Текст книги "Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография"

Глава 18 Дуэль на Черной речке

Время летело стремительно, а когда ждешь рокового события, так от него и вовсе ничего не остается. В тот закатный час Мария и бабушка дома провожали Мишеля и Монго к Черной речке. А где еще могла состояться дуэль с этим французом, конечно, там. Никто долго не ломал голову, когда выбирали место.

Спал гусар наш лихой спокойно, никаких дурных предчувствий не было вовсе, словно он не туда, а в театр собирался, и сам не сомневался, что даже по дороге в театр могло случиться больше происшествий, чем по пути к роковому месту, да и там, где совсем недавно гений упал на снег, и подняться, покинуть этого места сам не смог, там они и должны были встретиться для нового поединка.

– Он сведет меня с ума, – прошептала бабушка, с укором глядя на Мари, словно это она была причиной того, что ее внука ненаглядного могли убить, и через пару часов принести на руках домой, так же как этого ужасного Пушкина, никак он не дает о себе позабыть навсегда, что же это за наказание такое, и почему они должны были в одно время на свет появиться? Чем больше проходило времени, тем больше она ненавидела виновника всех ее тревог и несчастий.

Она не хотела поминать его имени, считая, что не стоит будить Лихо, пока оно тихо, но и просто так смолчать тоже не могла, ведь если бы не те события, то ничего бы и не было, из-за жен и девиц Мишель бы стреляться не стал, он хоть тут был благоразумен, а вот сам Пушкин толкал его на новые и новые безумства. Им всем вместе не удавалось сладить с этим злодеем. Сколько он судеб разрушил, но там были близкие его люди, они хоть понимали за что страдали, нечего было с ним связываться, горемычным, а тут и до Мишеля дотянулся тоже, Окаянный, и никак его не отправить на тот свет, только и шастает тень неуспокоенная, и тащит за собой других. Она знала, что покойники ничего хорошего живым не несут сроду, но чтобы так издеваться над теми, кто еще жив, это ж надо уметь.

№№№№№

Мария знала, что с ним еще будет поэт Баратынский и писатель В. Одоевский, они вызвались туда идти сами, чтобы побольше свидетелей оказалось на случай печального исхода, да и оправдать поэта перед императором тоже не мешало бы, если все-так все закончится миром или погибнет француз.

Мишель никому не стал рассказывать, что на рассвете ему снился Дантес, он весело смеялся и говорил, что русские поэты так и хотят погибнуть от руки французов, наверное, в этом есть какая-то прелесть странная.

– Наверное, в этом есть свой шарм, но где твоя Натали, неужели можно стреляться из-за этого забияки, из-за этой мартышки. Что это за мир такой, сколько может там длиться маскарад, и не надоело еще.

Мишель молчал, ему не хотелось о чем-то говорить, но он должен был что-то сказать, молча уходить не хотелось.

– Неужели тебе ничего не жаль? – воскликнул он

– Это вам пожалеть придется, молодой человек, – отвечал француз. Теперь он становился значительно выше вдруг, рос на глазах, словно в какой-то старой и довольно страшной сказке.

Он пробудился в холодном поту, потому что готов был броситься на негодника, и в реальности бы точно бросился, а во сне, все было в тумане, и он не мог пошевелить ни руками, ни ногами, так и оставался стоять перед ним неподвижно. Странным ему показалось только то, что они были практически одного роста, хотя на самом деле Дантес был выше не две головы, но сон взял их, да и уравнял вдруг. Мишель посчитал это хорошим знаком, его Демон подсказывал, что ничего скверного с ним точно не случится больше.

№№№№№№

Наверное, и тогда все было точно так же – мелкий колючий снег, туман, отвратительная видимость. Место это и до Пушкина было довольно безлюдным, а уж после той дуэли почти все старались обходить его стороной, считая, что там с ними может случиться что-то самое отвратительное. Даже поэты не только не хотели, но и боялись там увидеть его тень, столкнуться с миром совсем иным, потусторонним.

Многие уверяли, что видели там тень убиенного поэта, он улетал куда-то с порывами ветра, растворятся в снежных просторах.

Мишель бывал там и прежде, но поэта не видел ни разу, хотя ему так хотелось этого явления. Но может быть на этот раз, узнав, что ему предстоит драться он и появится тут, ведь они странно сблизились именно после его ухода, да так, словно при жизни знали друг друга много лет, и он был только чуть дальше, чем Монго – его бесценный и вечный Монго. Зато он писал такие стихи, он любил таких женщин, что и близкие, и дальние рядом с ним бледнели. Только в ожидании, а оно не оказалось таким уж томительным, Мишель унесся далеко, очень далеко, и секунданты видели, что он ничего не слышит, он и не видит их даже.

Но подъехала карета с французом, и только на одно мгновение Мишель подумал, что цыганка могла и ошибиться. Но в тот же момент черное крыло Демона промелькнуло перед ним и кажется даже коснулось его плеча, и тень пробежала по лицу.

№№№№№№№

Монго, знавший его лучше всех, заметил, как он изменился в те минуты, словно что-то странное с ним случилось еще до того, как они встали с Барантом друг против друга.

Говорят, он стрелялся из-за графини Самойловой, интересно, что та могла в нем найти, ведь ни рожи, ни кожи, ничего, жалкий он какой-то, погибать от руки такого не хотелось, уж пусть и в этом будет как Пушкин, пусть его убьет красавец. Он наклонился к Монго и сказал, что найдет кого -нибудь поярче, когда придет его час умирать.

– Когда мы уходим, остаются легенды, а это так, недоразумение какое-то.

Монго не ответил на его эту странную шутку, он был серьезен, слишком серьезен, потому что его никто убивать не собирался, и ему придется и перед бабушкой, и перед императрицей отвечать за то, что там случилось, а это тот случай, когда живые позавидуют мертвым. Ему не хотелось попасть под горячую руку и лепетать что-то в свое оправдание о том, что он не мог там не быть, что он не мог оставить Мишеля одного, но и спасти его тоже не смог.

Он обратил взор к небесам, словно там его кто-то видел и слышал, и попросил, чтобы все завершилось без трагедии, если она и случится, то не в этот раз, а позднее, еще не время.

Мишель очнулся, услышал голоса друзей, французскую речь, понял, что пора выходить к барьеру и сказал что-то невнятное, поднял пистолет, и вдруг адская боль в плече заставила его вздрогнуть и выстрелить куда-то в воздух.

На этом все и было закончено, дуэлянты поспешили разъехаться, в карете Монго говорил, что рана не смертельная, что они успеют вовремя, и жизни его ничего не угрожает, хотя и больно, очень больно, но надо потерпеть, он сам виноват.

Обманывал ли он его, хотел успокоить, кто ж его знает, но наступило великое облегчение от того, что с этим было покончено, и цыганка не ошиблась, пока не ошиблась

Глава 19 После дуэли

Елизавета Алексеевна встречала любимого внука, она и сама была не жива и не мертва, казалось, что они ехали слишком долго, не верила, что сможет его дождаться, сто раз подходила к окну и то злилась, то упорно молчала. На нее не было никакой управы, да Мария и не пыталась что-то такое сделать, предпринять, она просто вышивала какую-то салфетку и понимала, что если заговорит, если отвлечется, то разрыдается, а то и впервые в жизни станет ей перечить, а это конец света, и для нее, и особенно для тетушки, ведь она останется совсем одна, не много желающих быть к ней поближе и тут сейчас, а без Марии и вовсе никого не останется, а она не могла так скверно поступить. Лучше пока помолчать, у них будет время еще поговорить, но позднее, потом, не теперь.

Даже самое долгое ожидание вдруг заканчивается, как и все в этом мире.

Но вот наконец во дворе появились кареты, они прильнули к окнам, желая узнать, что там такое, жив ли он, какие вести привезли те, кто там были, и что вообще в том мире творится.

Сначала выпрыгнул Монго, потом медленно вышел Мишель, бабушка едва сдерживалась, чтобы не броситься туда, к нему, и все же она оставалась на месте, она должна была дождаться его здесь. Она и без того всегда его баловала своим вниманием, так зачем же все усугублять еще и теперь?

И хотя в доме появилось вместе с Мишелем пятеро других мужчин, но стояла какая-то непривычная тишина, и кажется никому не хотелось ее нарушать. Тишина казалась зловещей.

– Ну что вы молчите, – усмехнулся он, – не рады, что я вернулся живым, или может не узнали меня?

Он смотрел упорно на Марию, не желая взглянуть на бабушку, боялся, стыдился, сожалел, каких только чувств не было в душе его в тот миг.

И тогда бабушка послала за слугами, велела им помочь Мишеньке, а Монго приблизился к ней и сказал, что нужен лекарь, но надежный, чтобы никому ничего не стало известно, хотя бы какое-то время, пока все уляжется.

Бабушка кивнула Марии, и та вышла к служанке, чтобы распорядиться и послать ее за доктором. На такой случай все было обговорено заранее.

№№№№

Доктор был старым бабушкиным приятелем, дальним родственником, прибыл почти сразу, она успела предупредить его, что он может понадобиться этим вечером. А когда тот вопросительно на нее взглянул, она за словом в карман не полезла.

– Помирать я собралась, – заявила она, – а сам понимаешь, тут без тебя не обойтись. Мгновенная смерть мне вряд ли грозит, за ней очередь надо было с детства занимать, как моя матушка любила говорить.

Он так и не мог понять, шутит ли она или говорит серьезно. Но все, о чем она предупреждала, сбылось, и он поспешил по хорошо знакомой дороге к их дому.

Найдя бабушку взволнованную, но в полном здравии, увидев молодых людей тут, он обо всем догадался, кивнул лишь собравшимся, отправился в комнату, где и должен был оставаться тот, из-за которого всегда было так много шума и волнений еще с момента появления на свет. И тогда доктор был тут и томился вместе со всеми в тревожном ожидании.

Мария была слишком молода и слаба, он предупреждал ее мать, что все может закончиться плачевно, при ее-то здоровье. Примерно так и закончилось, только не в момент родов, а позднее, но если он и ошибся, то совсем ненамного.

И вот с тех пор ему приходилось бежать по первому зову бабушки этого неуемного внука, и, хотя болел он не так и часто в последнее время, но теперь случались беды совсем иного порядка, где требовалась его помощь. Он уже знал о дуэли, и это могло отразиться и на его карьере тоже, как только все дойдет до императора, а ведь дойдет обязательно. Но мог ли доктор не отозваться, даже если бы его вызвали к раненому Дантесу или Наполеону, клятву он давал, и прибыл бы и туда тоже.

Рана оказалась глубокой, но не смертельной, и все-таки доктор был в страшном смущении, понимая, что он впутывается в скверную историю, самую скверную во всей его жизни, а ему этого совсем не хотелось. Но и отказаться он никак не мог, тем более, теперь ничего не изменится, это точно.

Глава 20 Слухи и сплетни

Бабушка удержалась от того, чтобы войти в комнату, но она стояла рядом и готова была вцепиться в доктора, как только он появится. Он почувствовал это и выходил как-то боком, энергии этой не молодой женщины порой можно было позавидовать, а лекарь чувствовал себя совершенно бессильным с ней рядом.

– Не переживайте так, он будет жить, если что-то скверное и случится, то не на этот раз. Обошлось, вы слышите меня обошлось, если вы не верите, то пригласите другого доктора, он скажет то же самое.

Она не произнесла ни звука, но как-то отошла в сторону, раздумывая, идти ли в комнату или проводить доктора. Но прошло время, она не решила, как ей быть и стояла на месте. Пауза странно затянулась.

Провожать пошла Мария, ей хотелось узнать то, что он мог и не сказать бабушке. Елизавета Алексеевна же постояла перед дверью, а потом повернулась и пошла в залу, ей хотелось пожурить молодых людей, за то, что все это произошло, но их уже не было близко, они успели улизнуть, каждому было понятно, чем это закончится, когда вернется Елизавета Алексеевна. И в такой момент присутствовать тут совсем не хотелось. Пусть она сама со своим внуком разбирается, они и без того сделали слишком многое для него и многим рисковали. По головке их тоже не погладят за все, что случилось там.

Вернулся же через несколько минут только Монго, ему нужно было знать, что там с Мишелем, да и заночевать он собирался здесь, на всякий случай, если что-то еще произойдет, например явятся верные слуги государевы, чтобы их всех арестовать, как это было дюжину лет назад. Конечно, их бунт с тем не сравнить, но все-таки дуэли Император строжайше запретил и худо будет всем, кто ослушается, они посмели ослушаться, и вот теперь должны расплачиваться за все, что было совершено.

Монго не собирался уходить от ответа, он смотрел в глаза реальности и готов разделить участь Мишеля, впрочем, как и всегда.

№№№№№№

О происшествии в тот же вечер стало известно государю, бледная императрица явилась к нему в слезах, и заявила, что скорее всего поэт убит этим проклятым французом. Она требовала, чтобы его отправили туда, в Париж к Дантесу, как они могут убивать наших поэтов, глазом не моргнув.

Но все это Николай Павлович пропустил мимо ушей, его интересовал не француз, которого подставили его же бравые гусары, а тот, кто не только не давал ему покоя, но пошел по следам бунтовщиков и Пушкина, его он одним махом записал в ту самую компанию, хотя прекрасно знал, что поэт не был причастен к происходящему никаким образом. Не он ли сам читал все протоколы допросов, а кого-то и допрашивал, не доверяя этого дела никому из своих следователей.

До утра он решил не суетиться, пусть поспит у себя дома, а то помрет, и придется потом носиться с его телом и оправдываться снова и снова. Узнав утром, что поэт жив, хотя не совсем здоров, он приказал его арестовать, не обращая внимания не протесты императрицы.

Утром в бабушкином доме появились посланники императора с приказом об аресте. Она поняла, что спорить бесполезно, будет только хуже и отошла в сторону.

Когда его увели, перед ней стояли только Мария и Монго, словно хотели узнать о каких-то ее распоряжениях, но что она могла им сказать?

Монго ушел молча, так ничего и не дождавшись от Елизаветы Алексеевны.

– Куда это он собрался? -спросила она у Марии

– Не ведаю о том, – только и говорила она, хотя бабушка ей не поверила, и понимала, что ей -то он все сказал.

– Пусть не дурит, он нам нужен тут, – тихо говорила бабушка, понимая, что слова ее не дойдут до него все равно, даже при всем желании, он был уже на приличном расстоянии.

Глава 21 Друзья по несчастью

Так все оно и было, Монго отправился к государю., чтобы во всем признаться и оказаться рядом с другом. Вряд ли их посадят в одну темницу, но они будут рядом, он найдет, как связаться с Мишелем, и при его -то обаянии не устоят охранники, а императрица о них позаботится, в том не было сомнения никакого. Монго всегда слишком хорошо думал о женщинах, и ему это часто помогало в жизни. Но все на самом деле оказалось не так радужно, как им представлялось.

Несколько дней во дворце о них не думали, кажется, забыли, им оставалось только перестукиваться и немного поговорить – камеры были рядом – вот и все развлечения.

И Мишель говорил что-то о том, что он с печалью смотрит на это поколение. Ведь ничего им в жизни не осталось, только вот такая серость и пустота, никаких подвигов, войн, страстей, тишь да гладь. И надо же было родиться так поздно, это точно злая шутка Демона, когда его противник махнул на все рукой. Но именно к нему он обращался с благодарностью, когда снова и снова повторял «За все, за все тебя благодарю я».

Монго понял, к чему он клонит, хотя не хотел ему о том напоминать, снова мятежный просит бури. Только Мария лучше, чем он знала, что тот написал за все эти годы. Но размышлял он все-таки о Василии Андреевиче и императоре, ставя их в один ряд по каким-то странным соображениям.

– Пушкина они не трогали не разу, – размышлял Монго, – хотя в том декабре для этого было больше, чем надо поводов, и при желании он мог оказаться в Сибири или на Кавказе, это уж как захочется Властелину, но спокойно жил у себя, писал стихи, умножал свои победы над прекрасными дамами. А может быть и на самом деле он был совсем другим. И какая-то тайна, им не ведомая, скрывалась в нем. Мишелю только кажется, что он все понимал и чувствовал, но судить он мог со своей колокольни, а вовсе не с его.

А ведь его никогда не трогали, ссылка в Болдино или Михайловское не в счет, то же мне наказание, его скорее хотели спасти и защитить от его бунтарского окружения. Надо признать, что никаким бунтовщиком он не был на самом деле, но в назидание тем, кто придет позднее, можно было с ним расправиться, ведь влияние его было огромным, почти у каждого из бунтарей нашли его стихи, и все-таки отбыв смутные времена в своих имениях, он возвращался в столицу, если его что-то там и удерживало, то скорее карантин, а не царский указ – не пускать, гнать прочь.

№№№№№№№

Когда же о них наконец вспомнили, у Мишеля было готово послание, он просил снова отправить его на Кавказ.

– Зачем тебе это? – теперь они смогли встретиться с Монго лицом к лицу и поговорить.

Он отметил, что оба они скучали друг без друга, даже стена в темнице оказалась большим препятствием для них. Мишель оценил его жертву, он знал, что Монго пришел туда сам, его никто не арестовывал, наверное, чтобы не поднимать лишний шум, ведь были они одного поля ягоды, и родственники у того такие же влиятельные, это за Пушкина мог заступиться только Василий Андреевич, но толку от этого заступничества не было никакого, при всем его влиянии на наследника, просил он так покорно и робко, что только из-за этого ему легко можно было отказать, но бабушку, если она пойдет в наступление и рота драгунов не остановит, и ей бесполезно объяснять, что ее внук нарушил все мыслимые и не мыслимые законы и должен быть по справедливости наказан, никакие слов не имели для нее никакой силы на этот раз, а потому связываться с ней никому не хотелось.

Хорошо, что он сам написал прощение, меньше будет разговоров и объяснений, почему его снова ссылают без всякой жалости и снисхождения.

Монго ждал ответа от задумчивого Мишеля, и когда уже не надеялся дождаться, тот заговорил неожиданно:

– Да просто надоело тут все, думаю, там не страшнее и не опаснее, чем тут, и зло наскучило ему, – вдруг повторим он какую-то строчку стихотворения, непонятно как в памяти возникшего и усмехнулся своей странной улыбкой, загонявшей многих в тупик.

Монго только кивнул в знак согласия, другого решения он и не ожидал. Сам он на войну не рвался, но ведь его о том никто и не спрашивал, оставалось только написать такое же прошение, ничего, он отдохнет потом, позднее, а пока покой им обоим только снится.

Часть 5 Прощай, столица

Глава 1 Прощание с Москвой

Когда друзья вернулись домой, и бабушка на этот раз вышла на крыльцо, чтобы их встретить, она не могла усидеть в комнатах своих пустых, где можно было волком выть все эти дни. Навестить ее отважились только Василий Андреевич, да и то не по своей воле, он сообщил о прощении и прошении Мишеля, и о том, что нужно бы предпринять, чтобы все не было так печально.

– Если бы он обратился к императрице, ему не надо было бы никуда уезжать, она бы с радостью его тут оставила, – говорил тот, словно просил прощение за все, что свершилось там.

– Да не пойдет он ни на какое свидание и сделку, разве нам с вами не ведомо это, милый друг, я сама бы пошла к ней, прогнулась бы до самого пола, только никакого толка нет в том, ей нужен мальчишка -поэт, а не старуха со скверным характером, может она думает, что я смогу на него повлиять, но плохо она знает моего внука, даже на Монго трудно повлиять, хотя он славный мальчик, а на нашего никак, его можно убить, но не сломить.

Бабушка с тревогой оглянулась на иконы, словно прося прощения за слова, произнесенные только что, дурной это знак, но она не могла скрыть досады никак.

Василий Андреевич развел руками. Но тут появилась Мария, и он взглянул на нее почти с восторгом, она показалась ему ангелом-спасителем, разговор был страшно тяжел, а других в его жизни было мало, зная его доброту и кроткость, такие как Елизавета Алексеевна этим только и пользовались. С Марией они были друзьями по несчастью, потому что вынуждены были терпеть все это и не могли уйти и спрятаться. Велика Москва, а спрятаться -то и некуда особо, вот живи и мучайся, сколько получится.

№№№№№№№

Бабушка минуту назад готова была высказать им все, что накипело, но как только его увидела, улыбнулась – цел и невредим, и рана его почти зажила, но она тут же послала за доктором, чтобы убедиться, что все это так, и он не притворяется, да и перед отъездом на Кавказ, будь он проклят, у нее должна быть уверенность, что с ним все в порядке, что там он не будет маяться и страдать, потому что на ту медицину надеяться не стоит, они же не на курорты отправляются, а на войну, вот и надо тут постараться вылечить Мишеньку.

Мишель облегченно вздохнул, гроза пока обошло его стороной, и у него есть какое-то время на передышку. Только обнимая Марию, он понял, как скучал без нее, как ее не хватало. А потому незаметно увлек ее в свою комнату, оставив Монго бабуле на растерзание, и намекнув на то, что как только та его отпустит, он должен к ним присоединиться, и виновато улыбнулся, мол, прости брат, я ни в чем не виноват, просто судьба твоя такая.

Мария поспешно рассказывала обо всех новостях и сплетнях в свете, о визите Василия Андреевича и его намеке на милость императрицы, если Мишель напросится к ней на свидание.

– Да не бывать этому, Кавказ так Кавказ, там мне хоть оды ей петь не надо, а может и спою, когда окажусь на безопасном расстоянии, там -то не будет грозить еще одно свидание.

– Не рискуй, услышит и вернет тебя назад, с нее станется.

Так они весело болтали и говорили, куда надо обязательно сходить, как только он немного отдохнет и приведет себя в порядок, чтобы было потом, о чем вспоминать вдали от дома, в том, что их туда отправят снова, сомнений никаких не было – с глаз долой, из сердца вон.

В дверь постучали, на пороге стоял, однако, не Монго, а доктор, Мария рассмеялась и упорхнула, Мишель что-то ворчал, но подчинился, с раной его было не все в порядке, что не удивительно в тех условиях, пусть хорошенько залечивает, тут бабушка была права. А ему еще жить да жить, писать да писать.