Текст книги "Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость"

– По местам! – и – К бою! – вошли в связь, проверив связь с каждым танком подал команду:

– Во взводных колоннах под воду вперед! – танки взревели и пошли к урезу воды, где их ждали все три зампотеха рот батальона. Короткая остановка вовремя, которой зампотех выскакивает на трансмиссию, ногой закрывает люк оборудования ОПВТ над жалюзи и спрыгивает с танка, после чего танк начинает движение, а командир закрывает свой люк. Хоть и первый раз мы форсировали реку под водой во взводных колоннах, всё получилось без сучка и задоринки, чем были довольны все без исключения и особенно командир дивизии и его зампотех. Комдив поблагодарил меня и весь личный состав и от своего имени всем объявил благодарность. Комдив и зампотех убыли, а мы, вернувшись в лагерь получили задачу убыть на директрису и с пятнадцати часов на десятом направлении стрелять штатным снарядом четвертое упражнение стрельб, а с наступлением темноты на том же направлении выполнять ночное упражнение стрельб, а завтра в десять часов утра быть на станции погрузки, где эшелоном убыть в гарнизон в готовности оттуда по прибытию убыть на дивизионный полигон в Лоссу. Там на полигоне будет проводиться командиром батальона тактическое учение роты с боевой стрельбой вкладными стволами. Так и получилось. Прибыв в полк успели помыть танки и поставить их в парки на лежни, а далее экипироваться, грузиться на автомобили для отправки на Лоссовский полигон. Я успел только забежать домой, переодеть бельё, чмокнуть Валю и дочурку в щёчку и тотчас убыл на полигон, где пробыл почти неделю, а по приезду оттуда три дня занимались постановкой танков на кратковременное хранение. Но в этом году танкам храниться приходилось очень недолго. Проводимые тревоги Главкомом, полковые и дивизионные учения всегда проводились со снятием техники с хранения, да ещё плюс штатные стрельбы и форсирования, как правило снимали с лихвой, положенные на эксплуатацию моточасы и километры, но на это никто не смотрел, а зампотехи аккуратно записывали в формуляры то и другое.

Постоянное стремление Хрущёва всю власть в ГДР передать в руки местного правительства и сделать Берлин свободным городом с властью от ГДР будоражили оккупационные власти США, Англии и Франции, которые противились этому и не хотели признавать ГДРовские власти. Хрущёв настаивал и грозился подписать с ГДР сепаратный мирный договор без участия других стран. Всё это нагнетало военно-политическую обстановку, которая в основном отыгрывалась на спинах и шеях воинского контингента. Постоянные выходы к границам ФРГ, дежурство на важных объектах у границ, и неснижаемый темп боевой подготовки не позволял расслабиться и отдохнуть, и этот темп постоянно нарастал и нарастал нисколько не снижаясь. А тут ещё в апреле месяце наш полк был привлечён на учения войск Варшавского договора.

ЧАСТЬ 15

МАРШ К ГРАНИЦАМ ПОЛЬШИ

На учение нас подняли по боевой тревоге и только по выходу в район дали ограничения и объявили нам цель нашего выхода, а также задачи по предотвращению случайного использования боеприпасов, находящихся в боекомплекте танков. Снаряды, находящиеся в передней боеукладке необходимо было закрыть специально выпиленными полосками толстой фанеры, а боеприпасы в нише башни и на бортах закрыть брезентом и обтянуть шнурами. Коробки с патронными лентами к пулемётам опломбировать пломбами с толстой проволокой, осколочные гранаты Ф-1 и запалы к ним уложить в штатные укупорочные ящики, накрест обтянуть толстой проволокой и опломбировать. На эту работу мы потратили более чем пол дня. Вечером к нам прибыли офицеры из Группы войск и поставили задачу совершить марш к границам Польши. Мы подумали, что в Польше что-то случилось. Начав движение перед заходом солнца к одиннадцати часам, мы были уже на паромной переправе на Одыре на границе Польши. Успешно переправившись, очутились, как сразу показалось нам на чужой и неприветливой земле, на которой, тотчас появились проблемы на почве неприязненного к нам отношения. Шедшая впереди по маршруту полка, передовая походная застава в составе первой танковой роты и взвода мотострелков, при заходе в первую же деревню была остановлена местными жителями, вышедшими на дорогу с вилами и топорами. Командир полка вынужден был вернуть эту роту и вместо неё направить мою роту, и напутствуя меня, приказал:

– Не конфликтовать, но действовать решительно! – на том же месте, где была первая рота стояли те же крестьяне с подручным колющим и рубящим инвентарём. Не вылезая из люка, я дал команду:

– Заглушить машины! – и обратился к полякам, заявив:

– Разворачивать машины назад, я не буду, так как разворочу вам всю дорогу! Назад сдавать тоже не буду! У меня маршрут лежит через вашу деревню, который по-видимому согласован с вашими властями! – какой-то поляк из деревенской власти говорил мне по-польски: «С правой стороны деревни есть полевая дорога, которая через пять километров выведет вас на необходимую вам дорогу, но для этого вам необходимо вернуться назад далеко за село и там найти эту развилку». Я хорошо понимал поляка, так-как в родной деревне у нас жили люди самых различных национальностей, в том числе и поляки с детьми, с которыми я учился и работал. Однако, виду, что я его понял, не подал, так-как в наушниках у меня гремел голос командира, требующий моего движения. Чтобы прекратить перепалку и торговлю, я объявил:

– Всем гражданам отойти от танков, в случае неповиновения танки останавливаться не будут! – закрыв люк, приказал:

– Закрыть люки всем! Заводи! И за мной вперед! Повернул танк на 90 градусов и пошёл прямо в сторону полевой дороги, ломая огородный забор через огороды и вышел на дорогу, сообщив командиру передового отряда:

– Проложил маршрут на полевую дорогу у сельской, красного кирпича трансформаторной будки, следы там видно, можете свернуть на эту дорогу перед селом, чтобы избежать эксцессов.

Увеличил скорость продвижения, чтобы своевременно достичь, указанного рубежа, на котором получил распоряжение следовать по новому маршруту на Лодзинский полигон. После эксцесса с местными жителями выбирал маршруты в пределах указанной полосы движения, минуя довольно густо расположенные населённые пункты. На полигон вышел своевременно, развернул роту на указанном рубеже. Вскоре подошёл передовой отряд и тоже развернулся в боевые порядки. Дали команду:

– Временный отбой! – подошли польские войска. Со всеми командирами нашими и польскими была проведена рекогносцировка полигона и поставлена задача наступать вдоль его и в дальнейшем выйти на границу Чехословакии. Полигон был не очень большой, по фронту километров пятнадцать и в глубину до сорока километров. Войска, сосредоточенные на нём, разворачивались с трудом на сокращённых интервалах и в два эшелона. При атаке переднего края условного противника боевые порядки интернациональных войск в результате тесноты смешались и в этом месиве в дыму имитации огня противника и нашей техники трудно было танкистам двигаться на полном ходу, боясь своими гусеницами не подавить людей и технику, которая двигалась совершенно в другом направлении чем было указано. По выполнению ближайшей задачи, командиры самостоятельно свернули боевые порядки сначала в ротные, а затем в батальонные колонны, а по выходу на рубеж последующей задачи все войска свернулись в полковые колонны и по трём параллельным маршрутам двинулись в сторону границы Чехословакии.

На Чехословацкой границе у железнодорожной станции, куда подошли наши танки, заканчивал погрузку Чехословацкой танковый полк на Т-34 Чешской модификации. По его убытию стали грузиться, мы ещё, не зная от своего командования пункты назначения узнали об этом только по окончании погрузки от наших офицеров ВОСО. Этими пунктами разгрузки были две железнодорожные станции аж в Болгарии и следовать мы туда должны были через Чехословакию и Румынию. Быстро погрузившись, и оформивши необходимую документацию с железнодорожниками, были отправлены в пункты назначения «Зелёной» улицей, что означало почти безостановочные движения до пунктов назначения. Несмотря на довольно длинный и сложный в Румынии маршрут к пунктам назначения, нас доставили быстро всего за 23 часа непрерывного движения. Встречу в Болгарии нам организовали сами болгары очень тёплую, я сказал бы горячую, не успев разгрузиться, мы попали в объятия местных жителей, которые встречали нас, как, когда-то встречали солдат освободителей. На станции уже был сколочен длинный метров сто пятьдесят из строганных досок стол, на котором были выставлены горы овощей, фруктов, вареного и жареного мяса свиней и птиц, а между ними стояли плетённые бутыли с вином и другими напитками. Здесь же присутствовала местная власть, а мы командиры не знали, как отнестись ко всему этому и, как вести себя, боясь, что наш личный состав перепьётся, а при оружии всё может быть. Слава Богу, на вертолёте прилетел начальник политотдела нашей Армии. Переговорив с местными властями, он нам дал команду:

– Отвести войска в пункт сбора! – который находился от станции в пяти километрах, а для торжества встречи отправить делегатов по три человека от каждой роты. Последний эшелон ожидался только через восемь часов. Отправленные делегаты вернулись перед утром, привезённые довольными болгарами на телегах, спящими без задних ног. Но этим не закончилось. С наступлением темноты в местах нашего расположения то в одном, то в другом месте слышался девичий смех, а иногда тихие и красивые болгарские песни. Это местные жители проникали к нам, неся и хмельное, и закусь к нему и свое общение. Доброжелательность жителей была такова, что мы не знали, как себя вести, стесняясь проявления такого к нам уважения и почитания. Самой необходимой в этом случае мечтой командиров всех степеней было желании, как можно быстрее убыть из этого района, но мы не знали, что нас ждет впереди. Получив задачу на марш протяжённостью 180 километров на войсковой полигон, мы с облегчением двинулись в его направлении, хотя знали, что часть наших подчиненных находится под хмельком. В пути следования нас ожидало ещё большее испытание, перед первой же деревней стояла толпа, разодетых во всё праздничное жителей с букетами цветов и кошёлками, полными фруктов, зелени и другой еды, а в руках дюжих парней маленькие дубовые бочонки емкостью по ведру, которые они бросали на танки и, которые вместе с букетами падали на броню танковых трансмиссий, и так было перед каждой деревней, селом и посёлком. На заправке перед полигоном, я построил личный состав и объявил:

– Отбирать у вас бочонки не буду, но напившихся на учениях по прибытию в гарнизон, в лучшем случае переведу в другое подразделение, а в худшем случае отправлю служить в пехоту! – люди знали, что так оно осуществится, поэтому в течение учений, я не видел в роте ни одного захмелевшего. Полигон у болгар был значительно меньше чем у поляков, и войска, прибывшие туда отыгрывали этапы поочерёдно, закончив их к концу второго дня после, которого все получили приказ, опять грузиться на железнодорожный транспорт, который будет осуществляться на трёх станциях и отправляться, теперь уже вдоль западной границы Румынии через Венгрию в Чехословакию и сосредоточиться на самом большом чехословацком полигоне, где будет проводиться очередной этап учений. На этом учении не было посредников в ротах и батальонах, только в полку посредниками были четыре полковника. Один из нашего Генерального штаба, второй от поляков, третий от немцев и один чех. Знаю, что при штабе Армии было много наших генштабистов, и офицеров от войск других членов Варшавского договора.

Задачи на этом полигоне отрабатывались простые и понятные. Сложность выполнения их заключались в том, что выполнялись они со стрельбой штатным практическим снарядом, а наши боеукладки были полны штатным боекомплектом, который перед учениями надо было выгрузить, охранять, сберечь от непогоды и затопления. Слава Богу, что все танки оснащены брезентами и лопатами. Недолго, думая, мы насыпали из песка и земли бугры высотой по метру, простелили брезенты, выгрузили на них артвыстрелы, закрыли брезентом, а чтоб ветер брезент не сдул, обложили его по краям большими камнями. Для охраны их, командир полка выделил мотострелков. Загрузили боеукладки практическими артвыстрелами, которых на этих учениях выделялась с избытком. На этих учениях присутствовали руководители всех социалистических стран и от нас основных участников учений требовалось при выполнении боевых задач дать море огня из танков артиллерийских орудий, самолётов и стрелкового оружия, что мы и сделали, как нам сообщили потом на разборе нашими действиями, был доволен, как наш Министр Обороны, так и сам Никита Сергеевич Хрущёв, который перед другими руководителями стран, хвалясь говорил:

– Советский Союз и соц. страны своими вооружёнными силами превзошли мощь вооружённых сил СССР образца 1945 года. Весь личный состав, участвующий на этих учениях, был поощрён специальными грамотами, подписанными НС Хрущёвым и Министром Обороны. Возвращались из Чехословакии железнодорожными эшелонами, в надежде избавиться от постоянного напряжения, но не тут-то было, сразу по прибытию в гарнизон стали ставить танки на кратковременное хранение и только поставили их, как объявили дивизии повышенную боевую готовность и отправку нескольких танковых и мотострелковых рот в районы боевого предназначения на границах ГДР. Моей роте «Повезло». Пришлось опять снимать танки с хранения и по ночам добираться до знакомых нам районов, где у нас были откопанные нами танковые окопы и укрытия. Там мы пробыли почти весь май месяц.

В первых числах этого месяца в Вене собирались руководители стран победителей и Н.С Хрущёв поднял опять вопрос о представлении Берлину статуса свободного города, но руководители других стран противились этому. После этого совещания Хрущёв стал всё больше и больше передавать власть местным ГДРовским органам и заключил с ГДР договор. Американцы всячески противились этому и не признавали ГДРовскую власть особенно в Берлине. На всех КПП, где раньше дежурили наши солдаты и офицеры, на дежурство теперь заступали ГДРовские солдаты и офицеры, которых не хотели признавать оккупационные войска других стран и особенно американцы и французы. Американцы усилили свою группировку новым вооружением и увеличением численности своих войск. На границах ГДР вспыхивали нарушения с перестрелками инициаторами, которых были натовцы. Для гашения этих инцидентов часто в эти районы направлялись наши подразделения для усиления подразделений армии ГДР. Весь июнь и июль месяцы войска группы находились в повышенной боевой готовности. А в Берлине местные жители стали массово уходить в сопредельную зону. Чтобы прекратить этот исход власти ГДР решили построить стену на границе нашей зоны оккупации, теперь уже официально числящуюся, как граница ГДР. В этой стене было оставлено несколько проходов и на них были оборудованы контрольно пропускные пункты и шлагбаумы. Первую неделю на этих КПП несли службу совместно с ГДРовцами наши офицеры и солдаты, но по истечении недели наши военнослужащие были отправлены в свои части и несение службы на КПП было передано в руки военных ГДР. Сразу же на этих КПП стали возникать инциденты, вызванные игнорированием как, правило американцами немцев. Все эти инциденты гасились усилиями наших комендатур. Всё это не способствовало улучшению обстановке в Берлине и на границах ГДР. Участились случаи проведения натовских учений в непосредственной близости от границ ГДР и вокруг Берлина. В иностранной печати звучали призывы довольно высокопоставленных деятелей США о решении Берлинского вопроса вооружённым путем. Всё это сказывалось на нас и определяла наши действия на предотвращение желаний правительств натовских стран и командование НАТО решение вопросов их способом. Наше командование не оставляло без внимания все без исключения их поползновения. Так прошёл в постоянном противостоянии июль и август месяцы.

ЧАСТЬ 15

ВНЕЗАПНАЯ ТРЕВОГА

Двадцать шестого августа в четыре часа утра, уже после проведения всех очередных тревог, проводимых старшими начальниками от командира дивизии и до Главнокомандующего Группой Войск после, которых мы ожидали затишья, полк был поднят по тревоге. Тревога была внезапной непохожей на все остальные, о ней никто ничего не знал и не предвидел. Через пять минут, я был уже у парка боевых машин двери, которых были открыты, экипажи были уже на своих местах, и все ожидали мою команду:

– Заводи! – а я оглядывался, крутил головой, отыскивая наличие, как обычно посредников, которые должны дать ограничение, если тревога учебная, но их нигде не было видно. Пробегающего мимо парка подполковника из зенитного полка, я окликнул его, спросив:

– Товарищ подполковник, вы не знаете какие будут ограничения? – подполковник, не останавливаясь и задыхаясь от бега рявкнул мне:

– А хрен его знает! – и ускорил свой бег. Долго я не стал ждать. Видя краем глаза, что соседние командиры рот тоже, как и я крутят головами, отыскивая посредников и на свой страх и риск, я подал команду:

– Заводи! И за мной в колонну марш! – танки рванулись из боксов, развернувшись на девяносто градусов на предпарковой брусчатке и на десятиметровой дистанции ринулись за моим танком, вышли на немецкий спортивный аэродром и, следуя по его периметру стали выходить на маршрут движения в направлении района сосредоточения по тревоге. Но выйти на маршрут мне не позволили, по выходу с аэродрома меня остановили офицеры штаба дивизии во главе с начальником разведки дивизии. Они вручили мне длинную вырезку из карт на которой был написан кратко приказ на марш в район полигона Либероза, который находился от нас более чем в 250 километрах. На карте был обозначен маршрут и время прибытия на полигон в семнадцать часов сегодня. А на словах, начальник разведки предупредил:

– При появлении иностранных миссий, препятствий им, как обычно не чинить, пусть смотрят куда мы идём! – для того, чтобы совершить такой марш равный по протяжённости суточному переходу надо было, как следует поднапрячься. Хорошо работала дорожная служба немецкой полиции, которая обеспечивала нам беспрепятственное, безостановочное и безвстречное движение на Либерозовский полигон, который находился в непосредственной близости от Польской границы. Внезапный подъём по тревоге и срочное выдвижение на Восток к Польской границе заставляло думать, что там, что-то случилось, однако прояснить обстановку в непрерывном движении и работе радиосредств только на приём не удавалось. Командира батальона и начальника штаба не было ни слышно, ни видно, только зампотех батальона на своём тягаче, прозванном «Лукой» пытался выйти вперед моей роты, но поняв, что «Лука» задерживает танки, сошёл с маршрута, показав мне идти вперед. На ровных участках маршрута сзади моей колонны на расстоянии, где-то более чем полукилометра видна была танковая гарь, следующий по этому маршруту одной из рот нашего батальона. Где-то через 180 километров, уставшие механики водители не справлялись с управлением, мчавшихся на предельной скорости танков. Остановив колонну, я дал команду:

– Командирам танков заменить механиков водителей, дав им отдохнуть на своём месте! – дело пошло веселей, так-как с командирами танков, я занимался на всех занятиях по вождению, не только по положенным им часам и километрам, а на уровне положенного для механиков водителей, за что дважды был наказан заместителем командира полка по тех части за перерасход на вождении работы танков в моточасах и километрах. Сейчас же при выполнении боевой задачи это и взыскания, как и ранее показались мне мелочью, так-как следующие за мной роты отстали от меня более чем на четыре километра, так-как гарь от них была видна далеко за горизонтом. Перед самым полигоном наша комендантская служба сменила дорожную полицию. Я опять сделал остановку и за рычаги посадил механиков водителей. Перед моим танком из какой-то просеки вынырнул БРДМ в открытом люке, которого сидел майор танкист с флажками в руке, которыми он показал мне следовать за ним. Дорога шла по лесной узкой просеке в густом лесу, выйдя из этой просеки на широкую и более разреженный лес майор дал команду:

– Стой! – и подозвал меня к себе. Я подбежал к нему и представился.

– Вот, что, командир, разверни танки прямо на дороге вправо и сдай задним ходом в лес, но не далее, чем 50 метров! Танки расставь под большими деревьями! Сними с танков необходимое количество брезентов, расстели их и уложи немедленно весь личный состав в том числе и себя спать! – я возмутился:

– Как спать? Танки прошли более 250 километров, баки полупустые, танки надо осмотреть и проверить регулировки, а на всё это потребуется минимум два три часа!

– А вот это, командир, сегодня не твоя забота! Твоя забота сейчас самому отдохнуть и дать отдохнуть людям! Потому, что с наступлением темноты вы будете совершать не менее трудный и ответственный марш в западном направлении!

– А кто же будет заправлять машины и их обслуживать?

– Я же тебе сказал, что не твоя забота! Здесь собраны заводские бригады ремонтников, регулировщиков и заправщиков, которые всё сделают в лучшем виде чем ты думаешь! А сейчас всё, через 15 минут, чтобы все спали! – мы быстро расстелили два брезента друг на друга, улеглись, подложив под головы вещевые мешки, из которых достали сухие пайки и умяли их. Дневное напряжение, усталость и полные желудки моментально взяли свое и танкисты мигом уснули, всхрапывая на свежем воздухе. Мне показалось, что спал я совсем недолго. Меня разбудил майор, который вывел меня сюда и распорядился отдыхать. А сейчас он распорядился закрепить брезенты на танки и накормить людей горячим ужином. Полевые кухни, с которым стояли рядом, распространяя приятный запах гречневой каши с говяжьей тушенкой. И ещё он сказал мне:

– Танки твои заправлены и обслужены. Учти времени у тебя всего пятьдесят минут, к этому времени я подойду к тебе и вручу приказ, после, которого ты немедленно начнешь выдвижение по указанному в приказе маршруту. Предупреждаю промежуточные пункты, которые указаны на карте проходить строго в указанное время с таким расчетом, чтобы в пункте назначения ты был ровно в четыре часа десять минут! Всё это есть на карте. Радиостанции держать только на приёме в эфир выходить запрещается! Ужинайте и сразу по местам, с вручением приказа время пошло. – быстро поужинав, мастерски сваренной и безумно вкусной кашей добавки, которой не жалели никому, и вместо положенного чаю, каждому налили по котелку сладкого и густого компоту, сваренного не из концентрата, а из свежих сушёных фруктов. Успели даже перекурить, и я дал команду:

– По местам! – а сам пошёл получать приказ. Майор вручил мне запечатанный конверт и сказал:

– Распечатаешь его в танке. – пожал мне руку и пожелал доброго пути и успехов.

– Дай Бог, когда-нибудь увидимся! – сказал он. После этих слов все происходящее почему-то стало казаться куда более серьёзным чем думалось ранее. Прочитав написанное в кратком приказе и просмотрев маршрут по карте двух сотке увидел, что маршрут обозначен по дорогам Государственного значения и по-видимому двигаться по ним будет затруднительно, так-как на них днём и ночью наблюдается интенсивное движение различного рода автотранспорта. Посмотрел на часы. На часах было ровно 20 часов. Подал команду фонариком «Заводи» – а затем:

– За мной марш! – сам в голове считал, сто шестьдесят километров надо пройти за шесть часов 20 минут, что почти на танках нереально, и до хороших дорог с полигона надо пройти по полевым дорогам не менее тридцати километров. Однако мои опасения насчет полевых дорог были развеяны, по выходу из леса регулировщики показали путь выхода на маршрут, который я знал ранее, как убийственный, но выйдя на него увидел, что вся дорога выравнена, засыпана, а через речушки и ручьи установлены, хоть и деревянные, но из мощных стволов мосты и мостики, и дорога таковой была до самого шоссе, на котором нас уже ждали мотоциклисты немецкой дорожной полиции. Пока мы шли по этому шоссе ни одна встречная и ни одна попутная машина нам не встретилась. Танки мчались на предельной скорости так, что на отдельных из них с дымящихся катков отрывались куски приваренной резины. А шли мы впритык южной окраины Берлина за Потсдам. Не доходя до указанного района, я понял, что иду с опережением графика, убавил скорость и в район прибыл ровно в четыре часа 20 минут, где увидел комбата, начальника штаба, хозяйственный взвод и всё остальное хозяйство батальона. Через пять минут прибыла восьмая, а ещё через пять девятая роты. Было темно и рассветная заря только, только проглядывала. Комбат вызвал командиров рот и поставил нам задачу, указав линию, на которой надо установить танки. Для каждого танка на этой линии был забит белый деревянный колышек, на котором был написан башенный номер танка. Подсвечивая фонариками с командирами танков нашли свои колышки и стали устанавливать танки так, чтобы ступица второго левого катка оказалась против колышка. Пока всё это дело делали стало рассветать, подошёл к нам комбат, а начальник штаба принёс буссоль с треногой. Комбат сказал:

– Танки выровнять по буссоли, начиная с правого фланга на левый по обрезу подкрылков, у кого они помяты снять, а когда танки будут выравнены поставить. Где-то полчаса, а может и больше, мы ровняли до миллиметра наши танки, затем ровняли пушки. Полностью рассвело и мы увидели окрестности. Мой танк стоял на правом фланге роты от Постдамского шоссе южнее 200 метров, а правее меня в пятидесяти метрах стояли танки не нашего полка и даже не нашей дивизии, а глянув в сторону зари, я увидел до горизонта выравненные в линию танки и стволы орудий, а когда взошло солнце все увидели, что севернее шоссе и до самого горизонта тоже стоят танки, а сзади нас на более широких интервалах стоят тяжёлые танки Т-10 ИС-2, ИС-3 и самоходные артиллерийские установки СУ-100, ИСУ-122, ИСУ-152, а вдалеке на западе в бинокль просматривались тяжёлые артиллерийские орудия. Всё это стояло, как на показ и никак не укрывалось, и глядя на это количество и мощь вооружения и техники каждого из нас охватывало чувство уверенности и гордости за своё Отечество. В девять часов утра по Постдамскому шоссе в сторону Берлина началось движение гражданского транспорта и военных колонн союзников. Ещё ничего не понимая, сидевший в автомашинах, бронетранспортерах военнослужащие приветственно махали нам руками и в тишине утра слышно было, как они выкрикивают приветствия, коверкая русские слова, перемешивая приветствия с откровенной русской матерщиной. Откровенно, говоря мы тоже не совсем понимали нашу миссию и происходящее, однако, простояв там целую неделю, демонстрируя миру всю силу и мощь Группы советских Войск в Германии по убытию оттуда нам, наконец объяснили всю подноготную, в которой мы участвовали и навели шороху в головах руководства НАТО, союзных стран и всей западной Европы. Оказывается, усилия руководства СССР и лично Н. С. Хрущёва по представлению ГДР большей самостоятельности и прав в одностороннем порядке без согласования с администрацией оккупационных войск бывших союзников вызывало раздражение и неприятие на равных ГДР. Особенно американцы и французы противились всему этому, а когда мы заменили свою администрацию на всех КПП в Берлин на военнослужащих ГДР, они решили снести КПП Чарли, которое находилось в створе Потсдамского шоссе, для чего подогнали несколько тяжёлых бульдозеров, десяток танков и джипов с солдатами. Эти танки и бульдозеры, мы видели, когда они проходили мимо нас. Однако, наша разведка узнала о готовящейся провокации за ранее. А наше правительство решило устроить им демарш и показать миру силу и мощь Войск СССР, находящихся на территории Германии. Поэтому при подходе к КПП американских танков и бульдозеров на площадь из-под арок и улиц вышли наши десять танков с заряженными орудиями и наведёнными на американцев. Они остановились на расстоянии ста метров друг перед другом в готовности влепить друг другу через броню смертоносную руку дружбы. Это стояние продолжалось более четырех часов, а человечество не знало, на каком волоске висит мир во всем мире. Слава Богу, у Хрущёва сработал толи здравый смысл, толи чувство самосохранения, но он первым дал команду «Вернуть танки в исходную», с облегчением американцы сделали тоже самое. И после этого больше не решались на такие провокации. А мы ещё стояли на виду всего мира, как символ мощи Советского союза. Мы только не понимали зачем мы выходили в сторону Либерозы, когда в район Потсдама можно было выйти в четыре раза более кратким путём! Оказалось, что это была часть задуманного плана, чтобы усыпить бдительность американских миссий, которые всегда мотались по путям вывода войск на учения и другие мероприятия. Убедившись, что войска убыли в восточную часть Германии, они успокоились, и в воскресение отдыхали, а появление наших войск на линии Потсдама было для них неожиданным и нелицеприятным. После этого великого стояния все железнодорожные пути ГДР целую неделю были забиты воинскими эшелонами, перевозящими бронетанковую технику к местам дислокации. Жители нашего города Галле по прибытию нас, встречали цветами, митингами и приветствиями.

На второй день при утреннем построении полка на развод, командир полка подал команду:

– Смирно! Слушайте приказ Главнокомандующего Группы советских войск в Германии от 12 ноября 1961 года о присвоении Воинских званий:

– В нашем полку этим приказом присвоено воинское звание капитан старшему лейтенанту Каганскому Борису Алексеевичу командиру седьмой танковой роты двадцать восьмого танкового полка! – командир вызвал меня из строя к себе, вручил новые погоны, а зам начальника штаба капитан Пашутин тут же закрепил их на плечах моей гимнастерки.

На этот раз нам выделили аж четыре дня на постановку техники на хранение, а после этих четырех дней в течение, которых хоть ночью я бывал дома, опять началась нескончаемая интенсивная боевая подготовка, которая забирала не только время, но и всю жизнь, лишая тебя, вольнолюбивых мыслей и даже скромных личных желаний.

Оставшаяся часть 1961 года прошла в обычной и привычной нам нервозной здесь в Германии обстановки. Непрекращающиеся выходы в районы боевого предназначения по учебным и боевым тревогам перемешивались с регулярными выездами на учебные центры дивизии, Армии и Группы Войск, на которых отрабатывались вопросы совершенствования и закрепления боевых навыков всего личного состава войск. Пребывание в полях стало обыденным и привычным делом потому, что в полях мы были значительно больше чем в пунктах постоянной дислокации.