Текст книги "Вначале будет тьма // Финал"

Москва. Финал

– Прижались сейчас наши немного к своим воротам. Дюжий отдает мяч Гручайнику. Тот дальше на Чашку. Споткнулся в своей штрафной Баламошкин. Прямо через него прошел пас на Мличко. Тот в одно касание возвращает мяч Чашке. Удар! Боже! Боже мой! Какой удар! Мощно выстрелил сейчас Аро Чашка в правый от Ивана угол. Красавец, Давыдов! Достает он этот мяч. И продлевает интригу матча. Честно говоря, было страшно. После такого выступления на мировом первенстве Ароганчик точно поедет в один из самых сильных чемпионатов Европы играть за… Чуть позже я расскажу вам, дорогие любители футбола, за какой именно клуб поедет играть Чашка. Нельзя, нельзя сейчас садиться в оборону. Мощные форварды славонцев умеют разбирать любой «автобус». Славонцы уже подают угловой. Мяч летит на Джвигчича. Удар головой. Уфффффф… Мимо… Проиграл сейчас борьбу в воздухе Царьков. Ну да. Царь воздуха проиграл Королю воздуха эту микродуэль. Которая, впрочем, могла перерасти в гиперпроблемы. Ребята, соберитесь. На табло между тем мы видим, что пошла последняя минута этого захватывающего финального матча, в котором решается судьба Кубка мира.

Не хочу умирать…

Вся жизнь – футбол. Как громко. И так мало. Ты все кладешь ради победы, игра становится решением и смыслом. А поражения приносят стыд, унижение, боль. Настоящую. Моральную. От которой хоть на стенку… Тут все как в реальной жизни. Подлость. Предательство. Продажность. Благородство тоже есть. Но оно какое-то… редкое, что ли. Такое, что сразу заметно. Когда есть. Всю жизнь. Мама стирала, мазала зеленкой и йодом, всегда какая-то… на кухне. Мечтала вместе со мной. Ну вот, мама, я почти на вершине. Почти. Остался один шаг. И так трудно оторвать ногу. Рука плетью…

В той стране, в той, которой уже давно нет, солнце светило ярче, песни были звонче, люди ближе. Ты будешь смеяться – даже коровьи лепешки не воняли. Соседи собирали их на тележки по всей округе – удобрение. Жизнь была в кайф. Детство. С Андреем бегали на Золотую Гору, где для московских дачников работал магазин «Продукты», чтобы они могли купить в нем все, к чему привыкли в своем большом и богатом городе. В нем же взяли первый свой «Кечкемет». И боялись потом идти домой. Унюхают. Отоспались прямо за воротами на поле.

В той стране. Почему все так легко развалилось? Почему никто, почти никто, не сказал, что вот, мол, люди, вы с дуба рухнули, что решили так быстро в разные стороны разбежаться? Как праздник. Все радовались, что товарищей больше нет. Что все теперь господа. Ребята рванули за границу. Играли за гроши. Теперь понимаю, что за гроши. Кто-то задержался подольше. Кто-то поменьше. Но все, почти все, вернулись. Кто побогаче. Кто победнее. А кто совсем. Чего мы там не видели?

Осталась-то минута одна. 3:3. Сука. Не дотерпели. Правда, пенальти. Пенальти мы взяли. Шаман взял. А если бы не взял? Если бы мяч к славонцу отскочил? А если сейчас забьют? И что тогда? Из героев в неудачники опять? Полоски разные. Не только белые или черные. Разные. Сейчас нужна золотая. Нужна. Я устал терпеть. Работать и терпеть. Улыбаться и работать. Терпеть и улыбаться. Для сюжета всегда есть слово. Для игры – мяч. Мне уже ого-го. А я все в игры играю. А что еще делать? Конец-то один. Как ни крути. Красиво ты живешь, долго. Все важно. Особенно важно – как живешь. Но все знают, что конец один. Смешно. Прихожу я, значит, к райским вратам. А апостол Петр меня спрашивает: «Кубок мира принес?»

– Баламошкин!!! Уууххх как сейчас куда-то далеко за Балашиху укатилось сердце. А ведь казалось, что мячу уже некуда деваться. Точнехонько он летел прямо в ворота. Но Иван мужественно подставил голову, после чего выносит Андрей Царьков мяч далеко в поле, разряжая очередное опасное положение у наших ворот. Ты бы, Иван, полежал сейчас немного на мягкой траве «Лужников». Отдохнул бы чуть-чуть. Пусть Андрей Сергеевич к тебе прибежит. Поболтаете о том о сем. Я бы вам, наши дорогие телезрители, россияне и россиянки, стихи почитал. Одного из моих любимых поэтов:

 
Над Русью облако кровавое подолгу
Висит, сжигая села, церкви, города.
Не отдадим врагам зловонным никогда
Ни пяди, ни вершка. Лишь тихо плачет Волга.
 

Что, наказание всегда должно быть? Для чего? Для каких будущих геройств? Давно уже, лет двадцать назад. Любовь. Солнце триста шестьдесят пять. Засыпая. Просыпаясь. Всегда. У тебя такое было? Чтобы потерять контроль. Чтобы стоял всегда. Чтобы звон. И в ушах тоже. И такая, знаешь, конечно, неправедная. Вороватая. Но любовь. И вот это постоянное чувство вины. Каждый день к жене. Домой. Остро жилось. С перчиночкой. Главное, думал, что самый умный. Всех провел, обошел, везде успел. Вжжжииик! И нету меня уже там. Как и не было. Кого обманывал? Бога за нос водил. Вот это нравилось. Всегда опасность. Всегда адреналин.

Я когда в нее входил, чувствовал – заводит. Любила по-всякому. Что интересно – холостых не было. Совсем. Лобок гладенький всегда. Родинка на груди. Где мы только не трахались! Хорошо, что тогда с девайсами шпионскими похуже было. Однажды, шутки ради, на слабо меня взяла. Говорит, а на крыше вот той двадцатипятиэтажки слабо? Не слабо… До сих пор все в подробностях помню. Белье это красное. Гетры. Гетры! Это был единственный раз, когда остался. Резинкой мы не пользовались. Она не дернулась, не попыталась в последний момент вытолкать из себя. Ни одним словом, движением, вздохом и даже взглядом не показала, что я сделал ошибку. Это льстило. Это было произведением в следующий ранг, переводом на новую ступень. Разрешила. Подчинилась. Полузакрытые глаза. Тело подо мной выгнулось. Длинные ногти глубоко вонзились в мою спину. Хотелось улыбаться. Еще почему-то подумалось, что придется какое-то время скрывать под футболкой эти следы. Следы… Была поздняя зима. Март, кажется. Как мы тогда не сорвались с этой крыши? Вот было бы о чем поговорить друзьям-врагам. Так бы и лежали вдвоем, с вывернутыми и раздавленными от удара телами. Перепачканные в крови, сперме, грязи. Хмм… Пальто вот в черной мастике изваляли. Замывай не замывай. Новое сразу купили. Все новое…

Я тогда уже не играл. Там повезло – дали потренировать молодежку в «Геракле». Ребята смотрели как на легенду. Дисциплина на высоте. Результаты пошли. Это только идиоты думают и говорят про строгий – добрый. На самом деле главное – быть справедливым. И тогда наказание воспринимается как должное, а похвала как награда. Тогда и за маму-Родину повоевать можно. Хотя… От бабла никто не отказывался. Это нормально. Ребятам надо мир посмотреть, себя показать. Девочек покатать…

Когда Денечка Сразу – у молдован такие смешные фамилии иногда попадаются – красавец и талантище, отпрашивался на недельку сгонять в Испанию, я и подумать ничего такого не мог. А потом… Потом долго, очень долго, лет пять или даже больше, не уходило ощущение, что с меня живого сняли кожу. Кругом все горело и жгло, дерьмом, куда ни пойди, воняло. Хоть в одеколоне искупайся, не поможет. Фоток я не видел. Ни одной. Зачем? Я знал администратора гостиницы, где они остановились, лично. Случайно, можно сказать, позвонил. Поинтересоваться, как там мой подопечный. И поначалу даже не придал значение, не понял, о чем речь. А потом… Потом они вернулись вдвоем. Я приперся в аэропорт. И все.

Что интересно – они давно уже не вместе. Денечка бросил футбол, эмигрировал куда-то в Южную Америку. Странный выбор, но я не вдавался в подробности. Все стало чувствоваться по-другому. Я ушел от своей второй. Невозможно было оставаться в том же состоянии. Продолжать обманывать. Ложиться в кровать. И думать о другой, желать другую.

А тогда… Тогда, после того как она позвонила и призналась сама, сказала, что встретила другого (а то я не знал!), что я старше ее на пятнадцать лет и сам должен был понимать, что именно этим все и должно было закончиться, что я еще буду счастлив… Я тогда все думал, что разговором, убеждением, страстью докажу, что я, я, Я! Я, черт побери! Я лучше! Меня нельзя вот так вот бросать! Поговорили тет на тет. Все, что сказал, все мои доводы, вся моя страсть, все-все-все попало в цель. Вот только понял, что проиграл. Ей проиграл, не Денечке. Накрутил себя, реально слетел с катушек. Выхватил наградной ТТ, который брат подогнал. Зачем? Не стал бы я стрелять. Любил ведь… Люблю то есть. А вот она… От испуга ли, или от своей казацкой смелости, а то и от чувства вины постаралась выбить пистолет из моих рук. Но я-то с предохранителя уже был снят… В больнице потом сказали: легко отделался. Хромаю. Почти незаметно. Да шрам от входного. И от выходного.

И пошло-поехало. Из «Геракла» ушел. Как там после такого? Позвали в «Шахтер». Заграница. Один сезон отыграли прилично. В Лиге до полуфинала дошли. На вторую игру приехали во Фрицбург. Поле цвета такого было… Зеленое. Но если поднести лицо к самой траве и посмотреть вдаль, то появлялись и бирюза, и дымка, и прозрачность янтаря. Чудо, а не газон. На него дышать-то жалко, не то что ногами топтать. На тренировке ребята летали. Мячи ровно в ворота по девяткам и шестеркам ложились. Было прохладно, но это для матча даже хорошо. Опираясь на палочку – тогда она еще была нужна – я тоже, насколько мог, летал по краю поля. Не ругал. Подбадривал. И тут эсэмэска: «kak noga?»

Как будто не было этого долгого года без звонков, без встреч. Без возможности встреч. Ребята штрафные тренировали. Время пообщаться было:

«Normal’no. *it’ budu. Begat’ net)»

«uda4i tebe segodnya. vo fritzburge vsem tya*elo igrat’»

«Spasibo»

«poleg4e?»

«Net. Vsyo kak god nazad»

«pora by u*e uspokoit’sya»

«Ya proboval. Ne polu4aetsya»

«nado vstretit’sya»

«Хorowo. No ya v Moskvu ne skoro»

«obernis’»

Она стояла у выхода с поля. Там, где игроки появляются из подтрибунного помещения в начале матча. И уходят в перерыве и в конце. Красивая.

– Нет, ну вы посмотрите на это! Вот и носилки уже готовы были вынести. И старина Мюллер с чемоданчиком на бровке стоит. Да, нет у нас этой отменной хитрости южных народов. Полежать, постонать, пожаловаться. Вспомнить индийское кино. Встал Баламошкин и как ни в чем не бывало побежал на свою позицию. Ну не чудо? Даром что юн и неопытен, есть у парня отвага. Есть! Мы еще повоюем. Пошло компенсированное время. Четыре минуты добавил Махно Боа.

Ну не получилось тогда. С самого начала не заладилось. Раз мимо, два… Как будто и не готовился к такому. Как будто и не знал, что будет тяжело себя ломать. Ждал ведь, обдумывал варианты: «Если так, то я вот так. А если по-другому, на этот случай у меня тоже кое-что есть». А вот началось все неожиданно, и уже не знал, что говорить, куда бежать. Как спасаться.

«Шахтер» проиграл. 7:0. Клубный антирекорд. В раздевалке много чего наговорили сгоряча. Закончилось тем, что меня «интересуют только деньги», что команду я не подготовил, что я из России. Короче, весело потом в Донецк летели. В городе волнение спортивных масс. В прессе на вентилятор такой наброс, что можно небольшую революцию устроить. Что делать? Собрал вещички, в клубе написал заявление и свалил.

Вообще-то жалуюсь я зря. Были у меня и успехи. Команды неплохие. Контракты с начала до конца спокойно отработанные. Деньги. За год до «Хан-Начевани» чемпионом России стал. С «Гераклом». С первой командой. Через двадцать один год после предыдущего золота. Такое единство. Кого хочешь могли порвать. Давай нам хоть «Ман Юнайтед», хоть «Барсу». Болельщики просто с ума сошли. Радовались все, некоторые даже плакали. Помню мужичка одного, лет пятидесяти. На встрече с болельщиками говорит мне: «Я ведь уже и забыл, каково это, когда мы ККК обыгрываем и чемпионами становимся. Думал, надеялся, это да. Но привык к постоянным пролетам. Спасибо вам от всей души!» И в ноги – бух! Я даже покраснел. Команда отлично играла, все линии сбалансированы. Поработать, конечно, пришлось. Втолковать, что и как. На тренировках погонять. Цель у всех была одна. Если кто недоработал, остальные тащили. Штрафовал, премировал, воспитывал. Порядка добился. Да, жестко иногда. Так не в игрушки играем. Традиции, люди, история…

И так нам всем разохотилось. Так размечталось в Европе погулять да многим тамошним задницы надрать. Когда пришлось из-за рейтинга – одного балла не хватило для группы – в предварительном раунде играть, смеялись, просматривая команды из хрен-знает-откуда: «Говенд», «Приепая», «Нымбе Каллью», «Вжарьгюлис», «Хрюк». Как к ним серьезно можно было относиться? Очень хотели с «Вжарьгюлисом» сыграть. Вжарьгюлить им по самое никуда…

Досталась нам кипрская команда «Достапопулос». Новичок еврокубков. Вполноги должны были проходить. Те нас так боялись, что в интернете в прогнозе на матч свою команду в черной рамке напечатали. Стали готовиться, матчи их разбирать, игроков анализировать, игру. Был там у них один местный, как сумасшедший по полю носился. А все остальные так, серединка, на ноль помноженная. Не страшно. И тут «подорожники» решили, что карта прет, киприотов пройдем – контракт надо поднимать. Решили к Порей-Маслову идти надбавку требовать. Я им говорю: «Ребята, не время сейчас. Давайте в группе себя покажем. Тогда он вам что хочешь подпишет». А они ни в какую. Слово за слово. Погорячился я тогда. Потому что растерялся немного. Вроде вот сейчас все как единый механизм, все в порядке, все работает. А смазка понадобилась. Не ожидал я. В любой другой момент всегда к такому готов, сложная ситуация или простая, разрулил бы как-нибудь. А тогда… Расслабленный от побед, чемпионства. Нашло одно на другое. Я им про престиж, про Родину, про болельщиков. А они… А что они? Они молодые, всего хотят сейчас, а не в глубокой пердунической старости.

Началось. «Тренер нас не понимает». «Странные эксперименты». «Этот должен играть там, а тот здесь». Дошло до того, что наняли блогера стишки сочинять и в интернет выкладывать. Про меня. Обидные. Вот тебе и команда. Вот тебе и единство. Хотя и с этим бы справился. Но тут подключился Карьеров.

– Есть ощущение, что сборная России сможет дотерпеть до конца основного времени. Надо, ребята. Надо. Грызите все, что там можно грызть, но сохраните ворота в неприкосновенности. Ох, какой сейчас дриблинг показывает поймавший кураж Чашка. Как заправский слаломист, проскочил он мимо первой линии обороны, прорываясь прямо по центру. Хорошо, что Рожев вовремя накрыл Гручайника и не дал ему толком принять мяч. Нет, вы знаете, несмотря на пару ошибок, в том числе одну результативную, Валик Рожев под присмотром Царькова заметно вырос на этом чемпионате. Андрей – это такой дядька… Ой, ты, мама родная! Что творит Джвигчич! Опасный удар сейчас нанес он слева в ближний угол. Только штанга спасает наши ворота. Страшно. Как же медленно тянется время…

Как раз началась эта катавасия. Война не война. Все как с ума посходили. Говорящие головы на любом канале ругаются. Кто вышиванку на себе рвет, кто косоворотку. Санкции. Доллар с евро в небо улетели. Короче, и так тяжело. «Подорожники»… как будто им кто-то в уши налил. Хотел собрать их всех вместе и поговорить по душам. Собрал… Вот только вместе с ними Карьеров приехал. Егор Анатольевич. Зачем? Почему? Приехал по пустяшному делу разговаривать. Ну да, говорят, он по материнской линии какой-то там родственник Выхлопушкину. И что? Я не понял сначала. Как-то странно он разговор в сторону политики повернул. Я про футбол. Про контракты. Про дисциплину. А он все: «Так кто вас в “Шахтер” пригласил? А почему вы именно туда поехали? Были же другие варианты». Я как отключился в тот момент. Что же это такое, подумал, куда он клонит? Карьеров встал неожиданно. Ко мне через стол наклонился. На носу маленькая царапина. Усы топорщатся. Запах изо рта… Глазами в меня воткнулся. Они, глаза его, как будто бесцветные. Серые будто. Один вопрос задаст. Моргнет. Подождет немного. И заново все. Я долго терпел. Чай как раз принесли. Вот я сидел его пил.

У Карьерова привычка есть. Любит он прическу свою, а-ля восьмидесятые, объемный «каскад», рукой поправлять. Пригладит один раз. Медленно руку всегда ведет. А потом два-три быстрых движения – так поправляют выбившиеся волосы девушки перед зеркалом. И в этот раз, пока я чай отхлебывал, он правую руку к голове поднял. Мимо меня часы его проплыли. На циферблате Микки-Маус улыбался. Я тоже улыбнулся. Что потом произошло, я объяснить не могу. Рука Карьерова застыла на какое-то время. Тишина такая. Говорят вот иногда: звенящая. А тут не то чтобы звенящая, свистящая тишина. А потом. Карьеров как заорет: «Что вы себе позволяете? Как вы смеете? Что это еще за ухмылочка такая? На что это вы намекаете?» Вроде никогда я за ним ничего подобного раньше не замечал. Спокойный всегда. Уравновешенный. А тут как с цепи сорвался. Слюна аж брызжет.

Как я тогда сдержался – не знаю. Сам увольняться не стал. Нечего. Я на контракте. Пусть руководство решает. Так и получилось. Месяц туда-сюда потыкался. «Достапопулосу» проиграли. В чемпионате России на нас оттоптался никому до того неизвестный «Хайлар». А потом уже случился знаменитый заброс в собственные ворота в матче с ККК. Ну Порей-Маслов и предложил отступные. А я что? Не маленький. Взял, конечно. И уехал в Байзерджан.

– Есть еще время. Немного. На кончике иглы. Но есть. Выцеливают сейчас славонцы. До верного пытаются разыграть. Похоже, пошла последняя атака на наши ворота в основное время. Сжимают клещами нашу оборону соперники. Ищет, ищет сейчас Гручайник свободную зону для атаки. Посмотрите, как далеко вышел из ворот Поводженчик. Вот бы сейчас кто-нибудь из наших, как в восемьдесят восьмом, убежал и наказал. Вот они, исторические параллели. Меридианы, биссектрисы и прочие катеты-гипотенузы. Нам, честно говоря, абсолютно все равно, хотя, очевидно, найдутся и те, кому не все равно, кто в любом бриллианте найдет изъян, да и шут с ними, короче, нам все равно, как это называть. Пусть история повторится. Да… да… да… Беги, Остапченко! Беги, родной! Беги!

Сколько мне было тогда лет? Лето. Все ребята после обеда собирались на озере. Купались, загорали, смеялись много. В тот день я пришел позже всех. Все было как обычно. Чуть больше десятка ребят и девчонок. Играли в «картошку», игру, которая в тот год неожиданно увлекла всех своей простотой и азартом. Блестящие от тысяч капелек воды юные тела. Возбужденные от купания, а еще больше от близости других таких же юных и блестящих тел. Солнце уже не жгло, а лишь мягко ласкало своими лучами. Почему же я тогда пришел позже всех?

В душе я радовался, предвкушая. Уже тогда неплохо играя в футбол, долго не мог привыкнуть к тому, что мяч надо отбивать руками. И только в последнее время у меня начало получаться. Помог Эльдар, сосед, живший в квартире напротив. Он был старше меня лет на семь и считался очень опытным и знающим человеком. Эльдар сказал: «Ты этот мячик все пнуть пытаешься, а ты его мягко принимай, как женщину». Точнее, он сказал: как девочку. Но точно имел в виду то самое… Я никогда не «принимал» ни девочку, ни тем более женщину. И мой опыт ограничивался смутными образами и надеждами, и когда дело должно было дойти до практики, я себе совсем не представлял. Однако именно совет Эльдара расслабил меня. Оказалось, что в этой простой игре можно было подставлять и выручать, быть резким и быстрым или плавным и медленным. А еще можно было немного заигрывать с девчонками.

Милена первая меня увидела. Раскрасневшись от игры, запыхавшись и глотая слова, она громко сказала: «А……авайте……ремея… не…удем……ринимать…» Вспомнил! Я опоздал, потому что поздно в этот день закончил работу. Примерно за неделю до этого мама решила, что хватит мне валять дурака летом, и отправила устраиваться на работу в открытую лабораторию Тимирязевской сельхозакадемии, которая находилась совсем рядом с нами. Там всегда требовались разнорабочие – что-то поднести, что-то разобрать, что-то прибрать. Ни уверения в том, что мне надо много тренироваться, ни упование на то, что меня не возьмут, не помогли. Нельзя сказать, что такая работа в первой половине дня меня сильно напрягала. Просто иногда ее было действительно много… Милена сказала, а я услышал.

И никто ей не возразил. Не успел или не захотел. Некогда было разбирать. Засмеялись. Переглянулись. Ерунда какая-то. Глупая, смешная детская обида. А вот ноги слушаться меня перестали. Ватными ими прошагал я мимо компании, на ходу успев сказать: «Привет!», и пошел по тропинке дальше. Прямо за озером начинались те самые московские дачи, Золотая Гора. Тропинка вела прямо в магазин. Кто-то крикнул мне вдогонку, куда я. Уже не помню, что ответил. Наверное, что мама послала меня за бородинским. Этого оказалось достаточно. Никто не догнал меня, не сказал: «Ты что, не будь дураком, не обращай внимание, пойдем к нам». Так я и шагал на ватных ногах по берегу озера. Вокруг никого не было, кроме деревьев и кустов. Можно было не стыдиться.

На следующий день мы играли тот самый матч. Наша команда на последних минутах вытащила безнадежно, казалось, проигранную игру и прошла в следующий раунд «Кожаного мяча». А я увидел происходящее на поле, как будто наблюдал за игрой сверху. Присутствовавший на матче тренер, друг нашего Юрича, пригласил меня и Мишку попробоваться в юношеской команде из областного центра. На следующий день я пришел на озеро и играл со всеми в «картошку», как будто ничего и не было. Только мяч я принимал и отбивал не так, как учил Эльдар. С мячом не всегда надо быть нежным.

– С вашего позволения, я очень быстро, практически мгновенно попью водички. Выносливости не хватает никому. Вот и Евгений растратил все оставшиеся силы на этот рывок. Как жаль…

Эту команду, бьющуюся сегодня за золото, собрал я. Никто не верил в нее. Давно заметил, мы какие-то раскоряченные. Стоим одной ногой в России, радеем за процветание Родины, за ее успехи. А вторая нога у нас где-то в другом месте – в Европе, в Америке, в Израиле. И мы в любой момент готовы перенести центр тяжести на эту самую другую ногу. И не просто критиковать, а уехать к чертовой матери из страны. Которую даже прибалты не называют нормальной. Прибалты, Карл! Готовы считать за счастье жить на птичьих правах за границей. Лишь бы не видеть и не помнить ублюдков-чиновников, аппетиты которых давно перешагнули любые мыслимые пределы. Не иметь ничего общего с властью, в испуге за собственные теплые места давящую любое инакомыслие. Не ассоциировать себя – не поеду туда, там много русских отдыхает – с этим народом, который презирает даже собственное правительство. Хотя почему даже? Оно с удовольствием и вкусом это делает. Презирает. А вот первая нога, которая на Родине, она увязла в патриотизме, в памяти, в чем-то неуловимом. В минуты затишья кажется, что всё как у всех, что можем и сможем… Я в эту команду верю. Потому что сделал ее сам.

Эта команда из страны, где давно забыли даже мечтать о крупных победах, где никакая сила не могла взрастить чемпионов-футболистов среди бей-беги, вони прессы и неверия общества. Эти люди никогда не играли в финалах, никогда не сражались за по-настоящему престижные трофеи. Некоторых, как Рима Хализмутдинова, например, даже исключали из клубных команд за «несоответствие модели игры». Мы вопреки. Всегда вопреки. А сегодня вот все сошлось.

– Свистит Махно Боа. Вот и закончилось основное время этого драматичного по накалу и сюжету матча. Как же измотали команды друг друга! Еле-еле сейчас бредут соперники к кромке поля, чтобы послушать наставления тренеров. И попить водички! За пять минут, отведенные на перерыв, много сил не восстановишь, конечно, но это передышка. Передышка, до которой мы дотерпели, донесли нашу мечту до следующего рубежа. 3:3. Неплохой расклад. Играем.