Текст книги "Кавказ. Выпуск XV. Постижение Эльбруса"

Увидев нас, неизвестные альпинисты что-то кричат. Мы отвечаем, но расстояние очень велико, и мы не понимаем друг друга. С волнением спешим к подножию вершины и вскоре здороваемся с незнакомцами. От избытка чувств обнимаемся. Еще бы! Встреча в горах, на больших высотах, да еще в то время, когда обе группы думают, что они одни затерялись среди Кавказских гор. Разве это не событие!

Знакомимся. Альпинисты сообщают, что возобновил работу единственный уцелевший за время войны альплагерь «Локомотив», они возвращаются туда – это первый спортивный подъем послевоенного периода. Мы горячо поздравляем «с вершиной» и приглашаем отметить это событие. Подходим к лагерю, усаживаем гостей «за стол» – расстеленную на снегу палатку, принимаемся потчевать гостей.

Широко раскрыв глаза, они смотрят на доставаемые нами из рюкзаков продукты. Тут есть и копчености, шоколад и другая снедь. Угощая, с аппетитом едим сами. Новые знакомые рассказали о неурядицах, неизбежно возникающих при рождении и становлении альплагеря. Почти нет снаряжения, а имеющееся неважного качества. Старые, довоенные палатки – как решето, а новых пока не удалось достать. С питанием очень плохо, не хватает хлеба и сахара, почти нет консервов, а о деликатесах, как, например, шоколад, можно только мечтать. При восхождении альпинисты питаются кукурузными консервами, картошкой, селедкой и сухарями. В заключение они знакомят нас с планами восстановления туристских баз и альпинистских лагерей Кавказа. Сердечно прощаемся и просим передать армейский привет всем жителям лагеря.

В конце августа вместе с Германом Ефимовым решаем штурмовать «пятерку», нужную нам обоим для получения звания мастера спорта. Тщательно подготовившись и проконсультировавшись, вышли из Местии для совершения восхождения на вершину Тихтенген по «пятерочному» маршруту. Преодолев многокилометровые подходы по горным тропам и бездорожью, достигли по Дзинальскому леднику перевала Китлод, третьей (высшей) категории трудности. Спустившись по нему в Кабардино-Балкарию, начали свое восхождение с ледника Кулак по западному гребню Тихтенгена.

Особенно сложным оказался переход с ледника на гребень, да и сам гребень не отнесешь к разряду легких – сплошные «жандармы» (скальные башни, преграждающие путь), некоторые удавалось обойти, но большинство брали «в лоб» трудным скалолазанием. Вылезешь на вершину очередного «жандарма», а за ним виднеется другой, еще более сложный и кажущийся неприступным. Но мы упорно продвигались к высшей точке.

Как-то вечером, выравнивая очередную площадку для ночлега, Герман наткнулся на заржавленную банку из-под консервов. Осторожно вскрыв ее, обнаружили полуистлевшую записку англичан, ночевавших здесь в 1903 году.

Находка заинтересовала. Покопавшись более тщательно, нашли еще две банки консервов, вмерзшие в гребень. Одну из них пробило молнией, и ее содержимое превратилось в какую-то бесформенную выцветшую массу. Другая хорошо сохранилась, на ржавой поверхности рассмотрели какие-то медали, очевидно, фабричную марку, и две рыбки, плывущие навстречу одна другой.

Вскрыли ее. Замерзшие консервы настолько хорошо сохранились, что казалось, будто они оставлены здесь вчера, а не сорок два года назад! Попробовали по малюсенькому кусочку. Понравилось. Консервы вкусные и ароматные. Посмотрев друг на друга, съели еще немного. Ждем рези в желудке и других симптомов отравления. Проходит час, другой – никаких признаков. Тогда Герман достает галеты, мы вооружаемся ложками и съедаем все содержимое банки.

До вершины мы дойти не смогли. При подходе к «стенке Попова» (трудная, почти отвесная башня, преграждающая путь недалеко от вершины Тихтенгена) на нас обрушился мощный снегопад. В час дня, прервав движение и спустившись немного с гребня, укрылись в наскоро поставленной палатке. Снег падал весь день и почти всю ночь, иногда налетали сильные порывы ветра, угрожавшие сорвать плохо закрепленную палатку. Но вот наступило утро, а вместе с ним тихая солнечная погода. Мы вылезли из палатки и осмотрелись. Все кругом белым-бело. О продолжении подъема нечего и думать, скалы заснежены, и зацепок для рук и ног найти невозможно.

Надо отступать, будучи почти у цели. Обидно и очень досадно. Самое опасное и трудное позади, мы считали вершину уже «своей», и вот полный крах наших надежд!

Дожидаться, пока растает снег, мы не могли – завтра контрольный срок нашего возвращения в Местию, да и продукты уже были на исходе. Учтя все это, донельзя удрученные, скрепя сердце уходим вниз. Спуск по сыпучим, заснеженным крутым скалам – очень сложное дело.

Только к вечеру по обычному «четверочному» пути с большими трудностями спустились к перевалу Семи, где и заночевали. На следующий день, вернувшись на базу, рапортовали начальнику сборов капитану Ивану Марру о неудавшемся восхождении.

В сентябре в горах начались снегопады. Прекратив сборы, мы возвращались в свои части. В городе Зугдиди встретили группу грузинских альпинистов, ехавших на штурм Ушбы с Тульского ледника через седловину. Это – один из труднейших путей, никем еще не пройденный. Пожелав им успешного восхождения и сообщив о начавшейся непогоде, распрощались. Уже позднее мы узнали, что грузинские альпинисты Алеша Джапаридзе (руководитель), К. Ониани и Н. Мухин, поднявшись по этому маршруту на северную Ушбу, погибли при возвращении с седловины от сорвавшейся лавины.

Длительные поиски, проводившиеся в разыгравшуюся непогоду, в чрезвычайно сложных метеорологических условиях высококвалифицированными альпинистами Александрой Джапаридзе, братьями Виталием и Евгением Абалаковыми, Николаем Гусаком и другими, не дали никаких результатов. Только двенадцать лет спустя грозная Ушба вернула свои жертвы. Погибших обнаружили на Тульском леднике альпинисты, совершавшие восхождение по пути Алеши Джапаридзе. Их опознали по клочкам одежды и по предметам, находившимся в карманах…

В начале 1946 года окончилась моя армейская жизнь. Демобилизовавшись, вернулся в Москву, а потом снова уехал на Кавказ.

Жизнь возвращается на Эльбрус

Возрождение альпинизма и туризма началось уже в первый послевоенный год. Три альпинистских лагеря удалось частично восстановить и они приняли первых спортсменов, начав учебную работу. Одним из них стал «Локомотив» в ущелье Адыл-су. Впервые после многолетнего перерыва, вызванного войной, в него прибыли молодые физкультурники. Под руководством довоенных инструкторов они упорно овладевали техникой альпинизма и в том же году совершили зачетные и спортивные восхождения.

Второй открылся на Западном Кавказе в Домбае. В него съехались члены добровольного спортивного общества «Наука». В Цейском районе Северной Осетии начал действовать альплагерь «Медик».

Все три лагеря за лето пропустили около 800 человек, 500 из них после теоретической и практической учебы были награждены первыми послевоенными нагрудными значками «Альпинист СССР».

Началось восстановление разрушенных и создание новых альпинистских лагерей и туристских баз на Северном Кавказе. А на Западной вершине Эльбруса был вновь установлен высочайший триангуляционный пункт Кавказа силами взвода военных геодезистов под командованием лейтенанта Козлова.

* * *

…1946 год. По необозримым снежным просторам величавого Эльбруса, в направлении Приюта одиннадцати движется цепочка людей в штормовых костюмах с ледорубами в руках. На глазах поблескивают солнцезащитные очки. Идут медленно, в связках, часто делают остановки для отдыха, сбрасывая при этом с плеч большие, тяжелые рюкзаки, рассматривают окружающую панораму.

Двуглавый Эльбрус, давно не видевший людей, милостиво встречает прекрасной июльской погодой альпинистов, которым в ознаменование 25-летия Кабардино-Балкарской АССР выпала честь первого послевоенного восхождения на Восточную вершину.

На Эльбрусе спортсменов поразили запустение и тишина. Вокруг «Приюта одиннадцати» и на ближайших скалах сохранились пулеметные гнезда, разбросаны стреляные патронные и снарядные гильзы, ящики из-под мин и снарядов, различное военное снаряжение. Вокруг бывшей метеостанции «Приют девяти» такое же мертвое запустение и следы пронесшейся здесь войны. Эти места давно никем не посещались, что сразу же бросилось всем в глаза.

Сиротливо и одиноко чувствовали себя альпинисты. За каждым камнем Приюта одиннадцати и Приюта девяти притаилась смерть. Одного неосторожного, неосмотрительного движения достаточно, чтобы подорваться на минах, которые могут находиться всюду, даже в самых неожиданных местах. Любители трофеев с вожделением посматривали на разбросанное кругом «богатство», но, предупрежденные об опасности, не осмеливаются собирать брошенное.

Альпинисты покинули склоны Эльбруса, ставшие после войны неуютными и даже чужими. И вновь на них воцарилась тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра.

В Терсколе, бывшем до войны центром военного альпинизма и научных баз многочисленных эльбрусских экспедиций, также все взорвано и сожжено. Развалины поросли высоким бурьяном. Лишь в одном сохранившемся домике теплилась жизнь. Странно выглядели среди всеобщего разорения зеленые квадратики возделанного огорода, коровы, ходившие неподалеку, и ребятишки, игравшие возле дома.

На поляне Азау, куда летом съезжались балкарцы семьями для ухода за пасущимся скотом, не было ни людей, ни стад. Лишь не тронутая никем сочная трава, достигавшая почти человеческого роста, уныло шумела на ветру.

* * *

В 1947 году советский народ праздновал тридцатилетие Великого Октября. Вся страна готовила подарки Родине к этой знаменательной дате.

Наши альпинисты решили совершить гигантский траверс всех вершин Главного Кавказского хребта от Эльбруса до Казбека, протяженностью более 250 километров.

Весь Главный хребет разделили на 30 самостоятельных участков, для прохождения каждого из них была назначена отдельная группа. В траверсе участвовало 500 альпинистов и среди них шесть заслуженных мастеров спорта СССР и 15 мастеров.

Первый участок включал обе вершины Эльбруса. Его прошли Андрей Малейнов, Костя Спиридонов и Вадим Гиппенрейтер.

Спортсмены поднялись на Западную вершину по юго-восточному склону. При спуске к седловине погода испортилась, подул ураганный ветер. Отсиживаясь в полуразрушенном домике приюта, лыжники почти двое суток ожидали улучшения погоды (памятную записку об этой вынужденной остановке мы обнаружили в хижине в 1950 году, когда приводили ее в порядок). Затем они поднялись по западному склону на Восточную вершину. Заменив записку предшественников – альпинистов Кабардино-Балкарии, побывавших здесь в прошлом году, – своей, быстро съехали вниз в Ирикское ущелье, «потеряв» за короткое время более 3500 м высоты. На шестой день спортсмены вернулись в альплагерь «Большевик» и доложили штабу траверса о благополучном прохождении своего участка.

В течение 1948 года ледяное безмолвие Эльбруса не нарушалось человеком. Лишь в июне 1949 года на его склонах появились сотрудники экспедиции Академии наук СССР, спешившие на Приют одиннадцати для организации зимовки.

* * *

Из всех альпинистских и туристских сооружений сохранилось только здание отеля на Приюте одиннадцати, но вид его, безусловно, не соответствовал нашему представлению о благоустроенной гостинице. Фасад изрешечен пулями и осколками от снарядов и авиабомб, крыша местами сорвана, вместо окон и дверей зияли провалы. В довершение всего помещение сверху донизу забито слежавшимся снегом. Вспомогательное здание котельной-дизельной также разрушено прямым попаданием авиабомбы.

Первая фундаментальная постройка на Эльбрусе – метеорологическая станция «Приют девяти» находилась в таком же плачевном состоянии.

Сохранилось, но вместе с тем и сильно пострадало здание высокогорного приюта «Седловина». Хижину внутри полностью забило многолетним слежавшимся снегом, проникшим внутрь через выбитые окна и сорванную дверь. Наружная обшивка стен и крыша сорваны ветрами. От тамбура, через который некогда шел вход в хижину, не осталось и следа.

В те годы не было хозяина над эльбрусскими постройками и никто не интересовался их состоянием. Когда в 1949 году Академия наук СССР обратилась в Центральное туристско-экскурсионное управление ВЦСПС с просьбой о передаче ей в аренду на пять лет «Приюта одиннадцати», просьбу немедленно удовлетворили. Правда, с оговоркой, что экспедиция АН СССР, для нужд которой передавалось здание, в течение пятилетнего срока полностью его восстановит и будет в течение этого времени предоставлять бесплатные ночлеги альпинистам в комнатах второго этажа, которые должны быть срочно отремонтированы и благоустроены.

В 1949 году дорожники заново построили автомобильную дорогу между Терсколом и «Ледовой базой», разрушенную за годы войны оползнями и обвалами. Там, где ранее проходил только вьючный транспорт и трактора, открылось движение для автомашин. Местами дорогу проложили по более удобной местности, по более пологому рельефу. Наиболее крутой и затяжной подъем перед выходом на «Ледовую базу», где пришлось немало потрудиться строителям дороги, назвали в честь их бригадира «Цибулипским». Это название укоренилось и его употребляют в настоящее время.

Тогда же эльбрусская экспедиция приступила к восстановлению «Ледовой базы» и «Приюта одиннадцати». Примитивность постройки на «Ледовой» не вызвала трудностей в ее ремонте, зато ремонт и реконструкция «Приюта одиннадцати» потребовали гораздо больших усилий.

Прежде всего следовало очистить трехэтажное здание от снега и льда. Работа, на первый взгляд, простая и бесхитростная, но если вдуматься, люди, выполнявшие ее, фактически совершали подвиг – в любую минуту могла взорваться немецкая мина. К счастью, все обошлось благополучно – при бегстве гитлеровцы не успели заминировать здание.

Впервые после долгих лет войны оживились эльбрусские просторы. Заново пришлось прокладывать «ледовую трассу» – несколько в стороне и выше довоенного пути, ведь за десятилетие ледник «сполз» и его трещины переместились на новые места.

Вновь по снежным полям Эльбруса потянулись караваны лошадей и ослов, перевозивших для ремонта «Приюта одиннадцати» строительные материалы, топливо, продукты и приборы для предполагавшейся зимовки.

* * *

В августе 1949 года на Эльбрус поднимались 60 участников второй послевоенной Альпиниады Кабардино-Балкарии. В рюкзаках они несли все необходимое для ночлега в необжитом месте. Встреча с работниками экспедиции, занятыми восстановлением знаменитого отеля, была для них полной неожиданностью. Альпинисты немедленно включились в работы, производившиеся на приюте. Ночевали уже не в палатках, которые стали ненужными, а в здании. Это ли не блаженство! А еще через несколько дней совершили запланированное восхождение и покорили Восточную вершину Эльбруса.

К зиме экспедиция успела закончить первоочередные ремонтные работы. Снаружи здание приняло довоенный вид – «залатали» местами сорванную железную обшивку. На первом этаже, частично очищенном от льда, устроили топливный склад, где хранились уголь и дрова. Второй этаж тоже привели в относительный порядок, часть его комнат загрузили немецкими трофеями – поврежденными радиостанциями, бензиновыми двигателями и радиодеталями. В бывшей столовой сложили большую плиту, которая больше годилась для «обкуривания» здания, чем для приготовления пищи и обогрева. Ее так неудачно сконструировали, что весь дым оставался в помещении – она не дымила лишь при северном ветре, который очень редок на Эльбрусе. Третий этаж отремонтировали более тщательно – он предназначался для сотрудников экспедиции. В одной из комнат устроили маленькую кухню, а соседнюю приспособили под столовую. Настоящим торжеством для будущих зимовщиков обсерватории «Эльбрус» явился пуск центрального отопления на базе новой котельной. Небольшой бензиновый движок типа Л-6, выхлопы которого по вечерам нарушали снежное безмолвие, залил здание электрическим светом.

Так после восьмилетнего перерыва высокогорная обсерватория Эльбрусской экспедиции Академии наук СССР, руководить которой назначили одного из старых эльбрусцев, заслуженного мастера спорта СССР Александра Игнатьевича Сидоренко, вступила в строй.

Кстати сказать, зимовщики зажили не хуже, чем до войны. Уют создавала соответствующая меблировка комнат-кают, мягкий электрический свет, нормальная комнатная температура. К услугам были радио, различные музыкальные инструменты, патефон, настольные игры и хорошая библиотека. В свободное время устраивались лыжные соревнования, ведь лыжами здесь можно пользоваться круглый год, подъем же и спуск без них в зимнее время почти невозможен.

Но недолго просуществовало наспех отремонтированное центральное отопление. Под Новый год в трескучий мороз замерзла в трубах вода и они полопались. Пришлось срочно устанавливать железные печи – «буржуйки», отапливаться дровами и углем. Тепло стало лишь в жилых комнатах, а по остальным «прогуливался» мороз.

Кое-как перезимовали. Летом отопление отремонтировали, но с наступлением морозов повторилась та же история.

В 1950 году на Старом Кругозоре выстроили каменный домик, служивший промежуточной базой при подъеме сотрудников ЭКНЭ на «Приют одиннадцати», и восстановили приют на Седловине Эльбруса, для ремонта которого доставили около двух тонн разных стройматериалов. В условиях высокогорья осуществить такое сложное мероприятие удалось лишь с помощью малоизвестных в то время яков, завезенных экспедицией специально для этой цели. В горах Тибета они являются единственным надежным видом транспорта. Яки привычны к большим высотам, неприхотливы к пище, прекрасно выносят суровый климат высокогорной зоны.

При первых попытках подъема на седловину животные не могли преодолеть глубокий снег, лежащий выше Приюта Пастухова. В середине августа, когда пропала всякая надежда на благоприятные условия, неожиданно поднялся юго-восточный ветер, сдувший с южных склонов часть снежного покрова. Предпринятая очередная попытка транспортировки грузов яками увенчалась полным успехом. В дальнейшем эти животные доставляли груз даже на Восточную вершину Эльбруса.

Мне поручили восстановление приюта «Седловина». В конце августа вместе с жителями Нальчика братьями Букатовыми мы поднялись на седловину. Нечего и говорить, наружный осмотр нас не обрадовал. Скрепя сердце, принялись освобождать хижину от ледяного плена.

Работали очень осторожно, опасаясь немецких мин, но обнаружили лишь «визитную карточку» малейновской группы, да немецкий консервированный хлебец изготовления 1935 года!

В отличие от прежних лет, в помещении приюта поставили железную печь, в которой в хорошую погоду прекрасно горели дрова и местный длиннопламенный каменный уголь. Снаружи для ветронепроницаемости здание обили оцинкованным железом. Вместо хрупких стекол в рамы вставили толстый пятимиллиметровый плексиглас. Соорудили входной тамбур. На больших высотах, от пяти тысяч метров и выше, трудоспособность человека сокращается более чем на 50 процентов. Разреженность воздуха, кислородное голодание порождают апатию, общую слабость, быструю утомляемость, головные боли – горную болезнь.

Каждое резкое, нерассчитанное движение вызывает одышку и сердцебиение, поэтому часто, слишком часто нам приходилось отдыхать. Десять дней продолжался ремонт приюта, все это время стояли прекрасные августовские дни без единого облачка на фиолетовом небе. Последний придирчивый осмотр, и мы, удовлетворенные, уходим вниз. Высочайший в мире высокогорный приют «Седловина» вновь вступил в строй действующих.

В начале сентября того же года на седловине царило необычайное оживление. Альпинистские группы совершали восхождения, ежедневно курсировали яки, доставлявшие аккумуляторы, металлические мачты, провода и приборы для автоматической метеорологической станции (АРМС). Появление на Эльбрусе яков, сопровождаемых даргинцем Магомедом Ибрагимовым, было далеко незаурядным явлением. История освоения Эльбруса подобного еще не знала: четвероногие «альпинисты», да еще с грузом в сто килограммов, на вершине появились впервые.

Летний сезон закрыли работники обсерватории «Эльбрус», установившие на Восточной вершине АРМС. Ее дюралевая мачта, укрепленная стальными растяжками и на десять метров «приподнявшая» вершину, отлично просматривалась с Приюта одиннадцати, Ледовой базы и даже с горы Чегет, находящейся на противоположном склоне Баксанского ущелья. К сожалению, метеостанция, дававшая ценные данные о погоде высокогорья, простояла недолго, месяца через два ее мачту сорвало ураганными ветрами.

Летом 1950 года на Эльбрусе появились еще две научные экспедиции. Одна из них принадлежала Тбилисскому государственному университету. На Ледовой базе грузины возвели здание необычайной цилиндрической формы, обитое дюралюминиевыми листами и прозванное «баком», в котором они изучали космические лучи. Там же жили зимовщики. Однако суровый климат и трудности работы в высокогорье не понравились южанам, привыкшим к теплу и солнцу, уже в 1952 году они перебазировались в Тегенекли, где и продолжали свои исследования на высоте 1600 м.

Другая экспедиция принадлежала Институту физиологии имени Богомольца Академии наук Украинской ССР. Следует вспомнить, что еще в 1929–1934 годах на Эльбрусе проводили эксперименты экспедиции Казанского госуниверситета, возглавляемые профессором Николаем Николаевичем Сиротининым, они изучали горную болезнь, а также изменения нервной системы под влиянием факторов высокогорья. В 1935–1940 годах исследования того же профиля осуществляла экспедиция Академии наук УССР под его же руководством. Вместе со своими сотрудниками Сиротинин неоднократно поднимался на обе вершины Эльбруса, где провел серию научных опытов.

В 1950–1952 годах научная группа Института физиологии вела исследования по расширенной программе совместно с экспедицией Геофизического института Академии наук СССР. Начиная с 1953 года, Институт физиологии имени Богомольца организовал свою собственную экспедицию. Она осуществила серию систематических научных исследований под руководством действительного члена Академии медицинских наук СССР профессора Сиротинина.

Украинские физиологи добились положительных результатов в опытах по лечению кислородным голоданием болезней легкой шизофрении и астмы. «Сиротининцы», как любовно прозвали сотрудников украинской экспедиции, еще в 1952 году начали монтаж сборных домиков на разных высотах.

Основную базу они построили в Баксанском ущелье невдалеке от поселка Терскол, вторую на Новом Кругозоре и третью в районе 105-го пикета[77]77
  Во время строительства автодороги между Терсколом и Ледовой базой вся трасса была разбита на стометровые участки – пикеты. Небольшая горная поляна перед крутым взлетом на Ледовую, где находилась 105-я стометровка, носит название «105-й пикет».


[Закрыть]. В 1960 году дом физиологов вырос и на Ледовой базе. С тех пор летом на базах появляются сиротининцы вместе с подопытным «зоологическим садом». Своим присутствием они вносят оживление в однообразную жизнь постоянных «жителей» Эльбруса.

Украинцы начинают свои работы в Терсколе, после необходимой акклиматизации продолжают их уже на Новом Кругозоре, работают там некоторое время, затем поднимаются еще выше и наконец останавливаются в зоне вечных снегов на Приюте одиннадцати и Приюте Пастухова.

Летом 1951 года обсерваторию «Эльбрус» посетили начальник Эльбрусской экспедиции Академии наук СССР, участник знаменитого дрейфа папанинцев Герой Советского Союза, действительный член Академии наук СССР Евгений Константинович Федоров и заслуженные мастера спорта СССР «старожилы» здешних мест Александр Михайлович Гусев, Николай Афанасьевич Гусак и Александр Игнатьевич Сидоренко.

В уютной столовой на третьем этаже после товарищеского ужина Евгений Константинович вспомнил о днях, проведенных на Северном полюсе, на дрейфующей льдине. Гусев рассказал о том, как он, Корзун и Горбачев впервые в истории зимовали на Эльбрусе, как вместе с Корзуном еще в 1934 году совершили первое зимнее восхождение на Эльбрус.

Коля Гусак, попыхивая своей трубочкой и пересыпая речь шутками, на которые всегда считался великим мастером, поведал о своих восхождениях на трудные вершины, о путешествиях по Сванетии, эльбрусских зимовках, о покорении им с друзьями в 1937 году высочайшей вершины Советского Союза – Пика Коммунизма.

Саша Сидоренко вспомнил немало эпизодов из военных дней Приэльбрусья. Незаметно текло время, одно воспоминание сменялось другим, разошлись по каютам далеко за полночь.

Поздним летом того же года в районе Эльбруса работала грузинская киногруппа. Она снимала фильм «Покорители вершин» по сценарию Николая Семеновича Тихонова и грузинского режиссера Рандели. Съемки проводились в районе Приюта одиннадцати, Терскольского пика и Ушбинского плато. Оба сценариста приезжали на Кавказ. Побывали они и на Приюте одиннадцати, куда добирались на яках.

Во время задушевных бесед с работниками обсерватории Николай Семенович поделился впечатлениями о своих заграничных поездках, совершенных в составе советских делегаций. Как-то незаметно, стихийно беседа, носившая чисто познавательный характер, переросла в политический митинг. Когда же Тихонов рассказал о том, как люди доброй воли обратились к правительствам пяти великих держав с просьбой заключить между собой пакт Мира, что в нашей стране и за рубежом они развернули кампанию по сбору подписей под этим обращением, все мы как один подписали этот исторический документ.

Осенью того же года от Терскола до Приюта одиннадцати протянулись нити проводов высоковольтной электропередачи. По ледникам и фирновым полям, напрямик через множество бездонных трещин «зашагали» ее мачты. Кстати, ЛЭП тоже нельзя отнести к разряду обычных. Дело в том, что она проходила по движущемуся «живому» леднику. Провода ее изготовлены по специальному заказу из стального 8–10-миллиметрового троса. Делалось это не случайно. Если провода изготовить медными или алюминиевыми, такими же, как на равнине, ураганные ветры тотчас порвут их, как ниточки.

В сентябре состоялась пробная передача тока из Терскола на «Ледовую базу» и «Приют одиннадцати». Летом 1952 года энергетики надеялись полностью обеспечить обсерваторию в «отеле над облаками» электроэнергией, но, к сожалению, она ее не получила. Из-за зимнего передвижения ледника многие мачты переместились далеко вниз, стальные провода порвались. Впоследствии отдельные мачты провалились в трещины и на поверхности ледника были видны только их верхушки, которые долго служили тем, кто впервые попадал в эти места, ориентиром между Ледовой базой и Приютом одиннадцати.

* * *

В первые послевоенные годы Приют одиннадцати и вершины Эльбруса альпинисты посещали реже, чем раньше. Но это объяснялось не потерей былой популярности, а совсем другими причинами. Первая из них заключалась в отсутствии промежуточных приютов, где можно было переночевать и отдохнуть. Ведь все приходилось нести на своих плечах: дома-палатки, спальные мешки, топливо, продукты, а также многое другое, необходимое при восхождении. Физически слабым это было совершенно не под силу. Другой причиной служило то обстоятельство, что категорию трудности восхождения на любую из его вершин повысили до второй, так как это вполне соответствовало относительной сложности, усугубляемой высотой. Эльбрус перестали относить к «зачетной» вершине для новичков. Правом восхождения на него пользовались лишь спортсмены-разрядники и лица, отмеченные нагрудным значком «Альпинист СССР».

Начиная с 1950 года количество восхождений увеличилось. Этому способствовало восстановление промежуточных баз на Старом Кругозоре, Ледовой базе, Приюте одиннадцати, а также введение новых спортивных норм. Отныне для получения первого спортивного разряда по альпинизму и выше требовалось, в частности, совершать восхождение на вершину, превышающую пять тысяч метров. В послевоенные годы восхождения на Эльбрус проводили в основном инструкторы альплагерей, участники альпиниад из разных городов, а также спортсмены-разрядники.

В 1950 году на Эльбрус поднялось 109 спортсменов (32 на Западную вершину и 77 на Восточную). Побывали там и сотрудники обсерватории «Эльбрус», а также грузинские альпинисты, причем все эти этапы их подъема операторы Тбилисской кинохроники засняли на пленку.

…В 1953 году исполнилось 30 лет советскому альпинизму. Почти все эльбрусские восхождения того года были посвящены этой знаменательной дате. За сезон на вершинах побывало 316 человек. В основном это были инструкторы альплагерей, спортсмены-разрядники и молодые альпинисты Москвы, Ленинграда, Ростова-на Дону, Тбилиси и Саратова. Кроме обычного, ставшего уже традиционным, контингента вершины Эльбруса достигли спортсмены Центрального дома Советской армии, проводившие в Терсколе первые послевоенные сборы.

Летний сезон 1954 года открыли спортсмены Кабардино-Балкарии, совершившие в мае восхождение на Восточную вершину в ознаменование трехсотлетия воссоединения Украины с Россией.

В июле и августе снежные склоны, окружающие «Приют одиннадцати», заполнились лыжниками. Впервые здесь тренировались участники горнолыжных сборов Московского университета имени Ломоносова и Российской Федерации.

Интересное, захватывающее зрелище происходило в те дни на белоснежных крутых склонах, расцвеченных красными и синими флажками. Поражал стремительный спуск лыжников, виртуозно выполнявших резкие повороты. На большой скорости, превышавшей иногда 70 километров в час, они легко и грациозно проходили через ограниченные флажками узкие «ворота». Конечно, не обходилось без падений, и тогда упавший метров двадцать-тридцать кувыркался в снежном вихре по крутому склону. Сборы, как правило, заканчивались товарищескими соревнованиями по слалому и скоростному спуску.

В 1954 году Эльбрус посетило уже 510 человек. Сотрудники экспедиции украинских физиологов, лелеявшие мечту побывать на какой-либо из вершин еще в 1951 году, наконец ее осуществили. В погожие августовские дни в честь 125-летия первого восхождения Килара Хаширова восемь человек поднялись на Восточную вершину и установили бюст Богдана Хмельницкого.

С 1954 года южные склоны Эльбруса становятся излюбленным местом летних тренировок горнолыжников. Так, в течение 1955 года в районе «Приюта одиннадцати» и «Приюта Пастухова» проводились многодневные тренировочные занятия и товарищеские соревнования спортсменов МГУ, сборной Российской Федерации и сборной Советского Союза. На год раньше около «Приюта одиннадцати» был установлен трелевочный двухсотметровый лыжный подъемник, доставлявший спортсменов к месту старта. Но его конструкция оказалась неудачной: он мог одновременно поднимать лишь двух-трех человек. Это не удовлетворяло конструкторов, и в том же году его переделали на более мощный.

В 1956 году на склонах Эльбруса проводились две смены учебно-тренировочного сбора горнолыжников Российской Федерации, закончившиеся первым массовым спуском с седловины и Восточной вершины.