Текст книги "Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография"

Глава 12 Последний подвиг Мишеля

Собирались в дорогу очень быстро. Еще недавно Мишель хотел остаться здесь, но теперь рвался туда в горы, где чувствовал себя значительно спокойнее, увереннее, проще.

На этот раз с ними отправился и князь Волконский, они поехали, чтобы изловить в Чечне Шамиля – этого жуткого типа, никому не дававшего покоя.

Мишелю казалось, что этот герой во многом похож на него самого, такой же отчаянно-храбрый до безрассудства, значит у него окажется достойный соперник, не об этом ли он мечтал все время. Он станет героем, настоящим героем своего времени, когда они того поймают, и пусть тогда император попробует не подписать его прошения об отставке. Хватит воевать, надо заняться тем делом, к которому у него всегда лежала душа. А то так в погоне за призраками и вся жизнь пройдет.

Добрались они до Кавказа очень быстро, словно бы летели туда на всех крыльях, забыв обо всем на свете. И закрутилась завертелась та жизнь, которая в Москве и Петербурге только снилась долгими ночами, тот мир стал близок и дорог, как никакой другой.

С чеченцами сражаться оказалось не так просто, как виделось в дороге, но Мишель без всякого страха ходил в те сражения, он прикрывал Монго и князя, как только какая-то опасность им грозила, сам же верил, что никакая пуля его не возьмет, никакая сабля ему не страшна. И эта вера оставалась пока незыблемой. Вот только сражениям и схваткам не было конца и края, Шамиль казался неуловимым и все их труды и жертвы были пока напрасными.

№№№№№№

До императора дошли слухи о службе Мишеля, он просматривал список представленных к наградам, удивленно поднял брови, когда увидел там и фамилию Мишеля, кто мог такую дерзость сотворить, и тут же собственной рукой его фамилию вычеркнул.

– Ничего ему не нужно, и так все хорошо, – пробормотал он, и еще раз вычеркнул фамилию из наградного списка.

И хотя все это происходило за закрытыми дверями, но многие о том случае узнали очень скоро, тяжело вздохнул Василий Андреевич, ему не хотелось, чтобы эта новость дошла до бабушки, душа ее и без того дышит ненавистью к императору, а если она еще о том узнает, то может натворить глупостей, несмотря на почтенный возраст.

Но разве в наградах счастье? Нет, оно в чем-то совсем другом, но отношение к ее любимому внуку, конечно безобразное, это должен был признать даже он сам, хотя сроду никогда не роптал, а вот на этот раз не удержался. Но ропот этот был таким тихим и незаметным, что прошел бесследно, словно его и не было вовсе. И все-таки он смел возражать императору, потому что остро чувствовал несправедливость.

№№№№№№№

Самой главной оказалась тогда битва за Валерик. И на этот раз Мишель проявил завидное мужество и хладнокровие, Монго потом говорил родным, что это был не человек, а сам Демон, если бы он был человеком, то дюжину раз успел бы уже погибнуть.

– За него можно было не бояться и не переживать, он был тогда в своей стихии и ничего с ним не могло случиться, – видя, что нагнал ужаса, повторял Монго и попрекал себя за то, что все это произнес.

Но Мария только пожимала плечами, она не верила в такие превращения и думала, что он просто хотел их хоть немного успокоить.

Но что касается самого Мишеля, его согревали воспоминания детства, и та музыка, которую он слышал в детстве, он сказал Монго, когда они остались вдвоем, что все духи им помогали и были на их стороне, ведь за ними была правда, чеченцы ничего не могли с ними сделать, вот так они и остались целы и невредимы.

Но говоря о духах он промолчал об отце, а ведь был убежден, что тот с небес за ним следит, и он тоже стоит рядом с сыном, в той жизни им толком узнать друг друга не пришлось, но здесь и сейчас у печального героя Бородина появилась такая возможность и никто больше не мог им помешать. Тень отца следовала за ним и прикрывала его от всех пуль и других напастей.

Он ночь напролет после той битвы говорил о Тарханах, обещал Монго, что поселится там и никуда не будет оттуда уезжать больше.

– Там они все были живыми, там остался их дух, и мое место там, сколько же всего мне надо написать, ничего лет до 80-ти управлюсь, у меня еще вся жизнь впереди, а на войну пусть идут те, кто ничего другого делать не умеет, им там самое место.

И так странно, почти пророчески прозвучали эти слова, что Монго вздрогнул, словно его ударили хлыстом, ведь даже он понимал, что ничего этого не будет, что не суждено ему стать стариком, к сожалению, гадалка скорее всего не ошиблась, и он будет убит на дуэли, о долголетии же говорит только потому, что знает, – ничего этого не будет.

Но тоска его по тому миру была настолько сильна, так велика, что даже Демон, этот гордый и спесивый Демон никак не мог с ней справиться. А что говорить о людях? Они слабы и несчастны, они не могут справиться со своими чувствами.

Тот разговор в палатке так врезался в память, что, оставшись без друга Монго никогда потом не мог забыть те слова, тот взгляд, ту улыбку и дикую уверенность в том, что так и будет. Если бы он возразил, то Мишель, наверное, бросился бы на него, полез в драку, потому он и молчал. А вдруг небеса его услышат и сбудется, какое бы это было невероятное счастье.

Глава 13 Демон на корабле призраке

Наполеон все еще будоражил умы и сердца многих. Уже давно разбитый, исчезнувший с поля зрения, он оставался их кумиром, и Мишель в одну из лунных ночей написал стихотворение о корабле-призраке, на котором отправляется в последнее плаванье император. И в его стихотворении он покидает остров Святой Елены, чтобы вернуться в мир и снова начать борьбу за правое дело. Мишель считал несправедливым то, что властелин там оказался в полном одиночестве, он должен был вернуться и все начать сначала.

Странные фантазии по давно ушедшим и забытым временам и людям, но, наверное, как и Байрон, он был особенным и далеко никуда не ушел, хотя так и остался призраком в этом мире.

И ладно, все переживший и пожар Москвы Пушкин мог о нем думать и писать, все-таки современник его, но как мог родившийся лишь через два года Мишель все это знать и так ясно видеть. Уж не путешествовал ли он во времени, не перемещался ли туда, в прошлое, в сгоревшую Москву, где властелин стоял на холме и ждал ключей от завоеванного града? Ведь то, что прошло без тебя, не должно было касаться воображения поэта.

Монго было крайне интересно прочитать финал поэмы, как он выкрутится из этой ситуации, что же там будет дальше. Он с замиранием сердца ждал продолжение, пока Мишель читал начало поэмы, и пытался понять, куда отправит своего героя поэт, фантазии его не было предела, он мог шагать по большой дороге и видеть землю в голубом сиянии, а тут всего лишь Наполеон, поверженный владыка, вырвавшийся на свободу, освободившийся от пут плена. И он узнал историю возвращения в другой мир, там, где про него все забыли, и никто давно не ждет, он внезапно возвращается.

Мишель и сам замер от удивления, словно это писал не он, а кто-то совсем другой.

№№№№№№№

Разве можно так просто забыть такого героя, как они могли его забыть, этого не может быть, и все-таки он понимал, что именно так и случится со всеми воинами и героями, уж если они даже про Наполеона не помнят. Насколько коротка память у смертных, как быстро они выбирают себе иного кумира.

Задумался Мишель не только о своем кумире, но и о себе самом тоже, что бы он не делал, какие бы подвиги не совершал на войне все это забудется, скоро забудется, и что тогда останется, что остается от человека в мире, который он рано или поздно вынужден покинуть?

Он не произносил этого вслух, он только размышлял о том.

– Остается любовь, – услышал он голос не человека, а скорее Демона, потому что Монго молчал, да и не его вовсе это был голос, в том не было сомнений.

Но о другом Поэт промолчал, он видел своих товарищей на том самом корабле призраке, а ведь это значило, что век их короток и скоро,

очень скоро им придется покинуть этот мир, скорее всего героически погибнуть тут на Кавказе, такими молодыми, полными сил и отваги. Если кто-то из них о чем-то догадался, то они не подали вида даже, и только Монго потом спросил:

– А ты тоже был на том корабле?

Мишель промолчал, и другу его верному все стало понятно без всяких слов.

– Пусть они порадуются жизни, не так много ее осталось, – услышал Монго и удивился переменам, случившимся с Мишелем, с каких это пор он щадит чужие чувства и заботится о других?

№№№№№№

Та лунная ночь казалась чудесной, они все запомнили и не хотели больше возвращаться к свету, потому что их покою в тот же миг придет конец. Вот тогда и зазвучала где-то далеко, очень далеко в горах скрипка.

– Ты слышишь, что за чудные звуки? – Мишель резко повернулся к другу, словно желал обратить его внимание на что-то странное и необычное.

Монго ничего не слышал, кроме жуткого завывания ветра, и камнепада – что же мог услышать там Мишель? Ему не хотелось о том спрашивать, и он промолчал, а потом очень пожалел, что не спросил, может быть, о самом главном, что же мог слышать там его друг, но точно не ангельское пение, в те дни к своем Демону он был ближе, чем обычно. Голоса ангелов никак не могли его привлечь.

Мишель пожалел, что не было под рукой у него скрипки, в такие минуты музыка казалась просто необходимой, и чем черт не шутит, может быть не только для него.

Ночью ему снималась скрипачка, та самая, которую он видел и главное, слышал у Алекс когда-то в другой жизни, так давно, хотя по времени совсем не давно. Но как можно уследить за ходом времени здесь, на Кавказе, где оно кажется таким невероятным.

Она парила над землей, и смычок едва касался струн, но при всем при том она так играла, как никогда прежде, и победно улыбалась. Мишель вспомнил, как он говорил Алекс, что она продала душу дьяволу, и потому так исполняет свои мелодии, но теперь он думал иначе, а что, если она была его ангелом – хранителем все это время, а вовсе и не дьяволом. Просто не приближалась к нему, следила за ним издалека, но хранила, продолжала хранить. И что за чудо, ему больше не хотелось покидать мир на том самом корабле– призраке, он почувствовал, что может вернуться на небеса, они больше не отвергнут его и не сбросят на землю, они примут его назад. Откуда появилось такое чувство понять он никак не мог, но оно жило в нем и согревала душу холодными и одинокими ночами.

Видя все эти перемены, Монго мог только гадать, как и откуда они появились в его душе, что такое смог он сделать с этим миром и с собой.

Мишель решил, что как только вернется назад, он вытрясет душу из Софьи, но заставит ее найти ту скрипачку, ему хотелось увидеть ее и побыть с ней хоть какое-то время, если на земле у него есть родственная душа, то они должны встретиться, обязательно должны. Одиночество, не самое лучшее из всего, что у него осталось, пусть царит музыка и прекрасная девица рядом с ним и укрощает его жизнь.

Но это будет завтра, а пока он оставался в объятьях сна, и все еще звучала, правда все дальше и дальше та дивная музыка, увлекавшая его в вечность.

Глава 14 Тень царицы Тамары

А потом был иной сон, прекрасные облака парили над головой и уносили его куда-то в даль. И среди тех самых облаков из старой сказки, рассказанной ему когда-то в детстве, он увидел царицу на коне. Конечно, это была Тамара, она проносилась мимо, летела куда-то, и она была прекрасна, как ангел из снов, в жизни таких точно не бывало. В такую и Пушкин мог бы влюбиться, но он, наверное, понятия о ней не имел, его больше волновала Клеопатра.

Душа Мишеля рванулась за ней, он даже не пытался остановиться, но она была слишком высоко и слишком далеко, чтобы он мог за нею угнаться, даже если бы удалось распахнуть черные крылья за спиной, и тогда у него ничего бы не получилось. Царица улетала, ускользала, а он оставался стоять, не понимая, как быть и что еще можно сделать, чтобы не упустить ее.

Когда же он все-таки смог за ней угнаться и заглянуть ей в лицо, то убедился, что это была вовсе не Тамара, а вероломная Дарья, готовая расправиться со всеми своими женихами, историю о ней он услышал еще во время первого своего путешествия сюда, потом прочитал в каком-то старинном свитке, и вот она ожила перед его глазами снова, почти реальная, хотя, конечно, это был только призрак.

Но даже если это Дарья, даже если ему придется погибнуть от меча или кинжала ее верных слуг и потом оказаться в ущелье, похороненном тайно в горной реке и тогда он не собирался отказываться от свидания и ночи страсти, в том он был убежден в эти минуты страстного полета.

№№№№№№

Утром Мишель направился вместе с Монго к тому самому Дарьялу, где нашли свою могилу многие из его предшественников реальные или вымышленные, теперь этого не узнать никогда.

Как и все горные реки, эта была очень быстрой, стремительной, и долго, очень долго поэт стоял над ее потоками и вслушивался, всматривался в то, что там творится.

Монго показалось, что у него готова какая-то новая поэма, а потом он сделал несколько набросков для того, чтобы потом поработать над картиной, ему хотелось как можно точнее запечатлеть эти места, ведь он больше сюда не собирался возвращаться, даже на отдых, не то, что на службу, нет с него хватит, все, что он мог он уже сделал, пора бы и отдохнуть немного.

Какими сладостными были мысли об уединении и творчестве, он и в свет -то больше выезжать не собирался, чтобы не тратить время напрасно и не заводить для себя новых врагов, а без этого его вылазки никак не обходились, но жажда творить теперь была значительно сильнее, это не заполнение времени между балами, визитами, свиданиями, сражениями – это вся жизнь, а вот балы и свидания, они останутся где-то за чертой, ему не надо было столько времени и внимания им уделять. Да и так он свое отгулял и оттанцевал, сколько же можно? Жизнь коротка у любого человека, а у такого как он она может быть еще короче, а потому надо и жить торопиться и чувствовать спешить, а главное творить, потому что без творчества он ничто.

№№№№№№

Вдоволь налюбовавшись шипением и воем горной реки, они уже хотели возвращаться, но не сговариваясь пошли в другую сторону. Что это было и кто их туда вел, сказать трудно, но на пути у них оказался старинных замок, легенды, вероятно, не обманывали, это был тот самый замок, где совершались убийства после страстных ночей. Но ведь пока они не увидели его, не верили в то, что он может существовать, ан нет, был все-таки, жутковато было там для обычного человека, но только не для Мишеля.

И тут же завыл ветер, замелькали какие-то призраки, наверное, не упокоенных душ. Они так и не смогли понять, почему тут оказались, почему они умерли так быстро и так странно, вот и метались, не находя покоя, и пытались понять и узнать, что же с ними стряслось на самом деле.

Когда Монго наконец удалось увести Мишеля подальше от этого места, он только и смог выдохнуть и заявить:

– Демоны – это женщины, а не мужчины, особенно царицы, – задумчиво говорил Монго, – он с улыбкой и грустью вспоминал позднее о своих похождениях, сожалея только о том, что ничто больше не повторится, один без Мишеля он больше не сделал бы и шагу к тому самому замку. Хотя часто ночами ему казалось, что разыскали они его в тот день не просто так, что именно там душа Мишеля и поселится, будет упорно звать его назад, что живые не должны быть в окружении призраков, даже таких дорогих и прекрасных, без которых и жизнь им больше не жизнь.

№№№№№

Монго боялся искушения все-таки отправиться туда, потому что тоска его была порой так сильна, что он считал, лучше помереть, чем вот так одному оставаться среди скалистых гор и чужих воинов. Но пока есть возможность, надо пожить подальше от этих мест, конечно.

Но что-то в последний момент его останавливало, он слышал слова бабушки о том, что мертвые настроены враждебно к живым, ну кроме самых близких, и от них нужно ждать беды.

– Ничего, мы встретимся с тобой позднее, -говорил он, уговаривая то ли себя самого, то ли Мишеля.

– Ты жди меня, и я приду к тебе, непременно приду, куда мне от тебя деваться, но только не сейчас.

Тогда он не пошел туда, к пропасти, он просто удалился. Как ни трудно было это сознавать, но жизнь продолжалась для Монго, у него было еще какое-то время для того, чтобы оставаться тут, а уж потом он отправится к Мишелю, тогда они снова будут вместе.

Глава 15 Портрет монахини

Всем вместе им был тогда отмерен еще какой-то срок, и накал сражений сменялся минутами затишья и удивительного покоя, такого, какого не бывало и в Тарханах прежде. Может их просто можно было только там и почувствовать, где раздаются выстрелы и грохочет война.

В один из таких спокойных вечеров, когда они были втроем и о чем-то негромко разговаривали, вдруг поняли, что Мишель не слушает их, Монго сказал что-то колкое и неприятное, тот даже не пошевелился, чтобы это значило? Чем он мог быть так занят в те минуты.

И хотя поэт сидел так, что разглядеть его тетрадь и то, что там было в ней не так просто, Монго понял, что он не писал, он рисовал, это стало понятно по характерным движениям карандаша. Да и ничего удивительного, ведь на полях его рукописей все время возникали рисунки, порой как иллюстрации к тексту, иногда наоборот они предваряли текст, и он только должен был быть записан, а рисунок – набросок, эскиз к нему, когда творец одинаково хорошо владеет приемами живописи и слова, то вряд ли ему понять, что первично, и что из чего возникает.

Текста, если он и был, Монго так и не разглядел, рисунок явно был большим, на всю ширину листа, он заметил монашеские одежды, склоненную голову, странный свет, исходящий от портрета монахини, теперь уже и князь видел, что это портрет одной прекрасно им знакомой особы.

Мишель злился, но упорно молчал, ему не хотелось ссориться с друзьями и тут оставаться в одиночестве. Но кажется эти двое сговорились на этот раз

– Ты все никак не можешь забыть о ней, но вспомни ее мужа, это же изверг настоящий, ты и себе и главное ей навредишь, она-то перед ним беззащитна и все время рядом находится. Судьба Нины будет только цветочками в сравнении с тем, что он с ней сделает.

Мишель молчал, только внутри у него все закипало еще больше, он теперь едва сдерживался. А товарищи его не останавливались:

– Разве мало девиц прекрасных, оставь ее, она не Тамара, она погибнет и без твоего участия. А как ты потом с этим будешь жить? Ты ведь тянешься к ней только потому, что она не с тобой, она с другим, и посмела тебе кого-то предпочесть, да и теперь на героиню Пушкина больше похожа, вот и скажет, что другому отдана и будет век ему верна, и что дальше?

Нет, говорить об этом с ними Мишель не мог, даже с Монго наедине, а уж с князем тем более. Критик был прав, это Онегин скучал, а Печорин глубоко страдал. Да и не знал, не ведал он сам что толкало его к этой пропасти, почему он через столько лет не хотел ее забывать или не мог забыть? Что такое с ним творилось. И они были правы в одном, будет ли он ее преследовать, добьется ли ее расположения, все равно ей будет одинаково скверно с ним рядом, она не сможет дальше жить, и все оборвется, не успев начаться.

№№№№№№№

Князь и Монго переглянулись, они хотели понять, куда он побежал и чего можно ждать от такой воспитательной работы. Но уж точно ничего хорошего, зная характер Мишеля они и не ждали. Хотя и следовать за ним повсюду по пятам они тоже не могли, Мишель был взрослым человеком, так он натворит еще больше глупостей.

В памяти Монго возникло строгое, почти суровое лицо бабушки, она не простит его, можно не сомневаться, потому что он остается гувернером, смотрителем, да кем хотите, рядом с ее ненаглядным внуком. Но ведь он не волшебник, он не может оградить Мишеля от всех бед и напастей, так не бывает, так не может быть.

А между тем они ждали, Мишель все не появлялся, князь решил, что он отправился к какой-нибудь девице из местных, и тогда ему точно не снести головы, но он ошибся, случай с Бэлой был единственным, а теперь Мишель оказался среди воинов, сослуживцев, и решил вымести зло на тех, кто ничего о нем не знал и не мог читать ему нравоучений, с ними всегда было легче и проще, чем со всезнающими наперед, готовыми задушить исключительно из добрых побуждений.

Кажется, в тот вечер он в первый раз схватился с Мартыновым, одним из тех, кто служил с ним вместе, а знаком был еще до прибытия на Кавказ.

Монго не знал, как и что там началось у них, мог только догадываться, но то, что тот светловолос и голубоглаз стало для него поводом для страшной тревоги. Потом он говорил с Мартыновым и требовал от него, чтобы тот не отзывался ни на какие провокации.

– Скажи мне обо всем, что творится, я постараюсь все уладить сам, а ты подумай о своей карьере, даже французский посланник не удержался после дуэли с Пушкиным, а что с тобой будет.

Этот довод подействовал на Мартынова как холодный душ, но надо было быть осторожным, очень осторожным, Монго понимал, что далеко не все зависит от этого парня, Мишель хитер и коварен, и если его разозлить, тогда берегись, никакие уговоры не помогут, он бывает просто неудержим.

Но не только это могло волновать Монго, пока он отвлекался на Мартынова, Мишель мог нападать и на кого-то другого, вот уж точно пути этого Демона неисповедимы, а они с князем только подлили масла в огонь, и теперь должны были хотя бы постараться все исправить пока еще возможно хоть что-то исправить.

.