Текст книги "Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари"

46. Теодор ван Тульден. Танец детей.

48. Геррид ван Хонтхорст. Отречение Св. Петра.

58. Даниель Сегер. Св. Семейство.

63. Давид Тенирс младший. Фламандская деревня.

65. Давид Тенирс младший. Интерьер кабачка.

67. Ян Винанс. Пейзажи (2 шт.).

69. Абрахам Хондиус. Псарня.

76. Адам Пейнакер. Руины.

79. Гаспар Нетчер. Девушка с попугаем.

94. Валентин. Триумф невинности.

96. Пьер Миньяр. Портрет Людовика XIV.

98–99. Жозеф Парросель. Батальные сцены.

102. Жан Труа. Триумф Галатеи.

105–106. Жан Батист Грез. Две парные картины (портрет графа П.А. Строгонова и девочки того же возраста).

113–114. Гюбер Робер. Две картины руин («Прачки в руинах» и «Римские развалины»).

115–116. Жан Фрагонар. Два вида садов.

Тридцать третьей картиной являлся «Портрет ученого» Квентина Массейса, приобретенная графом Александром Сергеевичем после 1800 года (в тот момент она считалась произведением Г. Гольбейна младшего). Это полотно впоследствии стало собственностью графа Григория Сергеевича, он, судя по всему, приобрел его у князей Голицыных, не обладавших достаточными средствами для поддержания Марьино. К нему же в Рим перекочевали виды садов Фрагонара. В Эрмитаже можно видеть портрет П.А. Строгонова кисти Греза и «Прачки в руинах» Робера.

В том же 1836 году в Париже скончался князь B.C. Голицын. Его прах перевезли в Марьино и в 1837 году в храме имения мраморщик П. Катоцци воздвигнул монумент, поставленный в особом притворе под названием «Шапель». Помещение перекрывал ложный свод «по деревянным кружалам с имитацией в штукатурке трех крестовых сводиков на гуртах». В южной и северной стенах выбили по две ниши. Их тоже украшала лепка, почти в точности соответствующая внешнему декору окон приделов, что можно установить при рассмотрении следов, оставшихся от ранее существовавшей отделки.

Желтую гостиную, занимавшую господствующее положение в главном объеме дома, сфотографировали для статьи А. Трубникова в «Старых годах». Все еще на своих местах, включая звонок для слуг. Слева от надкаминного зеркала портрет императрицы Елизаветы Алексеевны.

Рассказав о «главном марьинском концерте» и «вспомнив» в связи с визитом А.Н. Оленина об усадебных трагедиях второй половины 1830-х годов, скажу, что музыкальные вечера проводились в Большой гостиной (у Матвеевского – «Большая лепная зала»), которая находилась на главной оси сооружения и двумя арками, заставляющими вспомнить в меньшей степени Павловск (Греческий зал), в большей – зал Гюбера Робера в городском доме Строгоновых, разбивалась на три отдельные части.

Портреты императора и императрицы висели по сторонам зеркала над камином. Искусственный мрамор желтого цвета дал еще одно название помещению – Желтая гостиная. В ней, согласно документам, находился гарнитур папелевого (тополевого) дерева, состоявший из диванов и восемнадцати кресел, обитых желтым левантином с чехлами желтого коленкора.

Желтая гостиная усадьбы («Большая» по первоначальной прикидке И.Ф. Колодина)

Большой зал (просто «Зал» в первоначальной версии)

Беспристрастная опись марьинского дома дополняет слова Матвеевского о Большом зале, в западном крыле, ближайшим к деревне Андриановой (у журналиста – «Большая диванная»). В нем находились: фортепиано, «фортунка красного дерева с воротцами… при ней шариков слоновой кости 13», «машинка хорошей работы для плетения шнурков и мотания шелку», «машинка простого дерева для набивки долота», «машинка красного дерева для плетения сеток с тремя черного и двумя красного дерева палочками», сетки для игры в волан, шахматы и шашки.

Портретная галерея

С одной стороны к интерьеру примыкала Бильярдная, с другой – Портретная галерея, которая вела в главный или старый корпус.

Кстати, марьинские картины имели особые рамы, увенчанные соединенными гербами Строгоновых и Голицыных.

Оттуда же, из Большого зала, или просто Зала, можно было пройти в Столовую – обширный интерьер с хорами для музыкантов. Мебель здесь рассчитывалась на двадцать четыре персоны. В Буфетной хранилось шестнадцать различных сервизов, главный из них – серебряный Большой Марьинский сервиз на восемнадцать персон. Конечно, не следует думать, что число гостей ограничивалось таким числом или двадцатью четырьмя. Разумеется, это только дань древней традиции, отсылавшей к Тайной вечере, на которую собралось 12 апостолов. Число марьинских гостей, конечно, бывало иным и чаще отличалось в бо́льшую сторону.

Переход от Желтой гостиной к Столовой Софья Владимировна превратила в Портретную галерею. Традиция сохранялась до начала XX века, когда сделали приведенную здесь фотографию.

После обеда три двери Столовой распахивались, приглашая прогуляться. Туда можно было выйти и из библиотечного корпуса. Вновь дадим слово Н. Матвеевскому: «Направо летняя, но избранная и для дачи очень богатая библиотека русских, французских и английских книг до 3000 названий; красивые шкафы окружают стены; посредине большой стол с каталогом книг и всеми принадлежностями для занятий; в покойных креслах нет недостатка… За библиотекой расположены такие же залы, как и на левой стороне, разумеется, иначе убранные». В дальнейшем число книг составило 10 000.

Здесь же, на первом этаже как обладатели наибольшего числа внуков имели помещения графиня Наталья Павловна и княгиня Аглаида Павловна, по ошибке именованная А. Никитиным графиней.

Портрет A.C. Строгонова кисти И.Б. Лампи-старшего представлен в раме, специально изготовленной для Марьино

Фрагмент рамы: соединенный герб Строгоновых и Голицыных

Существовала причина, по которой все гости Марьино стремились попасть в Библиотеку, причем едва ли не каждый из них испытывал сходные ощущения – готического ужаса при ее посещении. Поскольку новое жилище задумывалось, в том числе, и как мемориал Отечественной войне, Строгонова нуждалась в неких зримых подтверждениях боевого пути мужа. Вероятно, уже после его смерти она получила из Казанского собора, где сосредоточились трофеи русского оружия, полковой знак 146-го французского полка, мундир черного сукна, треугольную шляпу с белым плюмажем и красный кожаный футляр от жезла.

Этот жезл, правда, принадлежал не маршалу М. Нею, обоз которого 24 мая 1807 года захватил граф Строгонов, а другому наполеоновскому сподвижнику – маршалу Л. Даву.

Для выставления реликвий в Библиотеке марьинского дома сделали специальный шкаф, как раз и вызывавший особое внимание к интерьеру. П.П. Родзянко (1870–1958), сын княжны Марии Павловны Голицыной, правнук графини Софьи Владимировны и внук Аглаиды, описал свое впечатление следующим образом: «…Трепеща от волнения, мы однажды попали в огромную библиотеку, где фальшивые полки отодвигались, и показывался шкаф, полный старых французских мундиров и прочих вещей, захваченных Строгоновым, который атаковал Даву во время отступления. Среди прочих вещей был футляр для маршальского жезла Даву, который мы брали в руки с благоговейным трепетом. Сам жезл висел над могилой Кутузова, но нам так часто рассказывали историю пустой коробочки, что он волновал нас более, чем любая другая вещь. Пустой футляр и мундиры погибших солдат, висящие в потайном шкафу! Что может быть более зловещим? Наше богатое воображение превращало исторические факты в истории о привидениях, столь же ужасные, сколь запутанные. Среди нас распространился слух, что библиотека была убежищем привидения, и дядя Павел часто смеялся, когда мы с трусоватой поспешностью пробегали мимо дверей библиотеки в сумерках»[257]257
  Пер. с англ. из книги Rodzianko P. Tattered banners. An Autobiography. London, 1946. P. 25.


[Закрыть]. Аглаида Голицына вспоминала о видениях своей сестры Майи (Масоли, Марии). Та считала, что лунными ночами маршал открывал дверь шкафа и выезжал из Библиотеки на кресле-каталке.

План первого, главного, этажа показывает истинное время появления Портретной галереи и Бильярдной комнаты

Повсюду в усадебном доме, прежде всего, в обоих крыльях на втором этаже, и даже на чердачке, как назвал Колодин третий этаж главного объема, находились «комнаты для приезжающих».

«Каждое отделение, – сообщал Н. Матвеевский, – снабжено всем необходимым, не исключая даже и принадлежностей утреннего туалета и комнатного домашнего хозяйства». И добавлял: «Этою-то полнотою предусмотрительности, вместе широкой и мелочно-внимательной, отличалось гостеприимство прежних русских бар».

В противовес журналисту Ф.М. Толстой сообщал: «Для Глинки, Фирса и меня была отведена одна комната, и для троих один только умывальник. У нас происходили преуморительные сцены из-за умывальника. Фирс постоянно ворчал на Глинку, упрекал его за продолжительное полоскание: „Mimosa!“ (прозвание которое часто себе давал Глинка, вследствие болезненной чувствительности своего организма), басил он, потягиваясь в кровати: „Полно тебе полоскаться, ведь ты не утица“»[258]258
  Толстой Ф.М. Указ. соч. Как не вспомнить здесь восприятие композитором дороги!


[Закрыть].

Фрагмент чугунной плиты, обнаруженной в 2003 г. на месте Зеленой мызы

Чугунный пол в вестибюле Строгоновского дома в Санкт-Петербурге

Подкупали ли владельцы прессу?! Может быть, но компания музыкантов посещала еще не достроенный дом. Только после его расширения, у владельцев появилась возможность размещать «приезжающих» в более комфортных условиях. Возможно, визит 1828 года дал один из поводов к новому строительству.

Чтобы попасть в комнаты, следовало миновать вестибюль, пол которого имел чугунные плиты, подобные тем, что до настоящего времени сохранились в городском доме на Невском проспекте. Фрагмент одной из таких марьинских плит обнаружили при раскопках Зеленой мызы, где, надо думать, они так же использовались.

Именно проход к приезжающим, судя по всему, охраняли пары львов-самцов, столь обыкновенные, но столь важные для неповторимого образа марьинского дома.

Согласно Книге отчетных материалов по Петербургской главной конторе Строгоновых 11 августа 1817 года, «скульптурному мастеру Трискорни» было выплачено 1100 рублей, а в мае 1818 года – «скульптурному мастеру Августину Трискорни 500 р.». Парные фигуры львов изготовил из пудостского пористого известняка каменотес Семен Балакшин. В августе 1817 года их привезли из Петербурга в Марьино. Две пары сторожевых львов с лапами на шарах поставлены у входа в павильоны, а две другие пары лежащих, так называемых «агиптизированных», украшали боковые крыльца по сторонам центрального входа.

Глава 4
О школе графини Строгоновой

Создавая замок на Тосне, графиня Софья Владимировна желала жить в непосредственном контакте со своими подданными. Это было довольно трудно делать в доме на Невском проспекте, где число служащих весьма ограниченно и их задачи сводились лишь к обслуживанию господ. Общение в Марьине в некоторой степени также являлось искусственным вследствие того, что основная часть строгоновских крестьян жила в Пермской губернии. Туда просвещенной хозяйке было не добраться, и она избрала тосненских жителей в качестве трансляторов своей воли, исполнителем которой чаще всего был князь B.C. Голицын, муж Аглаиды Павловны Строгоновой.

Образование, улучшение быта крестьян и призрения сирот едва ли составляло главную цель переезда графини Строгоновой из Петербурга за город, хотя благотворительность и изменение положения крепостных являлось в известном смысле продолжением дела свекра и мужа. Следует вернуться в период недолгого действия Негласного комитета при императоре Александре I для того, чтобы обнаружить, что граф Павел Строгонов писал о крепостных: «Из всех сословий в России лишь крестьяне заслуживают наибольшее внимания.

Большинство их одарено и большим вниманием, и предприимчивым духом, но лишенные пользоваться тем и другим, крестьяне осуждены коснеть в бездействии и тем лишают общество трудов, на которые они способны. У них нет ни прав, ни собственности. Нельзя ожидать ничего особенного от людей, поставленных в такое положение, даже те небольшие проблески ума, которые они проявляют, уже удивляют нас и заставляют предвидеть, на что крестьяне будут способны, получив известные права»[259]259
  Николай Михайлович, вел. кн. Граф Павел Александрович Строганов (1774–1817). Историческое исследование эпохи Императора Александра I. T. II. СПб, 1903. C. XVII–XVIII.


[Закрыть].

В 1818 году, спустя пять лет после создания хозяйства, Софья приступила к реализации своей программы и обратилась к крестьянам с посланием: «Вотчине моей известно непременное намерение мое улучшать и продолжать в Марьине собственное земледелие, скотоводство, сенокосы, словом, основать порядочное и даже образцовое сельское хозяйство, с другой стороны, крестьяне мои из многих опытов знают уже, сколько я желаю видеть и их хозяйство в лучшем состоянии.

Для исполнения сих двух намерений мне нужна помощь моих крестьян, а крестьянам моим всего нужнее полное уверение в том, что каждый из них будет и впредь также спокойно владеть отведенною ему пашней и покосом, как спокойно владеет ныне, что каждый может даже увеличить свои поля и луга собственными трудами на новых или на запущенных расчистках и что при заботах об устройстве своего хозяйства ни один крестьянин не должен опасаться того, что бы он был отягощен господскими работами. Я желаю согласить мои выгоды с выгодами моих крестьян и исполнить наши общие требования в общем деле хозяйства»[260]260
  РГИА. Ф. 927. On. 1. Д. 421.


[Закрыть].

Вид Перми со стороны Камы западнее Спасо-Преображенского собора, который стал преемником основанного Аникой Строгоновым Пыскорского монастыря. Здесь находились дома самых состоятельных граждан города, в том числе до пожара 1840-х гг., дом Строгоновых. Художник П.Е. Розмахнин

Новым было стремление Строгоновой поручить крестьянам лесную повинность, ибо прежде в России не видели выгоды в сохранении и приумножении деревьев. Условие графиня предлагала заключить на четыре года, обещая для пользования больных крестьян и обучения их детей чтению церковных книг содержать в Марьине на собственный счет больницу, аптеку и училище.

Исполнение замысла возлагалось на B.C. Голицына. Он записал в свой дневник 7 февраля 1824 года: «Были у Шерера на курсе. Говорено о парах – барометре. Ездил смотреть квартиру на острове для школы в доме Гусевой. Изрядно, но дорого»[261]261
  РГАДА. Ф. 1278. On. 1. Д. 541. Л. 87.


[Закрыть].

Александр Николаус, или Александр Иванович, Шерер (Scherer, 1772–1824) – известный химик, последователь А.Л. Лавуазье. На изданном в переводе В. Джунковского в 1808 году «Руководстве к преподаванию химии» указано, что немец имел титул надворного советника, являлся экстраординарным академиком Императорской Академии наук (в 1815 году избран действительным академиком), профессором химии Горного кадетского корпуса, Педагогического института, Медико-хирургической академии. Известно, что ранее он преподавал в Дерпте. В том же 1808 году типография Императорских театров опубликовала «Письмо к господину Шереру, или примечания на сочинение его под названием „Опыт методического определения химических названий для русского языка и проч.“», сочиненное П. Ниловым.

Пример аттестата, выдаваемого выпускникам Школы

Князь В. С. Голицын – «Васенька», движущая сила всех проектов графини Софьи Владимировны 1820-1830-х гг.

Сам «Опыт» представлял собой лекцию, прочитанную Шерером в Академии наук 9 декабря 1807 года. Тогда он, в частности, предложил именовать пиролюзит марганцем. На следующий год академическая типография опубликовала ее на русском языке. Публичные лекции Шерера начались в 1823 году (или повторялись в 1824?) и состояли из трех курсов. На немецком языке он читал физико-химический и минералогический курсы, а физико-химический, с технологическим применением, – на русском.

Судя по темам лекций, Голицын посещал лекции на физико-химическом курсе, лекции этого курса на русском языке подготовил к печати В.В. Любарский, и напечатаны они в типографии К. Крайя (Kray) в 1823 году. Плата составляла 100 рублей за полный курс. Из тридцати слушателей, десять – дамы, и считается, что именно в тот момент положено начало женскому образованию в России. В соответствии с характером графини Софьи Владимировны она вполне могла входить в число этих десяти, но ее зять о том не упоминает.

Голицын решил, что школа будет находиться на Васильевском острове, вероятно, по причине стоимости аренды и в связи с тем, что собственный дом находился там же. Его он имеет в виду, когда пишет «остров».

Дневник B.C. Голицына. 18 февраля: «После обеда, отдохнувши, ездил на Вас. Остров, где нанял осматриваемую мною уже несколько раз квартиру для школы в 16 линии у полковницы Глушковой за 1500 р. в год. Потом был на лекции у Шерера о соединении газов в атмосферном воздухе и о дыхании вообще, действии воздуха в мехах»[262]262
  Там же. Л. 89 об., 90.


[Закрыть].

Главный фасад Горного института – один из шедевров Воронихина

Князь искал помещение поблизости от дома, который он вместе с женой занимали на нечетной стороне Большого проспекта Васильевского острова между 15 и 16 линиями.

Как уже говорилось, 18 марта 1824 года состоялось открытие учебного заведения, получившего название «Частная горнозаводская школа графини С.В. Строгоновой». Она решилась на свое предприятие, вероятно, во многом благодаря тому отличному состоянию, в котором оставил Горный кадетский корпус Е.П. Мечников, его директор в 1817–1824 годах. При нем проводились блестящие публичные экзамены, ученики занимались танцами и пением, наконец, было расширено здание музея и улучшен быт воспитанников.

«Звезда корпуса» – обаятельный и энергичный Д.И. Соколов (1791–1852), инспектор классов (1826–1840) и профессор минералогии. Он являлся одним из лучших преподавателей, замечательно читал лекции на протяжении свыше четверти века, причем не только в корпусе, но и в университете. Более того, его выступления привлекали большое число сторонних слушателей. Так, в 1830 году, когда Дмитрий Иванович начал читать физико-геогностический курс, послушать его в Минеральный кабинет Горного кадетского корпуса собралось 500 человек.

По мнению обозревателя «Северной пчелы», «ясность и простота изложения, приятное и убеждающее чтение, чистый голос и внятное произношение Д. Соколова, доставили удовольствие, кажется, всем слушателям, изъявившим, по окончании лекции, громкое одобрение читавшему». Воспитанники очень любили профессора и называли его «Наше солнце». Наконец, он состоял смотрителем музея и многое сделал для пополнения его коллекции. Личность Д.И. Соколова, безусловно, повлияла на принятие Софьей Владимировной окончательного решения.

Директором учебного заведения графини стал князь C. Голицын. В школу набрали двадцать крестьянских детей из Пермской губернии, а также несколько «посторонних» учеников. Им преподавались Закон Божий, отечественный язык, чистая математика, механика, геодезия, горные науки, бухгалтерия, черчение, рисование, история, география, немецкий и французский языки. Не без внутреннего страха ожидала графиня результата своего эксперимента. Успехи воспитанников побудили ее распространить опыт «как в рассуждении числа учащихся, так и в отношении предметов». Она решила обучать триста человек.

Фото Дж. Бианки показывает портрет императора Петра Великого в Большом зале дома на Невском проспекте

Весной 1825 года ее учреждение стало именоваться «Школой земледельческой, сельского хозяйства и горнозаводских наук с присовокуплением особого отдела ремесел». Ее главная цель – приготовление детей свободного и крепостного звания для занятия мест приказчиков, по сельским имениям и частным горным заводам, а также в ремесленники и хлебопашцы. Преимущество отдавалось сиротам. Школа отныне делилась на три разряда: высший (для подготовки приказчиков), средний (ремесленники) и низший, на котором готовили хлебопашцев и «содержателей лесов».

Из третьего разряда планировалось готовить также лекарей и помимо того предполагалось создать «особое заведение» для крестьянских девушек, чтобы готовить их к лучшему исполнению своих обязанностей, обучая разным рукоделиям и надлежащему присмотру за скотом (некоторых задумывалось учить повивальному искусству). Таким образом, речь шла об «университете» для полного обеспечения потребностей вотчины, причем для графини Строгоновой повышение нравственности народа также имело большое значение.

На низшем и среднем отделениях обучение продолжалось два года, а на высшем – три. Главное заведение должно было помещаться в Марьине, где разместилась практическая ферма и мастерская по всем ремеслам. Приготовительное и окончательное образование мыслились в Санкт-Петербурге при доме Ее Сиятельства.

Первый выпуск школы состоялся в 1828 году, и тогда же для теоретического отделения был приобретен второй дом. 18 января графиня С.В. Строгонова купила у жены отставного флота капитан-лейтенанта Миллера дом, соседствовавший с владением дочери и «состоящий… между 15 и 16 линиями, по Большому проспекту, за 40 тысяч рублей»[263]263
  Волегов Ф.А. Указ. соч. С. 175; Векслер А.Ф. Санкт-Петербургская школа земледелия и горнозаводских наук графини С.В. Строгановой // Строгановы и Пермский край. Пермь, 1992. С. 107.


[Закрыть]. С тех пор школа помещалась на обоих участках.

Наиболее триумфальным стал третий выпуск, отчет о нем 7 июня 1830 года напечатала «Северная пчела».

На публичном экзамене, который состоялся в Большом зале Строгоновского дома, присутствовали «многие известные литераторы и ученые», в числе их, возможно, был В.А. Жуковский, который однажды писал А.М. Тургеневу о встрече с графиней Софьей Владимировной: «…У нее есть институт… в нем получается хорошее образование, и из него выходят путевые и полезные люди, с готовым для него ремеслом и местом… Быв на экзамене в институте графини Строгоновой, я нашел, что воспитанников учат довольно серьезно… Сельские управители весьма важные люди: в них нуждаются, и это хлеб верный»[264]264
  Цит. по указ. ст. А.Ф. Векслера.


[Закрыть].

Вначале ученики экзаменовались в Законе Божием, российской словесности, математике, физике, химии, ботанике, геологии, сельском хозяйстве, счетоводстве, геогнозии и горных науках. «Удовлетворительным изъяснением всех предметов учения, основательным и твердым знанием оных, испытуемые удостоверили своих слушателей в лучшем методе преподавания и вместе в своих способностях и прилежании, при которых только можно было им достигнуть в самое короткое время превосходных успехов».

Один удачно изложил предметы геогнозии и образ нахождения полезных ископаемых. Другой воспитанник со знанием дела с ораторским искусством говорил о различных системах сельского хозяйства и объяснил относительные преимущества одних над другими. Наконец, третий ученик представил слушателям удовлетворительное объяснение свеклосахарного производства. Еще три воспитанника заняли гостей чтением своих сочинений: первый – о происхождении и усовершенствовании горных наук; второй – о разрушении и образовании ископаемых тел на земной поверхности; и третий – о селе Новом Усолье. «Слушатели имели удовольствие заметить в сих сочинениях основательное знание изложенных в них предметов, и слог ясный, чистый и правильный».

Экзамен проходил в «Большой готической зале» дома на Невском, как назвала шедевр Растрелли «Северная пчела».