Текст книги "Год беспощадного солнца"

– Жизни и смерти? – еще больше обеспокоился Клюкин. – Что ж тут делать… Завтра привезу.

– Нет! – отчаянно закричал Мышкин. – До завтра никак, невозможно! Сейчас! Немедленно! Я не могу сейчас выходить из квартиры.

– Почему?

– Все расскажу! Так получилось.

– Ладно, – безрадостно сказал Клюкин. – Правда, у меня дама… Но если так… А как же я без трубки? – снова обеспокоился он.

– Я тебе деньги дам, купишь новую – прямо сейчас и купишь. У метро магазин. Ты давно хотел нокию с видеокамерой – вот и купишь сейчас! И будет у тебя два мобильника.

– Нет, это ты себе купишь новую! – возразил Клюкин. – А я уж как-нибудь… Надолго тебе?

– До завтра, до утра. Завтра и верну.

– Вот и хорошо. Ночью я никому не звоню.

Через полчаса Клюкин с восхищением разглядывал новую дверь.

– Мечта! Перейду к тебе жить. А, может, и работать.

– В любую минуту! – согласился Мышкин. – И твой прозекторский стол тут поставим. В прихожей.

– Вонять будет… – озабоченно заключил Клюкин и потрогал правую щеку, которая была явно больше левой.

– Что с мордой? – спросил Мышкин.

– Черт ее знает! Флюс, наверное.

– «Наверное»? Никогда флюса не видел?

– У себя не видел. Если хочешь знать, я с детства ни разу не был у зубного врача.

– Боялся?

– С зубами повезло. Они у меня от бабки. Она в девяносто лет умерла и все зубы были при ней. Свои.

– Вот это действительно повезло! Как и мне. Только в детстве один раз был в кресле зубодера – молочный зуб выпадать никак не хотел.

– Всё, меня барышня ждет.

Мышкин выждал, пока Клюкин выйдет во двор, и бросился вниз за почтой.

Ящик был забит до отказа рекламной дрянью. «Интересно, в интернете идёт борьба со спамом. А это не спам? С доставкой в квартиру». Он вывалил рекламу в коробку, которую дворник поставил именно для этого. Остался только счет на квартплату и письмо с иностранной маркой. «Опять, враги народа, повысили плату! Сразу на треть и без всякого основания. Когда же вас на фонарях перевешают?»

Письмо пришло из Исландии от коллеги и приятеля Эли Андерссона. Шло оно из Рейкьявика полтора месяца, хотя на конверте была красная метка «express».

Эли не признавал электронной почты, предпочитал старую добрую. Писал он письма от руки и всегда перьевой авторучкой.

Мышкин внимательно осмотрел конверт. Он был заклеен не иначе как слюной, потому что тут же и открылся. «Перлюстрация живет и здравствует. Поленились, гады, даже заклеить нормально. Да здравствуют демократия, права и свободы граждан и тайна их личной переписки!»

Дверь он теперь закрыл тщательно и, по инструкции, включил сигнализацию.

В письме вверху была цифра 2, обведенная кружком. «Что сие? От клопов, что ли? Или от цензоров?»

Дорогой Дмитрий!

Поскольку я не дождался ответа на мое предыдущее письмо, пишу еще раз. Теперь каждое письмо я буду нумеровать…»

«Значит, первое придет за вторым».

«…нумеровать. Надеюсь те, кто интересуется твоей почтой, на меня обижаться не станут.

Я рад выходу очередной твоей интересной статьи в русском «Вестнике патологии». Я перевел ее на наш язык и предложил к публикации в местном медицинском бюллетене. Надеюсь, ты не станешь возражать. Другой вопрос – гонорар. Исландия, конечно, великая страна, почти сверхдержава, но авторам наших научных изданий не платит. Дай Бог этим изданиям вообще выходить в свет!

У меня к тебе накопилась масса вопросов. И касательно некоторых проблем по нашей общей специальности и просто о жизни. В последний мой приезд я прожил у вас девятнадцать месяцев и честно скажу: так и не смог понять, что там у вас происходит и как вы вообще задержались на этом свете, а не на том, который, говорят, для русских всё-таки лучше. То есть, я видел своими глазами, как живет русский народ в столицах и в провинции. Конечно, при прошлой власти у вас невозможно было купить майбах или линкольн, а уж хаммер (апогей уродства) тем более. Но у вас было нечто более важное и необходимое – мощная наука, особенно, фундаментальная; медицина, литература, музыка, вы были на подъёме, что бы там ни врала ваша и наша пропаганда. В исландском языке, даже такое словосочетание было – «русская наука», значит, самая мощная и прорывная. И теперь я молю (надеюсь, вместе с тобой) Создателя, чтобы он сжалился над Россией и не подвергал больше её таким жестоким испытаниям. Верю, что наступит время, и Россия, которую я очень люблю (не забывай, откуда моя жена), обретет покой и благоденствие, которые могут быть достигнуты после справедливого наказания тех, кто вверг одну из самых прекрасных стран на Земле в пучину страданий, обворовал ее и продолжает обворовывать. Я очень кровожадный, да? Так ведь я потомок викингов! И одновременно хороший лютеранин. И потому особое значение придаю одному из самых важных законов Мозеса6969
  Моисей.


[Закрыть] о справедливом воздаянии: око за око, зуб за зуб.

Теперь о конкретных делах. Два дня назад у меня был весьма плодотворный и перспективный разговор с ректором медицинского университета господином Тором Свенссоном. Как ни странно, но мне удалось его убедить, что исландская медицинская наука очень выиграет, если нам удастся уговорить некоего выдающегося русского ученого прочесть у нас цикл лекций. Университет берет на себя все расходы по проживанию гостя, ему будет выплачиваться зарплата из расчета среднего оклада исландского профессора медицины. Лекции будут оплачены отдельно. И уже вчера профессор Свенссон говорил на эту тему с заместителем премьер-министра и получил от него гарантию, что русский лектор будет приглашен от имени правительства. Собственно говоря, лектор может считать себя уже официально приглашенным в любое удобное для него время. Официальной бумаги от правительства еще нет. Но это не имеет никакого значения. Слово члена правительства у нас надежнее любой бумаги.

Мне осталось только удовлетворить твое любопытство и открыть тайну, кто этот загадочный русский ученый, в котором так нуждается медицина Исландии. Ни за что не догадаешься! Но так уж и быть, не стану испытывать твое терпение. Его зовут Дмитрий Евграфович Мышкин. Живет он в Петербурге. Возможно, ты о нем что-нибудь слышал. Личность, широко известная в наших узких научных кругах.

(Ну, как интрига? Правда, все таинственно и коварно? Уж такие мы, исландцы – хитрецы и пройдохи, покруче ваших березовских и абрамовичей).

Мы с тобой намечали встретиться в июле на конгрессе в Вене. У меня, увы, изменились обстоятельства. Они носят исключительно личный характер. У жены была неудачная беременность. Пришлось абортировать плод. И теперь я не могу оставить ее даже на один день: ей сейчас психологически очень трудно. Через месяц приедет ее мать (моя тёща – вот!) из Воронежа, тогда будет немного проще. Многие мне завидуют, так как в наших обычаях, может быть, и полезных, после женитьбы или замужества ребёнка родители сразу обрезают вторую пуповину, и на их помощь, в том числе психологическую, рассчитывать очень трудно. Светлана только удивляется.

Мы пять лет мечтали о ребенке. Вокруг нас идут разговоры о преимуществах экстракорпоральной беременности или использовании суррогатной матери. Но для меня, как христианина, первое похоже на вмешательство в дела Господни, а второе чем-то сродни рабовладению. Моя Светлана тоже так считает. Здесь мы «едина плоть», как сказано в Библии.

Конечно, великая страна Исландия – всего только большая деревня из нескольких городков. Все жители или почти все друг друга знают. Кто-то нам сочувствует, кто-то злорадствует. Особенно злорадствуют те из женской половины здешнего населения, кто не может смириться с тем, что моя русская жена – самая красивая, самая умная, самая добрая и мудрая, самая верная своему мужу, самая… самая… лучшая не только во всей Исландии, но и во всем мире.

Господь, конечно, очень добр и милостив, если всегда держал меня поближе к России и подальше от золотоволосых дочерей Исландии, из которых никакая цивилизация не способна выбить разбойничий дух и скверный характер. Надеюсь все-таки, что мы со Светланой коренным образом улучшим местный генотип, и про моего светлого Ангела новые скальды будут слагать новые саги.

Остаюсь – твой Эли.

15 мая 2015 года.

Рейкьявик.

P.S. Кстати, помню одну твою фразу, которая вырвалась у тебя во время одного из наших замечательных застолий. Смысл в том, что тебе еще не приходилось встречать трезвого исландца. Спешу тебя порадовать: твоя мечта может сбыться. Я не пью ничего, кроме воды и соков, уже восемь месяцев. Но это, тем не менее, не значит, что мы не сможет посидеть с тобой вечерком за бутылочкой. Дать только знать заранее, чтобы жена успела наложить мораторий, временный, конечно, на наш семейный сухой закон».

Внизу была приписка чётким школьным почерком:

«Дорогой Дима! Эли рассказывает мне о вас каждый день. С нетерпением ждем Вас. Здесь всегда хорошая погода и даже зимой можно ходить в летнем плаще или даже в костюме.

Светлана Андерссон».

«Тебе, красавчик, надо было не восемь месяцев всухую, а минимум два года, – подумал Мышкин, складывая письмо. – Глядишь, и родила бы нормально. Породу он улучшить хочет… Это советская деревенская девчонка, крутая, как яблоко, могла внести свежую струю в островной генетический кисель, где все давно друг другу родственники. А твоя выросла при руссияньской демократии, на генно-модернизированном дерьме, от которого перестают размножаться крысы и русские. Сами, небось, не жрёте чудеса генной инженерии!»

Он нашел в блокноте телефон Эли Андерссона, набрал на городском две цифры и, вовремя испугавшись, бросил трубку: «Меня же здесь нет!»

Взял клюкинский мобильник и сочинил сообщение: «Письмо получил, всё понял, огромное спасибо, с меня причитается». Подумал и оставил только: «С меня причитается». Лучше не скажешь. И больше не нужно.

Очень захотелось лечь в прохладную воду и заснуть в ней. Но у Мышкина ванны не было, а только крохотная душевая кабинка, которую он смастерил сам. Он забрался в свой тесный «пенал» и стоял под холодными струями с час, думая, как ему действовать дальше. И ничего не придумал.

30. Сексот Робинзон

Удар был такой сильный, что Мышкин слетел с кровати. Дрогнули стены, звякнула посуда на кухне. Не иначе, в стальную дверь попал сорокапятимиллиметровый снаряд из пушки, которую на войне называли «Прощай, Родина!»

Еще удар. С потолка сыпанула штукатурка.

Нет, похоже, обычная кувалда.

– Перестань колотить, придурок! – заорал Мышкин.

Странно: его услышали, и удары прекратились.

Босиком он прошлепал к двери, погасив по пути забытый свет в своем душевом пенале.

– Кто? – гаркнул он, напряженно вглядываясь в монитор камеры слежения.

Там была темнота, различались только две мутные тени.

«Опять какая-то тварь свинтила лампочку! – с ненавистью подумал Мышкин, взялся за засов, но тут же одернул руку: – Опять советская привычка открывать дверь без спроса и кому попало!»

– Кто, спрашиваю?

– Жилконтора! Сантехник! Срочно!

– Какой, блин, сантехник! – разозлился Мышкин. – Мне не нужен сантехник.

– Соседи снизу вызвали. Вы им квартиру залили!

– Бред собачий! У меня все краны закрыты. С вечера.

– Может, и закрыты, а вниз льет! Там уже по колено, и ниже пошла вода, уже на четвертый этаж!..

Мышкин ничего не понял: «Что такое? Куда еще ниже? Я же еще вчера жил на четвертом этаже! И сейчас живу?»

– На какой этаж льет? – переспросил он. – Может, на третий?

– Да, правильно. На третий. Открывайте.

Он не отвечал.

– Вы бы поторопились, – посоветовали из-за двери. – А то убытки возмещать придется. По двум квартирам. Надо стояк у вас перекрыть.

– Минутку. Что-то не пойму, повторите: откуда у меня течет-то?

– Да какая сейчас разница! – нетерпеливо возразил сантехник.

– Большая! Со стояка? Из ванны?

– Из ванны! Из ванны!

Глубоко вздохнув, Дмитрий Евграфович посмотрел на часы: семь тридцать.

– А где Миша? Он что – в отпуске? Вроде собирался…

– В отпуске! Со вчерашнего дня, – энергично подтвердил сантехник. – Открывайте, надо остановить воду.

– А почему вы просто весь дом не отключите? Не можете?

– Можем, конечно! Только отключить дом удовольствие платное. И платить придется тому, из-за кого отключили. Вам придется. Одна минута дома без воды – десять долларов. Это сколько в час получится?

– Ну уж десять долларов!.. – примирительно отозвался Мышкин. – Только вот чего не пойму: Миша как раз вчера вечером большой ремонт у меня в ванной сделал. И стояк совершенно новый поставил.

Сантехник не ответил.

– За что вам тогда деньги платят? Грабители! Что ни месяц – квартплату повышаете, уже до неба задрали, а толку? Даже не знаете, что Миша стояк мне поставил! Да что вы вообще знаете?! Да я сейчас жалобу на вас в прокуратуру накатаю! Да я сейчас МЧС вызову, службу чрезвычайных ситуаций! Быстро с вами разберутся!

– Значит, стояк вам бракованный попался, – отступил сантехник. – Соседи возмущаются…

– Не слышу возмущений! Да еще в семь утра. Они что – всю ночь в затопленной квартире проспали и не заметили?

– В ванной никто не спит. Так вы откроете или пусть льет?

– Ну, раз вы так уверены… – сдался Мышкин. – Сейчас.

Он побренчал задвижкой.

– Потерпите пару минут, – попросил он. – Замок не открывается. Застряло что-то… За плоскогубцами схожу.

– Только побыстрее. В ваших же интересах.

Мышкин оделся, как в армии – за полминуты. Извлекая из секретера деньги левой рукой, он правой схватил походную подзорную трубу и встряхнул. Труба открылась. Подкрался к окну и осторожно глянул во двор.

Напротив его черной лестницы, с 6-й линии, стояли потрепанные «жигули» шестой модели. Шофер был незнакомый. А вот пассажира Мышкин узнал сразу и даже отпрянул от окна. На цыпочках подошел к пульту сигнализации, нажал тревожную кнопку.

Потом бесшумно открыл дверь на черную лестницу. Прислушался, аккуратно выглянул. Тихо и пусто. Сюда выходила и дверь соседа – Алика Егизаряна, профессионального картежника и шулера. Мышкин трижды нажал звонок.

– Ты чего? – удивился Егизарян, открыв сразу. – Гуляешь? Так рано? А ну, дыхни!

– Привет, старик, – весело сказал Мышкин и отодвинул соседа в сторону. – Замок у меня сломался, дверь не открыть, я через тебя выйду.

Шулер Егизарян даже понять ничего не успел – Мышкин быстро пересек квартиру, отпер дверь и оказался в соседнем подъезде. Перешел на другую сторону улицы, стал под аркой и закурил, не спуская глаз со своего подъезда.

Через две минуты послышался рёв полицейской сирены. У его подъезда остановились два белых форда с изображением совы. В подъезд вскочили трое автоматчиков в бронежилетах и в сферических сверкающих касках. Еще двое рванули под арку к черной лестнице.

Очень скоро охранники вывели троих, прикованных наручниками друг к другу. В спину каждому упирался ствол автомата. Лиц «сантехников» Мышкин не разглядел и побежал рысцой к метро «Василеостровская».

Он катался в метро часа полтора, переходя с линии на линию и остановился на станции «Автово». Занял позицию за стеклянной витой колонной и позвонил в ФСБ.

– Приёмная, капитан Орлов!

– Здравствуйте, товарищ капитан, – значительно сказал Мышкин. – Беспокоит Дмитрий Евграфович. Мы с вами знакомы.

– Да-да! Помню! – приветливо отозвался капитан. – Вам Андрея Александровича? Придется подождать.

Не прошло и полминуты, как Мышкин услышал:

– Дмитрий! Другого момента найти не мог?

– Здравствуйте, Андрей Александрович! – мрачно сказал Мышкин.

– Мы на другое время договаривались, – недовольно заметил полковник.

– Боюсь, что наши с вами договоры и договоренности рваного рубля не стоят! – заявил Мышкин.

– С каких же это пор? – удивился Костоусов.

– Зачем ты прислал ко мне своих отморозков?

– Кого, кого?

– В половине восьмого они пытались под видом сантехников ворваться в квартиру. У вас там не профессионалы работают, а бестолковщина, хоть и киллеры все.

– Ты что несешь? – возмутился Костоусов. – Какие, к бесу, киллеры?

– Зачем ты убийц ко мне прислал?

– Ты соображаешь, что говоришь? – ледяным тоном спросил полковник. – Ты звонишь не в театр и не в цирк. А в организацию, где такие штучки никому с рук не сходят. Можешь коротко и ясно объяснить?

– Полтора часа назад трое неизвестных пытались взломать дверь моей квартиры. Кувалдой. В квартире моей ничего интересного нет. Кроме меня самого… – он замолчал.

– Продолжай! – сказал полковник. —

– Трое арестованы. Четвертому удалось смыться.

– С чего ты взял, что это мои?

– Одного из них я опознал с абсолютной уверенностью, – ответил Мышкин. – Его, а с ним еще двоих, ты ко мне как-то подсылал, и они кулаками и ботинками учили меня, как надо ухаживать за чужими женами.

– Это когда еще было! – хохотнул полковник. – В другую эпоху. Да и ты сам был виноват. Или я не прав?

– Прав, прав… А сейчас зачем?

– Как он выглядит? Тот, кого ты опознал?

– Длинный, под два метра. Белобрысый, плешивый, с тех пор лысина у него подросла. Нос перебит. Боксер, наверное.

– Ерофеев, – уверенно заявил полковник. – Точно он. Уволился из органов шесть лет назад. С треском. Без права на военную пенсию. Ни я, ни наша фирма к твоим визитерам никакого отношения не имеем. Слово офицера.

– Поверил… Спасибо, Андрей, – со вздохом облегчения сказал Мышкин. – И что мне теперь?

– Ты откуда звонишь?

– Из метро.

– Из метро? – встревожился полковник. – Уходи оттуда немедленно! Все пеленгуется. Твоя сим-карта…

– Понял! – и Мышкин дал отбой.

Подошел поезд, Мышкин вскочил вагон. Едва поезд тронулся, на платформу с эскалатора выбежали двое. Один из них был высокий, белобрысый и плешивый.

Поезд, грохоча, летел под землей, мелькали в черном окне фонари на бетонных сводах тоннеля, и Мышкину казалось, что он падает в бесконечный колодец. Если в нем есть какое-нибудь дно, так только в аду.

Он вытащил клюкинский телефон и снова набрал Костоусова.

– Ты звонишь с другого номера, – отметил полковник.

– Я сел на станции «Автово». И тут же появился твой Ерофеев с командой амбалов. Сколько мне осталось жить?

Полковник немного подумал и сказал уверенно:

– Жить будешь до самой смерти. А сейчас подгребай ко мне. Пропуск внизу. Паспорт есть?

– Нет.

– С поста позвонишь, капитан встретит. Избавься от телефона.

На «Чернышевской» он положил свой палёный мобильник на сиденье и побежал к эскалатору.

Капитан Орлов принес чай – скверный, но сладкий и горячий, к нему блюдце прогорклых сухарей.

– Что с башкой? – спросил полковник. – Так теперь мужики красятся? Ты же вроде не педераст.

– Стресс, Андрей. Много чего случилось за очень немногое время…

– За каким чертом кому-то понадобилось тебя гасить? – спросил полковник. – Есть соображения?

– Да, – вздохнул Мышкин. – Теперь есть… Две недели назад в автокатастрофе погиб наш компьютерщик и мой хороший приятель Ладочников. Я его сам вскрывал в бюро судебно-медицинской экспертизы. Все данные за то, что авария была подстроена. То есть Ладочникова убили. И его жену заодно. Беременную.

– Мотивы?

– Сергей – опытный хакер. И незадолго до смерти он, по моей просьбе, зашел на сайт Европейского антиракового фонда. Без разрешения владельца.

– Взломал, значит. За такие дела – уголовная статья, – заявил Костоусов.

– Мне нужны были архивные данные…

– Ну, Дмитрий, ты вообще башку потерял! – возмутился полковник. – Ты бы попросил его еще в действующий вулкан прыгнуть!

– Тут особый случай: ничего секретного, речь об открытых данных простой клиники! Рутина, мы не военный объект, – возразил Мышкин. – Кроме того, я официально выполнял задание главврача, срочное. Нужен были старые истории болезни. Они теперь на сайте Фонда, потому что Фонд владеет нашей клиникой. Был, конечно, другой путь. Написать заявление, чтобы получить доступ официально, но швейцарская бюрократия тупее нашей, а бюрократия Фонда хуже швейцарской. Месяца три-четыре пришлось бы ждать. Такой вариант меня не устраивал.

– Чушь какую-то ты мне говоришь. За архивную рутину не убивают.

– То-то и оно. Но дело в том, что в списке покойников я обнаружил людей, которые на тот момент были абсолютно живы. Как мы с тобой. Их записали в покойники заранее. Значит, точно знали, что помрут. Лучше лечащих врачей знали.

– Думаешь, среди швейцарцев нет путаников? Там же половина идиотов. Занесли фамилию не в ту графу – что, не бывает так даже у нормальных? Да где угодно во все времена!

– В списках были указаны даты смерти. И они совпали. С точностью до двух дней.

– Не знаю, не знаю… – покрутил головой полковник. – Тут ключевое слово, твое, кстати, – «совпадение».

– Знаешь, Андрей, – твердо произнес Мышкин. – Один случай – всего лишь случай. Два – совпадение. Три – уже закономерность. А у меня, как минимум, шесть таких случаев. Это с первого попадания.

– Все равно, не убеждает.

– Хорошо, что ты такой скептик… Когда пациенты из списка действительно откинули коньки, обнаружилось, что они померли не от собственных опухолей и метастаз, а от новых, вторичных, которые естественным путем возникнуть не могли… Я взял у каждого покойника срезы… При этом нарушил приказ начальства. И отдал на экспресс-анализ… Короче, материал для прокурора. Потому и приходил твой Ерофеев.

– Все равно, плохо сшито.

– Хорошо сшито! – веско сказал Мышкин. – Зачем его людям понадобилось выдавать себя за сантехников?

– Мда… в самом деле, зачем? – в раздумье произнес полковник.

Он нажал кнопку вызова.

Черкнул что-то на листке и передал капитану Орлову.

– Срочно нужен.

– Как срочно, товарищ полковник?

– Через пять секунд.

– Да, Дима, – вздохнул полковник, когда Орлов исчез. – С тобой не соскучишься.

– Мне тоже весело! – с вызовом заявил Мышкин. – По башке моей не видно?

– Не кипятись! Прими совет: ты должен понять… – начал полковник, но вошел капитан Орлов.

– На проводе, товарищ полковник! – сообщил он.

– Ну, молодчина, – похвалил Костоусов и снял трубку. – Владим Владимыч? Да, это я и есть собственной персоной. Неужто сразу узнал? Это радует. Очень. И вселяет большие надежды. Скажи-ка, друг любезный, ты слышал такую фамилию – Мышкин? Дмитрий Евграфович. Из Успенской клиники. В первый раз слышишь? Очень хорошо. Володя, это мой человек. Говоришь, никакого у тебя к нему дела нет? Великолепно! Ведь ты сказал, что его не знаешь? Да, повторяю, мой человек. Учти, Володя, если с ним что случится, то вопросы я буду задавать тебе. Присмотри за ним, по возможности, чтоб его никто не обижал. А так заходи! В любое время. Чайку попьем, жизнь вспомним. Ну, будь здоров!

И полковник положил трубку.

– Вот так. Все понял?

Мышкин потер уши обеими руками и сказал как можно сердечнее:

– Никогда не забуду, что ты для меня сделал. Располагай мной, как считаешь нужным.

– Что ж, – сказал Костоусов, – ты сам. Уже второй раз. Значит, добровольно и заинтересованно. Такие, как Ерофеев, могут творить все, что угодно и с кем угодно. Но хорошо знают: тронь моего человека – мало не покажется. На том свете найду.

– Да-да, – тоскливо кивнул Мышкин. – Спасибо

– Надо тебя залегендировать.

– Это как?

– Для начала, ты должен дать письменное согласие на агентурную работу.

Дмитрий Евграфович беспомощно пожал плечами и растерянно молчал.

– Ты, в общем-то, и без официальной подписки уже стал моим агентом. Так сказать, де-факто. Самостоятельно, по своей инициативе, провел агентурную работу, накопал массу важной информации. И принес её мне. И рисковал для этого и продолжаешь рисковать жизнью. Из-за этой информации уже погибли трое, если судить по твоим агентурным сведениям. Хочешь наказать убийц? Или пусть радуются и пиво в Лондоне пьют?

Огромные часы пробили двенадцать раз.

Полковник усмехнулся и кивнул на часы:

– Слышал? Сама фортуна подсказывает.

– Иначе нельзя? – безо всякой надежды спросил Мышкин.

– Можно, – неожиданно сказал полковник Костоусов. – Ты свободен. Иди, куда хочешь. Только мне не звони. Впрочем, уже через полчаса ты никогда никому больше не позвонишь. Не будешь возражать, если я скажу Регине – пусть подсуетится насчет участка на кладбище. На Южном. Для тебя. Ты все ж не совсем ей чужой.

– Да, – уныло согласился Мышкин. – Отличный вариант – Южное кладбище. Но и Серафимовское неплохо… Что мне подписывать? Кровью, наверное?

– Можешь кровью, можешь чернилами. Толерантность и политкорректность – наш принцип! – и положил перед Мышкиным шариковую ручку и четвертушку бумаги.

Мышкин долго вертел ручкой, чесал ею нос, куснул ее несколько раз. Наконец поднял взгляд на полковника:

– А писать-то что?

– Да что хочешь, – сказал полковник и подмигнул. – Можешь всех, и меня в том числе, послать к Бениной маме. А можешь высказать скромную просьбу, чтобы управление ФСБ в лице полковника Костоусова А. А. согласилось, в виде большого исключения, считать тебя добровольным помощником. Только обязательно нужно дописать: «Обязуюсь строго хранить государственную тайну, не разглашать служебную информацию. Сознаю, что за невыполнение данного обязательства я понесу любое наказание вплоть до высшей меры». Подпись. Все-то делов.

Мышкин писал медленно, с нечеловеческим усилием. Лицо побагровело, очки затуманились, пот со лба катился градом. Будто он был не Мышкин, пишущий вербовочную подписку в тайную полицию, а Моисей, высекающий на каменной плите законы для язычников-евреев.

– Вот, – он протянул бумажку полковнику. «Все. Конец нормальной человеческой жизни… Как теперь жить с такой гадостью? Повешусь, ей-богу…»

Полковник пробежал подписку глазами за две секунды.

– Сойдет… Стоп, а подпись? Подпись где?

Сокрушенно вздохнув, Мышкин добавил закорючку.

– Всё?

– Нет, не всё. У каждого сотрудника есть псевдоним. Конспиративная кличка. И у тебя должен быть, раз ты теперь наш сотрудник, хоть и внештатный.

– Штирлиц сгодится? Или Исаев Максим Максимович?

– Что за манера – вечный балаган устраивать? Ты, парень, не понимаешь, что у тебя только что были большие проблемы. И теперь их у тебя нет, благодаря нашей фирме и мне лично. И свое право на жизнь тебе придется теперь отрабатывать до гробовой доски – буквально. Это все очень серьезно.

– Понимаю, – убито подтвердил Мышкин.

– Веселее гляди, товарищ секретный агент! Голову выше, как сказал палач, надевая петлю на шею приговоренному. О такой крыше, какую ты сейчас получил совершенно бесплатно, даже Чубайс мечтать не может. Итак, псевдоним… Котов! Будешь называться и подписываться «Котов»!

– Легко раскрыть, – возразил Мышкин. – От противного. Где кот, там и мышь.

– Тогда предлагай сам.

– Лучше уж Волков.

– Нет, – покачал головой Костоусов. – Волковы у нас уже есть. Шестеро. Один настоящий, остальные поддельные.

– Тогда пусть Медведев.

– Мммм… – скривился полковник. – Зачем трепать лишний раз фамилию большого начальника?

– Робинзон Крузо.

– Кончай базар, Робинзон! – рассердился Костоусов.

– Вот! – воскликнул Мышкин. – Робинзон! Просто Робинзон. Без Крузо. Пусть будет Робинзон. Ты первый сказал, а я только согласился.

– Робинзон? – прищурил левый глаз полковник. – Ну, пусть. Допиши: «Псевдоним – Робинзон Крузо».

– Ты же сказал – просто «Робинзон»!

– Пиши: «Робинзон Крузо».

Полковник еще раз перечитал «контракт с дьяволом», открыл сейф, положил расписку на нижнюю полку, а с верхней достал пачку американских долларов в банковской бандероли. Отсчитал пять стодолларовых купюр и придвинул их к Мышкину.

– Получай! Подъёмные, – пояснил он. – Пиши расписку.

Мышкин одернул руку, словно из кипящей кастрюли.

– Это что? – он густо покраснел – жар облил шею и полыхнул по спине.

– Не догадался? – удивился полковник. – Поясняю: это, Дима, американские деньги, главная валюта на земном шаре. Называются «доллары».

– Никогда… – выдавил из себя Мышкин. – Никогда я не продавался и не буду.

– Да кому ты нужен? – презрительно фыркнул Костоусов. – Таких, как ты, в базарный день за пятак ведро купить можно. Тоже мне Памела Андерсон7070
  Американская порнозвезда с огромной грудью.


[Закрыть] без лифчика! Больше гривенника за тебя никто не даст. Советскими. А это, – показал он пальцем на деньги, – это честный гонорар. Аванс. Любой труд и риск должен быть оплачен. Быть нашим помощником – риск. Пиши: «Я, Робинзон Крузо, получил 500 долларов США». Больше ничего. Только подпись и число.

Мышкин взял ручку, занес над бумагой, но никак не мог решиться. Полковник вздохнул.

– Мало? – спросил он. – Маловато…

И отсчитал еще десять сотенных.

– Бери. Но теперь пиши так: «Я, Робинзон Крузо, получил три тысячи долларов США». Цифрами и прописью.

– Так ведь тут полторы, – поднял голову Мышкин.

– А про меня подумал? – упрекнул полковник. – Или только о себе, ненаглядном?

Мышкин набрал воздуху, будто собрался с вышки прыгнуть воду, отчаянно взмахнул авторучкой и в два счета написал расписку.

Полковник дождался, пока полторы тысячи исчезли у Мышкина в кармане.

– От меня теперь ничего нельзя скрывать. Я твой начальник. И твой главный защитник. Понял?

– Еще как понял!

– Не плачь, Робинзон! – бодро хлопнул его по плечу полковник. – Не дадим тебя в обиду. В случае чего – отомстим.

– Спасибо, утешил. Я так люблю, чтобы за меня мстили. Каждый день. Без выходных. Только чтоб не за мертвого.

– Но ты мне обещал кое-что поважнее. Где твой индекс-эм? Выкладывай информацию.

– Ее у меня нет.

– А где же она? – удивился полковник. – У кого прячешь?

– Ее вообще нет. Украли вчера. Взломали квартиру. Ограбили. И диски утащили. Я тебе вчера хотел сказать, но ты спешил.

Полковник озадаченно поднял брови.

– Спёрли, значит?

– Спёрли, – огорченно кивнул Мышкин.

– Подозреваешь кого?

Мышкин пожал плечами.

– Конкретно никого.

– Наука имеет много гитик7171
  Формула карточного пасьянса.


[Закрыть], – озабоченно произнес полковник. – В любом деле, а в твоем – безусловно, есть главный игрок. Иногда даже не один. Он непременно высунет свою харизму. И тут мы его увидим… А этот, как его, – Туманов? Что за птица?

– Для меня – сплошной туман, – неудачно сострил Мышкин. – Ухажер Татьяны Клементьевой, моей сотрудницы.

– Ведь ты к нему ездил.

«Ничего себе! – поразился Мышкин. – Вот так слежка! Класс!»

– Ездил, – как можно равнодушнее подтвердил Мышкин. – В Комарово. Консультировал. За деньги. Небольшие, правда.

– Разве он тоже патологоанатом? – поднял бровь полковник.

– У него дядю в больнице на иглу посадили под видом лечения. Жену заставили продать квартиру, дачу. Мужик помер, виновных нет. Туманов хочет их найти.

– И что ты ему посоветовал?

– Чтобы он всё забыл. Концов нет. Никаких доказательств. И не предвидится. В нашей родной медицинской мафии омерта7272
  Закон молчания в сицилийской мафии.


[Закрыть] страшнее, чем в «Коза ностре». А вообще-то, он постоянно за границей живет. В Германии. Кажется… Или в Швеции.

– В Австрии, – усмехнулся Костоусов. – Ладно, пусть пока живет. Подождем.

Полковник вышел из-за стола и отжался на ковровой дорожке тридцать четыре раза.

– Ставлю ближайшую задачу, – сказал он, отряхивая ладони. – Завтра, а можно и послезавтра, принесешь мне полную копию компромата, который у тебя украли.