Текст книги "Год беспощадного солнца"

28. Огурец зомби. Кто такие хорошие люди

Туманов слушал, ни разу не перебив. Только черкнул что-то на карточке, когда Мышкин дошел до ареста и обвинения в убийстве, и покачал головой, выслушав про удар битой.

– Вы удивительный человек, Дмитрий Евграфович, – наконец сказал он.

– Что вы имеете в виду?

– Я знаю только двух или трех человек, способных выдержать то, что выпало вам, и не сойти с ума. И то, мои коллеги все-таки – профессиональные диверсанты.

Мышкин зябко передернул плечами.

– Это всё, что вы можете сказать?

– Не всё. Относительно девушки… – помедлил Туманов. – То, что я скажу, не надо принимать сразу. Совсем не значит, что так на самом деле и есть, как я полагаю. Но моя версия тоже имеет право на существование. Согласны?

– Да.

– Налить? – Туманов поднял бутылку с метаксой. – Не отказывайтесь. По-моему, не хуже валерьянки.

Мышкин подумал.

– Хуже, но всё равно хорошо. Давайте.

– Есть хотите? Не стесняйтесь. Пожалуйста, будьте проще. Хотя бы для экономии времени.

– В таком случае – ради экономии – не откажусь. Ох, как я хочу жрать! – признался Мышкин. – Вы не поверите!

Туманов понимающе усмехнулся:

– Мне очень знакомо. Когда обнаружишь, что ты жив и жизнь продолжится, в первую очередь хочется в безопасности и много поесть.

Он вышел и через несколько минут вернулся с горой бутербродов на подносе. Потом терпеливо ждал, пока от горы почти ничего не осталось.

– Мне кажется, ваша девушка жива, – буднично, даже небрежно произнес Туманов.

Мышкин перевел дух.

– Мне… мне тоже так стало казаться, но я боюсь верить… чтобы потом не рехнуться. Но с другой стороны – имеется следствие, заведено уголовное дело. Существует такая штука, как судмедэкспертиза. Труп приняли и зарегистрировали. Значит, был?

– Разумеется, был. В подобной конторе, уверен, не регистрируют то, чего нет, – согласился Туманов. – Скажите, Дмитрий Евграфович, вам известно, что такое «огурец зомби»?

Мышкин усмехнулся. Его же вопрос вернулся – бумерангом.

– В общих чертах. А вам?

– Какое-то представление имею. И даже приходилось использовать – не сам плод, конечно, а синтетический аналог. Но сначала расскажите вы, а если что не скажете, добавлю.

Дмитрий Евграфович устроился в кресле поудобнее.

– Зомби, – начал он своим сочным преподавательским баритоном, – есть категория из арсенала вуду, одного из самых жестоких и опасных видов африканской магии. На суахили «зомби» означает «живой мертвец». В понятии «зомби» есть еще дополнительные смысловые оттенки, которые на европейские языки перевести невозможно, потому что не существует у европейцев таких понятий. Огурец зомби – плод легендарного растения, которое в европейской ботанике не описано, так как его никто из белых не видел. Хотя результаты некоторым счастливчикам наблюдать приходилось. В научном обороте имеются даже некоторые инструментальные исследования воздействия плода на человека. Вообще-то, африканские колдуны не любят конкурентов. И тщательно скрывают огороды, где растут такие огурцы. Предположительно огурец зомби содержит курареподобные соединения, парализующие нервную систему – центральную и часть периферической… – Мышкин устроился еще удобнее. – Итак, колдун дает огурец намеченному человеку, тщательно отмерив порцию. Через определенное время подопытный впадает в глубокую каталепсию. У жертвы наступает паралич почти всей мускулатуры, за исключением тех гладких мышц, которые отвечают за работу важнейших внутренних органов, обеспечивающих жизнь. Температура тела понижается до трупной, дыхание почти совсем останавливается – ровно настолько, чтобы его нельзя было обнаружить. Пульса нет, энцефалограф фиксирует отсутствие активности головного мозга. Мнимого мертвеца закапывают, после чего специалист по вуду объявляет всем, что он оживит труп в любое назначенное время. И оживляет. Пациент, пардон, готовый зомби, получает другой огурец, выходит из паралича, но теперь в состоянии помрачения сознания. Как в старой советской песне: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». И только на колдуна, на своего хозяина, он реагирует. Теперь он полный раб. Он выполняет любое приказание, поскольку способность критики и анализа всего окружающего зомби теряет. Иногда полностью и навсегда – в зависимости от намерений колдуна. Такие вот огурчики.

– О военном применении синтетических курареподобных препаратов приходилось читать? Или слышать? Иметь с ними дело?

– Приходилось, – мрачно ответил Мышкин. – Мало того, мне удалось эту гадость обнаружить в срезах головного мозга компьютерщика нашей клиники.

– Ладочникова? Вашего хакера?

– Да. Моего друга. Вы его знаете?

– А какие отдаленные последствия препарата? – уклонился от ответа Туманов. – Жертва остается идиотом? Как после африканского огурца?

– Синтетические зомби-препараты, в частности, тетродотоксин, условно безопасны или, по крайней мере, почти безопасны. Осложнения в открытой печати, легко догадаться, не описаны. У меня – всё.

Туманов поднял руку и, не глядя, снял с книжной полки у себя над головой книгу Виктора Кандыбы «Магия».

– В дополнение к вашему интереснейшему докладу… Вот что пишет известный экстрасенс о зомбировании на Гаити, – сказал он, открывая книгу. – «Практика зомбирования была завезена на Гаити жрецами вуду и потомками черных рабов – выходцев из современной Дагомеи. Состоит она как бы из двух звеньев: сначала убийство, а затем воскрешение к жизни. Жертве, которую намерены превратить в зомби, дают яд, приготовленный из рыбы-двузуба (diodont histrix). Рыба содержит сильный нервнопаралитический яд тетродотоксин, превышающий степень воздействия цианистого калия в 500 раз. У жертвы сразу же прекращается дыхание, синеет поверхность тела, стекленеют глаза – наступает смерть.

Через несколько дней «умершего» похищают с кладбища, чтобы вернуть к жизни. Так он становится зомби. Осознание своего «я» возвращается к нему не полностью или не возвращается вовсе. В рассказах очевидцев, встречавших зомби, говорится о них как о людях, которые «бессмысленно смотрят перед собой».

Правда, такая потеря памяти и своей личности не всегда может быть необратимой. Судить об этом позволяют несколько случаев, связанных с зомби и ставших известными в последнее время.

Некая Натагетта Джозеф умерла в 1966 году, о чем ее родным была выдана справка местного полицейского управления. Она была похоронена, а 6 лет спустя односельчане встретили ее, блуждающую в окрестностях деревни, где она когда-то жила. В другом случае умерла 30-летняя женщина, о чем также была сделана запись в магистратуре. А через 3 года муж встретил ее в состоянии зомби в отдаленном округе, где она работала на плантации.

По наблюдениям исследователя, проведшего на Гаити несколько лет, для зомби выбирают наиболее сильных физически, чтобы потом, вернув к жизни, использовать их как рабов на плантациях сахарного тростника. Страх перед превращением в зомби у людей настолько велик, что похоронный ритуал на Гаити включает ряд действий, цель которых – помешать похитить умершего, чтобы потом вернуть его к жизни.

Как сказано, практика превращения человека в зомби была вывезена их Дагомеи. Там и по сей день процветает этот бизнес. Рассказывает американский врач-путешественник:

«Человек лежал на земле, не проявляя никаких признаков жизни. Я заметил, что одно ухо у него было наполовину отрублено, но это была старая рана; больше никаких следов насилия не было видно. Вокруг него стояла группа негров, одни были совершенно голыми, на других были надеты длинные рубахи. Среди них было несколько жрецов, которых можно было отличить по пучку волос на бритой голове. Слышался равномерный шум голосов: шла подготовка к церемонии.

Всем распоряжался старик в старом, вылинявшем армейском френче, свисавшем до колен. Он покрикивал на остальных, размахивая руками. На его запястье был браслет из слоновой кости. Старик, очевидно, был главным жрецом, и ему предстояло изгонять злых духов.

– Я белый доктор, – сказал я. – Я хотел бы осмотреть человека и убедиться, что он действительно мертв.

Быстрым движением я поднял лежащему веки, чтобы проверить зрачковую реакцию. Реакции не было, не было и признаком биения сердца.

Через некоторое время «мертвый» неожиданно повел рукой по груди и попытался повернуться. Барабаны били сильнее. Лежащий повернулся, поджал под себя ноги и медленно встал на четвереньки. Его глаза, которые несколько минут назад не реагировали на свет, теперь были широко раскрыты и смотрели на нас»… Так-то.

Мышкин снисходительно усмехнулся.

– Подобных историй море. Всей жизни не хватит прочесть. Мне хватает своих сюжетов.

– А ваша версия происходящего в Успенской клинике?

– Простая. Подопытному дают цитоплазмид, куда встроен кристаллический вирус. Избавляют от основной опухоли. Неожиданно возникает вторичная. Незадолго до запрограммированного конца больному вводят тетродоксин. Теперь подопытный готов выполнить любую просьбу. Я так понимаю, что его просят всего о двух вещах: отдать все деньги и обо всем забыть. При первых признаках агонии вливают контрольную дозу тетродоксина, поскольку некоторые люди, непонятно отчего, перед порогом смерти обретают удивительную ясность ума и памяти.

Помолчав, Мышкин произнес:

– Итак…

– Итак, предварительные выводы, – продолжил Туманов. – В городе вам лучше не показываться.

– У меня отпуск за свой счет. Десять дней. Надо раза два сгонять в Питер, а потом запрусь на даче.

– Только не на своей. И к вашему другу художнику тоже не ходите.

– И про него знаете? – удивился Мышкин.

– Немножко. Пока никто не знает, где вы сейчас. Да вот беда: мне надо ненадолго отлучиться из России, поэтому прошу дождаться моего приезда тут. Я с Марией Александровной уже переговорил. А в город вас будет сопровождать наш сотрудник. И прошу не пользоваться своей трубкой. Сергей вам даст другую. У него их много. И все защищены.

– Что ж… – решительно перевел дух Мышкин. – Так и быть. Послушайте, Туманов, можно я уже сегодня у вас переночую? Никаких сил возвращаться.

– Милости прошу. Только обяжете меня.

29. Сообщница Ольга

Когда въехали в город, Мышкин сказал:

– Мне нужно в клинику.

– Надолго? – искоса глянул на него водитель.

– Часа на два. Не возражаете?

Сергей подумал.

– Лично мне возразить нечем. На два часа, на три. Проблема в том, что я не должен оставлять вас одного. Даже на пять минут.

– И в туалете? – криво усмехнулся Мышкин.

– И в туалете, – невозмутимо подтвердил Сергей.

– Тогда пойдемте вместе. Вы можете подождать в моем кабинете. Может, мне и не два часа понадобится, а меньше.

Въехали на Тучков мост, забитый автомобилями. БМВ пополз со скоростью черепахи – его обгоняли пешеходы.

– Думаю, что мне не следует светиться рядом. Пока никто не знает, что вы не один, преимущество на нашей стороне. Сделаем так: вы выйдете метров за тридцать от больницы, я сделаю круг по острову и припаркуюсь у приемного покоя. Будто жду на выписке кого-то. Только одна просьба: если вдруг что-то вокруг покажется вам необычным или тревожным, немедленно дайте мне знать.

– Как?

– Вот вам мобильник. Нажать цифру семь, и я приму сигнал.

Ему повезло: Ольга в приемной была одна. Мышкин приложил палец к губам и вопросительно кивнул на дверь Демидова.

– Нет, – сказала она. – С утра.

– Ты однажды меня уже спасла, – тихо сказал Мышкин. – Выяснилось, что это была только часть спасения. Тридцать процентов.

– Нужны еще семьдесят? – чуть порозовела девушка.

– Еще семьдесят.

– Это опасно? – робко улыбнулась она.

– На этом этапе еще не очень. То, что я прошу, вообще говоря, мелочь. Но от нее многое зависит. В том числе, человеческая жизнь. И не одна. Сотни, даже тысячи.

– И ваша?

– И моя тоже.

– Что я должна сделать?

Она внимательно выслушала и задала только один вопрос:

– Когда?

Он глянул на часы.

– Минут через десять.

Дверь в аптеку была из броневой стали, с сейфовыми замками. На косяке – глазок видеокамеры, рядом с ним табличка «А. Н. Шеншина, заведующая», под ней записка маркером: «Любая выдача – только с санкции главврача».

Мышкин ни разу не был в аптеке. Он нажал на белую выпуклую кнопку звонка. Дверь немедленно распахнулась, будто Шеншина только и ждала его.

– Прошу, Дмитрий Евграфович! – громко сказал динамик приветливым женским голосом. – Я вас вижу на мониторе. Не стесняйтесь.

Тяжелая дверь мягко закрылась за ним, он оказался в тамбуре. Отворилась вторая – тоже сейфовая, с тонну весом и, пропустив его, снова закрылась.

– Здравствуйте, Александра Николаевна.

– Рада вас видеть, – сказала Шеншина. – Хоть и не могу догадаться, зачем понадобилась.

Шеншиной на вид было лет пятьдесят. Еще три года назад у нее были роскошные, червонного золота волосы, которые она заплетала в косу и, по давней моде советских женщин, укладывала на голове золотой короной. Болтали, будто к ней из Киева специально приезжала Юлия Тимошенко, тогда еще глава тамошнего правительства, узнать, как это делается: вороватая богачка, чтоб не сесть за решетку, рвалась сначала в премьер-министры, потом в президенты Малороссии. Корона – знак коллективному бессознательному, кому должна принадлежать власть. «Вранье, конечно, – считал Мышкин. – Другое дело, любая женщина с такой короной выглядит королевой».

Теперь косы у Шеншиной нет, а золото превратилось в тусклое серебро. Три года назад она овдовела. У мужа случился обширный инфаркт, осложнившийся уже через два часа отеком легких. В реанимацию больницы, дежурившей в городе по скорой помощи, он попал только к вечеру.

В приемном покое Шеншину сразу предупредили: противоотёчные препараты, по приказу министра здравоохранения Голиковой, теперь не входят в перечень бесплатных жизненно важных лекарственных средств. Надо платить. И желательно поспешить: пациент может задохнуться в любую минуту.

– Будем лечить? – спросил ее дежурный врач. – Или пусть помирает бесплатно?

Черный юмор до Шеншиной не дошел. Пока ездила за деньгами, оформляла платеж, муж скончался. Но даже фармацевт Шеншина знала, что его можно было спасти и поддерживать какое-то время без дорогого препарата. Способ простой, доступный, когда-то известный любому советскому фельдшеру: сто граммов чистого медицинского спирта в вену одномоментно. Спирт испаряет пену с поверхности легких, дыхание восстанавливается – пусть на несколько часов, до более серьезного вмешательства, но все-таки пациент получает шанс.

Прокуратура долго тянула, но, в конце концов, под напором Шеншиной сдалась: возбудили против больницы уголовное дело сразу по трем статьям. Это стоило вдове полутора лет жизни и седых волос. Никто не сомневался, даже подсудимые врачи, что приговор будет обвинительным. Однако за две недели до суда в клинике пошел слух, что на днях в аптеку придет новая заведующая. А за неделю с Шеншиной приватно беседовал начмед Крачков. О чем они говорили, так никто и не узнал. Узнали только, что на другой день после беседы Шеншина забрала из прокуратуры свое заявление и оставила другое, в котором отказалась от всех претензий. Новая заведующая аптекой не появилась.

Рабочий стол Шеншиной был отделен от посетителей барьером. За ее спиной, уже в другом помещении, по стенам, как в коммерческом банке, металлические ячейки, где хранятся препараты. Каждый – под своим кодовым замком.

– Я вся – внимание, – любезно улыбнулась Шеншина.

– Смешное дело, Александра Николаевна, – начал Мышкин, словно просил прощения. – Стыдно даже говорить.

– Не стыдитесь. Все останется между нами, – пообещала Шеншина.

– Я всегда знал, Александра Николаевна, что можно рассчитывать на ваше понимание. Накануне я пережил несколько позорных минут на нашем утреннем сборище. Говорили о новом поколении цитоплазмида, известного как «индекс-м». Работа с ним идет вовсю, в частности, у Сукина. А я… – нет, не могу произнести… Вы меня, правда, не выдадите?

Шеншина ждала. Она никогда не повторяла свои обещания дважды.

– Да… А я, понимаете, только щеки надуваю на конференции. До сих пор толком ничего не знаю о клинике пресловутого индекса, будь он неладен! Честно говоря, раньше хотел взяться за него, но кто-то, не помню, кто – из начальства, кажется, сказал мне, что этого индекса у вас нет. Но, тем не менее, препарат назначают чуть ли не ежедневно. Тот же Сукин. Значит, он есть у вас? Или вы ждете новую поставку? Если ждете, то когда зайти?

Шеншина недоуменно плечами.

– Не знаю, кто из начальников сказал вам такую чепуху. Месяца полтора назад получили большую партию, а запросов за все время было всего десятка два.

– Уф, гора с плеч! – обрадовался Мышкин. – А скажите, пожалуйста, Александра Николаевна, сопроводительные документы приложены? Сертификат, описание, фармакологические свойства, инструкция по применению, противопоказания?

– Разумеется. Без документов я не приму даже упаковку аспирина. Тем более цитоплазмид «индекс-м».

– Вы разрешите взглянуть?

– Боюсь, ничем помочь не могу, дорогой мой, – сочувственно сказала Шеншина. – Это не обычный препарат, совершенно новый, он входит в категорию лекарственных средств строжайшей отчетности. Даже не в группу «А» – наркотики, а новую, недавно введенную в оборот Всемирной организацией здравоохранения и подтвержденную Еврофондом – в группу «Икс». Требования контроля за хранением и расходованием особо жесткие. При всем уважении к вам, вынуждена отказать. Нужна санкция главврача или начмеда. Но боюсь, вы ее не получите. Извините.

– Нет-нет, Александра Николаевна! – панически заторопился Мышкин. – Мне не препарат нужен! Зачем он мне? Только описание, формула, как работает, противопоказания…

– Ну, это проще, – успокоилась Шеншина. – Каждая упаковка имеет описание. Целую тетрадку. Только, кажется, на французском языке. Русского и английского точно нет.

– Мне и французский сойдет.

– Но, Дмитрий Евграфович, на руки выдать описание не могу. Если хотите, читайте здесь. Формально и сигнатура под грифом. Поймите меня правильно.

– Здесь хочу читать! Только здесь, рядом с вами! – горячо воскликнул Мышкин.

– Минутку.

Она принесла банка небольшую картонную коробку с надписью на французском: «Europeen fundation anticancer Index-m. Genf». Вскрыла и протянула Мышкину солидную брошюру.

– Можете работать за тем столом, в углу.

– Огромное спасибо! Я быстренько, – пообещал Мышкин. – Делать записи можно?

Шеншина поколебалась.

– Делайте. Только никто не должен знать. Иначе меня уволят сразу.

– Боже упаси! – воскликнул Мышкин. – Пусть меня поджаривают на костре, как индюка, – буду молчать!

– Надеюсь, до костра не дойдет… – усмехнулась заведующая.

Он открыл сигнатуру. Беглого просмотра хватило, чтобы понять: ничего нового для него нет. Разве что упоминание, что индекс-м есть синоним известного цитоплазмида.

– Интересно, интересно, – озабоченно приговаривал Мышкин – тихо, но чтобы Шеншина слышала. – Даже не подозревал,… Кто бы мог подумать? А формула-то!.. Красота. Фармацевты Фонда зря хлеб не едят…

Раздался звонок в дверь. На мониторе появилась Ольга. Шеншина неодобрительно покачала головой.

– Между прочим, Александра Николаевна, эта девушка – новый секретарь-референт главного врача, – сообщил Мышкин. – Вы с ней поосторожнее. Девушка она, говорят, умненькая, старательная и дисциплинированная. Но вдруг она не только секретарша, но и личная шпионка Демидова?

– Надеюсь, нам она не навредит, – улыбнулась Шеншина. – Это моя племянница.

– Неужели? – изумился Мышкин. – Тогда поздравляю вас. Говорят, умненькая, старательная… – повторил он. – И с дисциплиной у неё…

– Сейчас она у меня получит дисциплину на полную катушку! – с угрозой пообещала Шеншина и сказала в микрофон:

– Входи, Ольга.

– Здравствуйте, Дмитрий Евграфович, – сказала Ольга.

– Мы с вами уже виделись, – проворчал он. – Утром. Я заходил к вам.

– Да, в самом деле… Извините.

– Оля! – строго начала Шеншина. – Я тебя о чём предупреждала? Здесь не дискотека, а клиника. Учреждение с особым дисциплинарным режимом. Как ты могла уйти с рабочего места? Я же за тебя головой ручалась главврачу!

– Ой, тётечка Шурочка! – затараторила Ольга. – Не волнуйтесь, у меня перерыв, и Сергей Сергеевич лично разрешил отлучиться на полчаса.

– Что тебе? Только быстро!

Ольга зашептала что-то, указав взглядом на Мышкина.

– Подойди ближе!

Ольга прошла за барьер и снова зашептала.

– Только и всего? – удивилась Шеншина. – Подожди.

Она снова прошла в банк, принесла сумочку, достала кошелёк.

– Триста хватит?

– Даже много! Я, тётечка, с зарплаты сразу отдам.

– Надеюсь, – проворчала Шеншина.

Тут подал голос Мышкин:

– Александра Николаевна, можно вас на секунду? – и, когда она подошла, сказал вполголоса. – Огромное вам спасибо. Теперь всё. Надеюсь и вы про мой ликбез никому. Засмеют.

– Можете быть спокойны, – ответила Шеншина. – Даю слово. И всегда вам рада.

Ольга догнала его в коридоре, поравнялась и, не сбавляя шаг, незаметно вложила в ладонь Мышкину коричневую ампулу.

– Ты же в отпуске? – удивился Литвак.

– Так, заскочил на минутку, – ответил Мышкин тусклым голосом и стал рыться в своем письменном столе.

Дождавшись, когда Литвак пойдет к биохимикам, а Клюкин в морг, Дмитрий Евграфович поманил пальцем Большую Берту.

– Спрячь, пожалуйста, – он протянул ей ампулу. – Это…

– Ничего не надо говорить, – перебила Клементьева. – Так надежнее.

– Умница! – с чувством сказал Мышкин. – Не к чему отягощать тебя опасной информацией: вдруг не выдержишь под пыткой и все выдашь, когда начнут пятки прижигать.

– Не волнуйтесь, до этого не дойдет

В десяти метрах от здания бюро судмедэкспертизы Мышкин попросил Сергея остановиться.

– Хотите выйти? – спросил водитель, аккуратно затормозив. – Я с вами.

Мышкин отрицательно качнул головой.

– Еще не знаю. Смотрите-ка!

У входа в бюро два полицейских форда разбрасывали вокруг синие и красные огни своих огромных американских мигалок.

– Прямо наваждение! – пожаловался Мышкин. – Последние дни ни шагу, чтобы на них не наткнуться.

– Думаете, за вами?

– Вряд ли… да. И все равно, встречаться с ними желания нет.

– Лишняя предосторожность не нужна только идиоту, – поддержал Сергей.

– Давно работаете с Валерием Васильевичем? – поинтересовался Мышкин.

– Два года. А кажется, всю жизнь.

– Тиранит?

– Есть такое. Но за дело. Он и в морду дать может. Чтоб боец и задачу выполнил, и домой целым вернулся. Боец у него – на первом месте. Зарплата, жилье, наши семьи, их безопасность…

И вдруг от души расхохотался.

– Извините… Вспомнил, как он меня учил стрелять по-македонски, то есть из двух рук – и только на звук. Обе руки должны работать одинаково. Берет шеф мою левую руку и говорит: «Вот, Серега, твоя правая рука. Ты должен ей доверять, как и левой». – «Нет, товарищ подполковник, – говорю. – Это у меня левая рука». Он удивляется: «В самом деле? Ну, знаешь, старик, тебе не повезло. Отныне это у тебя будет правая рука, и не вздумай перепутать…»

– Семья у него есть? Большая?

Водитель как-то странно посмотрел на Мышкина.

– Я думал, вы с ним приятели.

– Можно сказать да, со вчерашнего дня, – сказал Мышкин.

– Плохо у него с семьей, – вздохнул водитель. – Жена была и дочка. В прошлом году мы вернулись из Испании – он осиротел. Девочка ходила в лицей, не помню, в какой, но дорогой. Какие у нас теперь государственные школы, сами знаете.

– Знаю, – кивнул Мышкин. – Их просто уже нет. А то, что есть, давно не школы.

– Вот и я о том же. Говорят, только в частной можно встретить толкового учителя, да и то, если повезет. Но нет таких частных школ у нас, даже с самой страшной охраной, куда не может пролезть торговец дурью. Школьники для наркодилера – самые лучшие и перспективные клиенты. Спрос создается быстро: первая доза после уроков – бесплатно. Она должна быть максимально грязной, чтобы зависимость возникла сразу. Короче, не миновала беда. Дочка скончалась от передоза. Жена в тот же день – от разрыва сердца. Так что наш шеф после демократов больше всего ненавидит наркодилеров. Вам, действительно, надо туда?

– Мне нужно узнать, появлялся ли там в последние дни один человек.

– Фото есть?

– Фото отсутствует, – огорчился Мышкин. – Хотя… что я говорю? Есть фото! – оживился он. – В мобильнике, файлом.

– Качните на мой телефон.

Сергей сохранил файл и открыл дверь.

– Минутку, – сказал Мышкин торопливо. – Минутку… – нерешительно повторил он. – Я дам вам еще фото… Одной девушки. Может, её там тоже видели?

– Давайте.

Загрузив и этот файл, водитель открыл перчаточный ящик, достал оттуда плоскую трехсотграммовую бутылку «Московского коньяка».

– Абсолютное оружие! – подмигнул он, открыл дверь и неторопливо, враскачку, зашагал к бюро. Полицейские на него не обратили внимания.

Сцепив зубы, Мышкин судорожно ждал и боялся о чем-либо думать.

Через четверть часа Сергей открыл переднюю дверь.

– Представляете, у них, оказывается, нет охраны. В таком-то учреждении! Только вахтер, дедок столетний – с виду толковый и не в маразме, но мозги все ж набекрень. Или шутник, всё по черному юмору… Бородатого он видел здесь вчера. Пропустил его без вопросов – по служебному удостоверению, там указана была специальность – патологоанатом. Фамилию, правда, не запомнил.

– Хорошо, – медленно выдохнул Мышкин. – Очень… Дальше.

– Пробыл бородатый там с полчаса. Но ушел не один, а с дамой под ручку. Крепко ее поддерживал – бледная была и еле шла, сильно расстроенная или больная.

– Вы… вы фото показали?

– Именно с ней бородатый и вышел. И тут дед такое бухнул!.. Шутник тоже мне…

– Черный юмор из морга? – спросил Мышкин, стараясь унять дрожь в челюстях.

– Сначала он глотнул из бутылки. И тут же окосел – от одного глотка, потому что сказал, что даму эту двумя днями раньше привезли сюда… в качестве покойницы! Два дня будто там пролежала. Теперь ее ищут с собаками, а она живая вчера ушла. Я, честно говоря, не стал дальше его бред слушать. Да что с вами, Дмитрий Евграфович?

– Это от жары, – пробормотал Мышкин. – От жары. Одни млеют от жары, а я дрожу, как в мороз… – он попытался улыбнуться.

– Да, бывает так, слыхал, – неуверенно сказал Сергей.

– Вы даже не представляете, что вы сейчас для меня сделали. Страшно вам благодарен.

– Да ведь пустяк! Всего-то делов – выдать шкалик и показать две фотки.

– Нет, – улыбнулся Мышкин. – Вы даже не представляете, какое великое дело сделали.

Сергей пожал плечами и завел двигатель.

– Куда теперь?

– Опять превышать скорость будете? – весело поинтересовался Мышкин.

– В городе? Никогда! – заверил Сергей. – Может мешать работе.

– Верю… Мне надо домой заскочить.

Всего через десять минут они были на 7-й линии Васильевского острова.

– Давайте заедем с 6-й линии, – попросил Мышкин. – Хочу зайти к себе с черного хода.

Сергей поставил БМВ почти впритирку к подъезду – выйти из машины можно почти незаметно.

– Вы надолго?

Мышкин замялся, потом решился:

– Знаете, я заночую у себя.

Сергей неодобрительно покачал головой.

– Мне придется с вами. Приказано вас одного не оставлять.

– Зачем усложнять? Да и рабочий день окончен.

– У нас так не бывает. Мы работаем, сколько надо.

– Нет никакой необходимости сейчас, – как можно убедительнее сказал Мышкин. —Уверяю вас. Совершенно точно!

– У меня приказ.

– Не надо. Я сам с вашим боссом переговорю. Сегодня ничего уже не случится. Гарантия.

– Гарантий, говорят, даже Господь Бог не дает, – возразил Сергей.

– На это раз дал. К тому же я поставил только что железную дверь. И сигнализация есть.

Но Сергей стоял на своем:

– На любое железо всегда найдется подходящий кусочек пластида.

– Может быть, завтра. Но не сегодня – точно. Я сейчас позвоню Валерию Васильевичу. Какой у него номер?

Мышкин достал мобильник и раскрыл, но неожиданно Сергей вырвал телефон у него из рук и дал отбой.

– В чем дело? – опешил Мышкин.

– Трубка ваша палёная! – отрезал Сергей. – Выбросьте в Неву и купите новую, желательно на чужой паспорт. Найдите какого-нибудь алкаша… Хотя нет: завтра я вам дам другую трубу – защита стопроцентная.

– А с вашего телефона можно сейчас шефу позвонить?

– Можно, но бесполезно. Начальник уже в воздухе где-нибудь над Австрией.

– А вы? Разве вы не должны были с ним лететь?

– Я и лечу, – усмехнулся Сергей. – Только с небольшой задержкой. И все-таки вам надо заночевать в Комарове.

– Одна ночь! – умоляюще воскликнул Мышкин. – Сейчас здесь меня никто искать не станет.

– Надо ехать, – озабоченно сказал Сергей. – Привлекаем внимание.

– Тогда прощаемся. Я вам позвоню утром.

– Ну что мне делать… – огорченно вздохнул Сергей. – В самом деле, не могу же я насильно… Подождите.

Он открыл мобильник.

– Валерий Васильевич, докладываю…

Перекинувшись несколькими словами с начальником, сказал Мышкину:

– Хорошо. Пусть по-вашему. Но в квартиру войдем вместе.

– А говорили, что шеф недоступен! – упрекнул Мышкин.

– Кому нет, а кому доступен… – пробормотал Сергей. Он достал из подмышечной кобуры ТТ с лазерным прицелом и сунул за ремень сзади.

– Я иду первым. Держитесь в метре сзади. И, в случае чего, немедленно выполнять мои команды. Не раздумывая!

– Слушаюсь, товарищ фельдмаршал!

Когда Сергей ушел, Мышкин бросился к телефону и набрал городской номер Марины. Прозвучало только два длинных гудка, как вдруг раздался долгий и пронзительный звонок в дверь. Мышкин бросился к двери. На мониторе – двое полицейских с укороченными калашами. На рукаве одного из них можно было различить изображение совы. Мышкин облегченно вздохнул, но на всякий случай спросил – недовольно и с угрозой:

– Кого чёрт несет?

– Дмитрий Евграфович? – прозвучал в домофоне жесткий голос.

– Аз есмь.

– Фамилия!

– Еще чего! Зачем вам моя фамилия?

– Немедленно отвечайте! – потребовал полицейский. – Немедленно, иначе дверь будет взломана!

– Ну, Мышкин.

– Дмитрий Евграфович Мышкин, вы ничего не забыли сделать, когда вошли в квартиру?

– О, Господи, твоя воля! – он хлопнул себя по лбу. – Сигнализация!

– Снимите!

– Один секунд!

Отключив сигнализацию, спросил:

– Вы хотите войти?

– Подождите…

Полицейский вытащил из кармана мобильник, позвонил и, услышав ответ, сказал:

– Все в порядке. Отбой пошел. В следующий раз будьте внимательнее. За ложный вызов придется платить.

– Зайдёте? – он взялся за замок.

– Теперь незачем.

Он снова бросился к телефону. Набирал квартирный Марины, потом мобильный, снова квартирный. Так прошел час.

Тогда он позвонил Клюкину.

– Толян, друг мой! – закричал Мышкин, не давая Клюкину опомниться. – Умоляю – выручи! Только ты меня можешь спасти!

– Что? Что такое? – забеспокоился Клюкин. – Ты где?

– Дома, в городе.

– А говорили, уехал.

– Я уехал, но на минутку вернулся. Толь, умоляю! У меня мобилу в метро сперли. А может, сам посеял. Труба нужна. Позарез! Вопрос жизни и смерти!