Текст книги "Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография"

Глава 16 Снова в Москву 30 января 1841

Волнения верного друга в те дни были напрасными, пока еще ничего страшного не случилось. Мартынов отошел от роковой черты, Мишелю они не позволили к ней приблизиться.

А тут пришло известие о том, что им пора отправляться в столицу на Новогодние праздники. Можно было хотя бы ненадолго перевести дыхание.

Как -то медленно они двигались на этот раз, и потом, в самой столице не было ничего интересного, ничего не изменилось, словно они ее и не покидали вовсе.

В салоне Софьи он читал «Завещание», страшно сверкали глаза при этом, и он говорил, что смерть бродит за ним по пятам, и пока только чудом удавалось ее избегать.

Алекс рванулась к Монго, отвела его в сторону, стала расспрашивать, что же такое могло случиться там, на Кавказе.

Он рассказал о замке с приведениями, о том, что Мишель умудрился поссориться с Мартыновым:

– А он голубоглаз и белобрыс, – с тяжелым вздохом прибавил Монго.

– Но все это еще можно остановить.

– Тебе ли не знать нашего поэта.

– Да столкни ты этого Мартышку со скалы, – она то ли шутила, то ли говорила серьезно, как тут разобрать.

– Думаешь, не появится других? – спросил он удивленно

Алекс ничего на это не ответила, Мишель сводил с ума многих, что же им всем остается еще делать?

№№№№№№№№

И хотя казалось, что ничего не изменилось, но некоторые перемены все-таки были и тут, Мишель не замечал ничего, а Монго видел, что они все чаще сталкиваются с великим князем, и тот страшно недоволен тем, что Мишель будоражит умы и сердца других людей. Допускать это наследник не собирался, он знал и помнил, сколько пришлось пережить императору в первые дни творения, и не собирался переживать подобного, а для этого надо было устранить мятежного поэта.

Василий Андреевич просчитался, надеясь, что ему удастся убедить Александра отнестись к Мишелю по-другому, он не собирался повторять чужих ошибок. И когда они столкнулись именно для того, чтобы поговорить о Мишели, император спросил:

– Почему он здесь, что он хочет от всех от нас?

Учитель понял, что никакого разговора не получится, просить и убеждать его в чем-то бесполезно, и надо признать, что он сам был в том виноват, как и его подопечный, нельзя так долго испытывать терпение монарших особ, они и без того долго старались не замечать того, что тут творилось, но сколько же можно?

Оставалась слабая надежда на императрицу, и надо отдать ей должное, она оставалась верна себе, и надежда, что он будет ее поэтом все еще жила в душе, она попыталась что-то сказать наследнику, но тот даже и слушать ее не стал, как только понял, о чем и о ком она собралась с ним говорить.

Здесь же появился и император, и он тут же поддержал брата, которому должен был передать страну рано или поздно.

– В мире и так неспокойно, убит один из братьев Столыпиных, об этом снова все и везде говорят, а если он со своими стишками начнет опять бунтовать, то и до восстания не далеко, а чтобы этого не случилось, его надо держать подальше от обеих столиц.

Таки оказался вердикт, который не обсуждению, ни тем более отмене не подлежал

– Вот вы этим и займетесь, – повернулся император к Василию Андреевичу.

Тот выслушал молча, чуть склонив голову в сторону Его Величества, не в первый раз ему было усмирять и гасить пожар.

№№№№№№№

Только по дороге домой он с грустью думал, что вся его жизнь так и прошла в этих противопожарных мерах, и был он главным чиновником императорской службы спасения, а была ли у него когда-то своя личная жизнь, и то, что он писал вопреки воле императора, оно ведь никогда не увидит свет, нет в том никаких сомнений. Так стоило ли оно того, надо было давно уходить, уезжать в деревню, оставаться как можно дальше от столиц, только было это не в его власти, да и что бы он делал в той самой деревне в одиночестве? Не мог он бунтовать, уже если даже Пушкин считал бунт бессмысленным и беспощадным, то о нем что говорить?

Не было произнесено ни одного слова, но Жуковский в тот вечер стал негласным охранником Мишеля, как бы смешно это не звучало, но он не сможет справиться с Мишелем. Пока в этом не сомневался только он один, а скоро это станет понятно всем. И он мог только мечтать о том, чтобы Мишель как можно скорее отбыл к месту службы. Ведь только в этом случае для него наступит хоть какой-то покой.

Глава 17 Последняя радость

Но не все было так мрачно и безнадежно в жизни Мишеля во время того, последнего возвращения в столицу. Василий Андреевич пока молчал, и никто из близких ничего не ведал о том, как резко настроен брат императора, а ведь с ним были связаны последние надежды на то, что все переменится в лучшую сторону, что его отправят в отставку и оставят в покое. Только надеждам этим не суждено было исполниться.

Но зато для Мишеля в те дни сверкнул последний луч ослепительного зимнего солнца, и это было неожиданное, для него и на самом деле неожиданное столкновение с Евдокией Ростопчиной, в каком -то салоне, он точно не помнил в каком, они внезапно столкнулись, и словно искра от того самого солнца пронзила их души. Бывают же такие озарения в морозном январе, один раз в жизни, но случаются.

Нет, столицы наши не так велики, как кажется, а светский круг тем более до безобразия мал, он знал ее еще когда учился в пансионе, но сблизился, увидел, почувствовал родственную душу именно теперь, раньше даже и не замечал вовсе, да и сама Евдокия, если и видела его тогда, то мало что могла вспомнить, только то, что они росли вместе, и вдруг, вот счастье какое.

«Я верю, под одной звездой», – эти строки не видела даже Мария и Монго, а что говорить об остальных, прочитали они стихотворение значительно позднее, уже перебирая рукописи и все, что было им написано. Но тогда возникли какие-то смутные догадки о том, что Мишель увлечен этой тихой и отрешенной от мира девицей, ее так привыкли все считать и называть, и она отвечала ему взаимностью, что должно было стать губительно и для репутации ее, а может и для жизни самой. Об этом Мария и пыталась сказать Монго, надеясь, что тому удастся как-то на него повлиять, а если не на него, то хотя бы на нее, ведь девицей она слыла благоразумной вполне. Сочинительством занималась, и вместе шитья и вязания просиживала дни напролет над книгами, что тревожила близких, так она могла не то, что удачно не выйти замуж, а просто там не оказаться. Ведь женихи не терпят равнодушие к собственной персоне.

Но самые близкие люди, те, кто знали ее лучше других, были уверены, что она туда и не собирается, и наоборот, готова сделать все, чтобы вдруг каким-то случайным образом там не оказаться.

Но с Мишелем они встречались через день и каждый день и неизменно оказывались вместе, чему оба были очень и очень рады.

№№№№№№№

Евдокия с улыбкой относилась ко всем тревогам за нее, но ее тревожило то, что он все время говорил о гибели, словно бы это должно было случиться не нынче так завтра, но ведь и еще до Пушкинских лет ему жить и жить, а в таком юном возрасте, кто же может умереть, тем более он уходит в отставку, хотя и в столицах можно найти много чего опасного для жизни, но она постарается позаботиться, чтобы ничего такого с ним тут не случилось.

Девица смотрела на него совсем другими глазами, и она первой заметила особое отношение к Демону и ту роль, которую он играет во всем его творчестве.

Может быть ей хотелось казаться умнее и проницательнее многих, а может она такой и была, и вовсе не хотела чего-то иного, но она заговорила не только о Демоне, еще и о Донжуане – любимом образе его кумира Байрона, и последнее его удивило сильнее всего. Нет, у него, конечно, с самого начала была Мария, но та действовала под руководством бабушки, эту никто не заставлял, и потом она же не знала всего его творчества с первых строк, значит просто угадала и почувствовала то, что там творится, а это для него казалось бесценным.

И было еще одно притягательное качества в Евдокии – она много, очень много рассказывала ему о Пушкине. Мишель не мог знать, насколько близко она была с ним связана, как глубоко погрузилась в его творчество. А ведь даже поэты его круга вряд ли могли знать столько, они конечно в деталях помнили все факты биографии, происшествия, дуэли, но вот сами тексты, все, что он писал и как писал – это было для них значительно дальше, чем для нее. Мишель это сразу почувствовал. Кажется, она проникла во все письма и дневники поэта, и, если бы не время, не приличия, могла говорить о том часами и днями напролет. Она стала настоящей хранительницей памяти.

№№№№№№№№

Смогла бы приворожить его Пушкиным какая-то другая девица– вряд ли, но в ней было что-то невероятное и особенное, и Пушкин должен был гордиться тем, что она была в его кругу, что она оставалась ему верна, когда и более близкие его друзья старались не говорить, не думать о том, что творилось там с ним, а посмертная судьба вроде и вовсе их не волновала. Они хотели жить и не думать о смерти и мертвецах, тем более, покинувших этот мир добровольно.

Вот обо всем этом он и рассказал Марии, когда та наконец стала просить у него поведать обо всем, что там творится и почему он стал так надолго от них ускользать.

– Ну это прекрасно, если все так, как ты говоришь, – не выдержала Мария, – родственная душа – всегда хорошо.

Она была немного обижена и может даже ревновала, хотя и понимала, как это глупо должно казаться.

– Плохо, что мы встретились слишком поздно, – задумчиво говорил он, когда она думала о своем.

Она попыталась спрятать улыбку, понимая, что он говорит серьезно, наверное, время для него течет вовсе не так как для всех остальных. Надо было поговорить с бабушкой и Василием Андреевичем, а может быть с князем Петром, они должны что-то сделать для того, чтобы он перестал думать, что завтра погибнет. Конечно, они намаялись с Пушкиным, и до сих пор никак не могут отойти от тех дней, но ведь прошло почти четыре года с тех трагических событий и должно что-то в их душах перемениться.

№№№№№

Мнение цесаревича как -то дошло до многих, и все снова стали говорить об его отъезде на Кавказ, в царской семье хотят только одного, чтобы он был как можно дальше от них, а ведь это жестоко и несправедливо, на Кавказ давно должны отправиться другие, он там был и сделал все, что от него зависело. А может он сделал больше, чем мог бы, почему опять он? Но самые могущественные вельможи из ближайшего круга никак ничего не могли сделать, сколько не старались. Вердикт был вынесен, после праздников они вместе с Монго должны были туда отправляться, и, может быть, только чудо какое-то спасет их от такого решения.

А как же мечты о творчестве, об уединении, не этого ли ему хотелось больше всего, но ничего не получалось.

Глава 18 Любовь Мертвеца (март, весна)

Мишель всегда оставался фаталистом, но весной, когда все расцветало, оживала природа – особенно. Может быть, так подействовали на него разговоры с Евдокией, когда она говорила о Пушкине, о его посмертной судьбе, он просто сравнил со своей жизнью и понял, что мало чем отличается она от гибели поэта, пока он еще жив, но разве не мертвец он уже теперь?

Стихотворение называлось «Любовь мертвеца». Кто-то видел в нем ужастик, близкий к немецким балладам, и считал, что поэт отдает дань моде того времени, но близкие понимали, что пишет он только о себе самом. И не ради красного словца твердит он, что душа его мертва, а потому все ему пусто и не интересно.

– Меня не станет в ближайшее время, – говорил Мишель, – и в том нет ничего удивительного, все безнадежно и пусто.

Картины пустоты и мертвечины поразили Евдокию, она не хотела читать его совсем, но все-таки прочитала, а потом перечитала снова, и была потрясена еще больше, чем в первый раз.

Но не только его новая муза, стихотворение случайно увидела Варвара, оно было вписано в альбоме ее сестры, хотя писала Мария своей рукой, но сомнения в том, кто это написал не было никакого.

– Что это? -невольно воскликнула она и отстранилась, словно бумага в ее руках вспыхнула ясным пламенем.

Сестра молча на нее взглянула, не ведая, что ей сказать по этому поводу.

Она знала, что не просто так он попросил ее написать стихотворение – не сомневался, что отвергшая когда-то рано или поздно его прочтет.

– Да, это последнее стихотворение Мишеля, – наконец произнесла она, и не могла ничего лучше придумать для объяснения.

– Как жутко. До чего он себя довел, а ведь не так много времени прошло, – размышляла она, словно говорила сама с собой.

Она невольно вспомнила его «Маскарад» и жуткое убийство Нины и в то время немного лучше понимать стала то, что с ним творилось.

– Он убил сначала меня за то, что я посмела выйти не за него замуж, а теперь расправляется с собой.

Она повернулась от окна, решив взглянуть, что думает обо всем этом Мария, но ее уже не было рядом, она куда-то успела упорхнуть

Варвара отправилась в сад и разыскала Марию, ей надо было о чем-то обязательно спросить, хотя она еще точно не знала, о чем говорить станет.

– А что Ростопчина, говорят, что его часто с ней видят.

– Это так, она умна и проницательно, она понимает его так, как ни одна из нас не понимала, – спокойно отвечала Мария, – а тебе лучше забыть и не думать о Демоне, пока твой муженек ни о чем не догадался.

– О Демоне? – зачем вы его так называете, только подливаете масла в огонь, он и так был не сносен, а теперь и вовсе до небес поднялся.

№№№№№№№

Мария ничего на это не ответила, а Варвара отправилась по саду, силясь не разрыдаться.

Она вдруг поняла, что он стал еще дальше и не приблизится больше, что жизнь ее кончена, от нее просто ничего не осталось более, унылое существование с глупым и ревнивым мужем. Разве об этом она мечтала в те дни, когда только встретилась с Мишелем и вспыхнул огонь в груди, и казалось, что он будет с ней, что они все смогут одолеть, но только госпожа Ростопчина может говорить с ним на равных, а что она, глупая и никчемная девица. Лет ей, конечно, не мало, но ведь умнее и интереснее она от этого не стала, и не сможет она с ним сладить, как бы не старалась, ничего у нее не получится никогда. Любовь ее наивна и совершенно бессильна. Мария права, ей надо просто про него позабыть и никогда не вспоминать, только если бы это было так просто сделать.

Мария появилась внезапно, так же внезапно, как и пропала совсем недавно.

– Тебе не о чем волноваться. Он любил только одну женщину, и это ты, дорогая, – вдруг произнесла она, хотя кажется и сама не ожидала, что скажет это вдруг теперь.

– И что с того, – с тоской в голосе отвечала Варвара, – ничего не может быть.

– Ладно, не отчаивайся, я вот принесла тебе записки, не бойся, это не о Мишеле, это о Пушкине, однако, очень печальная история, но почитай на досуге сама, только своему дураку мужу не показывай, он непредсказуем совершенно, кто знает, что ему взбредет в голову, а потом пострадают невинные

– Может тогда не надо, – запротестовала Варвара.

– Да перестань трусить, ты же не ребенок малый. И почему он должен такую власть надо тобой обрести, скоро и дышать запретит, глядя на него я ненавижу всех мужей и замужества боюсь, как огня.

Слова эти подействовали отрезвляюще. Она убедила себя, что бояться ей нечего.

Глава 19 Тайна Графини Воронцовой

Одесса в те дни странно оживилась. Здесь появился опальный поэт, высланный самим Государем императором из столицы. Первым узнал об этом генерал-губернатор Михаил Семенович Воронцов. Он сразу же понял, что забот прибавиться. У поэта была самая дурная слава.

Граф Воронцов вообще не любил поэтов. Он знал точно, что от них всегда нужно ждать неприятностей, смуты в умах и сердцах, а то и явного противодействия. А он привык к тому, что всегда и во всем у него был порядок, и такой, что соседи тайно ему завидовали, но они и представить себе не могли, каких трудов это ему стоило.

Генерал взглянул на свою красавицу – жену. Графиня загадочно улыбалась каким-то своим мыслям, ему показалось, что она его не слышала.

Но она все слышала, и даже прекрасно понимала, что больше всего волнует ее обожаемого мужа – поэт прослыл страшным Донжуаном. Говорят, у него даже был список побед его над первыми красавицами столицы. Но разве она давала когда-то повод для волнения ее блестящему мужу?

– Почему он тебя так волнует? – мягко, почти ласково спросила она, глядя на мужа в зеркало, перед которым сидела. Она чаще всего смотрела на него в зеркало, так у них повелось с самого начала.

– Он пылок и дерзок, дорогая, и он имел наглость заявить, что сама императрица.

– Да мало что может сказать поэт? Разве можно верить хоть одному его слову, я не узнаю тебя, милый.

Граф с нежностью думал, как ему повезло с женой, более любящего, нежного создания не было в его реальности, да и среди всех его знакомых и родственников тоже – он это точно знал.

– Все это ерунда, не стоит даже волноваться, милый, кто же из поэтов не влюблен в своих императриц, на меньшее они просто не согласны. Но разве может он сравниться с императором, или с теми вельможами, которые ее окружают. Она легкомысленна, но не настолько глупа и безрассудна. И в суждениях ее было столько здравого смысла, но когда и где женщины руководствовались тем самым здравым смыслом?

– Видел ли ты поэта? Он что, так неотразим, как о нем говорят?

– Он черен и страшен, – презрительно усмехнулся граф.

– Я слышала то же самое, о чем же нам беспокоиться? Если мы не будем говорить о нем, то ничего страшного с нами и не случится, – пыталась уговорить его она.

– И все-таки я бы не опечалился, если бы черт пронес его мимо, и он не заглянул к нам. Мы не заслужили такой чести. Разве одного Пестеля нам недостаточно? – неожиданно он напомнил ей о другом бунтовщике царских кровей, который был переведен сюда в полк и столько времени не давал покоя боевому генералу.

№№№№№№№

В тот момент графина резко отвернулась от зеркала и от мужа, словно она хотела спрятать свое красивое лицо от него. От легкости и игривости ее больше не осталось следа. И когда этот человек с тяжелым взглядом, смущавший любого, снова воскрес в ее памяти, она почувствовала, что почва уходит из-под ног. Она была увлечена им вопреки всему. Но самое страшное даже не это, а то, что перед этой железной волей она оказалась совершенно бессильна.

– Павел Пестель, – она специально назвала его по имени без всех титулов и званий, пусть он летит ко всем чертям, но так, чтобы она никогда больше его не видела и не слышала.

Он упорно не видел ее, не смотрел в ее сторону даже из вежливости, ее немного успокоило то, что его не интересовали и другие женщины. Тогда она и бросила одной из своих старых знакомых, громко, чтобы слышала не только она:

– Боюсь, дорогая, у тебя ничего не получится, он совсем не интересуется женщинами.

Так и родился слух о странных привязанностях этого человека. Он посмел игнорировать графиню, а этого никогда не стоило делать, особенно если ее муж генерал-губернатор.

– То же самое говорят и об императоре, они и на самом деле родственники, это у них наследственное, – прибавила ее собеседница, которая вероятно все знала и без нее.

Она бы забыла о том странном и не приятном происшествии, если бы ее муж снова о нем не напомнил.

Но что-то болезненное и странное вспыхнуло в душе. Она не знала, как быть и что делать. А тут еще поэт. Но на этот раз она была защищена и понимала, что ей ничего не угрожает. Но если он поможет ей достичь желанной цели, она даже готова была терпеть слухи о странной их связи, которой не было и быть не могло. Но почему бы не вести эту странную игру, здесь так скучно и пусто иногда бывает. Муж не станет ее упрекать, она всегда нравилась многим. Да и как может такая женщина и жена губернатора не нравиться. Но сам он назвал ее снежной королевой, такой она и останется с ним рядом до самого конца.

№№№№№

Поэт в одиночестве бродил по длинным и грязным улицам Одессы. Он ярился на весь мир. Его отлучили от Петербургского общества и ничего не дали взамен. Не стоило даже сравнивать тот и этот мир. Но он не привык долго пребывать в унынии.

Мир великолепен. А здесь, на юге, так тепло и солнечно, и жена генерал-губернатора так хороша, хотя сам он ничего кроме ярости в душе поэта не вызвал. Все у него было слишком хорошо, и сам так хорош – настоящий баловень судьбы.

В том, что она должна была без памяти влюбиться в него, он не сомневался. Он свято верил в то, что стоит только захотеть, и любая женщина будет у его ног. А что еще ему оставалось, как не обольщать чужих жен? Они всегда кажутся особенно прекрасными, но еще больше ему хотелось позлить, вывести из себя этого напыщенного, самодовольного генерала. Он невольно вспомнил всех обманутых мужей, которым не было числа. И улыбка озарила его лицо. И когда эти ослы, заполучив в жены красавиц, свысока своего положения смотрели на поэта, многие из них и представить себе не могли, что творится за их спинами.

Страсть снова охватила его душу и подчинила себе разум, в такие минуты он казался одержимым и неуправляемым.

– Я вас люблю, хоть я бешусь, – воскликнул он недавно, и это наиболее точно описание состояния его души.

Он бывал страшен, яростен, готов все смести на своем пути, чтобы добиться своего. А уж если красавица пыталась обмануть его и выскользнуть из его объятий, то месть его была страшна. Он точно знал, что в любви, а вернее в «науке страсти нежной», все средства хороши.

Граф горд и самоуверен, она холодна и насмешлива. Трудно понять в здравом рассудке, на что можно было тут рассчитывать. Но он и прежде никогда не умел здраво оценить ситуацию, а видел только то, что ему хотелось видеть.

№№№№№

Граф был уверен, что его жена, не моргнув глазом, откажет и императору. Об этом сказал кто-то рядом, и поэт вздрогнул, услышав эту фразу. Он не сомневался, что два красавца-офицера говорили о графине Воронцовой, и говорили так громко, что он не мог не слышать их слова.

Эти люди, жившие в небольшом обществе, не собирались его впускать в свой круг. Он знал, сколько бы не пробыл тут– все равно останется чужаком для них, но не для их жен, тут же в своих размышлениях поправился поэт.

Если бы они захотели узнать его поближе, то поняли бы, что там царила «одна, но пламенная страсть» – он должен был покорять женские тела, а если удастся, то и души их. И чем больше он покорял красавиц, тем более ему хотелось. Он и сам знал, что был одержим.

– Снежная королева! – вырвалось у кого-то за его спиной. Словно они хотели его предупредить, чтобы он не тратил усилий напрасно, и нашел для себя что-то более легкое и мягкое, чем эта женщина. А возможно они просто издевались над ним и разжигали его черные страсти.