Текст книги "Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость"

– И, что ты хочешь, Борис? – спросил генерал.

– Товарищ генерал, я прошу, как и в прошлый раз, освободить мою роту от всех этих работ, хотя бы до окончания формирования полка и начала общих занятий! К тому времени, я подготовлю роту и на ней можно будет проводить любые показные и методические занятия для офицеров полка и дивизии!

Минуты три генерал сидел молча, потом рассмеялся и сказал:

– Когда-нибудь и кто-нибудь тебе открутит голову за твой язык, но для меня, ты прав! Действительно твоя рота понадобится в ближайшем будущем для показных и других занятий! Поэтому с завтрашнего дня ни на какие работы и никуда личный состав не выделяй и занимайся по своему плану! Кроме этого, какая тебе ещё помощь нужна?

– Спасибо, товарищ генерал, больше мне ничего не требуется!

Генерал встал, подошёл, пожал мою руку и сказал:

– Желаю успеха тебе, капитан! И я надеюсь на тебя, иди, работай!

В роте закипела работа. Все шесть батальонных учебно боевых танка были в моём распоряжении потому, что другие роты просто не знали, что с ними делать, а я их всех загнал на Васильковский полигон, вставил вкладные стволы и стал обучать стрельбе с использованием танковых стабилизаторов днём и ночью в течение всей недели. После чего перегнал танки на танкодром и начал вождение по препятствиям днём и ночью.

За всё это время ни один командир танковой роты полка и даже нашего батальона не приехал на директрису поинтересоваться, как это надо организовывать стрельбы из танков, и даже на танкодром, который находился за забором танкового парка не появился никто. А для это было выгодно и полезно. У меня никто не отбирал свои танки, никто мне не мешал, я делал добросовестно своё дело.

И так длилось до конца апреля месяца. Я безвылазно находился с личным составом на Васильковском полигоне, где постоянно выполнял стрельбы из танков вкладными стволами, а в последних числах апреля перегнал танки на танкодром и занялся вождением.

Отпраздновали первое мая перед, которым провели дивизионный строевой смотр в парадной форме. Дивизия в первые после Великой Отечественной войны построилась в полном составе в количестве шестнадцати тысяч восемьсот пятьдесят человек, огромный дивизионный плац был заполнен войсками по всему периметру. Многие командиры, привыкшие к сокращённым штатам, удивлённо взирали на непривычно плотные колонны войск своей дивизии.

После праздника, я опять занялся вождением танков днем и ночью. Со второе мая на третье, я закончил вождение в час ночи. Пришёл домой и лёг спать, а в три часа ко мне прибежал посыльный и сообщил:

– Товарищ капитан, вас срочно вызывает командир полка и просил, чтобы вы прибыли на мотоцикле!

Я быстро собрался, завел мотоцикл, подъехал к штабу полка. У штаба стоял командир полка, начальник штаба и начальник разведки с командиром разведвзвода. Я доложил командиру полка о прибытии. Он поздоровался и сказал:

– Борис, у нас ЧП! Рядовой Николаев из разведвзвода будучи на посту в парке боевых машин снял пулемёт из плавающего танка, коробку с патронами, ящик гранат, свой автомат и всё это пытался увезти на командирской машине, но завести её не смог, так-как у водителя на ней был секретный выключатель, и он через КТП со своим автоматом и гранатами ушёл в неизвестном направлении. Слава Богу, что в это время и дежурный, и дневальный по КТП бессовестным образом спали, и он их не пострелял. Я прошу тебя, проедь в Шкотово, предупреди милицию, заедь в Артём, сделай то же самое и в Озёрные ключи, предупреди их милицию. И смотри дорогой может где попадётся! Возьми с собой оружие и пару вооружённых солдат!

– Есть! – ответил я и поехал в роту, взяв своих самых хулиганистых солдат: Ваксмана и Анциферова. Вооружил их, и мы помчались по дороге к Шкотову.

Близился рассвет, мост через реку был перекрыт из-за его ветхости, рядом с ним был построен мост времянка. При подъезде к нему, мы увидели с десяток машин, стоящих в кустах, а водители и пассажиры в это время черпали из речки увесистых краснопёрок, которые валом валили на нерест в верховье реки.

Посетовав на свою занятость и из-за этого невозможность заняться таким же делом, мы переехали мостик и помчались дальше. На противоположном берегу в кустах также было много машин, а их водители и пассажиры занимались рыбной ловлей.

Проехав более километра на шоссе, мы увидели три автомобиля ГАЗ-51, подфарники на них были включены, но людей не было видно. В кузовах была загружена новая сельхозтехника. Мы остановились возле них и решили, что их водители тоже занимаются рыбной ловлей. В Шкотово заехали в милицию, во дворе, которой милиционеры садились в два милицейских Газика. Оказывается, они уже знали потому, что до них дозвонились со Смоляниново. Мы заехали в Артёмовскую милицию, предупредили. Тоже самое сделали в Озёрных ключах, и помчались назад.

Проехав Шкотово, за которым увидели всё ещё, стоящие автомобили с горящими подфарниками и стоп-сигналами. Я остановился впереди них и сказал своим ребятам:

– Надо посмотреть, что-то здесь в машинах не лады!

Я подошёл к первой машине и открыл дверцу. Оттуда на меня вывалился окровавленный труп взрослого мужчины. В его левом виске была пробоина от пули, а правая часть черепа висела на коже щеки. Я отнёс убитого на правую обочину, подошёл ко второй машине, у которой Анциферов держал на руках убитого мужчину лет сорока пяти, пулевая пробоина, у которого была в груди. А со стороны пассажирской дверцы в кювете лежал такой же взрослый мужчина, убитый в затылок.

У третьей машины с открытыми дверцами стоял Ваксман, потрясённый увиденным. Там лежало убитыми два человека: один на полу, а второй на сидении кабины.

В это время подъехала милиция, и мы им передали пятерых убитых. А через три минуты их оказалось шестеро. В 50 метрах от дороги в траве Анциферов нашёл ещё один труп. Там лежал большой, красивый парень в возрасте 25—30 лет. Пуля ему угодила в затылок.

Я доложил командиру полка о происшедшем на нашем пути следования. С Армии поступило распоряжение:

– Дивизию вооружить стрелковым оружием и искать преступника днём и ночью!

Искали везде в окрестностях Смоляниново, Шкотово, Романовке и далее, но никаких следов не обнаруживалось. Личный состав моей роты знал этого преступника в лицо потому, что разведвзвод размещался от моей роты этажом ниже и вход в казарму у нас был один и тот же, и перекуры всегда были в одной и той же курилке. На роту мне выделили один БТР-50П и БТР-152. На этих БТРах мы рыскали по всем возможным и невозможным углам и закоулкам.

На следующий день было воскресенье, день выдался солнечным и безветренным, к 10 часам утра мы объезжали луг у села Саинбар, на котором в это время было уже много народа, вышедшего туда и, приехавшего из соседнего Шкотово. Мы осторожно на БТРах осматривали места скопления людей, и когда мы завершали круг, я заметил, как с БТР-152 с него стали прыгать мои танкисты на правый борт. Я быстро подъехал туда и увидел, как кого-то пинают ногами мои подчиненные. Это и был этот негодяй. Он был одет в синюю спортивную форму и, никак не выделялся от большинства отдыхающих потому, что преобладающее большинство мужчин были одеты точно в такую спортивную форму, которая продавалась в каждом магазине.

Мои ребята заметили его, лежащего недалеко от большой компании и, когда он повернулся лицом к проходящему рядом БТРу, его узнали в лицо и мигом навалились на него. Под ним оказалась пять гранат Ф-1, но без запалов. За месяц, в котором он был во взводе его научили стрелять, а вот пользоваться гранатами на наше счастье не успели, он даже не знал, что к гранатам нужны взрыватели.

Я прекратил его избиение и приказал его связать, однако связать не успели. Откуда не возьмись рядом с нами оказался УАЗ с офицерами особого отдела, которые отобрали его у нас и тут же надели на него наручники и записали, как его нашли, и кто его пинал. Мне понравилось, как отвечали мои подчиненные. Ни один из пинавших и не пинавших не сказали, что они его не трогали, они, вслух не стесняясь особистов заявляли, что, если бы не ротный, мы бы его здесь прикончили.

На этом поиски были закончены, мы вернулись в казарму, и я стал готовить роту к выезду на Васильковский полигон.

С понедельника по среду, я пропустил роту стрельбой по два раза днём и ночью. Перед обедом зазвонил телефон, и дежурный по гарнизону сообщил:

– Товарищ капитан, к вам на полигон только что вылетел командующий Армией и командир дивизии! Встречайте!

Я приказал старшине:

– Срочно выставить посадочные знаки на вертолётной площадке и пошёл туда сам встречать командующего Армией, которого я ещё не видел потому, что генерал-лейтенант Петров убыл на повышение, а на его место прибыл генерал Ганиев Камиль. Он уже приезжал в дивизию, но я в это время доставлял танки из Тагила.

Вертолёт приземлился из него вышли комдив Колев, его зам Микушко и не знакомый мне генерал с суровым, но доброжелательным выражением лица. Я представился ему и доложил:

– Товарищ генерал, первая танковая рота 141 танкового полка занимается огневой подготовкой по теме выполнение 4-а упражнения стрельб.

Выслушав мой доклад, командующий спросил:

– А какой раз ваша рота выполняет эти стрельбы?

– Товарищ командующий, каждый стреляющий на сегодня выполнил упражнение в 20 раз! – командующий удивлённо смотрел сначала на меня, потом на комдива и на его лице был написан вопрос: «А не вру ли я?» Комдив это понял, и улыбаясь сказал командарму.

– Этот капитан никогда не врёт!

– А когда же он успел это сделать? Ведь я только что спрашивал у командиров рот танкового полка сколько раз они стреляли из новых танков и все как один заявили: «Что на танковую директрису они ещё не выезжали!» – Он у меня с горла вырвал время на боевую подготовку, убедив меня, что его подготовленная рота будет готова для всех показных и методических занятий с началом учебного года!

– Ну и правильно вы оба сделали! Но я прилетел сюда не за этим. Мне бывший командующий генерал-лейтенант Петров говорил, что ваша танковая директриса для стрельбы штатным сто миллиметровым снарядом не подходит по излётной дальности этих снарядов, а ваш командир первой танковой роты по словам командующего Петрова знает здешнюю местность лучше других и исходил её вдоль и поперек, промышляя коз, оленей и другую живность. Где у вас здесь можно разложить карту? – я доложил:

– На вышке, товарищ командующий!

– Пойдёмте туда! – сказал он.

На большом столе, стоящем справа от пульта управления, он разложил карту и объявил:

– Нужно строить новую танковую директрису, чтобы она отвечала всем требованиям существующего курса стрельб! Здесь на карте нашими операторами отмечены три предполагаемых места для директрисы. Посмотри, командир, и скажи, как на твой взгляд подходят они или нет!

Внимательно рассмотрев предполагаемые места на карте, я начал с ближайшего, которое находилось отсюда примерно в двадцати километрах на юго-восток и направлением стрельбы в сторону города Сучана, до которого было восемьдесят километров, что обеспечивало безопасность. Место это было в извилистой долине, пересекаемой высокими каменистыми скалами и хуже того от предполагаемого места директрисы в 10 километрах в сторону стрельбы находилась большая колония заключенных, которой на карте не было, а далее в восьми километрах от этой находилась ещё большая женская колония строгого режима и её на карте тоже не было. Об этом я подробно доложил командующему.

Второй район от Васильковского полигона был строго на юг в двадцати пяти километров и место там было выбрано удачно, однако излётное пространство выходило на морскую акваторию, по которой двигались по фарватерам морские суда, которым не запретишь движение на время стрельб.

Третье место находилось юго-западней от Смоляниново в шестидесяти километрах и здесь тоже всё подходило, но в секторе стрельб операторы не учли рассеивание снарядов, которые в таких случаях для безопасности берётся 4Вб х 4, если этот угол учесть, то в излётном пространстве оказываются артиллерийские склады тихоокеанского флота, так что это место тоже не подходит. Об этом всём, я так и доложил командующему.

Видно было, что командующий мои объяснения принял с недоверием и вслух сказал:

– Колев, мои операторы над этим вопросом работали целую неделю, а твой капитан, походя всё это обнулил. На слово, я не верю, пошли в вертолёт и осмотрим все три места!

Мы взлетели и пошли по кругу. Первое место, которое выходило на море, командующий согласился сразу, увидев целую вереницу грузовых судов, идущих в сторону Находки и обратно.

Полетели на второе место, где были колонии заключенных. Сверху было видно, что это большие давно построенные капитально целые городки, которые никто не позволит снести, и командующий тоже согласился, перечеркнув на карте оба места красным фломастером.

Полетели на третье место, оно было замечательным, но в секторе стрельб было видно огромное начертание складских оград, протянувшихся на десяток километров, и это место, командующий перечеркнул. Он поднялся, пожал мне руку и сказал:

– Капитан, твоя взяла! А, что ты можешь предложить?

Перебрав в памяти всю местность, которую я знал, доложил:

– Есть, товарищ командующий, одно место недалеко от населённого пункта Рождественка, там в междуречье хорошее место для директрисы. В конце дорожек директрисы начинается подъём на знаменитую в Приморье гору Педан, которая будет перекрывать на 90 процентов все и любые рикошетирующие снаряды. Справа от реки идёт возвышенность, которая отгораживает село Рождественка, а слева по долине в секторе стрельб ничего кроме непроходимых болот до самой Находки ничего нет!

– А, как это посмотреть? – спросил командующий.

Я доложил:

– Через пару минут мы будем, как раз над этим местом, но главный недостаток там, то что там стоит настоящий сосновый лес!

– Всё равно, давай посмотрим! – сказал он.

Его порученец, что-то сказал командиру вертолёта и тот обогнув гору Педан, стал кружиться над указанным мной местом. В конце леса была большая поляна на половину уставленная ульями, и командующий приказал приземлиться на неё.

– А какие ещё ты знаешь подводные камни по этому месту? – я доложил:

– Главным препятствием на выделение этого места будет по-видимому расположение ракетной бригады стратегического назначения в 18 километрах отсюда, в сектор стрельб они не входят!

– Ну это мы решим! – сказал командующий.

– А лес? – спросил я.

– А вот с лесом будешь воевать ты, капитан, со своей ротой!

Прикинув в уме ротную дневную выработку пилки деревьев ручными пилами, я взмолился и доложил:

– Товарищ командующий, рота даже, если не будет спать и работать круглые сутки ручными пилами будет пилить этот лес не менее двух лет!

– А ты, как это определил?

– Для ручной пилы, товарищ командующий, надо два человека, значит я могу поставить только 18 пил, по норме 12 деревьев за рабочий день, а здесь по фронту, я насчитал более 200 деревьев, так, что за день рота спилит не полный первый ряд! Глубина леса примерно 1800 метров, это примерно 1500 рядов, это, как раз на три года!

Командующий заулыбался, и обращаясь к Колеву в шутку сказал:

– Колев, ты зачем ему подписал представление на комбата? Ты бы ему лучше написал представление на инженера дивизии, он без всякой бумажки и таблицы вычислил сколько тут надо работать, и я окончательно принимаю решение: «Что начальником этой стройки танковой директрисы надо назначить капитана Каганского, освободив его от должности командира роты и назначить командиром танкового батальона 3 мотострелкового полка, а так как там ещё дослуживает подполковник Онищенко, то Каганского вывести за штат, а, чтобы он получал деньги полностью, назначить его исполняющим обязанности начальника штаба танкового батальона 411 мотострелкового полка и работы здесь начать не позже после завтрашнего дня!

– Товарищ командующий, а как же с пилкой деревьев? – спросил я.

– Ну и настырный же ты, капитан! Я думаю об этом и уже по-моему придумал: «На инженерных складах Армии имеются пару десятков электрических американских пил, их тебе доставят, и будешь пилить!

– Товарищ командующий, пилить то я буду, но ни разу в жизни не держал в руках электрическую пилу и не знаю сам, и ни один мой подчиненный её в жизни не видел!

– А что ты хочешь? – спросил командующий.

– А я просил бы, чтобы вместе с пилами прислали знающего человека, который бы показал, как их подключать, как ими правильно пилить, как их обслуживать и затачивать!

– Правильно! – сказал командующий, – И учителя пришлю! Всё у тебя завтра будет, а командиру дивизии и его заму надо будет позаботиться, чтобы здесь был разбит лагерь для личного состава, чтобы начальнику строительства выделялась необходимая техника и материалы. Кроме того, в округе надо заказать новое оборудование для танковой директрисы. Инженерную технику для проведения здесь работ и инженеров специалистов выделять по первому же требованию!

– Всё будет сделано! – заверил Колев командующего.

Мы улетели в гарнизон и этот день был моим последним днём пребывания в должности командира роты.

ЧАСТЬ 35

СТРОИТЕЛЬСТВО ТАНКОВОЙ ДИРЕКТРИСЫ

Роту я передал старшему лейтенанту Чебан. Съездил в Шкотово в 411 мотострелковый полк, отметился там на своей новой должности, и с личным составом моей теперь уж бывшей роты убыл строить танковую директрису под Рождественской. Пилы, обещанные командармом и два инструктора, прибыли вертолётом на третий день. В этот же день из саперного батальона прибыли два путепрокладчика БАТ и ГТТ с водителями и командиром сапёрного взвода. С нашего полка прибыл новенький БТС, укомплектованный краном, бульдозером, 200 тонной лебёдкой и анкерами с полиспастами.

Комплекты из 20 электрических пил включал в себя дизельную электростанцию на 150 квт с танковым приводным двигателем и пять преобразователей 220 вольт 50 г. в 220 вольт 400 г. Этим напряжением питались двигатели этих пил и от того, что частота тока у них была большая, двигатели их были маленькими, лёгкими, но мощными. На каждой пиле двигатель был мощностью не менее пяти квт. Инструктора были из армейского сапёрного полка и ещё с войны умели обращаться с этим инструментом. А пилы были разные. Их было три типа: полутораметровые, которыми управляли сразу два пильщика, одно метровое и 75 сантиметровое.

Инструктора в первый же день обучили нас к подключению пил, работе с ними и их обслуживанию, а делясь опытом объясняли нам, что эти американские пилы на их веку ни разу не ломались, они боятся одного, их нельзя кидать в воду и позволять дождю литься на приводной блок. В таких случаях его надо закрывать, хоть чем-нибудь, хотя бы вывернутой пилоткой.

А пилы пилили. Как змеи, даже, когда обучали инструктора, то мои ребята за три часа обучения спилили пять или шесть рядов деревьев. Выявилась проблема, оказалось, что мы не умеем делать подготовительные пазы в дереве, чтобы при его спиле, оно упало именно в том направлении, куда нам необходимо. Инструктора нам показали и объяснили, как это делается, и все это действо быстро освоили, однако выявилась ещё одна проблема: дерево падало с ветками, соседнее падало на него, ещё одно на них и образовывался барьер непроходимый сзади пильщиков.

Этот вопрос тоже помогли решить инструктора, заставив нас выделить на каждую бригаду по сучкорезу с малой пилой и топором, пока пильщики спиливали очередное дерево, сучкорез успевал срезать ветки с хлыста, а водители путепрокладчиков цепляли обрезанные брёвна и тащили их к месту, где экипаж БТС своим краном складывал их в штабель.

Так, как кран БТС имел недостаточно длинную стрелу широкий штабель поставить не удавалось, а узкий старался развалиться любой ценой. Мне пришлось съездить в гарнизон и обратиться к заму комдива Микушко, чтобы мне выделили из сапёрного батальона трехтонный кран на базе ЗИЛ-157.

Вернувшись к месту работы, я увидел, что кран уже там, а Володя Стременко показывает крановщику куда и как укладывать брёвна.

За неделю нам удалось углубиться в междуреченский лес на целых двести пятьдесят метров. Если так пойдёт дальше, то мы за два месяца закончим вырубку леса.

Связисты дивизии по приказу комдива протянули ко мне телефонную линию и теперь я мог по телефону решать необходимые мне вопросы, а очередным вопросом стала разбивка местности и привязка к ней танковых дорожек для стрельбы.

Дело в том, что самостоятельно их разбить на местности, которая была скрыта лесом, я не мог и поэтому попросил зам комдива полковника Микушко прислать мне топографа с необходимыми для этого приборами.

После обеда, этого капитана топографа Трифонова Колю, славившегося недельными запоями, привёз сам Микушко, и стал меня расспрашивать:

– Зачем тебе этот пропойца: – я ему объяснил:

– Для того чтобы спараллелить работу пильщиков и корчевщиков, которые выкорчёвывают пни необходимо разметить дорожки, на которых эти пни надо корчевать потому, что все пни мы за несколько лет не выкорчевали, и кроме того на выкорчёвку необходимы люди, желательно сапёры вместе с командирами!

Микушко быстро понял мой замысел и сказал:

– Это очень разумно! Будут тебе люди! – тем временем, я объяснил топографу, что мне надо. Он попросил у меня два человека в помощь, и я ему выделил. С ними он работал до самого темна. Уезжая в гарнизон, Микушко спросил у Трифонова, когда он закончит работу. Он заявил:

– Не ранее чем завтра к вечеру! – а мне Микушко сказал:

– Борис, он пока работает, всё в порядке, как только работа прекращается, он начинает искать спиртное и обязательно находит его, а у тебя рядом пасека, на ней точно у деда есть медовуха и если он Трифонов её нажрётся, то завтра у тебя с ним никакой работы не будет и потом ещё целую неделю!

Да! – подумал я, – Это проблема и её решать надо, а, как? Его же на цепь не посадишь! – стали думать вместе с Володей Стременко и придумали: Для ремонта одного из путепрокладчиков из саперного батальона сюда пригнали летучку типа «А». Ночью в ней ночевали командир их ремонтного взвода и два солдата ремонтника решили: На эту ночь сапёров переселить в палатку, а туда на ночь поселить Трифонова, оставить его там и снаружи закрыть на замок, предварительно убедившись, что там в бочке есть вода и поставить туда помойное ведро, чтобы не обмочил в летучке углы.

Так и сделали. До полуночи Трифонов бушевал там, стучал в дверь и пытался орать, чтобы ему открыли. А с полуночи, уставший он заснул так, что его едва разбудил Володя Стременко. Потом, позавтракал, забрал выделенных ему людей, инструменты и пошёл добросовестно делать своё дело, и где-то в 16 часов позвал меня и показал на белые колья, раскрашенные под зебру и объяснил:

– Если их продолжить, то они как раз выйдут к тому месту, которое вы обозначили, возьмёте буссоль, наведёте в створ этих столбов и перекрестье покажет вам необходимое направление и линию обреза вашей дороги. Между этими линиями можете выкорчёвывать свои пни, а я свою работу закончил и убываю! Прошу одно: я оставлю в вашей палатке свои приборы, а затем за ними, как-нибудь заеду!

Я поблагодарил его за работу и пожелал ему доброго пути, но на третий день после этого, зашедший к деду на пасеку увидел его на сеновале у омшаника в степени риз и, как говорил полковник Микушко этот его запой продолжался целую неделю.

Не быстро, но и не медленно работа показывала свои результаты. Мы почти на 90 процентов спилили лес в междуречье и выкорчевали все пни на будущих танковых дорожках. Приехавший к нам комдив Колев, восхитился нашей работой. Поспрашивал нас о наших нуждах, а потом заявил:

– Борис, а ведь я приехал попрощаться! Не только тебя двигают, но и меня тоже, уезжаю в Москву в академию генерального штаба старшим преподавателем тактики, так, что больше мы с тобой не увидимся! Но если будешь в Москве, заезжай. Твоя Валентина, адрес наш будет знать. Ведь она дружит с моей женой, а тебе советую укороти свой язык при общении с начальниками и старшими. Не каждый тебя поймёт! Да и не каждый воспринимает новое и необходимое, если не он это придумал!

Я пожелал генералу успехов на новом месте службы, здоровья и в заключение сказал:

– Товарищ генерал, спасибо судьбе, что я служил под вашим началом и век вас не забуду!

Генерал Колев уехал, а на следующий день сюда на строящуюся директрису прибыл новый командир дивизии, которого мы раньше знали, как командира кадра 231 мотострелкового полка, у которого личного состава было вместе с офицерами 52 человека. Это был полковник Гуслистов Фёдор Антонович, прибывший на эту должность по личному назначению его министром обороны Маршалом Советского союза Гречко с должности командира Пограничного укреплённого района.

Я представился полковнику, доложил о выполняемых работах и, предполагаемых сроков окончания работ. Как я понял, полковник слушал меня, не вникая в смысл докладываемого и спросил меня:

– А где у вас располагается личный состав? – я показал в сторону, где у меня был разбит палаточный лагерь, и он изъявил желание посмотреть его.

Лагерь, как лагерь был разбит в соответствии уставным положениям, и я не боялся его показать. Однако, комдив, не дойдя ещё метров 20 до палаток заявил:

– Всё вопреки уставу и всё неправильно! – зная его взрывной характер ещё по его службе в 231 полку, я не стал ему перечить и заметил:

– Товарищ полковник, все выявленные вами недостатки будут устранены сегодня же! – он удивлённо уставился на меня.

– А я ещё не называл их!

– Так, товарищ полковник вы же их сейчас назовёте!

– Назову! – сказал он. И начал перечислять:

– Пишите! Первое, вы не построили личный состав, встречая меня! Второе, ваша техника стоит вдоль подъездной дороги, мешая проезду моей машине! Третье, ваши офицеры работают в грязных комбинезонах и при моём появлении не отдают честь! А встреченные мной пятеро солдат из сапёрного батальона, ни один не знает обязанности солдата! Четвёртое, я нигде не вижу наглядной агитации ни партийной, ни производственной! И пятое, почему строительством этого объекта занимаетесь вы командир танкового батальона? Вам что нечего делать в своём батальоне?

Я молча слушал его не справедливые замечания, именуемые им, как недостатки и раздумывал, помня наказ Колева о моём языке. Но когда он стал упрекать меня в том, что мне нечего делать в своём батальоне, сдерживая себя и, дождавшись, когда закончит говорить полковник, спросил:

– Товарищ полковник, можно вам доложить по всем пунктам в обратном порядке?

– Попробуйте! – возмущённым тоном ответил комдив.

– Товарищ полковник, начальником этого строительства, я себя не назначал, меня назначал на это место сам командующий Армией генерал-лейтенант Ганеев!

– Для оформления наглядной агитации у меня нет замполита, и я постоянно ощущаю недостаток в личном составе потому, что мои люди трудятся каждый на своём месте по восемь и более часов в день! Перевыполняя нормы по пилке, корчеванию и трелёвке леса! Командующий Армией обещал прилететь сюда на следующей неделе с представителями Земельного отдела Приморской Администрации, и к его приезду, я хочу закончить очистку всей директрисы и её мишенного поля от деревьев и, мешающего кустарника!

Встреченные вами пятеро солдат принадлежат сапёрному батальону и ко мне прикомандированы три дня назад, а за их знания пусть отвечают их командиры.

Стоящая на обочинах инженерная техника ремонтируется там, где остановилась, а времени на её буксировку в полевой парк у меня нет потому, что вся моя техника работает в поле, выполняя установленную мною норму! Я не могу оторвать от корчевки БТС и личный состав!

Офицеры, работающие на технике, насколько я знаю общевоинские уставы честь не отдают!

Я не знал, что вы сегодня прибудете поэтому личный состав, не строил, а по вашему прибытию построить личный состав понадобится более полутора часа потому, что люди работают, отсюда бригадами на удалении сейчас более двух километров! – надо было видеть перекосившееся лицо нового командира дивизии. Он смотрел на меня не моргая, округлив свои свирепые глаза и шипел:

– Так я, что не прав?

– Товарищ полковник, а разве я вам назвал такое слово?

– Товарищ капитан, – прорычал полковник. – Вы почему пререкаетесь?

– Разрешите ответить, товарищ полковник!

– Отвечайте! – взревел он.

Стараясь говорить, как можно спокойным тоном, я доложил:

– Все эти недостатки устранимы и, если они вам кажутся существенными, вы же можете отдать приказ мне прекратить работу и заняться оформлением наглядной агитации, изучением обязанностей солдат, правилам отдания воинской чести, тренировкой прибытия личного состава с мест работ в лагерь и буксировку неисправной техники в полевой парк, нарушая все каноны её ремонта, так-как во всех руководствах написано, что мелкие неисправности на технике исправляются на месте!

Лицо у комдива из красного стало белым, и я понял: «Борис, с этим командиром тебе служить будет очень трудно!»

Комдив несколько раз открыл рот, но оттуда кроме змеиного шипения ничего не вылетело. Он плюнул, плюхнулся на сидение своего Уазика и рявкнул водителю:

– Вперёд!

Я сел на большое бревно и стал восстанавливать всё произошедшее, понимая, что первая встреча с комдивом не удалась и оставит надолго следы, как в душе, так и далее на службе.

На ряду с неудачной встречей с комдивом возникла куда большая проблема. Вся площадь, на которой мы выпилили лес стала раскисать и превращаться в сплошное болото, которое с каждым днём становилось всё жиже и жиже, и те насыпи гравия и песка, которые мы навозили на дорожки утонули в жиже. Посоветовавшись с дивизионным инженером, решил для спуска копящейся воды прорыть вдоль каждой дороги глубокие траншеи из расчета, что вода по ним уйдёт в конец моих дорожек, а там по поперечной траншее уйдёт в левую речушку, которая течёт в сторону Находки. Но не тут-то было. Как только мы прорыли траншеекопателем траншеи, вода пошла не от нас, а к нам, и ещё больше разжижила болото.

Ничего не оставалось делать, как спиленный лес укладывать на дороги хлыстами вдоль, насыпать на них землю и прогонять по ним тяжёлые путепрокладчики, а к утру эти насыпи высотой по пять метров оказывались на уровне поверхности болота.

Приходилось по новой накладывать лес, землю, гравий и трамбовать путепрокладчиками.

На третий день этих неимоверных усилий, оперативный дежурный позвонил, «-что командир дивизии только что вместе с командующим Армией вылетели к вам с большой группой офицеров и гражданских лиц». – я распорядился быстро проверить посадочные знаки на вертолётной площадке, умылся и пошёл встречать своё начальство.

Вертолёт не заставил себя ждать. На этот раз это был огромный вертолёт и из него вышло около сорока человек. Я подошёл к шедшему впереди всех командующему Армией генералу-лейтенанту Ганееву и доложил: