Текст книги "Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость"

За этот день, мы привыкли к этой омерзительной живности и мало обращали на неё внимания. Здесь в этом подземелье было прохладно, а мы уставшие и перегревшиеся с упоением отдавались прохладе и незаметно все поснули. Нас разбудили охранники и втолковали нам, что надо продолжать путь.

Выбравшись из укрытия на свежий воздух, нас оглушили звуки цикад и ещё каких-то насекомых и по-видимому птиц, ухавших как наш филин. Опять все построились в цепочку, впереди охранники, в средине и в замыкании. Путь здесь лежал по каменистым тропам, живности под ногами попадалось куда меньше, зато спотыкались и сбивали ноги о камни, к рассвету мы добрались до цели. Это было убежище, высеченное на обрыве каменной сопки. В этом убежище отдельно были оборудованы четыре комнаты, в которых висели на металлических трубах четыре гамака, стоял стол и четыре табуретки. Окон в этих комнатах не было, а с верху у выходной двери была прибита металлическая полочка со штырьком, на который надевалась большая стеариновая свеча, пакет со свечами лежал также на полочке, прибитой справа от двери. Мы зажгли свечи и с удовлетворением увидели, что ни на полу, ни на стенах нет этих омерзительных тварей, а на каждом столе лежат по четыре пакета нашего Советского сухого пайка. А также чайник горячего чаю и большая эмалированная миска полная спелых и красивых бананов. Оказывается, нас здесь ждали. Мы принялись заправляться и в это время прибыло местное начальство с нашим русским офицером советником командира батальона, который здесь оборудовал батальонный район обороны, будучи во второй полосе обороны. Советник командира батальона Агафонов Пётр Петрович, хотя мы знали точно, что у него не эта фамилия обрадовался нам не поддельно, осмотрел всё выделенное хозяйство для жизни и обещал на завтра проверить с вертолёта замаскированность объекта с воздуха, предупредив нас, что здесь часто летают американские, разведывательные самолёты. Посещают эти места и истребители и бомбардировщики. Сегодня к полудню к вам прибудет наш русский переводчик с Группой вьетнамцев, которых он готовил для перевода. Переводчик знает всё, что вам необходимо и умеет доводить до местных исполнителей. Командира местного батальона, он представил, как капитана Го-хо и охарактеризовал его, как опытного командира, постигшего науку воевать, подкрепив её окончанием командирских шестимесячных курсов в Китае и годичных курсов «Выстрел» в СССР. Го-Хо довольно сносно разговаривал по-русски и к нам относился всегда с почтением и пониманием. На следующий день Го-Хо выделил нам сопровождающих для ознакомления с районом обороны и огневых позиций танков, которых здесь насчитывалось аж двадцать штук. В этот день, обученные предыдущими нашими офицерами экипажи заменялись молодыми необученными вьетнамцами, а обученные уходили на танки первой полосы обороны. Ознакомившись с картой местности и обозначенными на ней огневыми позициями танков, нас повели извилистыми тропами к боевым машинам. Мы не ожидали, что в этой глуши, в этой дичи огневые позиции могут быть оборудованы по всем требованиям инженерной науки. Танки стояли в окопах, выдолбленных в скальном грунте, каждый танк имел три таких позиции, соединённых проходами, выложенными в болотистом грунте стволами деревьев и камней, кроме того каждый танк имел укрытие полного профиля, скрывающее его полностью, к которому также был сделан добротный проход. Всё вместе, это было тшательно замаскировано, как по горизонту, так и сверху. Огневые позиции были выбраны умело и с них просматривались все основные участки, как перед фронтом обороны, так и на флангах. В каждом танковом окопе был искусно оборудован отвод грунтовой и дождевой воды, а живая маскировочная растительность, продолжавшая расти в специальных деревянных коробах, при необходимости убиралась при помощи верёвок и шестов буквально за несколько секунд, и также быстро ставилась на место неповреждённой поэтому американские самолёты разведчики не могли точно засечь огневые средства и даже очертания районов обороны потому, что сверху не наблюдалось вырубок, дорог, засохших кустарников и деревьев, всё смотрелось и фотографировалось, как естественные леса, кустарники, болота и скалы.

В таких условиях началась наша деятельность и жизнь. В этой деятельности ничего не изменилось, за исключением скидок на экзотику и ужасный мокрый климат. Обучаемые вьетнамцы, как и кубинцы, несмотря на свою малограмотность были старательны, любознательны и, неистощимо жизнелюбивы и выносливы. По началу у нас были проблемы с переводом. Привезённые нам переводчики вьетнамцы сами мало чего понимали по-русски и незнамо чего переводили нашим подопечным вьетнамцам. Но мало-помалу у нас образовался своеобразный русско-вьетнамский сленг, в результате применения которого все стали понимать друг друга и обучение шло своим чередом, сообразуясь с местными условиями и обстоятельствами. Здесь нельзя было организовать вождение по препятствиям и в колоннах, тренировки в стрельбе на огневом городке и на танковой директрисе. Обсудив все эти вопросы с советником командира батальона и с самим комбатом, решили, что вождение, как таковым заниматься не будем, а каждому механику водителю и командиру танка дадим возможность перегнать танк с одной позиции на другую, загнать его в укрытие и поставить обратно на огневую позицию, только такое вождение проводить с разрешения командира зенитного дивизиона, расположенного неподалеку и, имеющего свой радиолокатор обзора, чтобы не напустить нарушения режима маскировки при подлёте американских разведчиков. Со стрельбой было ещё сложней, но все наши сложности в одночасье решил Го-х предложил, что стрелять будем из-занимаемых позиций по мишеням, которые будут выставлены в особо опасных и удобных для противника местах, а личный состав, занимавший позиции в этих районах будет отведен в тыл на время стрельбы, и опять же начало стрельбы производить с разрешения командира зенитного дивизиона. Так и сделали, так и учили водить, так стреляли.

Всё это делали на совесть и надёжно так, что вьетнамцы на нас не обижались, и, по-моему, долго помнили русских наставников. А наше житие бытие было не сладким, несмотря на все старания и заботу вьетнамцев. Мы понимали и видели бедность этой страны, а в бедной стране требовать для себя, каких-то исключительных условий, нам не пристало. Кормили нас в столовой в основном местной пищей, основу, которой составляли бананы, свежие, жареные, сушёные, варёные, запечённые и еще какие-то, чередуемые с местным картофелем, который мы не любили, а бананы так надоели нам, что я до сих пор смотрю на них, как Ленин на буржуазию. Нас выручало, купленная нами говяжья тушёнка, которую мы с удовольствием поглощали после постного вьетнамского ужина. Первую неделю вечерами мы поглощали по две-три банки нашей добротной тушёнки, в результате чего наши запасы стали на глазах сокращаться, боясь к концу командировки остаться без этого подспорья стали экономить, съедая только по одной банке. Мы видели, как у вьетнамцев организована служба и повседневная жизнь, как рьяно и добросовестно они относятся к своим обязанностям и как терпят лишения и проблемы, возникающие на каждом шагу. При нас зенитный дивизион ствольной артиллерии заменялся на ракетный. На места зениток вертолётами доставили разобранные станины пусковых установок, а ракеты к ним доставлялись на плечах вьетнамцев, тащивших их через буреломы, болота и заросли. Тащили они их днём и ночью по тридцать человек на каждую и ещё десять шли впереди вырубывали кустарник, мешающие деревья и строили в отдельных местах переходы. Видя, как достаётся им эта передислокация, я спросил у Го-хо:

– А как же тащили сюда танки?

– А примерно также! – сказал он. – Только не на плечах, а впереди шла группа с лопатами, кирками, ломами, мотыгами, пилами и необходимым крепёжным материалом, который несли на плечах, эти тридцать километров по болоту и зарослям сплошь уложены стволами деревьев в поперек колеи по которой шли танки. Понадобилось более двух недель, чтобы преодолеть эти три десятка километров!

Советник комбата сообщил нам:

– Высшее ваше начальство решило сократить ваше пребывание здесь на полторы недели, значит у вас остаётся семь дней до убытия, обещали забрать вас отсюда вертолётом, так что будьте готовы! – я довёл это доброе сообщение до своих офицеров, которые встретили его на «Ура», а вечером после ужина отметили чарками с настоящей столичной, которая ещё оставалась в нашем НЗ. Всю эту неделю, мы старались восполнить все пробелы, оставшиеся в нашем обучении вьетнамцев. И так заработались, что забыли, что завтра нас заберут. Рано утром до восхода солнца вдруг загремел вертолёт и приземлился на площадку перед нашей скалой. Мы поняли в чем дело, моментально оделись, похватали свои чемоданчики, оставив свои припасы нашему советнику, быстро погрузились в вертолёт, который доставил нас на военный аэродром, недалеко от Ханоя.

ЧАСТЬ 25

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ АДА

Прямо с вертолёта нас подвели к АН-12, и только мы заняли места, он взлетел, взяв курс на Родину. Приземлились мы в Воздвиженке недалеко от Уссурийска. Оттуда автобусом доставили нас в Уссурийск прямо к Дому офицеров откуда нас отправляли. У Дома офицеров нас ждал помощник полковника Васильева, который не дал нам перекурить и пригласил к полковнику в его кабинет. Всё было, как и в прошлый раз. У нас забрали, выданные нам документы и вернули наши, вернули нам наше обмундирование и вещи. В последнюю очередь нам вернули заполненные расчётные книжки, и мы увидели, что эта командировка оплачена также щедро, как и кубинская. Васильев заставил каждого из нас написать отчёт о проделанной работе. После чего, поблагодарив нас за службу Родине вдали от неё и сказал нам самые радостные слова:

– Товарищи, вы свободны! – вместе со мной к нему подошло несколько моих товарищей, и я спросил его:

– Товарищ полковник, когда теперь готовиться к нашей встрече? – он рассмеялся, и показывая пальцем вверх произнёс:

– Борис, ты же знаешь, Господни пути неисповедимы! – мы пожелали ему доброго здоровья и вышли из Дома офицеров. Штабной автобус нас ожидал и отвёз нас в штаб Армии, где нас ожидал начальник отдела кадров. Принимал он нас по одиночке, и как старший, я зашёл первым. Мы тепло поздоровались, и я спросил:

– Куда теперь направит меня ваша властная рука? – мой вопрос ему понравился, и вполне фамильярным тоном, он произнёс:

– Борис, обстановка почти не изменилась, но должность командира батареи уже занята и для тебя остаётся одно место командира танковой разведроты Армейского разведбата в Чернятино! Я не забыл твою просьбу и при первой же возможности направлю тебя в танковый полк, а пока так! Езжай туда, вот тебе предписание, принимай роту, обустраивай жильё, вызывай семью! А так-как все автобусы туда уже ушли, а очередной будет только утром, то иди переночуй в КЕЧевской гостинице, а завтра утром уедешь! – я так и сделал. Половина моих ребят ночевали здесь же, и мы устроили импровизированный прощальный ужин. А утром я сел в рейсовый раздёрганный ПАЗик, который шёл в Чернятино и обратно. Эта колымага в движении скрипела на всех изобилующих на дороге ухабах, рытвинах и камнях, вздымая тучи пыли, которая оседала на головы и плечи пассажиров, так-как ветер был попутным, а корпус автобуса зиял щелями толщиной в палец и более. В Чернятино мы прибыли к девяти часам. Это был маленький посёлок, в котором находился довольно большой военный гарнизон, располагавшийся в отдельном отгороженном гарнизоне, построенном ещё в 1905 году, все постройки, которого смотрелись краснокирпично с отчётливо выраженными чёткими линиями обводов стен и крыш. В городке играл военный оркестр. От КПП шла прямая улица до конца городка, которая была заполнена колонными офицеров, я спросил у дежурного:

– Откуда столько у вас офицеров? – дежурный объяснил:

– Здесь дислоцируется дивизия фронтового резерва офицеров. Командир дивизии генерал, он же является начальником гарнизона, он установил ежедневный развод на занятия в девять часов, и этот режим неукоснительно соблюдается частями и подразделениями гарнизона! – всё это происходило от меня в трёхстах метрах. Дождавшись команды по местам занятий «Шагом марш», я пошёл искать командира разведбата, чтобы представиться ему, краем глаза, отмечая куда же пойдут офицеры на занятия, а они все шли строем в одном направлении, где заканчивались постройки и начинались парки боевой техники и далее за ними к реке Суй-фун, там на её берегу офицеры раздевались, что-то подстилали и ложились загорать, отдельные группы садились в кружок и было видно, как они рубятся в карты. Комбата я нашёл в парке. Это был крепко сбитый с темным загорелым лицом подполковник, на кителе, которого была пришита искусно сделанная из плексигласа большая наборная орденская колодка, в его черных петлицах были привинчены танковые эмблемы, увидев, которые я отметил про себя «Слава Богу танкист». Я представился ему, он протянул мне руку и назвал себя:

– Подполковник Дорохов! – вокруг него стояло шесть капитанов, которых он представил мне, как командиров рот батальона. Все они, как на подбор были моего роста крепко сбитые, загорелые и в их повадках и облике чувствовалось, что они физически сильны и имеют прямое отношение к тяжёлой атлетике, только один командир роты глубинной разведки был высок и походил на атлета, занимающегося баскетболом, огромные кисти рук комбата походили на небольшие ковшики экскаватора, который, возмущаясь навалом сложенными цементными блоками, с лёгкостью поднимал их, и разбрасывал вокруг, как кирпичи, одновременно, отчитывая командира роты БРДМ, который отвечал за этот участок парка. Каждый такой блочок весил сорок пять килограмм. Закончив отчитывать за беспорядок командира, он принялся за меня, расспрашивая:

– Где учился, служил и на каких должностях? – он внимательно выслушивал и запоминал, а когда я наклонился, чтобы снять, какую-то прилипшую к сапогу бумажку, он положил обе ладони на мой затылок и сказал:

– Ну-ка выпрямись! – я выпрямился рывком и он, упираясь руками в мою шею оказался оторванным от земли.

– Хватит! – сказал он, – Понимаю! Ты точно годишься в разведбат! Вижу, что спортом ты занимался не любительским! Учти, ежедневно все офицеры под моим руководством занимаются спортом в спортивном зале или в спортивном городке.

Приказал начальнику штаба построить батальон и представил меня всему личному составу батальона. Личного состава в батальоне было не густо, офицеры и механики водители укомплектованы были полностью из сержантов были только старшины рот и заместители командиров взводов. Из техники в моей роте оказалось десять танков Т-54-Б и три ПТ-76, были все механики водители, старшина роты и четыре сержанта, командиры танков в роли заместителей командиров взводов. Восемь танков Т-54-Б и два ПТ-76 стояли на кратковременном хранении, один ПТ и два Т-54 были учебнобоевыми предназначенными для повседневного обучения. Казарма для роты была оборудована на первом этаже двухэтажного здания и рассчитана на полный состав роты, а сейчас была заполнена кроватями в один ярус и то до половины своей емкости.

Встал на довольствие в офицерской столовой, сдав туда свой продатестат и деньги за обслуживание, поселился в батальонном офицерском общежитии в одной комнате вместе с Валеркой Астафьевым командиром роты глубинной разведки. В семнадцать часов 30 минут, Валерка потащил меня в спортзал на занятия по спорту, комбат был уже там, одетый в спортивную форму.

Занятия начались ровно в восемнадцать часов. По-видимому, для проверки меня, комбат поручил разминку провести мне, отведя на это 30 минут.

– Не многовато ли? – с просил я.

– Нормально! Сказал комбат. – У нас офицеры в спортивном отношении подготовлены!

– Хорошо! – сказал я.

А через 15 минут половина офицеров лежали на полу и дышали тяжело, комбат на это не реагировал и подбадривал меня:

– Продолжай, продолжай! Посмотрим, чего стоим мы и выдержишь ли ты заданный темп! – ведь я делал всё тоже, что и руководимые мною офицеры. Ровно через тридцать минут, комбат дунул в свисток. На ногах осталось нас четыре человека, три из которых, задыхаясь уперлись в стенку. Комбат подошёл ко мне и с просил:

– А почему ты не задыхаешься? – я сдвинул плечами и сказал:

– Природные данные, плюс предыдущие тренировки под руководством умелых тренеров! – комбат подумал и изрёк:

– Ты как машина, износу и цены тебе нет! – отдохнувшие после такой разминки офицеры не могли полноценно дальше тренироваться, комбат тренировку отменил и сказал:

– Впредь разминку будет проводить командир танковой роты в течении пятнадцати минут, а там посмотрим, какие ещё занятия он будет проводить по спорту!

ЧАСТЬ 26

В ОЧЕРЕДНОМ ОТПУСКЕ

В отпуску в этом году я ещё не был, так-как в Германии, заменяющимся там отпуск не представлялся, а прибыв сюда из-за командировки в нем тоже не побывал. К тому же сюда надо было перевозить семью. Посоветовавшись с Валеркой о жилье, он сказал мне:

– Не ходи и не проси, никто тебе ничего не даст, так-как его здесь нет, здесь есть с полсотни двухквартирных пустующих полуразграбленных домиков, в которых ранее жили офицеры. Возьми старшину и первого замком взвода, выберите любой, понравившийся домик поближе к службе, а дальше они знают, что делать! Я так и сделал. Через четыре дня, старшина пригласил меня посмотреть готовую для меня квартиру. Половина домика смотрелась, как новая, всё сияло снаружи и внутри, и даже для пробы была растоплена плита и печь, завалинка вокруг дома была восстановлена, крыша починена. Я только развёл руками, не ожидая так добротно починенного домика. Поблагодарив старшину за проделанную работу, я спросил его:

– А, что, Николай, приеду с отпуска всё это будет таким же?

– Товарищ капитан, всё будет в лучшем виде, вы только закажите, чтоб вам подвезли к дому тонн пять угля на целую зиму, а остальное моя забота, на то я и старшина! – организовав и осмотрев жильё, доложил комбату, что готов отправиться в отпуск.

– Хорошо! – сказал он. – Иди, оформляй документы, и завтра уже не приходи на службу! – я так и сделал. К вечеру все документы были готовы, а утром, взявши маленький чемоданчик, направился к остановке автобуса. И только сел на лавочку, услышал голос своего старшины:

– Товарищ капитан, товарищ капитан, подождите! – мой старшина бежал ко мне с моим большим чемоданом и с какой-то бумагой в руке. Автобус уже пылил на горизонте. А задыхающийся от бега старшина говорил мне:

– Начальник штаба распорядился доставить вам все ваши вещи и вот это предписание, а на словах сказал: «Что звонил начальник отдела кадров Армии и сказал, что если вы согласитесь, то уже в Чернятино не вернётесь». – от радости у меня застучало в сердце. Значит не забыл начальник отдела моей просьбы, и умеет выполнять обещанное. Попрощавшись со старшиной, сел в автобус, прибыл в Уссурийск, на КПП оставил свои чемоданы и пошёл к начальнику отдела кадров. Начальник отдела кадров встретил меня радостным сообщением, объявив:

– Борис, тебе повезло! К нам по замене прибыл из Польши капитан, вот он сидит. Он прибыл с роты плавающих танков, а замена ему в танковый полк на средние танки, а он не хочет, хочет, чтобы у него были плавающие, которые он знает! А в твоей роте скоро все средние танки заменят на плавающие, как ты, Борис, смотришь на перемену местожительства, ты, наверное, уже не хочешь в Чернятино?

– А, что вы предлагаете? – спросил я.

– Я предлагаю тебе должность командира танковой роты в 141 Гвардейском танковом полку 40-ой мотострелковой дивизии, дислоцирующейся в посёлке Смоляниново, находящегося в 120 километрах от Уссурийска и 85 от Владивостока! Ты согласен?

– Да, хоть к Чёрту на кулички, если там есть танковый полк!

– Ну тогда пошли!

– Куда? – спросил я.

– К Командующему Армии! Он приказал, что если в этот полк прибудет офицер из Германии, то привести к нему на беседу! – мы поднялись на второй этаж, адъютант сказал:

– Можно заходить! – мы зашли. За столом сидел плотный генерал, его мужественное лицо восточного типа было красиво, а когда он поднялся, то по росту был чуть, чуть выше меня. Начальник отдела доложил ему о представлении меня к нему на беседу. Он усадил нас обоих, а перед ним на столе я увидел своё личное дело и ещё какую-то бумагу, как потом я понял – это был отзыв командира разведбата.

Командарм генерал-лейтенант Репнин с первого же взгляда внушал у каждого уважение к нему и при первом же общении – это чувство только увеличивалось потому, что он, разговаривая с каждым ставил себя в равные с ним положение, не навязывал свое мнение, стараясь, сначала узнать мнение собеседника, а когда приказывал, то говорил исключительно обыкновенным голосом, не делая ни на одном слове ударения, но говорили, «Горе тому, кто его приказ извратит или не до конца исполнит». Неторопливо и спокойно, он проверял всех и всё. Поэтому его все уважали и побаивались. Командарм по-видимому уже прочитал моё личное дело и отзыв командира батальона и спросил:

– А почему вы, капитан, хотите именно в танковый полк? – я ответил:

– Потому что начал свою службу именно в танковом полку, поэтому туда и хочу!

– Добро! – сказал командарм. – Мы предоставим тебе такую возможность, но поверь мне, отдыхать там тебе не придётся, если ты рассчитываешь, что там дивизия скадрованного состава, я тебе обещаю, подразделение полного состава! – и постучал пальцем по моему личному делу. – С таким опытом и результатами по службе необходимо обучать несокращённый, а полный состав подразделения! Ты понял меня? – спросил он. Конечно, из этого я ничего не понял, и порешил, что командарму и надлежит быть строгим и смотреть вперед. Пожелав мне успехов на новом месте службы, командир отпустил меня, а с начальником отдела кадров, он разговаривал ещё некоторое время. Дождавшись начальника, который вручил мне предписание в 141 Гвардейский танковый полк, его помощник проводил меня до остановки автобуса, который шёл на Находку, усадил меня в него, и я уехал. Через три часа прибыл в Смоляниново. Остановка автобуса оказалась, как раз у дороги, идущей к КПП военного городка. Военный городок был большой. С посёлком разделяла железная дорога. Проходящий мимо меня старшина танкист, увидя мои чемоданы спросил:

– Не к нам ли в полк?

– Если в танковый – то к вам! – старшина подхватил мой большой чемодан, и мы пошли в полк, казармы, которого начинались сразу за КПП. Старшина мне представился, как старшина первой танковой роты, а у меня было назначение на восьмую танковую роту. Подойдя к штабу полка, увидел несколько офицеров среди, которых выделялся крупный полковник с красивыми чертами лица, широкими плечами и красивой осанкой. Мне старшина сказал:

– Это командир! – я подошёл к нему и представился:

– Товарищ полковник, капитан Каганский в ваше распоряжение прибыл! – командир полка полковник Булычевский доброжелательно пожал мне руку т сказал:

– Быстро же ты прибыл! Час назад мне позвонил комдив о том, что командарм присылает в полк офицера из Группы Советских Войск в Германии, а ты уже здесь! Хорошо, иди оформляйся и заходи ко мне, я представлю тебя комбату, и начинай служить, и не удивляйся нашей службе, у нас всё куцее, а задачи, как на развёрнутое, которое выполнять некому, а надо! Поймёшь потом.

В третьем батальоне подполковника Канахина по штату были все офицеры, все механики водители и три старшины рот. Танки, окутанные брезентами, стояли под открытым небом на голой земле, что грозило зимой подморозки гусениц, и эта была проблема, которую необходимо было решать уже сейчас. Но она не решалась. Говорили, что где-то заготавливается для этого лес, но ничего не происходило. Зная, чем это грозит, я поставил своим офицерам задачу, собрать большие камни, которые в изобилии сразу же за забором парка валялись на склоне сопки, а танки по одному стащить со своих мест на длину и ширину гусениц прокапать ровики на глубину в два штыка, заполнить их крупными камнями, а в расщелины набить мелких камней или щебня. Для этой работы мне пришлось пойти на риск и снять всех своих десять механиков, работающих на установке опор под крышу склада боеприпасов, но другой возможности не было, набрали камней на какой-то колымаге подвезли их к танкам, и к вечеру для каждого танка под гусеницы сделали каменные постаменты, подняв танки примерно на 20—25 сантиметров выше уровня грунта. К исходу дня начальник тыла заметил отсутствие моих солдат на складе, прибежал ко мне возмущённо ругаясь. У меня уже все работы были завершены и в ответ я ему сказал:

– Товарищ подполковник, ведь добыча леса для лежней под танки, наверное, не моя забота, а коли их нет, я вынужден принимать другие меры! Спасая танки от примерзания к грунту, своё дело я сделал, а ваше на складе мы завтра перевыполним! – подполковник Киселёв ещё немного поорал, грозя мне взысканием от командира полка.

Ночью пошёл сильный холодный дождь. К утру переросший в снег. В десять часов меня вызвали к командиру полка. Я пришёл, представился. В кабинете у командира сидел подполковник Киселёв и, я понял кому обязан вниманием командира. Полковник Булычевский спокойно спросил меня:

– Товарищ капитан, почему вчера вы без разрешения сняли своих солдат со склада боеприпасов? – я объяснил:

– Товарищ полковник, в моих обязанностях написано, принимать немедленно необходимые меры для поддержания боеготовности своего подразделения! Вот, я и понял, что эти меры надо принимать немедленно потому, что будет поздно!

– А что же ты делал такое важное?

– Я поднял танки на каменные постаменты!

– Зачем? – спросил полковник? – и добавил, – Они, что памятники?

– Нет, товарищ полковник, сегодня они могли все примерзнуть к грунту, посмотрите, что делается за окном, там же уже гололёд! – полковник вскочил, вышел в коридор и сказал дежурному:

– Командирам подразделений немедленно в парк! – а мне и Киселёву показал рукой следовать за ним. Холодный, порывистый северный ветер гнал колючий снег, а под снегом уже сформировалась ледяная корка, стянувшая землю.

Прибыв в парк на стоянку танков увидели, что вся поверхность залита тонким слоем воды, которая уже успела замёрзнуть, и все девяносто танков стояли примороженные нижними ветвями гусениц к грунту, исключение составляли мои десять танков, стоящих гусеницами на камнях сантиметров десять выше льда. Полковник Булычевский стоял, глядя на замёрзшие во льду гусеницы танков чесал затылок и зло смотрел на Киселёва, растягивая слова говорил:

– А ведь лежни и материал на них надо было поставить ещё в сентябре! А теперь будем выдирать танки изо льда! – я понял, что инцидент со мной завершён и им всем далеко не до меня. Однако, когда я подошел к КТП, командир позвал меня к себе и сказал:

– Молодец, ты поступил правильно и верно! Но тебе немедленно надо оформляться в отпуск и привозить сюда семью!

– Товарищ полковник, а у меня же жилья то нет, куда семью везти? – командир подозвал Киселёва и сказал:

– Реши вопрос с жильём для капитана! – Киселёв взял меня под руку, вывел за КТП и показал в сторону, где стояло множество двухквартирных домиков.

– Это Северный городок. – сказал он. – В нём сто двадцать пять домиков, заселены только шестьдесят два, из пустующих выбирай любой, ремонтируй, а ордер я тебе выдам, и не забудь заготовить угля. Уголь закажи в дивизионной КЭС!

Забрав с роты старшину, мы пошли в городок, выбрали домик, в котором были целыми двери и одно окно. Внутри требовалось перетяжка полов, установка подоконников, ремонт плиты и установка окон каждой из двух комнат. Старшина в этих вопросах разбирался лучше меня и заверил:

– Товарищ капитан вы езжайте в отпуск, а мы всё сделаем до вашего приезда! – я так и сделал и на второй день купил билет на самолёт с аэродрома Озёрные ключи до Одессы, и 28 декабря убыл в Одессу, а оттуда в Раздельную, где меня ждали мои родители и Валя с детьми. Отпуск у меня был длинным до шестого марта.

Как обычно в отпуске посетил всех своих друзей и добрых знакомых. Съездили в Кировоград к Валиным родным и в этих посещениях и поездках незаметно прошёл отпуск. Наши детки незаметно для меня подросли и крепко стояли на своих ногах. Приобрели билеты через Москву. Самолёт делал посадки в Москве и Новосибирске. Совершив посадку в Новосибирске для дозаправки, мы попали в разыгравшуюся метель, и аэродромный тягач не смог добуксировать самолёт к заправочному терминалу, пока расчищали снег в самолёте стало холодно, а когда подогнали самолёт к терминалу, нам пассажирам предложили на время заправки выйти из самолёта, и зайти в барак, который заменял начинавшийся строиться аэропорт. До него было метров двести, а снегу было выше колен. Наша сотня человек, пыхтя и, матерясь преодолевала высокие сугробы. Валя несла на руках Ингу, а я нёс Ольгу. Зайдя в этот барак, мы ничего не выиграли, здесь было ещё холоднее чем под открытым небом, единственное утешало, что сверху не сыпался снег. Никаких лавок, скамеек и стульев не просматривалось. В углу лежало несколько собранных автомобильных колёс, я их поставил друг на друга, Валя расстелила на них шаль и усадила детей. Заправка почему-то длилась долго. Прошло часа три, пока нам объявили посадку, и слава Богу, какая-то добрая душа расчистила бульдозером нам дорогу к самолёту. А через три с половиной часа, мы приземлились в аэропорту Озерные ключи, из которого на такси прибыли в Смоляниново в свой домик, который смотрелся ухоженным, покрашенным и побелённым. Старшина постарался. Дверь была не заперта, в домике было тепло, натоплено, четыре солдатских койки были заправлены по-солдатски аккуратно и красиво. Возле плиты на широкой скамейке растянувшись во весь рост похрапывал мой механик водитель Коля Жигаровский. Во дворе дул пронзительный холодный и мокрый ветер, а здесь в домике было тепло и уютно. Детишки сразу раскраснелись, расстегнулись и стали обследовать новое жильё. Валя прижала свой палец к губам, чтобы не шумели, но Николай услышал детскую возню, проснулся, вскочил и произнёс:

– Здравия желаю, товарищ капитан! С приездом вас всех!

– Спасибо, Коля! Как там в роте дела?

– Всё нормально, товарищ капитан, только вот говорят, что вы будете переведены от нас в первую роту! Если будете уходить, заберите и меня с собой! – затем он показал где сарайчик со сложенным в нём углём, где находится рабочая колонка с водой, и где лежат нарубленные дрова. А в шкафчике показал свежий хлеб, сахар, соль, а под столом вещмешок с картошкой и свёрток с тремя огромными солёными кетинами.