Текст книги "Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари"

Ермолай Есаков, конечно, идеализирует быт крестьян и создает жанровую композицию встречи крестьянки и военного (С.П. Лукина), поблизости изображены Софья Владимировна и Наталья Петровна. На рисунке заметен также грот-колодец на склоне, сбегающем к Пялье.

Поэтому Тарасова удостоена Лукиным особого пункта (№ 7). Лицом усадьбы она остается и до настоящего времени, хотя, разумеется, за красоту деревни, превратившейся по причине постройки здесь многоэтажных домов в «полугород» с неизменными хрущевскими пятиэтажками, уже давно никто не отвечает.

Сразу за деревней почтовый тракт брал резко влево, уступая место показательной пашне, и приводил к Большому трехарочному мосту, придававшему въезду в Марьино особую торжественность, слегка напоминая Бленем – английское поместье герцога Мальборо, где главная зрительная ось проходит от колонны к дому через трехарочный мост. Кроме всего прочего, надежная переправа требовались для того, чтобы избежать изоляции усадьбы весной во время бурного разлива реки Пяльи, служившей восточной границей английского парка.

Вид на Марьино от деревни Тарасовой

Характер этой реки коварен. Своим своенравием она близка горным потокам. Исток находится почти у Жаровского озера, расположенного на южной границе владения. Далее она пересекала несколько лесных дач, изрезанных ручьями и речками и наконец впадала в Тосну около Тарасовой.

Каждую весну Пялья разливается, устраивая необыкновенное зрелище и доставляя неприятности окрестным обывателям, неосмотрительно построившим дома слишком близко к реке. Проект моста создавался непросто (несчастливый, тринадцатый, пункт в «списке Лукина»).

Архитекторы провели огромную исследовательскую работу, изучив, в частности, парижские мосты. Любопытно, что в их число попал тот самый мост Людовика XVI, ведущий на остров Сите в Париже и упоминаемый в дневнике княгини Натальи Петровны. Марьинские архитекторы, в частности Христиан Мейер, создали множество вариантов (наиболее экзотический – с китайской беседкой в центре моста). В результате остановились на трехпролетном сооружении, его проект был готов уже к весне 1814 года, и мост, конечно, предполагался каменным. Постройка из «вечного» материала кажется логичным и рассудительным решением. Но все же первоначально мост сделали из дерева с имитацией кладки. И лишь впоследствии средства позволили Строгоновым сделать более прочную переправу.

Один из наиболее оригинальных проектов главного усадебного моста через реку Пялью

За большим мостом следовало повернуть вправо и переехать через мост-плотину из «диких камней» – первый из четырех мостов, переброшенных через Поваренный ручей.

Подобная затея из «неотделанных камней» была в саду дюка (герцога) Девеншира в Чизике близ Лондона, где побывала графиня Софья Владимировна в 1789 году и куда она отправила одного из строгоновских архитекторов – X. Мейера. Он осмотрел еще несколько поместий, в частности Парк-плейс, откуда, возможно, и позаимствовал идею искусственной Руины. Такая «стажировка», кстати, лишний раз свидетельствует о серьезности намерений владельцев. На этом мосту для безопасности пассажиров карет и удобства кучеров было поставлено четыре масляных фонаря.

Уезжали кареты, скорее всего, через иной однопролетный каменный мост, располагавшийся с противоположной западной стороны большого пруда. Самый крупный марьинский водоем располагается напротив дома и зрительно уравновешивает композицию центральной части парка. При всей своей естественности он тщательно спланирован, и при внимательном рассмотрении в нем заметна «геометрия». Следует пояснить читателю, что первоначально марьинский дом задумывался в виде ансамбля отдельно стоящих по кругу корпусов, соединенных между собой колоннадой. Именно поэтому Лукин писал о круге при упоминании в пункте № 1 о доме.

«Мост из диких камней» в Марьино наиболее эффектно выглядит зимой

Затем замысел переменился (об этом будет подробно рассказано в следующей главе), и выкопали пруды. Воды ручья для их заполнения оказалось недостаточно, а помимо Большого пруда в систему Поваренного ручья входило еще два – Малый и Средний, и несколько позже вода в парк поступала каналом из Жаровского озера. Этот водоем, игнорируемый ныне посетителями Марьино из-за своей удаленности от дома и топкости берегов, был, бесспорно, важен для владельцев как место отдаленных романтических прогулок на лошадях. Неслучайно Е. Есаков изобразил озеро при лунном свете.

Несмотря на всю их опасность для строений и весеннюю непредсказуемость, водоемы являются украшением пейзажного парка. И чтобы удержать разлив Пяльи, а также для защиты грота-колодца от затопления, выше его устроили еще одну плотину с водопадом. Родник-источник находился на левой стороне реки и был обложен диким камнем. Сооружение сохранилось, хотя и нуждается в реставрации. Близлежащая некогда лесенка вела к Зеленой мызе, бывшему скотному двору, превращенному Строгоновыми во временное жилище. Именно там находились упомянутые Лукиным сараи для лошадей, коров, овец, а также помещение для скотницы, обшитые досками и покрашенные желтой краской.

Кроме того, обустроили небольшой жилой дом с верандой, где новые владельцы, ясно демонстрировавшие разницу между собой и «обыкновенными помещиками», жили до завершения перестройки Большого каменного дома (впоследствии мыза отдавалась в пользование «приезжающим» и на некоторое время приютила школу земледелия). О бытовании семьи в ту эпоху свидетельствует письмо четырех юных графинь Строгоновых – они хотели обрадовать отца в день ангела (приходился на 18 августа).

Сочиненное 22 июля 1815 года послание гласило: «Четыре раза в неделю <…> священник и Александр Иванович Красовский[240]240
  А.И. Красовский (1780–1857) в 1821–1828 гг. служил цензором, заняв в 1833 г. пост председателя Комитета иностранной цензуры. На нем он оставался до смерти.


[Закрыть] приходят преподавать нам русский язык, Священную историю и Закон Божий. В двенадцатом часу мы все вместе завтракаем, и после чаю все расходятся по своим комнатам и занимаются каждый своим делом до обеда. В половине четвертого часа звонят к одеванию и в четыре часа ровно звонят во второй раз, и тогда уже садятся за стол». Английская традиция соблюдалась.

Е. Есаков. Романтический вид Жаровского озера

Княгиня Наталья Петровна писала: «Повседневная жизнь в Лондоне совершенно не такая, что в других странах, здесь принимают пищу всего один раз в день, в обед, почему утром всегда имеется хороший завтрак, поскольку садятся за обеденные стол только в 5 часов пополудни <…> Поднявшись из-за стола, едут на ассамблеи, которые начинаются только к 10 часам, и на них обычно не подают ужина, а только чай и прохладительные напитки»[241]241
  Княгиня Наталья Петровна. Указ. соч. С. 303.


[Закрыть]. «Ассамблеи» в Марьино, вероятно, бывали, но дочери графини Софьи Владимировны пока на них не допускались. Поэтому они пили традиционный English tea раньше.

Вот как они описывали отцу окончание усадебного дня: «После обеда, ежели погода дозволяет, мы катаемся на дрожках или прогуливаемся пешком до чаю, который мы пьем в семь часов, после чая зажигают лампы, и часто мы кончаем день чтением выбираемых матушкой книг, или contes de Fees, которые нас забавляют. Пялья вышла из берегов и водопад, и остров покрыты водой, по ним ездили на лодке (курсив мой. – С.К.)»[242]242
  РГАДА. Ф. 1278. On. 1. Д. 70. Л. 133–140.


[Закрыть]. Лодку, действительно существовавшую в имении, правда, в единственном числе, неоднократно фиксировали марьинские художники, например Ермолай Есаков, который в том же письме назван учителем рисования Ольги. «Посудину», разукрашенную цветными полосами, использовали для катания по «озеру», что образовалось между Большим мостом и водопадом, благодаря устройству плотины.

Е. Есаков. Зарисовка вида на большой марьинский мост и «озеро» перед ним

Именно в 1815 году и позже Ермолай Иванович сделал множество акварелей усадьбы и интерьеров Зеленой мызы, фиксируя вслед за С.П. Лукиным первые шаги новых владельцев. От его любопытного взора не ускользнул может быть и не слишком редкий в Петербурге 1810-х годов, но все же достаточно диковинный так называемый windsor chair, его Есаков тоже аккуратно «портретировал», другого слова не подберешь. Центром изготовления таких стульев был город High Wycombe в графстве Букингемшир, неподалеку от Лондона[243]243
  Благодарю выдающегося знатока мебели Дэвида Джонса (университет Сент-Эндрюс в Шотландии) за консультацию.


[Закрыть].

Грот-колодец, мост, плотина, горка в честь основания усадьбы – все это делалось с использованием дешевого и легкодоступного материала – «диких камней». Им, возможно, сопутствовали недолговечные мостики и беседки, созданные из стволов берез.

Они весьма украшали английский парк, который существовал и ранее, как показывает первый известный нам план, но продолжал улучшаться. В частности, Лукин в тетрадке сообщал о новой аллее, посаженной вдоль реки. Двухсотлетняя липа, уцелевшая на берегу Тосны до наших дней, свидетельствует о правдивости его слов.

Проект беседки в духе примитивной готики, исполненный архитектором X. Мейером после визита в Англию. Свидетельств о том, что подобное сооружение появилось в усадьбе, нет

Windsor chair (виндзорский стул) из марьинской усадьбы Есаков решил зафиксировать

Первая марьинская баня располагалась в западной части усадьбы. Дневник С.П. Лукина ясно указывает место: «Сажень на 20 от реки Тосны на половине расстояния между каменным домом и дорогою, которая ведет в Новинку». К этой же точке отсылает один из рисунков Е.И. Есакова, показывающий церковь со стороны бани. Впоследствии другая баня появилась при Зеленой мызе.

Старая церковь Святой Троицы представляла собой здание типа базилики, перекрытого двускатной кровлей. Колокольня, венчающая западную часть объема, завершалась шпилем с шаром и восьмиконечным крестом. Архитектор П.С. Садовников, перестраивавший сооружение в 1828–1831 годах, сохранил общее решение плана своего предшественника. Однако стрельчатые окна и тяги на плоскости стены, а также башенки-пинакли придали зданию средневековый облик. Над восточной частью кровли теперь возвышалась небольшая «округлая восьмиколонная ротонда», увенчанная маленьким куполом с крестом на шаре.

Над западной частью возведена двухъярусная колокольня. Нижний ярус представлял собой невысокий четверик, а верхний – высокий восьмерик, прорезанный стрельчатыми арками. Колокольня также завершалась куполом, украшенным восемью небольшими пинаклями по углам восьмерика. Боковые фасады прорезали стрельчатые проемы. Стены однонефного церковного зала, перекрытого стрельчатым сводом, украшались пилястрами, с богатым и изысканным лепным декором. Оконные проемы некогда красовались витражами массивного цветного стекла в оправе резных горбыльков из ясеня.

Освящение перестроенного храма состоялось 7 октября 1831 года. Графиня Софья Владимировна пожертвовала образ Божией Матери, полковник С.П. Лукин, продолжавший жить в имении, – икону с изображением Рождества Богородицы, а также образ Св. Прохора, Симеона и Аграфены. Одежды церковнослужителям сшили из платья императрицы Елизаветы Алексеевны, доставшегося Строгоновой.

Марьинский храм оставался действующим до 1930-х гг.

Парк имел еще несколько построек, например церковный дом (флигель). Его главный фасад имел 11 окон и протяженность 12 саженей – более тридцати метров. Боковой – украшал двухколонный портик. Здесь размещались контора, жили священник, дьячок, некий «агличанин» и «Александр Иванович», то есть А.И. Красовский – учитель. Среди подобных построек упомяну также конюшню с ледником и сеновалом.

Существовал и особый «экономический дом» – разделенное на три части одноэтажное строение протяженностью около 12 саженей, где располагались рабочие, конюхи, слесари и кузнец, а также размещались гладильня и «прачешная». Следует упомянуть еще житницу длиной 50 саженей и, наконец, оранжерею: ее фасад, украшенный четырехколонным портиком в центре, также имел длину в 12 саженей.

В сороковые годы XIX века П.С. Садовников увеличил протяженность «царства винограда, персиковых и абрикосовых деревьев» до 38 саженей.

Западная часть английского парка в Марьино традиционно отводится для хозяйства, другое дело, как это хозяйство выглядело. Уже в 1813–1814 годах здесь появилась настоящая оранжерея, где произрастали «цветы летние и рассада». Тут же был огород.

Разумеется, в Марьино возвели дом для лесничего. Занимавший его А.Е. Теплоухов, герой многочисленных научных исследований и литературных сочинений, являлся самой заметной фигурой в имении среди служащих, поскольку лес находился в центре внимания графини Софьи Владимировны. Эффектная постройка в «русском стиле» располагалась на Церковном проспекте. Название другого сооружения, также представлявшего собой нечто среднее между русской избой и швейцарской хижиной, звучало на французский манер – Шале.

Оранжерея была одним из самых грандиозных сооружений имения

Шале марьинской усадьбы

Как правило, именно так именовался небольшой деревянный дом для пастухов в швейцарских Альпах. Еще в 1819 году Е. Есаков исполнил сепией рисунок швейцарского дома (скопировал?), а П. Шаров (1799–1846), ученик А.Н. Воронихина и будущий красноярский архитектор, тщательно перерисовал его обмеры. В Марьино Шале имело особое назначение – оно служило местом отдохновения и являлось частью игры Строгоновых в сельскую (русскую) жизнь. Шале возведено по проекту архитектора А. Никитина, его мы еще упомянем. И дом лесничего, и Шале находились на значительном расстоянии от главного дома, в тех частях имения, где располагались два новых парка.

Марьинская ферма

Территория к югу от английского парка, в сторону Жаровского озера, как показывает Лукин, первоначально отводилась полям. Впоследствии она превратилась в пейзажный парк, центральную ось которого создавал Средний проспект, а границами служили Церковный и Тарасовский. У Глубокого ручья и Поперечного проспекта, соединявшего все три луча, расположились Ферма, Рижный и Птичий дворы. Проект «Передовой фермы или Скотного двора» И.Ф. Колодин закончил к 15 октября 1816 года. Он напоминает (в общем распределении масс) аналогичное сооружение в Царском Селе, возведенное в те же годы Адамом Менеласом.

Птичий двор

Три здания разной величины должны были сформировать фасад. Центральное из них предусматривало залы для угощения и отдохновения наверху и помещения для овец и коров внизу. Галереи приводили к двум симметричным павильонам. Эти вспомогательные строения, помимо гостиных, имели отделения для птиц. Кроме того, на участке предполагались замыкавшие двор службы – дом скотницы, изба для работников, особое помещение для дойных коров, на территории отводилось и место для выгона скота. По своей архитектуре впоследствии сооруженный отдельно Птичий двор соответствует главному зданию Фермы.

Западнее Церковного проспекта располагались здания Школы земледелия.

Путям сообщения, этому больному месту российской жизни, в Марьине уделили экстраординарное внимание. Уже в тетрадке С.П. Лукина (еще до перечисления всех 13 пунктов «плана») представлен разрез «строгоновской дороги», которая начиналась в деревне Ушаки при съезде с московского шоссе. Чертеж сопровождается следующим комментарием: «Дорога в Тосну вся вымощена, выключая сажень 20 на третьей версте от московской дороги. Дорога в Тосну в теперешнем ее состоянии несравненно лучше большой московской дороги, немного узка, но четыре лошади в ряд и телега разъехаться могут».

В подтверждение представлен рисунок. В нашем распоряжении есть другой, столь же редкий чертеж на нем представлено, как, по мнению одного из марьинских архитекторов, следует поступать с дорогой в разных случаях, если она проходит через сухое или болотистое место. И.Ф. Колодин проектировал необычные верстовые столбы: с часами и т. д.

Впоследствии недовольный деятельностью Лукина и полный желания использовать свои английские познания, князь В.C. Голицын написал «Наставление о переделке и поддержании нового шоссе в Марьине». Он предлагал посадить два ряда деревьев с каждой стороны, канавы сделать более глубокими (вместе с откосами они должны занимать в ширину две сажени), используя систему шотландца Джона Лаудона МакАдама. Для обеспечения мягкого движения булыжный камень разбивался рабочими на графиль (мелкие фрагменты не более шести унций весом или диаметром не более двух дюймов), его утрамбовывали катками.

Лист из тетрадки С.П. Лукина 1813 г.

Это полотно наглядно показывает устройство дороги по системе МакАдама. Именно так делались они и у Строгоновых

Все эти, надо признать, уникальные мероприятия предпринимались не только для поддержания строгоновского первенства во всех начинаниях, но и для того, чтобы заманить в этакую даль – почти семьдесят верст от города – изысканных гостей и так увеличивавших в своем воображении путь из-за плохой московской дороги. В таком духе, в частности, в сердцах высказался наделенный обостренными нервами композитор Михаил Иванович Глинка, приехавший в Марьино в 1828 году со своими приятелями. Как мы узнаем впоследствии, в его представлении путь увеличился в три раза.

Рассказав о многочисленных постройках, следует наконец еще раз сказать, что главной достопримечательностью имения Марьино был… лес, восхищение которым, или, весьма возможно, желание заняться лесным «бизнесом», и привело на берега Тосны графиню Софью Владимировну еще в начале XIX века. Доказательством тому письмо Мокея Зеленского, бурмистра деревни Острецова от 1801 года: «Вследствие прежнего моего предписания, за имеющимися лесными угодьями подтверждаю иметь не усыпное смотрение и никакие крестьянские строения без отношения ко мне с корню рубить отнюдь не позволять, кроме как только на одни дрова для топления крестьянских изб, да и то из мелкого смятничнаго лесу и валежнику и, буди кому по случаю нового заселения на достройку чего-либо совершенно будет нужно, в таком случае, освидетельствуя надобность, доносить ко мне и, получа позволение, давать без малейшего излишества из одного места, а не по всем дачам, но напротив же сего, ежели сверх чаяния по сему твоему смотрению окажется порубка лесу своими крестьянами или посторонними людьми без позволения моего, то во слабость и упущение сего моего тебе приказания, не взирая уже ни на какие оговорки, взыскиваемо будет с тебя, Зеленской, в штраф за каждой срубленный дерева корень по пяти рублей. А ты должен оные на себя возвращать с виновника уже после этого»[244]244
  РГИА. Ф. 927. Д. 1068. Л. 43, 43 об.


[Закрыть].

Это жилище в «русско-швейцарском стиле» предназначалось для А.Е. Теплоухо в а. В письме к жене 5/17 сентября 1846 года он писал: «Дом в Марьино будет построен по моему проекту, чтоб видеть, как облагороженный русский стиль будет относиться к швейцарскому… Украшения вокруг окон и крыши выглядят как кружева»

Из приведенного документа становится совершенно ясно, что графиню Строгонову в Марьино интересовал, прежде всего, лес, уважение к которому она желала установить. Надо думать, что Софья Владимировна понимала не только выгоду владения многочисленными деревьями, но уважала лес как духовное составляющее Отчизны. Подобное понимание развивалось в российском обществе XIX века, пока не нашло своего самого яркого выражения в «Корабельной роще» И.И. Шишкина, одном из выдающихся произведений национальной школы живописи.

Скоро крестьяне убедились в силе характера графини. В 1802 году выяснилось, что вырубили шесть тысяч и пять молодых сосенок, причем сам бурмистр срубил четыре сотни. Крестьяне написали графине слезное письмо, в нем объясняли свой поступок бедностью, заботой о состоянии дорог, расчисткой мест для сенокоса и пашни. По их мнению, лес, который был «никуды не годен, кроме как только на жердки для мощения дороги», сгорел бы «празно». Завершили они свое послание следующими словами: «а что касается до прочего лесу, то оной как бурмистром хранится также нами наипаче соблюдается. А о не сохранении лесов Ваше Сиятельство утруждают и обеспокаивают несправедливо. О чем Вашему Сиятельству в покорности нашей и объясняемся и ожидаем для поправления недостатков наших матерного милосердия»[245]245
  Там же. Л. 99.


[Закрыть]. Были собраны деньги для штрафа. 17 мая Строгонова приказала крестьянам деньги вернуть, но с бурмистра взыскать две тысячи рублей. Не удивительно, что спустя месяц 19 июня Мокей Зеленской попросил отставку.

Со временем графиня Софья Владимировна, задумав серию изданий под общим названием «Сельские беседы для народного чтения», издала специальную книгу о технологическом новшестве под названием «О постройке деревянных домов» (1843 г.). В кратком анализе строительной практики приводились сведения о том, что обычно стены в деревянных домах делались семь, шесть или пять вершков толщиной, но спои (места стыков) – только три и они не промерзают. Значит, и для стен достаточно трех вершков. Кроме того, можно использовать экономичный способ распилки.

Все это было показано в Марьине, где под надзором архитектора С. Тунева по предложенной технологии построили довольно значительный дом длиной 27 аршин, в нем разместились контора и управление Школы практического земледелия и ремесел. Он стоил 490 рублей, вместо 617 рублей, истраченных бы при строительстве обычным способом. Таким образом, экономия составила 25 %, что позволило написать в упомянутой выше книге: «Существенная частная выгода этого способа постройки уже доказана: но если принять в соображение всеобщую пользу им приносимую, то она несравненно значительнее, потому что представляет средство сберечь почти половину ныне употребляемого количества дерев на деревянные постройки; так что если 20 человек жителей для постройки своих жилищ употребляют на деревянные стены только по одному дереву в год, то в Русском царстве на 50 миллионов жителей сбережется ежегодно более миллиона дерев. Вот главнейшая польза этого способа постройки».