Текст книги "Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари"

Глава 11
Роман на Исаакиевской площади

Граф Александр Григорьевич едва ли был счастлив в семейной жизни, хотя имел несколько детей.

Григорий, один из его сыновей, стал знаменит благодаря роману с великой княгиней Марией Николаевной, старшей дочерью императора Николая I. Поверенная в личные тайны дочери государя, фрейлина А.Ф. Тютчева писала: «… Не без неприятного изумления можно было открыть в ней, наряду с блестящим умом и чрезвычайным художественным вкусом, глупый и вульгарный цинизм. Мне кажется, однако, что, несмотря на сплетни, которые она вызывала, цинизм ее скорее проявлялся в словах и манерах, чем в поведении. Доказательством служит настойчивость, с которой она стремилась урегулировать браком свои отношения к графу Строгонову, с которым она тайно повенчалась тотчас после смерти герцога Максимилиана Лейхтенбергского»[118]118
  Тютчева А.Ф. Воспоминания. М., 2002. С. 34.


[Закрыть].

Первый супруг великой княгини скончался в ноябре 1852 года в возрасте 45 лет. Спустя два года она заключила тайный брак с 30-летним адъютантом военного министра, графом Григорием Строгоновым. Начало романа относится, вероятно, к концу 1840-х годов. Позднее придворные сплетники уверяли, что князь Георгий Максимилианович Романовский, 6-й герцог Лейхтенбергский, родившийся в феврале 1852 года, поразительно походил на Григория Строгонова.

Помолвка 24-летней дочери российского монарха и сына Евгения Богарне относится к 1838 году. В июле 1839 года они поженились.

Спустя три года для молодых построили летнюю резиденцию Сергиевку, расположенную между Петергофом и Ораниенбаумом. Это была созданная архитектором Андреем Штакеншнейдером псевдоэллинистическая вилла, первым ее повторением на приневской земле стала Строгоновская дача. В 1845 году тот же зодчий закончил перестройку бывшей школы прапорщиков на Исаакиевской площади в самый представительный великокняжеский (Мариинский) дворец Санкт-Петербурга.

Наиболее известной частью интерьера дворца, слишком громоздкого для частного владения, является Ротонда, увенчанная 17-метровым световым куполом. К этому грандиозному залу примыкала не менее эффектная Квадратная, или Помпейская, зала, также освещавшаяся дневным светом.

Мариинский дворец

Три пары дверей вели оттуда в Зимний сад, имевший три уровня. На нижнем располагался Фонтан слез высотой 8 метров. К востоку от Квадратной залы находился Концертный, или Бальный, зал. Следует упомянуть также Помпейский коридор и Библиотеку по соседству с овальной Столовой. Личные аппартаменты владелицы – Приемная, Кабинет, Будуар, Спальня (к ней примыкали Уборная и Ванная). Они располагались к западу от Квадратной залы и были отделаны главным образом в стиле флорентийского ренессанса.

Пройдет время и Мария Николаевна переедет в Италию.

Будуар обладал наиболее оригинальным интерьером, вызвавшим бурные восторги современников. Писатель Н. Кукольник писал для газеты «Иллюстрация»: «В этом будуаре а la Pompadour не хочется заводить спора; тут так хорошо, так весело, так роскошно. Что тут составляет ткань или главное, решить трудно; но так же изящна резная работа, ярко вызолоченная; там же штоф блистает своей шелковистою роскошью; так же разбросаны картины в роде Ватто. Эта ослепительная смесь изящной мелочи, которая сама себя умножает до бесконечности». Сравнивала ли великая княгиня себя с фавориткой французского короля? Чувственные наслаждения составляли важную часть ее жизни.

Этот портрет графа Григория Александровича французский художник Д. Раффе сделал 26 ноября 1858 г. на вилле Сан-Донато, которая тогда принадлежала еще А.Н. Демидову

С.М. Соловьев писал о графе Григории Александровиче: «Очень похожий на мать, не имел в себе ничего строгоновского: живой, болтун, шумиха, крепко пуст с кадетским образованием (закончил Пажеский корпус); красив, строен, но глаза ужасные, свинцовые, большие»[119]119
  Соловьев С.М. Мои записки для детей моих, а если можно, и для других // Сочинения в восемнадцати книгах. Книга XVIII. М., 1995. С. 589.


[Закрыть]. С.Д. Шереметев подтверждал: «Это был человек очень способный, умный, энергичный, обладавший необыкновенным даром и уменьем себя держать и необычайным искусством обернуться в сложном своем положении: поправить дело было невозможно, и ему оставалось только примириться с тягостным для него положением и установиться среди многочисленной семьи Великой Княгини, что и достиг он в совершенстве… В нем мало было строгоновского, с большими черными усами, у него был орлиный взгляд, густой и звучный голос, он был в зрелых годах ловок и статен, и когда он танцовал мазурку, то это было загляденье… Его богатая натура требовала широкой, кипучей деятельности, а ему всю жизнь представлялась одна придворная служба, которая не могла его удовлетворить, которую он знал насквозь, со всеми ее темными и неприглядными сторонами»[120]120
  Шереметев С.Д. Указ. соч. С. 87.


[Закрыть]. Наконец, живописные и графические портреты также показывают, что этот Строгонов пошел в Кочубеев.

Итак, Амур их соединил, но не в его силах было сделать великую княгиню и графа супругами. Упомянутая выше фрейлина А.Ф. Тютчева в таких выражениях писала об экстраординарном событии в русской истории: «Этот брак подвергал ее настоящей опасности, если бы он стал известен ее отцу. Император Николай имел достаточно высокое представление о своем самодержавии, чтобы в подобном случае насильственно расторгнуть брак, послать графа Строгонова на верную смерть на Кавказ и заточить свою дочь в монастырь.

К счастью, он никогда не подозревал о событии, которое навсегда оттолкнуло бы его не только от любимой дочери, но также и от наследника и наследницы, которые содействовали этому браку»[121]121
  Тютчева А.Ф. Указ. соч. С. 34.


[Закрыть].

Загородный дом великой княгини Марии Николаевны в Сергиевке

Это не были пустые слова, ибо в самом конце 1851 года из Петербурга после лишения жалования выслали принца Александра Гессенского, родного брата цесаревны, и Юлию Гауке, ее фрейлину. Причиной стала открывшаяся связь. И все же помолвка Строгонова и великой княгини состоялась летом 1854 года в Гостилицах, в имении Т.Б. Потемкиной. Венчание произошло осенью того же года, в домовой церкви дворца великой княгини Марии Николаевны. Вскоре в феврале 1855 года император Николай I скончался. Казалось, главное препятствие было устранено, но необычную пару ждали новые испытания. Императрица Александра Федоровна, опасавшаяся появления в России невестки в лице Юлии Гауке, отнюдь не желала нового скандала. Более того, вдова монарха сделала придворным жесткое заявление: «Я думала, что со смертью императора я испытала горе в его самой горькой форме; теперь я знаю, что может быть горе еще более жестокое – это быть обманутою своими детьми»[122]122
  Там же. С. 156–157.


[Закрыть]. Граф Александр Григорьевич Строгонов также не пришел в восторг от брачного союза.

Как рассказывал П.В. Родзянко, со слов самого графа, «были предприняты все возможные меры, чтобы разлучить влюбленных, но ничто не помогло. Император и императрица решили смириться, и императрица послала за старым Строгоновым. „Мой муж и я, – объявила она, – убеждены, что это глубокое и серьезное чувство, и мы намерены дать разрешение на свадьбу. Не будьте так жестоки к Вашему сыну. Пусть молодые люди будут счастливы“. „Государыня, – ответил прадедушка, – если это приказ, то я дам мое согласие, поскольку я должен повиноваться приказам моих государей, но в ином случае – никогда“. „Oh, ne faites pas tant de tragique (О, не доводите дела до трагедии)“, – воскликнула императрица. Но старик был непреклонен. Пока сам император не отдал ему приказ, он не изменил своего мнения. Брак свершился.

„По мне, так уж лучше бы он выбрал кухарку, – только и заметил по этому поводу старый граф, – Строгановы рождены, чтобы служить России и дому Романовых, а не жениться на великих княгинях“. Затем он навсегда покинул Петербург и обосновался в Одессе. Ничто не могло вернуть его назад».

Один из портретов великой княгини Марии Николаевны

Безусловно, перед нами семейная легенда, ибо в 1855 году, когда Александр Григорьевич переехал в Одессу, проблема была отложена, но не решена. Новый император Александр II назначил шурина полковником, командиром батальона в Малороссии. Вскоре, 13 ноября 1855 года, А.Ф. Тютчева записала в свой дневник: «Говорят, что Строгонов объявил, что никогда не вернется в Петербург, если его положение не будет оформлено, что ему надоело видаться со своей женой по спартанской манере»[123]123
  Там же.


[Закрыть].

В январе 1856 года графа вызвали в столицу. В феврале в Мариинском дворце в присутствии монарха и знати состоялась премьера спектакля по пьесе В.А. Соллогуба «Чиновник», написанной по заказу великой княгини. Аристократка (ее роль исполняла знаменитая актриса Вера Самойлова) пленилась «простым чиновником» (писатель Болеслав Маркевич). Не сразу, но в сентябре того же года Александр II, возвратившись в столицу после коронации, признал морганатический брак и, следовательно, сочинение достигло своей цели.

Признание сопровождалось целым рядом условий. Брак должен был «оставаться без гласности». Для ее соблюдения Марии Николаевне приписывалось на время родов удаляться из столицы и других мест пребывания императорской семьи. Граф Григорий Строгонов мог жить в Мариинском дворце и Сергиевке, но только как придворный великой княгини. В качестве супруга ему запрещалось появляться не только при дворе и в публичных местах, но и даже «при свидетелях». «Прогулки с великою княгинею запросто» Григорий Александрович мог «дозволять себе» только в садике при Мариинском дворце и в Сергиевке, где был для него построен специальный домик. Крайне необычные, оригинальные условия брака.

Когда великая княгиня была на четвертом месяце беременности (ноябрь 1856 г.) пара сняла в Женеве у племянниц герцогини де Клермон-Тоннер виллу Бокаж (Bocage)[124]124
  Fatio G. Pregny, commune genevoise et coteau des altesses. Pregny, 1947. P. 217.


[Закрыть], с живописным парком. Дом был маловат. Для одиннадцати человек, не считая прислуги, места едва хватало. Здесь жили: великая княгиня Мария с мужем, шестеро детей от первого брака, две гувернантки дочерей, Александра и Елизавета Толстые, а также К.Г. Ребиндер, воспитатель сыновей великой княгини. Двенадцатый постоялец в скором времени появился на свет.

На этой вилле в апреле – июне 1857 года несколько раз бывал 28-летний «глупый мальчуган», как он сам себя называл – Лев Николаевич Толстой, путешествовавший по Западной Европе. На берега озера Леман писателя привело желание повидать двух своих родственниц, графинь Александру Андреевну (1817–1904) и Елизавету Андреевну (1812–1867) Толстых. Первая из них была фрейлиной великой княгини и гувернанткой Марии Максимилиановны, старшей дочери великой княгини. Елизавета же занималась воспитанием младшей дочери, Евгении Максимилиановны.

Обе сестры – незамужние и приходились Толстому тетками (это были двоюродные сестры отца Толстого, Николая Ильича, то есть дочери одного из братьев деда Льва Николаевича, Андрея Андреевича Толстого). Во Франции это называется «tantes à la mode de Bretagne» («тетки в бретонском стиле»). Общий их предок – прадед Льва Николаевича, Андрей Иванович Толстой (1721–1803), прозванный «Андрей большое гнездо» за свое многочисленное потомство (за 25 лет у него родилось 23 ребенка).

Несмотря на визит писателя, мы имеем мало сведений о вилле. Он записал в дневнике «Bocage – прелесть» и этим определением ограничился. Единственное упоминание о встрече с графом Григорием Александровичем датировано 11 апреля, днем спустя после первого визита Льва на Бокаж: «Вечером зашел Строгонов, упорно рассказывал про свои отношения»[125]125
  Толстой Л.H. Полное собрание сочинений. T. 47. C. 123.


[Закрыть]. Толстого более интересовала Александра, роман с которой, правда, у него так и не состоялся.

В мае 1857 года на вилле Бокаж у Строгоновых родился мальчик – граф Строгонов, названный Григорием, судя по всему, в честь прадеда, скончавшегося четырьмя месяцами ранее в весьма преклонном возрасте – ему исполнилось 86. Младенцу долголетие, увы, не передалось. В июле семья отправилась в Люцерну, где наш «источник информации» – Лев Толстой – вновь встретил Александру. Прожив некоторое время в отеле «Швейцерхоф», великая княгиня и ее спутники затем отправились в Рим. Здесь в январе 1859 года Григорий-младший умер, прожив таким образом менее двух лет. Он похоронен на кладбище Тестаччо.

В период этих скитаний парные изображения супругов нарисовал 26 ноября 1858 года французский художник Дени Раффе. Одно из них, представляющее графа Григория Александровича, хранится в настоящее время в Русском музее.

В январе 1861 года появилась на свет графиня Елена Григорьевна Строгонова, ее местом рождения обычно указывается Петербург, но, учитывая вышеперечисленные условия существования семейства, больше оснований полагать, что это произошло на итальянской вилле Кварто близ Флоренции, о которой будет рассказано в следующей главе.

Начиная с середины XIX века, члены императорской семьи стали восставать против строгой регламентации их жизни. Даже столь близкие к монарху люди как Мария, дочь императора Николая, не желали следовать традиции. Уже к ее первому браку с французским герцогом отрицательно отнеслись и в России, и за границей. Второе бракосочетание ей вообще пришлось скрывать, причем стены Мариинского дворца и виллы Сергиевки не могли утаить семейные секреты.

Глава 12
Квартовское затворничество

Свадьба графа Григория Александровича Строгонова и великой княгини Марии Николаевны состоялась только в 1862 году[126]126
  Шереметев С.Д. Указ. соч. С. 233–234.


[Закрыть], в связи с тем, вероятно, что должно было пройти положенное время траура после смерти императрицы Александры Федоровны, последовавшей в 1860 году Супруги довольно редко бывали в России, хотя в 1868 году архитектор Ипполит Монигетти заново отделал Кабинет, Будуар и Столовую владелицы в Мариинском дворце. Вскоре после долгожданной церемонии супруги поселились на купленной в 1861 году во Флоренции вилле Куарто (Quarto), ранее принадлежавшей Анатолию Демидову, князю Сан-Донато.

Под Петербургом была Сергиевка, но понятно, что нет нужды имитировать Италию, если можно там жить. «Поселились» – сказано не совсем точно. По словам Ф.И. Буслаева, граф Григорий Александрович «не был способен к оседлому местопребыванию и потому посещал виллу наездом, проживая со своею супругою недели две, много месяц и потом пропадал месяца на два. Как опытный прельститель женских сердец, он хорошо знал, что для скрепления и освежения любовных симпатий и радостей необходимо более или менее краткие перемычки, определяемые взаимным согласием любящей парочки. Потому Григорий Александрович являлся в Кварто всегда невзначай нежданно-негаданно. И тогда по всей вилле начинался переполох.

Дети должны были забросить свои книги, перестав учиться, великая княгиня должна бросить все свои занятия, и личные свои, и светские и ничем другим не интересоваться, кроме своего мужа, и любоваться на него, сколько ей угодно. На вилле начинался целый ряд празднеств и увеселений с музыкой и фейерверками, катаниями по окрестностям и разными оригинальными потешными выдумками. Нельзя себе вообразить более счастливого семейного счастья, чем то, каким наслаждались великая княгиня Мария Николаевна и граф Григорий Александрович Строгонов: они жили как говорится душа в душу».

По сведениям А.Е. Степанова, камердинера великой княгини, супруги проводили на вилле только темный период года. Он свидетельствовал: «Двенадцать последних зим своей прекрасной жизни Она провела под солнечным небом Италии… Уединенная (сравнительно с официальной обстановкой в России) жизнь Ея в Аппенинах, вполне оправдывалась Ея понятным желанием отдохнуть или даже совсем удалиться от ненавистных Ей и давно для Ней постылых условий большого света… Она сама додумалась, что есть кое-что более лучшее в жизни и что есть более серьезные требования для ума и сердца; до этого внутреннего возвышенного преобразования, – Ей по собственному Ее выражению: „Не доставало времени сосредоточить свои мысли…“[127]127
  Великая княгиня Мария Николаевна. 1855–1876. Составил камердинер великой княжны, впоследствии камердинер императрицы Марии Федоровны Александр Егорович Степанов. ГАРФ. Ф. 728. On. 1. Д. 2481. Л. 1–2.


[Закрыть]. Мария Николаевна умерла в феврале 1876 года. Следовательно, период этих счастливых зим падает на 1864–1875 годы. Вероятно, некоторое время заняла перестройка дома.

Вилла Кварто

Ворота виллы Кварто

Дух искусства царил в итальянском особняке. «У нее была непреодолимая страсть приобретать», – сообщал А.П. Боголюбов, изведывавший гостеприимство своего приятеля графа Григория Александровича и ее супруги в Виши в 1870 году.[128]128
  Боголюбов А.П. Записки моряка-художника // Публ., вст. коммент., указ. имен Н.В. Огаревой / Волга. 1996. № 2–3. С. 128.


[Закрыть] Степанов: «Замечательно в Ней было пристрастье к старинным вещам и в этом деле Она… относилась к предмету с полным пониманием знатока-любителя; как Она радовалась каждой находке, имеющей исторический интерес или художественную ценность… в чужих городах неузнаваемая толпою и выйдя из экипажа еще далеко до назначенного места – целые часы блуждала по светлым магазинам или в мрачных переулках Рима. Флоренции, Венеции ect. по антикварным убогим лавчонкам, отыскивая подходящее своим желаниям и, возвращаясь домой, часто сама привозила с усильем держа пред коленами какой-нибудь тяжелый барельеф из мрамора или terra-cotta, причем приветливо объясняла свой труд артистическим желанием иметь сейчас же у себя дома достойную вещь..»[129]129
  ГАРФ. Ф. 728. Он. 1. Д. 2481. Л. 10 об., 11.


[Закрыть]

Барон Николай Врангель, составивший книгу о коллекции великой княгини, назвал несколько путей добывания вещей.

На площади Санта Мария Новелла во Флоренции «против церкви под лоджией» антиквар Гальярди держал лавочку, и великая княгиня с увлечением покупала у него картины, скульптуру и мебель, устраивая заново свой дом. Другим постоянным поставщиком ее был английский портретист Спенсе, так сказать, светский антиквар. Третьим источником приобретения великой княгини сделался местный флорентийский живописец Трикка, доставивший немало превосходных вещей высокопоставленной собирательнице. Кроме того, великая княгиня постоянно ездила в Париж, и всякий раз привозила оттуда превосходные картины голландской школы. Коллекционировала Мария Николаевна под руководством Карла Эдуарда фон Липгарта (1807–1891), наиболее интересной персоны ее круга, крупнейшего знатока итальянской живописи, консультировавшего также Павла и Григория Строгоновых.

Г.Г. Гагарин на портрете художника Р.В. Боброва. 1867 г.

Среди других постоянных посетителей новой строгоновской академии следует назвать графа М.М. Фредро (1820-?), чиновника особых поручений, сопровождавшего мужа Марии Николаевны, С.И. Донаурова (1839–1897), композитора-дилетанта, поэта и любителя искусства, художника П.В. Жуковского, князя Г.Г. Гагарина, Франца Ленбаха (1836–1904), знаменитого немецкого портретиста, работавшего в Италии в духе старых мастеров в 1858–1870 годах. Граф Фредро соревновался с Донауровым в остроумных и смешных куплетах. Липгарт и князь Гагарин читали вслух. Жуковский и Эдуард Липгарт, сын искусствоведа, рисовали портреты[130]130
  Наследие великой княгини Марии Николаевны [каталог картин] / Сост. бар. H.H. Врангель. СПб., 1912.


[Закрыть].

Г.Г. Гагарин был близок великой княгине, прежде всего, в связи с делами по Академии художеств. Одновременно с ОПХ она возглавила ее после смерти первого мужа герцога Максимилиана Мекленбургского, тот стоял во главе учебного заведения в 1843–1852 годах. Гагарин, инициатор «византийского обновления русского искусства», учредитель иконописного класса и древнехристианского музея, в 1855 году был назначен состоять при великой княгине Марии Николаевне. В 1859 году князь, один из создателей нового Устава, стал вице-президентом академии, оставаясь на этой должности до 1872 года. В 1856–1860 годах, в качества образца, по его проекту перестроили домовую церковь Мариинского дворца, освященную во имя Св. Николая. Сам Григорий Григорьевич расписал стены фресками и, кроме того, устроил новый иконостас в византийском стиле.

Э. Штоклер написал акварель с видом одного из залов на вилле Кварто

Карл Липгарт переехал во Флоренцию в 1862 году, чтобы поправить слабое здоровье своего сына Эрнеста, живописца. Тот давал уроки живописи Сергею, сыну великой княгини от первого брака, и одновременно сам начал серьезно заниматься живописью в частной академии и у жившего в это время во Флоренции художника Франца Ленбаха. Мария Николаевна оказывала покровительство начинающему художнику, следила за его успехами, помогая заказами и рекомендациями. Для нее он выполнил свое первое монументальное произведение «Ариадна и Бахус». Вскоре состоялось знакомство Карла Липгарта и великой княгини Марии Николаевны, во многом повлиявшее в дальнейшем на жизнь искусствоведа. «Для отца это была дружба до гроба, скажу больше, лейтмотив всей его жизни», – вспоминал Эрнест Карлович[131]131
  Соломаха Е. Эрнест Карлович Липгарт и его воспоминания: «Художники парижского бомонда времен Второй империи и Третьей республики» // Наше наследие. № 81. 2007. http://nasledie-rus.ru. Дата обращения 14.02.2012 г.


[Закрыть]. Отец и сын стали постоянными участниками вечеров на вилле Кварто во Флоренции, бывали и в летней резиденции Марии Николаевны – Сергиевке, под Петергофом, гостили у нее в Лондоне.

Липгарту-старшему целые страницы своих воспоминаний посвятил А.Е. Степанов. Следует принять во внимание, что написаны они после смерти Марии Николаевны: «…Необходимо сказать несколько слов о почтенном старце-философе, честном человеке и друге Ее Karl Ernst Freiherr Liphart. Он еще жив и в эту минуту зарытый книгами и своими рукописями, он, вероятно, доискивается знать – не было ли у Рубенса еще одной, третьей, жены и что, по его мнению, должно бы влиять на искусство эпохи. И с этой целью он даже в состоянии отправиться в Антверпен (из Рима) для необходимых ему справок в тамошнем архиве – я невежественно грешу против мудреца, – не умея более удачно выразить всю его добросовестность и терпение в различных ученых изысканиях по области истории искусств. Его собственные, никогда не собранные и никогда неизданные, труды составили бы огромные томы и были бы драгоценны по их учено-критическому изложению истории искусств. Вероятно к нему относится классическое: „Ему легче отыскать и знать все сокровенное на небе и под землей, нежели запомнить и сразу найти улицу и дом, где проживает“. Он живет единственно для науки, – остальное не касающееся его предмета – ему неинтересно… Рассеянность его и забывчивость были – где касалось материальной стороны жизни – поразительны Он был в состоянии забывать обедать и никогда не помнил где положил шляпу или палку».

И далее: «Вот этот-то человек как раз к Ней явился тогда, когда для Нее была необходима его ученая помощь – и они сразу поняли друг друга. Их духовное родство, Wahlverwandschaft, было как нельзя более кстати; он систематически развивал Ее идеальное стремленье к изящному и помогал Ей своим опытным критическим взглядом. Не менее того, в последние годы Ее жизни он почти один был в состоянии разгонять скуку Квартовского добровольного затворничества. Целые дни они вместе спорили и обсуждали разные ученые вопросы, занимаясь постоянно рукоделием. Она в то же время с удовольствием развлекалась и его легким чтением. Начиная с более трудного разбора Шекспира, Гете, Voltarie или J.J. Rousseau и разных исторических хроник и мемуаров – он читал Ей всегда любезных Heyse, Spielhagen, Marlitt, Auerbach ect. Отрадно было видеть этого достойного старца, когда в необходимых местах чтения он давал, не стесняясь Ее просвещенным присутствием, свободу своим чувствам: то вдруг он вскакивал и кричал старчески-грозным голосом или увлекательно хохотал.

Или же когда декламировал признание в молодой любви – забавно в тоже время вертя взад и вперед свою шелковую скуфью на голове. Сидел же у Ней постоянно одетый в старенькое серое пальто с переброшенной на спине шерстяной шалью. Случалось, что в самых патетических местах страстного монолога в Гамлете или Отелле – вдруг появлялись обычные друзья-гости и тогда он, складывая свои очки и ученые пожитки, всегда добродушно ворчал во всеуслышанье… И неловко-почтительно раскланиваясь Высокой Хозяйке и гостям, с добросердитым выраженьем в глазах уходил честный упрямый старик в свою ученую комнату, где снова работал до тех пор, пока внезапно не оставался в потемках от выгоревшей лампы»[132]132
  ГАРФ. Ф. 728. On. 1. Д. 2481. Л. 20 об.-23 об.


[Закрыть].

Камердинер перечисляет замечательные «собрания акварелей, миньятюр, майолик, мозаик, бронз, гобеленов, гравюр, табакерок, Севрск., Саксонск., Венек, и Императорский Русский фарфоры – вазы, чаши, урны, саркофаги и столы (по 40 000 р.) из Сибирск. или Уральского порфира, орлеца, нефрита, из разноцветной яшмы, lapis – Lazulis или малахита?! и еще та громада причудливого фарфора Китая, Японии, Голландии – где теперь эта чудная, драгоценная библиотека?! Люстры, часы, картины, мраморы, драгоценные мебли в трех дворцах, бриллианты, изумруды, жемчуг, рубины, золото и серебро на пять миллионов рублей с… > Ни у кого подобного ничего не было!!! Это все в полном виде могла только иметь лишь одна только любимейшая гордая дочь гордого Царя!»[133]133
  Там же. Л. 11–12.


[Закрыть] Вааген в своей знаменитой книге указал всего несколько произведений из собрания великой княгини: Перуджино, Сурбарана, ван Дейка и Греза. Немецкий историк также упомянул Сергиевку, где видел картины Рейсдаля, Дольчи и Гюйсманса.

На выставку художественных предметов из частных коллекций 1861 года, организованную новоявленным родственником графом П.С. Строгоновым, великая княгиня Мария Николаевна послала произведения Рафаэля («Пробуждение Христа младенца»), Ф. Франчиа, Л. де Моралеса, Ж.-Б. Греза (три картины). Ей также принадлежало одно из полотен К.П. Брюллова, а также картины современных западных художников Ф. фон Каульбаха, X. Лейса, Э. Галле, А. Калама.

Как показал каталог этой же выставки, граф Григорий Александрович имел собственное собрание, в которое, в частности, входило полотно Риделя «Девушка, смотрящая из окошка». Два других произведения приписывались кисти ван Мюйдена («Посещение сельского пастора» и «Мать, приготовляющаяся мыть ребенка»). В собственности графа находилась также скульптура А. Россетти «Стыдливый амур».

В 1870-е годы Мариинский дворец стал местом хранения замечательных собраний ОПХ.

Сочинение А.Е. Степанова дополняет рассуждение о том влиянии, которое оказывала супруга Строгонова на придворное общество: «Светские дамы перенимали нарасхват Ее гениальный вкус и, конечно, не успевая в этом, – более или менее удачно подражали оригиналу элегантности, ни одна из них не умела одеваться, как Она, так своеобразно и мало заимствовано… Как умела она придавать значение даже незначительному предмету, живописно умея его поставить в привлекательном свете. Ее дворцовые комнаты служили для всех образцом классического вкуса и легкости стиля: всякая мебель или вещь были поставлены относительно к другим как нельзя более лучше; художественная расстановка везде гармонировала в своих цветах, характере или узорах; по целым часам и иногда и несколько дней видоизменяя обстановку, Она наконец достигала того идеала совершенства или того ей необходимого nés plus ultra в отделке и как художник оставалась довольна своим удачным созданием… Как и все красивое, она также любила и цветы и, будто жалея даже срезанные цветы, всегда приказывала развязывать букеты, – туго и уродливо сжатые ради формы или симметрии… – Весной и летом Ее царственные покои постоянно благоухали ландышами или полевыми васильками (Ее любимый цвет, расставленными везде и повсюду, и окрестные поселяны, зная Ее страсть к этим цветам, снабжали более чем было надобно Ее комнаты; скромные незабудки и душистые фиалки пользовались также ее расположением. Но как Она гордилась розами своего сада в Quatro и которые действительно поражали эстетическое воображение своим громадным количеством или разновидностью. Первейший Италианский король „il re Galante Uomo“ во время своих ежегодных визитов всякий раз был обязан дожидаться свидания настолько лишнего времени, насколько Ей требовалось отыскать в саду пышную палевую розу и, приколов ее к поясу черного бархатного платья, лишь только тогда Она грациозно выходила на встречу рыцарственному своему гостю-королю и окончательно уже очаровывала любезностью и умом этого странного потомка Савойского дома…»[134]134
  ГАРФ. Ф. 728. On. 1. Д. 2481. Л. 9 об.-10.


[Закрыть]

В петербургских коллекционерских кругах известна картина со наклейкой «ГРАФЪ ГРИГОРIЙ АЛЕКСАНДРОВИЧЬ СТРОГОNOB» (через «о» и именно с таким написанием буквы «н») и номером из третьей сотни, доказывающая факт собрания и указывающая на его значительность

Смертью А.Н. Оленина в 1843 году закончился тот период в истории Императорской Академии художеств, когда ее возглавляли более или менее высокопоставленные частные лица, стремившиеся стать меценатами. С той поры заведение возглавляли члены императорской семьи: вначале, в течение 10 лет – зять Николая I, затем на протяжении четверти столетия – его вдова и дочь монарха великая княгиня Мария Николаевна. Если о браке с придворным не могло быть и речи, то отдать бразды правления важным учреждением император все же решился. Состояние искусств определяло тогда нравственный облик общества. Строгоновы, в известной мере, рассматривали наступившую эпоху как возвращение собственного влияния на саму Академию, и на тесно связанное с ней Общество поощрения художеств.

Желая скрыть от назойливых историографов ее мезальянс, великая княгиня Мария Николаевна была вынуждена большое количество времени проводить за границей – на вилле Кварто, где ее частная жизнь принадлежала лишь ей.