Текст книги "Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость"

– После работы обязательно их закрывайте крышками, проверяя целостность резиновых уплотнений.

Затем повёл меня к узкому проходу, в который мы входили через люк. Там он нашёл и показал выключатель для освещения этого прохода, когда он зажёг свет, справа на стене, я увидел круглую баранку, которая говорила, что она является затвором, какого-то люка.

– Здесь за люком находится шахта грузового лифта, через него вы будете получать в термосах горячую пищу после моего звонка вам по телефону. Учти люк не откроется, пока ты в этом тамбуре не включишь освещение – прокомментировал помощник.

Всё мне было понятно, за исключением большого вздутия на крышке входного люка, и я спросил об этом у помощника. Он, улыбаясь сказал:

– А вот, представь себе пришли таможенники, читают «Не открывать —

сыпучие материалы, а по их законам положено иметь доступ через малые отверстия, вот и на каждом нашем люке имеется пробка, которая позволяет таможенникам убедиться, что там за люком они открывают пробку, а оттуда показывается, перевозимое нами зерно. Вставить длинный туда щуп не позволяет стенка коридора и они проверяют коротким щупом, который имеет длину всего сорок пятьдесят сантиметров, с которым они ходят по всем закоулкам. А у нашего люка, этот нарост 70 сантиметров, и там насыпано зерно. Так что вас не найдут! Для них там находится зерно, а ватерлиния, как раз подогнана под общий вес накладной на перевозку зерна. А верхние трюмы над вами, мы засыпем настоящее зерно, которого хватит на годовой прокорм целого города!

Всё это он говорил с гордостью о своём судне и деле, которым они занимаются. Когда все вопросы мы своей жизнедеятельности утрясли, капитан с помощником ушли, предупредив меня:

– Сегодня ночью помощник придёт проверять крепление танков.

Крепление своих танков, мы закончили примерно в 23 часа потому, что крепить приходилось по оси движения и в поперек и, кроме того делать деревянные упоры, предохраняющие борта и переборки судна. Прибывший к нам помощник удивлённо и удовлетворённо принимал нашу работу, дивясь тому, как всё добротно сделано и говорил:

– Вот уж не мог подумать, что сухопутчики умеют так качественно работать без нашего вмешательства!

Затем он проинформировал нас:

– К утру вся команда судна будет на месте и начнётся загрузка зерна в верхние трюмы. Вас здесь никто не потревожит так, что отдыхайте, устраивайтесь и наслаждайтесь свежим воздухом. После завтра утром, мы отчаливаем, а через пару суток войдём в широты воздух, которых раскалён и нынешнюю температуру вы будете вспоминать, как райские кущи. Там, ребята, для вас будет сущий ад, и облегчить вашу учесть, мы ну никак не сможем, так что отдыхайте, впереди у вас испытание на прочность! – после сказанного он ушёл, закрыв за собой люк хитрого тамбура. Утром помощник позвонил и сказал:

– Лифт вам доставил завтрак! – мы пошли в лифтовую. Там стоял лифт с открытой дверью, на полу его стояло три армейских термоса. Мы забрали термоса, принесли, выставили на столы, открыли и нас обдало вкусным и приятным запахом, отлично сготовленных макаронами по-флотски, а в другом термосе больше его половины была наложена отлично сжаренная свежая рыба, а сверху неё лежал красиво нарезанный свежий ржаной хлеб. В третьем термосе, как и положено был горячий свежезаваренный хорошей заваркой чай, уже заправленный сахаром. Кто-то сказал:

– Если нас так будут кормить, то мы растолстеем, как бегемоты! – все рассмеялись. Но в термосах ничего не осталось. Кто-то сказал:

– С такой кормежкой не пропадём!

Весь последующий день у меня с зампотехом ушёл на изучение всего оборудования и имущества по описи, которое нам надлежало доставить по назначению, а там было много всего. Одних танковых новых двигателей было пять штук, 12 коробок передач, десяток бортовых передач, штук двадцать бортовых фрикционов, четыре вентилятора и другие более мелкие узлы, и детали к танкам. Кроме основных аккумуляторов, находящихся в танках было загружено на каждый танк комплект новых сухозаряженных аккумуляторов и ящики с бутылями электролита для проведения их в рабочее состояние, а также комплект, состоящий из двух зарядных агрегатов, обычно, находящихся в комплекте стационарной аккумуляторной части. Там же находилась несколько больших новых палаток размером 10 х 10 в которых рекомендовалось приводить аккумуляторы в рабочее состояние. Комплект боеприпасов находился в носовой части палубы и занимал почти треть всего помещения. Я даже не представлял, как это всё было сюда загружено и как отсюда всё выгружать и выбираться? Обед и ужин прошли на ура, по-видимому судовой кок был докой, всё было свежим и очень вкусным, и обильным. На следующее утро, ещё до завтрака, мы поняли, что отчаливаем от стенки. За бортом гремели какие-то цепи, нас качнуло и всё затихло. Было слышно на корме мерное вращение толи вала, толи гребного винта. Никакой качки здесь не ощущалось. Завтрак, обед и ужин нам поставляли по расписанию. В разговорах по телефону с помощником капитана, он не сообщал, где мы находимся, а только спрашивал:

– Как у вас обстановка и температура? – я ему неизменно отвечал:

– Всё нормально и всё хорошо!

Во второй половине третьих суток плавания, вентиляторы начали гнать горячий, влажный воздух, а большие судовые термометры на глазах начали показывать резкий рост температуры. За несколько часов температура с 29 градусов стала тридцать шесть и не унималась. Заснули мы при температуре 38 градусов, как в вареве, а проснулись утром при температуре 42 градуса. Несмотря на вкуснящий завтрак к пище никто не прикоснулся, выпили только один компот и постоянно толпились у бочка, в который поступала откуда-то вода, охлажденная ниже наружной температуры на пять градусов, и она казалась нам холодной. К вечеру у нас было уже 45 градусов. Заснуть никто не мог, все толпились у выхода воздуходувки, но она гнала такой же горячий воздух, который нас окружал. Единственное облегчение здесь было то, что воздух сдувал с тебя капли пота и это уже ощущалось, как какое-то облегчение. Часа в два ночи позвонил помощник и сказал:

– Разбейтесь на две группы, и я вас на лифте поочерёдно подниму на верхнюю палубу. Можно в одних трусах!

Мы поднялись на верх, и помощник повел нас по каким-то темным проходам и закоулкам. Вывел нас на бак, где было отгорожено, какое-то место, просматриваемое только со стороны моря, а мы в свою очередь с этого места видели поручни ограждения борта и редкие огоньки, проходящих вдалеке судов и кораблей. Выйдя на палубу горячие распаренные, мы ощутили здесь холодок свежего воздуха. Какой-то матрос взял шланг и начал нас поливать забортной водой. Вода была тёплой, как молоко, а помощник сказал:

– Иначе нельзя, простынете. Ночью воздух здесь холодный, зато вода теплая!

До самого рассвета, мы наслаждались прохладой и теплой купелью. Затем помощник сказал:

– Всё, ребята, вам пора вниз, становится светло.

С неохотой мы вернулись на свою палубу, где гудели мощные вентиляторы, но почему-то они гнали воздух, который был значительно теплей того, который мы ощущали на верхней палубе, но все же не такой, как днем. Вкусно, позавтракав все быстро уснули. Проснувшись перед обедом мы все очутились в каком-то аду, термометры показывали 46, а вентиляторы гнали влажный воздух, который почти обжигал тело и лёгкие. Мы постоянно мочили головы водой из спасительного бочка, но этого хватало на полминуты. Кружками глотали из бочка воду, но она тут же выходила наружу в виде пота. В голове стучала одна мысль: Дотянуть до темноты и не сдохнуть до выхода на верхнюю палубу. Видать нас подобрали не только по психологическим качествам, но и по физическим потому, что несмотря на этот ад, в обморок не упал ни один человек, и ни один не хныкал и не проклинал судьбу, хотя переносить всё это было невероятно трудно, и каждый новый день приносил всё более трудное испытание температурой. В конце седьмого дня плавания, когда мы ожидали звонка для выхода на верхнюю палубу, позвонил сам капитан и объявил:

– Всё, товарищи, мы прибыли на Кубу! Выходите в лифтовую и можете не скрываться!

Это сообщение было встречено на ура, мы похватали свое спортивное одеяние и побежали в лифтовую. Поднялись на палубу, и нас вывел помощник к баку судна, где было много матросов, которые нам почему-то не удивились, и приняли нас очень дружелюбно. Наше судно стояло в каком-то довольно большом порту, где стояло множество портальных кранов, а к нашему судну на высоких опорах подтягивали какие-то трубопроводы, а где-то после полуночи были открыты верхние трюмы и в них опущены эти трубы, и мы увидели, как засыпанное в трюмы зерно уходит в эти жерла и на глазах пустеют огромные трюмы. К десяти часам утра всё зерно было выгружено. Верхние трюмы были чистенькими, так-как зерно засасывалось в эти трубы воздухом. Помощник нам сообщил:

– Нас сейчас отбуксируют, мы выйдем в море и пойдём до очередной бухты, которая находится от нас восточнее сорока милях!

В четырнадцать часов, мы были на месте в большой бухте у небольшого порта, имеющего всего четыре больших портальных крана. К нам вышел сам капитан и сказал:

– Сейчас мы начнём разгрузку вашей техники и имущества, там на берегу уже вас ждут и кубинцы, и советские представители!

Я увидел, как открываются крыши нижних трюмов и становятся вертикально, а под ними далеко в низу стали видны наши танки и грузы. Я подумал: Наверное, трудно будет их оттуда доставать! Но всё оказалось, куда проще. Два портальных крана, как слоны опустили свои хоботы, чёрные, как смоль кубинцы стропальщики подцепили за штатные крюки тросы, а краны без видимой натуги запросто, как щенков из норы вытащили наши 34 тонные танки и спокойно опустили за борт судна на бетонную дорогу. Мы спустились по парадному трапу, который висел вдоль борта. В тени судна нас ждали человек пятнадцать, больше половины из них были кубинцы и четыре человека из них выделялись русскими лицами. Один из них, явно был старшим, но на военного, он был не похож. Подойдя к этой группе, я представился, как старший, а старший среди встречающих представился советским консулом в Гаване, и сказал:

– Все возникающие спорные вопросы решать только через него, и что кубинцы приготовили всё для нашей комфортной жизнедеятельности и спорных вопросов не стоит ожидать! – после этого, он сел в представительский роскошный сверкающий лаком советский ЗИМ и уехал.

Вторым русским был по-видимому представитель особого отдела, как и мы не под своей фамилией, и представился он, как Дементьев Николай Павлович, объявив нам, что он будет с нами, пока мы будем здесь на Кубе. По возрасту он был примерно, как я и я не преминул пошутить, сказав:

– Павлович, я понял, будешь хранить нашу невинность! – он шутку воспринял хорошо, ответив:

– Алексеевич, и это тоже! – и я понял, что он знает всю нашу подноготную.

Был ещё один русский, который представился работником медицинской службы и попросил меня найти время для проведения беседы инструктора со всеми вновь прибывшими, так-как здесь нам россиянам надо соблюдать особые гигиенические правила, обращая внимание на употребление экзотических фруктов и блюд. Я ему пообещал это и тут же сразу выделил шесть человек отгонять танки от места, где их выгружали, сразу выстраивая их в колонну, а далее, мне представился кубинец Хосе, высокий, худой и красивый капитан, отлично говорящий по-русски. Он сообщил мне:

– Ваш лагерь разбит на берегу бухты в двадцати километрах отсюда, там для вас построен целый городок и имеется хорошая столовая с отличной кухней и её поварихи обучены приготовлению русских блюд. Все остальные атрибуты в лагере будут построены в кротчайший срок в соответствии с вашими указаниями!

Подошло несколько больших грузовых машин, на которые мы распоряжались грузить, привезённое и разгружаемое имущество. Половину своих офицеров с первой ходкой во главе с зампотехом, я отправил в лагерь, чтобы они руководили там разгрузкой и правильной раскладкой имущества. Разгрузка танков шла быстро, все тридцать два танка были выгружены не более чем через два часа, а вот с боеприпасами пришлось повозиться довольно долго, так-как необходимо было соблюдать меры безопасности, да к тому же платформы на которые их грузили в трюмах были не большими и на них умещалось всего десять ящиков. Разгрузка затянулась до темна, зато перевозка осуществлялась сразу же, как только груз оказывался на пирсе. Восемь танков, я угнал первой ходкой, затем ещё две ходки по восемь танков, и в последнюю очередь, когда все боеприпасы и имущество были разгружены и увезены, я вместе с Хосе зашёл к капитану, поблагодарил его за гостеприимство и заботу, и пожелал ему доброго пути на Родину. В ответ он пожелал мне то же самое, из шкафчика достал бутыль с хорошим коньяком, налил в три бокала и положил на стол три маленьких шоколадки. Мы цокнулись и с удовольствием выпили содержимое. Коньяк был до того хорош, что хотелось продолжать его пить и не только мне, но и капитану. Мы оба с сожалением смотрели на эту бутыль, но дела и груз Государственного задания делали своё дело. Капитан провел нас до самого трапа, у трапа мы пожали друг другу руки и не сговариваясь расцеловались, расставаясь навсегда. Боеприпасы и имущество были уже увезены. На оставшихся восьми танках за рычагами уже сидели офицеры, и я дал команду:

– Вперед! – к моему прибытию наши офицеры уже разбили палатки для приведения сухозаряженных аккумуляторов в рабочее состояние. Встретив меня зампотех, пригласил меня посмотреть зарядную станцию. Всё было сделано, как по инструкции, и такую аккумуляторную можно было показывать даже дотошным и умудрённым опытом академикам. Пока я осматривал аккумуляторную, зампотех в соседней палатке организовывал заливку аккумуляторов электролитом, привлекая к этому военнослужащих кубинцев, один из которых довольно сносно говорил по-русски с латышским акцентом. Вдруг мой зампотех закричал громко, зовя меня. Я пошёл на зов и увидел его стоящего у входа в соседнюю палатку, он смотрел куда-то на верх.

– В чём дело? Что там такое? – спросил я.

– Смотри! – сказал он мне и показал в верх на лампочку в плафоне, которую своим телом закрывал огромный паук, расставив свои мохнатые лапы сантиметров на сорок. Я почесал затылок и вслух сказал:

– Упадёт на кого-нибудь съест собака!

– Не дадим! – сказал зампотех. – Сейчас мы его утопим в электролите! – и распорядился через своего переводчика:

– Принести сюда противень с электролитом! – кубинцы были исполнительными и быстрыми. Штатный эмалированный противень размером метр двадцать на метр двадцать и высотой 20 сантиметров был мигом принесён и залит электролитом из двадцати литрового бутыля. Противень поставили по центру палатки у шеста, подпирающего её, как раз в низу под пауком. Взял у входа метлу, зампотех швырнул её в паука. Паук сорвался и плюхнулся в электролит. В этом противне, он казался ещё больше и мы с зампотехом ожидали, что он вот, вот задымится, но в пику нам паук вытянул лапы, стал ещё больше, как собака отряхнулся, разбрызгивая электролит, перешагнул через борт противня и медленно направился в нашу сторону, мы быстро освободили ему проход, а он важно, шефствуя миновал нас, и мы увидели какой он большой, его тело было больше моей ладони, расставленные широко лапы простирались от его тела на сантиметров 20, шёл он от палатки прямо, оставляя на траве дорожку свободную от упавшей к этому времени росы, которую было далеко видно при свете прожектора, светившего в эту сторону. На наш шум прибежал Хосе, спрашивая:

– Что случилось? – я ему рассказал о происшествии. Он засмеялся и сказал:

– Паук этот безобидный и кусается только тогда, когда на него нападают или дразнят, как собаку!

– А что будет если он укусит? – спросил я.

– Как что? – сказал Хосе, – К врачу отвезём, он укол сделает, три дня поваляешься и больше дразнить паука не будешь!

– А если за три дня врача не найдём? – спросил я.

– Такого у нас не бывает! – сказал Хосе. – Но если такое случится, то через три дня мы укушенного с почестями похороним! – мы посмеялись и взялись за дело, усевшись за столом штабной палатки, распределяя количество прибывших для обучения танковому делу военнослужащих кубинцев, которые танки видели только в кино и на телевидении. Я распределил всех ранее назначенных кубинцами на должности военнослужащих, назначив восьмерых офицеров руководителями учебных групп, отдельно две группы командиров танков, две группы механиков водителей, две группы заряжающих. Кубинцы постарались с подбором военнослужащих на должности. Все назначенные командирами танков имели среднее или соответствующее среднему образованию. Механики водители имели также среднее образование, полученные в технических колледжах. Наводчики имели неполное среднее образование, а заряжающие только 50 процентов их них имели начальное, остальные были вообще безграмотные. Для обучения нужна была, хотя бы примитивная учебноматериальная база, нужен был огневой городок, танкодром, танковая директриса для стрельбы, и главное нужны были переводчики. Для решения этого вопроса необходимо было ехать к нашему консулу потому, что приставленный ко мне Хосе решить этот вопрос не мог. Остальные вопросы, он брался решить за три четыре дня до назначенного к нам приезда самого Фиделя Кастро.

– Ты только покажи мне, где что и как надо строить, и всё будет сделано! – сказал Хосе. – я его спросил:

– А как же будет с выделением на всё это земли, ведь для этого понадобятся не гектары земли, а целые квадратные километры, особенно на танковую директрису?

Не моргнув глазом, Хосе заявил:

– Я обладаю полномочиями от Правительства Кубы и воле мобилизовывать местные силы и средства, а также земли и акватории для укрепления обороноспособности моей Родины!

Вместе с Хосе я изучил карту местности и понял, что место для лагеря было подобрано очень удачно. С восточной стороны лагерь охватывала большая морская бухта на песчаном берегу, которой был разбит наш лагерь. На этой песчаной равнине росло очень много деревьев и было непонятно культурные они или дикие, на большей половине из них весели спеющие и уже спелые, красивые и диковинные плоды. Строго на западе примерно в полутора километрах от береговой линии виднелось высокая и длинная песчаная дюна, за ней по карте начиналось болото, которое простиралось от этой дюны на двадцать километров в глубину и выходило на западное побережье острова. Место для директрисы уже по карте было видно лучше не придумаешь. Справа находилась не высокая возвышенность на плато, которой был каменистый рельеф с небольшими песчаными дюнами, на этом плато можно было построить хотя бы примитивный танкодром. Огневой городок можно было организовать ближе к песчаной дюне. Определившись со всем этим решили утром, непосредственно на местности определиться и просчитать необходимый объем работы.

Утром пошли на завтрак в нашу специально для нас построенную столовую, которая имела четырехскатную крышу и открытые со всех сторон витражи, через которые влажный, морской ветер обдавал нас утренней прохладой. Красивые пластиковые столы, которые мы никогда не видели смотрелись уютно, на них стояло хорошо подобранная посуда, вилки, ложки, салфетки, специи и даже зубочистки. Кроме того, на столах стояли по 4 бутылки холодного грузинского «Боржоми». Красивые, большие и статные официантки разносили блюда красиво, подавая их одновременно с этим, показывая плавные изгибы своего тела и прелестей. И пока они разносили еду, мы не знали куда смотреть в тарелку или на них. Еда была изумительно вкусной и обильной. После завтрака распорядительница обошла всех нас и раздала листочки с карандашами, а Хосе нам перевёл: «Что каждый из нас волен заказать на обед и ужин любую еду, и она будет приготовлена в лучшем виде». Поблагодарив её, мы вышли. Возле столовой была построена большая курилка с красивыми решетчатыми лавками и четырехскатной, как у столовой крыши, защищающей курящих от дождя. Вокруг курилки, прямо впритык росли большие фруктовые деревья и их плоды свисали с их веток на расстоянии от нас на полу вытянутой руки. На одном из деревьев уселась большая группа кубинских попугаев, их Хосе назвал амазонами. Эти амазоны были красивы, верх головы у них был спереди беленьким сзади синим, их шейка была красной, а остальное оперение темно-серого цвета отблескивало малахитовым цветом, сверкая в солнечных лучах, их довольно небольшие клювы были похожи на клювы коршунов и на дереве они вели себя активно, разглядывая весящие фрукты. На соседнее дерево откуда-то спорхнули несколько зелено-жёлтых худых и длинных попугаев, как их назвал Хосе:

– Это, ребята, ара! Сейчас начнут драться! – и действительно первым из амазонов туда кинулся крупный самец, и они сцепились с предводителем стаи ара. Полетели перья, но схватка длилась недолго потому, что убедительной победы никто не получил, и они мирно разошлись. Попугаи ара имели здоровенные лапы, обросшие перьями и огромными, загнутыми когтями, их клювы были огромны и выглядели несколько несуразно, относительно их изящных обводов. Перебрав все фрукты на деревьях, обе стаи по-видимому забраковали все фрукты и все, как один своими большими глазами уставились на принесённую официанткой для нас большую эмалированную миску с какими-то крупными фруктами похожими на персики. Мы вчера их пробовали, они очень вкусны и больше напоминают абрикосы, но косточка у них круглая. Решив попробовать её зёрнышко, нам не удалось её разбить молотком на свежем пеньке. Закончив курить, я взял этот фрукт, откусил, и держа его в правой руке, что-то рассказывал своим товарищам. Вдруг, неожиданно на мою руку сел большой ара, обхватил моё запястье своими лапами так, что его когти охватив мою руку впились в моё тело, а он, усевшись, вертел головой и тянулся к надкушенному мной плоду. Не достав его клювом, он вытянул левую ногу и выдрал из моих пальцев надкушенный плод. Подал его ногой к клюву, клюнул, распорол его пополам, лапой стряхнул его так, что мякоть разлетелась по сторонам, а в его когтях осталась твердая косточка. Подав её себе к клюву раздался треск скорлупки, как металлические осколки разлетелись по сторонам, а в клюве оказалась круглое белое зернышко, которое он сейчас же не разжёвывая проглотил. Всё это происходило непосредственно у моего носа, и я представил себе, что будет, если эта образина перепутает фрукт с моим носом. Не желая больше испытывать судьбу, я резко тряхнул рукой, рискуя разрезать когтями попугая свою руку, но на моё удивление всё обошлось нормально, попугай легко отцепился и вспорхнул на дерево. Он и все остальные, не спускали с глаз со стоящие на скамье миски. Кто-то попытался протянуть руку с фруктов в сторону попугаев, не успев ещё протянуть, как спрыгнувший с ветки амазон выдрал у него из руки своими когтями фрукт на лету, уселся на дерево и повторил тоже, что мы в исполнении ара. Не успели мы выйти из курилки, как обе стаи кинулись к миске и на наших глазах опустошили её, разбросав на пол и лавки всю сладкую и липкую мякоть. С курилки вышли на песчаный берег, бухта простиралась далеко вправо, а слева почти перед нами был виден проход в открытое море. Кое-где на берегу лежали перевёрнутые лодки, кое-где ходили люди, а в воде вдоль всего берега торцом к урезу воды виднелись какие-то большие, громадные и не большие брёвна. Я спросил у Хосе:

– А зачем они здесь? – Хосе не понял, я ему ещё раз показал на эти брёвна, которые находились от нас на расстоянии ста метров. Поняв меня Хосе рассмеялся и сказал:

– Это не брёвна, это наши крокодилы, которые большие, это остромордые, самые крупные в мире, а которые поменьше, это наши местные кубинские, злые и прожорливые, жрут всё живое и мёртвое, бегают со скоростью собаки и вечно голодные. Которые большие, они пришли только с охоты, немного погреются на солнце и залезут в свои норы, которые они вырыли вдоль берега и выйдут оттуда с наступлением сумерок, а наши кубинские наоборот вылезут из воды и начнут охоту!

– И на людей? – спросил я.

– Нет, людей они в основном опасаются, но если сильно голодные или обозлённые, то могут напасть на взрослого человека, а уж на детей запросто! – ответил Хосе.

– А почему же их не уничтожают? – спросил я.

– Они занесены в «Красную книгу», как исчезающий вид и находятся под охраной Государства. За его убийство платится большой штраф, но кроме диких, люди разводят их на фермах, получая от них их шкуры и деликатесное мясо!

Знакомство с флорой и фауной Кубы было, конечно интересным, но впереди висела, ожидая меня и моих товарищей серьёзная работа по обучению танковому делу целый батальон солдат, которые в жизни не видели танков. Отдав распоряжение офицерам заниматься ознакомлением с солдатами, хотя бы на языке жестов, а сам вместе с Хосе поехали в Гавану к консулу выбивать у него переводчиков. Хосе ездил на своём допотопном Виллисе, который на Виллис был похож только спереди радиаторной решёткой и фарами, всё остальное было латано перелатано газо и электросварками и много раз рихтовано, а сверху от дождя на самодельных креплениях был натянут брезентовый тент. Но тем не менее Хосе лихо на нём рулил, как по дороге, так и по целине. Проехав до Гаваны, я видел, что на Кубе очень много автомобилей, но новых или внешне в хорошем состоянии видел только единицы и то это были наши советские ЗИЛ-157, которые мы поставили на Кубу в последнее время. За их рулём сидели дебелые кубинцы или кубинки гордо, оглядывая остальных со своих новых и больших машин.

Прибыв в консульство нас привели к помощнику, и я рассказал ему о положении дел с переводчиками. Тот меня осчастливил, заявив:

– Одного настоящего русского только, что прибывшего из нашего Отечества, я тебе вручу, прямо сейчас! А вот где найти остальных пятерых, ума не приложу! – и обратился к Хосе.

– По-видимому они были ранее знакомы! – подумал я. – Может ты, Хосе, подскажешь, где их найти?

– А что, подскажу! – сказал Хосе. – У нас в городе много русских эмигрантов, прибывших сюда после революции в России, они, правда в возрасте уже, но переводчиками, по-моему быть могут!

– Для этого мне надо не менее недели, чтобы их найти и уговорить пойти работать переводчиками! – сказал помощник.

– Столько ждать мы не можем! – сказал я. А Хосе предложил:

– Давайте я вам доставлю списки этих людей и самих людей, вы их агитируйте и берите на работу! – помощник согласился. Мы с Хосе поехали в администрацию, там он в каком-то кабинете нагнал страху на какого-то чиновника так, что тот сразу покрылся потом и стал заикаться и бегать от одного шкафа к другому, выдвигал какие-то ящики и выхватывал из них какие-то бумаги. Прибежавшие откуда-то две машинистки с пишущими машинками, сели за столы, ожидая своего начальника, наконец набрав целую пачку бумаг стал диктовать, а машинистки печатать. Печатали они быстро и через минуты в руках у Хосе был список эмигрантов, которые по возрасту ещё подходили нам. В этих списках были их телефоны и адреса. Зашли в другой кабинет, здесь история повторилась, какой-то молодой и с виду чванливый чиновник выслушал Хосе, как я понял, сказал:

– Вам надо, вы и делайте! – Хосе аж присел. Он вытащил из кобуры свой огромный Кольт, так-как под ним у него лежал Правительственный мандат. Увидев Кольт, молодой человек побледнел, как полотно, сел мимо стула и из-под него потекла лужица, а Хосе вынул мандат, повертел им перед его носом. Чиновник замотал руками, и я понял, что он уже занимается нашим вопросом, так-как сразу две телефонные трубки оказались у него в руках и какие-то люди сбегаются в этот кабинет, а он, показывая списки, что-то им говорил, отдавая распоряжение, а они с почтением, оглядывая Хосе пятились назад и убегали куда-то. Примерно минут через сорок пять, переодевшийся чиновник пригласил нас к автобусу, который был полностью заполнен людьми. Хосе поблагодарил его и сказал мне:

– Это всё ваши эмигранты, пусть теперь ваши люди уговаривают их согласиться на эту работу! – и мы поехали опять к нашему помощнику. Он удивился такой быстроте и сразу же при нас начал беседовать с прибывшими. Те в свою очередь испуганные внезапным их вызовом волновались не совсем, понимая, что происходит потому, что, случившаяся здесь революция в их умах ассоциировалась с той революции, от которой увезли их родители. Потребовалось терпение и благожелательность помощника при объяснении им ситуации. Наконец они успокоились, но тут выявилось, что свой родной русский язык большинство из них перезабыли и помнят его смутно. Хотя условия, предложенные им были заманчивы и только четыре человека из них одна женщина, молодящаяся Розалия Фридриховна этническая немка, родившаяся в Одессе, помнила и разговаривала отлично на обеих своих языках немецком и русском. На немецком она говорила точно так, как разговаривали немцы в нашем селе, и мне очень хотелось расспрашивать её на немецком, однако сдержался и говорил с ней по-русски, но она по моему говору сразу определила, заявив:

– А вы по-видимому мой земляк, так разговаривают только в Одессе и её окрестностях! – я покачал головой и сказал:

– Нет, вы ошибаетесь! – она сразу согласилась быть переводчиком и подписала контракт. Согласились ещё трое мужчин, которые разговаривали по-русски, перемешивая наши слова с кубинскими и другими. Помощник подписал с ними всеми контракты.

– А вы должны организовать им питание и доставку в лагерь и обратно! – сказал помощник.

– Всё будет сделано! – заявил Хосе и поблагодарил помощника. А переводчикам сказал:

– Идите домой, завтра утром ровно в семь часов автобус синего цвета заберёт вас и привезёт к нам в лагерь. В лагере завтрак, обед и ужин, а после завтрака сразу ваша работа! – мы распрощались со всеми и уехали. По забитой разными машинами дорогой, мы едва двигались в общем потоке, то и дело, получая толчки бамперами сзади и с боков от других машин, а у меня было время рассматривать эти автомобили, как историю автостроения на американском континенте, здесь были Фордики со столетней историей и огромные, как ракеты Кадиллаки, Виллисы и Ягуары, непонятно где взятые толи на свалке, толи их сюда сбывали предприимчивые американцы. Всё это тарахтело, гремело, рычало, но неизменно ехало, оглашая окрестности клаксонами, верещащими и гудевшими на все лады. Правила движения в этом потоке соблюдались только одни, не высовываться на встречную полосу движения, высунувшегося случайно или преднамеренно ждала немедленная кара поток дружно останавливался, нарушителю, если он мужчина тут же набивалась морда, с обязательными отметинами, а его машина вытаскивалась на обочину и переворачивалась в верх колёсами. Если это женщина, то мордобитие отменялось, но ей вручалось вместо розы или цветка, какая-то обидная колючка и поток начинал движение, как ни в чем не бывало. На какой-то развязке, Хосе свернул на просёлочную дорогу и по каким-то полевым неухоженным дорогам по колеям и рытвинам, мы помчались в лагерь довольно быстро, набивая себе бока на ухабах и рытвинах. Приехали как раз на обед. На моё удивление, офицеры, которые сегодня занимались с кубинцами, на перебой хвалились мне о старательности и дотошности, обучаемых, непонимающих ни одного слова по-русски понимали язык жестов, мимики и матерного лексикона. А мы с Хосе, зампотехом и ещё двумя офицерами поехали выбирать места для танкодрома, огневого городка и танковой директрисы. Выбрали, разметили и я дал задание зампотеху подготовить план танкодрома, а офицерам разработать план танковой директрисы и огневого городка. Спортивный городок уже строили сами кубинцы, несколько сержантов, служивших ранее в Армии Батисты и перешедшие на сторону революции имели хорошие навыки в управлении и руководстве солдатами. Военнослужащие и гражданское население, узнав, что мы русские проявляли к нам исключительное дружелюбие и уважение, некоторые приезжали издалека, чтобы увидеть нас, потрогать и, если повезёт обязательно выпить, хотя бы крышечку из фляги рому. Самым ярким представителем кубинского народа для меня был и остается мой непосредственный помощник во всех мои делах, вездесущий Хосе. Он мог всё без исключения. Пока офицеры разрабатывали планы и вычерчивали их на бумаге, мы с Хосе поехали посмотреть, что находится за барханами и, как можно там обеспечить безопасность людей, которые могут попасть туда. Хосе меня заверял, что туда могут пойти только японские камикадзе потому, что там в болотах и до самого залива гнездятся голодные и злые кубинские крокодилы, и туда появляются только раз в году, когда крокодилицы отложат яйца служители ферм, которые разводят крокодилов. Ежегодно там гибнут несколько этих отважных людей. Проехав вокруг этого болота в общей сложности 200 километров, я убедился в безлюдности этой местности и заселённости её массой рептилий различного размера и злых как цепные псы, которые кидались на вращающиеся колёса, когда мы буксовали на заболоченных участках. Прикинув общее расстояние, я подсказал Хосе, что нужно изготовить 500 указателей с надписью по-кубински, «Не заходить – здесь стреляют», и выставить их по всему периметру болота, или вовремя стрельбы выставлять оцепление. Хосе засмеялся и сказал: