим я не имел ни юридического, ни морального права. Ежеквартально мне приходилось ездить в Москву на производственные совещания, на которые Клименко приглашал всех директоров подведомственных ему предприятий, что отнимало немало времени – дефицитное у любого руководителя, а в предпринимательстве – того больше: чуть отклонился от привычного ритма – и что-нибудь упустил. Нередко мелкая, на первый взгляд, промашка могла потянуть за собой существенные потери. Да и на производстве не всегда все шло гладко в мое отсутствие. Отмести эти подчинительные обязанности можно было лишь одним путем – подлинно имея контрольный пакет акций. Но как это осуществить? Думай не думай, а с одной стороны стоял Клименко со своей сорокапятипроцентной долей, с другой – несколько человек с десятью процентами. К Ивану Борисовичу соваться с таким предложением было бесполезно, а вот с остальными стоило переговорить. И я решил выйти на всех держателей акций, имеющих свои доли в тех десяти процентах, поочередно переговорить с ними и по возможности выкупить у них так необходимые мне документы.

Безусловно, я не сразу решился на столь сложный (с моральной точки зрения) для меня шаг. Нужные мне встречи необходимо было проводить в обход Клименко, с которым мои жизненные ветви переплелись в прочную связь, разорвать которую – значит потерять почти все. С другой стороны – меня подталкивало осознание того, что в бизнесе, чего уж греха таить, своя мораль: кто успел – тот два съел, на плаву, а кто прохлопал «ушами» – того выбросило на мель, и от этого так просто не отмахнуться. Вот и терзай душу, валяйся в ту или иную сторону, загоняй себя в тупик. А времечко не ждет! В конце концов, предпринимательские мысли преодолели духовные метания, смяв несостоятельные в бизнесе предрассудки, и я начиная с конца 1993 года и до марта 1994-го объездил все те города, где жили держатели наших акций: Тюмень, Сургут, Ноябрьск и другие – менее известные, в которых совсем еще недавно располагались всевозможные структуры треста «Сибэлектромонтаж».

Дорога, дорога, дорога! Где по «железке», а где и едва проезжая, ухабистая, забитая снегами, связанные с нею мытарства, недосыпание и недоедание, психологические нагрузки. Можно ли их забыть? Вряд ли. Сколько времени прошло, а многое еще свежо в памяти. Но это уже другой сюжет, другое повествование, и не «мертвые души» я покупал, а ценные бумаги – акции.

В тех долгих поездках я не раз и не два прикидывал возможную реакцию Ивана Борисовича на мое «самоуправство» – ведь рано или поздно ему будет известно об этом, и что тогда? При его возможностях он может запросто «стереть меня в порошок». Может, но сделает ли это? Реакции Клименко на те или иные жизненные повороты часто бывали непредсказуемы – не угадаешь. Но я никогда не останавливался на полпути к задуманному и, несмотря на все дорожные и душевные перипетии, колесил по городам и поселкам глубже и глубже познавая Сибирь! Сколько новых открытий! Сколько передумано, переоценено! И возможно, благодаря этим поездкам многое изменилось и в моем понятии о людях, и в моем мировоззрении. Как-то сгладилось чувство неловкости за свой поступок, утонуло в азарте приобретательства, в развороте перспектив на будущее, от которого захватывало дух. А мораль? Ну что мораль? Бизнес и мораль вряд ли совместимы. И загонял я тогда свою совесть в такие глубины души, в которых она едва теплилась.

Для держателей, интересующих меня акций Клименко уже не был прямым руководителем, и почти все они без особых уговоров согласились уступить мне свои акции – кто за деньги, а кто, учитывая старые дружеские отношения, бесплатно. Объяснить эту относительную легкость, с которой бывшие начальники управлений и участков расставались со своими правами, можно было лишь их полной неуверенностью в завтрашнем дне, поскольку страну затопил юридический и социальный хаос. Тогда акции едва ли не любых предприятий продавались за «копейки» и, имея деньги, их легко можно было купить, причем с полным правовым обоснованием – по договору купли-продажи. Я же ездил с готовыми бланками, в которые лишь вносились паспортные данные, и все. Нотариально эти бланки не заверялись, да и сейчас не заверяются.

Не продали мне свои акции лишь два человека – их долю я выкупил позже.

В результате моих активных действий к нашим с Лукашовым акциям прибавились купленные, и в общей сумме мы стали иметь около пятидесяти пяти процентов акций «Луча», то есть контрольный пакет оказался у нас. Наступил кульминационный момент в моей предпринимательской деятельности.

* * *

Время шло. Клименко молчал, и я молчал, полагая, что он получил сведения о моей скупке акций у его бывших подчиненных, и не придал особого значения моей самостоятельности. Но все же я побаивался его реакции, и в душе постоянно держался некий сторожок ожидания – а вдруг все обернется полным крахом? Прощай тогда, бизнес! Прощай, прорисованное будущее! Я даже вздрагивал от тех «черных» мыслей, и гасил их сразу, не давая им развиться до неуправляемой тревоги, зная, что любая неопределенность побуждает к выжидательному бездействию, а это в бизнесе всегда опасно.

Исподволь я уже стал надеяться, что все прошло гладко. С прежней аккуратностью я выплачивал Ивану Борисовичу положенные дивиденды и не предполагал, что он «не в курсе» моих сделок с акциями. А летом Клименко наметил совещание директоров всех его фирм в Москве и пригласил на него меня. Поехал я без особой тревоги – делов-то…

Встречи со знакомыми людьми, разговоры, оценки по бизнесу, и опять в отношении меня тихо. Я и вовсе уверился, что все с акциями прошло без осложнений. А после совещания Иван Борисович попросил меня и Павла Михайловича Коркина, который стал его «правой рукой» в Москве, задержаться. «А вы, Штирлиц, останьтесь», – почему-то вспомнилась расхожая фраза из широко известного кинофильма, и защекотало в груди – не по мою ли душу эта полупросьба-полуприказ?

А Клименко, слегка хмурясь, высказал:

– Слушай, Виктор Сергеевич, что-то у тебя производственные показатели снизились и экономика не блещет? Ты имей в виду – я владею контрольным пакетом, и мне недолго директора поменять.

У меня и спина похолодела – я сразу понял, что Иван Борисович ничего не знает про акции, и надо как-то открываться. Тянуть дальше эту двусмыслицу нелогично и опасно – будет только хуже. Но что за этим последует? Гром и молния? Ведь при такой финансовой и административной мощи он может меня просто «раздавить», как букашку? Размазать… В разгоне неуловимых мыслей, в душевном трепете я даже затянулся с ответом, что со мной никогда не было, и Клименко поднял голову от бумаг, посмотрел на меня выжидательно. А, была не была! Решился я, и как головой в омут:

– Да, Иван Борисович, – отвечаю, сдерживая голос, – я подтверждаю, что дела в последнее время идут недолжным образом – показатели падают, но мы стараемся принимать определенные меры по исправлению этого положения. А с тем, что вы можете сменить директора, вряд ли можно согласиться, так как контрольный пакет акций не у вас, а у нас. – Все! Какие-то волны скатились с плеч, освободив напряженное дыхание, а Клименко насторожился:

– Постой, как это у вас? Смотри, сорок пять процентов моих, по одному проценту у Шмакова и Прохоренко. – И начал перечислять всех своих бывших подчиненных, которые имели в сумме те десять процентов акций, выкупленных мной.

– Иван Борисович, – решился я на последний шаг, – извините, но ни у Шмакова, ни у Прохоренко, ни у других акций уже нет – я их давно, почти год назад, выкупил и, поверьте, не думал, что вы до сих пор об этом не знаете.

Клименко поменялся в лице и откинулся в кресле.

– Павел Михайлович (а тот знал про акции), что там у нас по «Лучу»?

– Виктор Сергеевич прав, – отвечает в некоторой растерянности Коркин.

– Как?! – Иван Борисович резко встал из-за стола. – Ты же у меня ответственный за акционирование всех подразделений! Как ты мог допустить это?! – И с матом выгоняет своего заместителя из кабинета. – Завтра ко мне в одиннадцать часов с подробным докладом! – кричит он ему вдогонку. – Кто продал? Когда продал? – А мне: – Идите отсюда! Я вас видеть не хочу.

Потяжелели ноги. В голове тоненький шум. Вышел я из офиса, как побитая собака, и сразу в гостиницу. Мысли об одном и том же: как все же среагирует на мое заявление Клименко? Что предпримет? Зашибет или смирится? Ведь у него в управлении акции предприятий по всей России. Потеря контроля над «Лучом» – мизер. А все же?..

Взял я в буфете пару бутылок пива и решил расслабиться. Включил телевизор, устроился на диване. Смотрю интересную передачу, чтобы отвлечься. Но попробуй отвлекись при таком раскладе!

И вдруг телефонный звонок.

– Виктор Сергеевич, – раздался в трубке голос Коркина, – завтра, в одиннадцать часов, ты тоже должен быть у Клименко.

Вот так оборот! То видеть не хотел, то официальное приглашение. Что бы это значило? И в трубку:

– Хорошо, я буду…

Ночь почти не спал, все думал: казнит или помилует? Удержусь в «седле» или нет? Так и промаялся до утра.

С тяжелой головой и с таким же тяжелым сердцем приехал утром в офис за полчаса до назначенного часа. Сел в приемной, потею. Ровно в одиннадцать секретарь говорит мне:

– Заходите!

Тихонько приоткрываю двойную дверь и вижу, как Иван Борисович встает из-за стола, протягивает мне руку и говорит совершенно спокойно:

– Так, Витя, у вас пятьдесят пять процентов акций «Луча» и у меня сорок пять, садись – продолжим разговор. – И опускается не в кресло, а за приставной столик, напротив, и так же спокойно продолжает: – Давай вместе посмотрим, как показатели выравнивать в момент перехода контрольного пакета. – Взыграло сердце, застучало радостно: вот оно, что значит иметь дело с разумным человеком! И потянулся у нас деловой и толковый разговор. Никаких обид и претензий. А через год я выкупил у Клименко и те сорок пять процентов оставшихся акций, заплатив ему немалую сумму в долларах. Для того времени это была взаимовыгодная сделка. Вероятно, Ивану Борисовичу нужны были деньги. Ну а мне акции.

* * *

Я был рад, что Лукашов не стал усложнять наши отношения, устраивать ненужные разборки и принял мое верховенство без эмоциональных всплесков. Но непонятная тревога не оставляла меня – уж чересчур спокойно, едва ли не равнодушно, повел себя Петр, а он не из тех, кто так просто склоняет голову. И прав я был: где-то дней через десять Лукашов выплеснул на меня новую идею, предложив создать еще оно «юридическое лицо» на базе «Луча». При этом всю имеющуюся собственность: площади, оборудование, материалы, трудовой коллектив, направление бизнеса – он хотел разделить поровну. Чего-чего, а этого я не то чтобы не ожидал – не предвидел. Но Петр не был бы Лукашовым, если бы все не прикинул и не просчитал, хотя, в общем-то, его новая идея никак и ни в чем меня не ущемляла.

– Принцип такой, – говорил он мне, – я делю все поровну, исходя из своих усмотрений, а ты выбираешь любую из этих частей. Получится, что я не буду знать, какая половина достанется мне, а ты – не делишь.

Опять умно и комар носа не подточит, чего тут возражать?

– Хорошо, – согласился я, и вроде как-то спокойнее стало на душе, светлее: все же, несмотря на пакет акций в моем управлении, некоторая тревога по поводу наших дальнейших отношений у меня сохранилась: как-никак, а мы вместе начинали наш бизнес и вместе пережили, казалось бы, непереживаемое. А тут Петр сам предложил абсолютно справедливый и толковый вариант, исходя из которого окончательно и принципиально расставлялись все акценты в наших взаимоотношениях. Куда уж лучше! Оба на коне и не в обиде.

Прикинули, обсудили и решили безотлагательно заняться разделением. Перво-наперво провели инвентаризацию, сбалансировали все, учитывая даже такой фактор, как близость производственных площадей к дороге и силовым установкам. Ни тени недовольства или затаенных огорчений ни у Петра, ни у меня – все по-дружески.