Текст книги "Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари"

Для решения споров создали особый Лесной суд «для суждения крестьян Марьинского имения, виновных в похищении и повреждении лесов».

На этой сепии архитектор (Менелас? Копия Е. Есаков?) представил караулки, которые он сам исполнил из «землебита» в Марьино

Графиня Софья Владимировна установила большие штрафы как для посторонних, так и для собственных похитителей. Так, попавшиеся на воровстве в четвертый раз, сдавались в рекруты и отсылались в заводы на время или навсегда. Наконец, Александр Ефимович предлагал Софье Владимировне, чтобы «обращающие к лесным служителям непристойные выражения или грубую брань» наказывались «телесно, и притом более или менее, смотря по важности занимаемой лесным служителем должности». Венцом усилий лесничего стало учреждение особой «Черной книги», куда должны были заноситься расхитители лесного богатства.

В начале 1840-х годов А.Е. Теплоухов принял участие в сочинении книги «Сельские беседы», написанной в Марьино – анонимного и, возможно, коллективного труда. Он впервые увидел свет в 1842 году и в первом варианте состоял из девяти отдельных глав (бесед), включая сказку «Для досуга». В каждой из них от имени умудренного опытом Конона Степановича рассказывалось о том или ином аспекте крестьянского жития, первоначально только о земледелии – почве, орудиях, приметах погоды.

Глава первая содержит главный посыл работы: «Мы можем молить Бога только о том, чтоб Он не посылал засухи, мороза, града и других наказаний, но землю обрабатывать должен хозяин сам. Смышленый хозяин может малоурожайную землю сделать плодородную, или плодородную поддержать так, чтобы она десятки лет не теряла своей силы». Седьмая беседа содержала рассказ о «земледельческой школе в новгородском имении, верст 10 от большой московской почтовой дороги». Трудно более точно указать местоположение Марьино, о котором мы узнаем новые дополнительные сведения. В частности, становится очевидным, что в имении продолжались, казалось бы, уже всеми забытые опыты H.A. Львова 1790-1800-х годов по строительству землебитных домов.

Последняя глава «Сельских бесед» содержала сказку «О белой царице Русь-девице и о чудо-богатыре славном царевиче» – произведение, излагающее в аллегорической форме идеологию Строгоновой, желавшей соединить духовную силу древней Руси и мощь петровской империи. На свете прекрасно жили король По-колено Борода и королева, но не было у них детей. Однажды королева посетила царство Мороза Снеговича, от которого узнала о грядущем рождении дочери и терзаниях мужа по поводу действительного отца долгожданного ребенка. Мороз Снегович наказал королеве убедить супруга не убивать дочь, а «велеть 30 боярам отнести в землю далекую темную неизвестную, куда солнце ваше уходит». Там дочь будет расти 1000 лет, а затем обручится с тем, кто сотворит 7 чудес.

Все так и произошло. Родилась дочь Русь-царевна, подданные нашептывали королю о странном совпадении появления ребенка и путешествия королевы, наконец 30 бояр унесли девочку прочь. Она росла, отвергая претендентов на свою руку, и тем временем узнавала о дивных делах царевича, который создал войско, словно из царского перстня волшебного, построил флоты, мосты-самодвиги, которые сами ходят, и делал другие тому подобные чудеса. Захотев жениться, построил он палату-город на синем море с высокими стенами. На стенах палаты палят пушки, а по башням гудит звон колокольный. Обручилась с царевичем царевна. В заключении читателям, дабы у них не оставалось сомнений, прямо указывалось, что под царевичем имелся в виду «великой государь Петр Алексеевич, который вывел на море славную столицу Питер, ездил в чужие государства за мудростью, как за живой водой, и воскресил ею наше царство»[286]286
  Беседы сельские. Книга для чтения учениками Марьинской школы практического земледения и ремесел гр. С.В. Строгановой. СПб., 1842.


[Закрыть].

Если судить по указанию на шмуцтитуле, первоначально труд предназначался «для чтения учениками марьинской школы практического земледелия и ремесел гр. С.В. Строгоновой». К тому времени имению исполнилось тридцать лет и Софья Владимировна могла поделиться своим опытом с более широкой аудиторией. В том же году вышло другое, расширенное издание наставления крестьянам по всем вопросам жизни. Новые главы, число которых достигло 26 (ровно половина общего числа недель в году), повествовали о болезнях людей и животных, картофеле как крестьянском хлебе.

Добавлены еще две сказки. Центральная их тема – забота о лесе (главы «Лес», «Рубка леса», «Расчистка леса», «Безлесье»), в связи с чем не вызывает сомнения участие в подготовке «энциклопедии» А.Е. Теплоухова. Третье и четвертое издания, которые именовались «Сельские беседы для народного чтения», появились соответственно в 1851 и 1869 годах, когда Теплоухов еще был жив. В третье издание, помимо «слова русского человека» и главы о многопольном полеводстве, включен «новый способ экономической постройки деревянных домов», в четвертое – страстная глава о лесоводстве.

Помимо «Сельских бесед» Строгонова издавала и другие «учебники», разделенные на три серии: «Хозяйство», «Основное учение», «Чтение». Как явствует из обнаруженной мной книги «Народная арифметика», уже к 1843 году было выпущено не менее 20 книжек ценой 3 копейки серебром.

Глава 6
Марьинская жизнь от 1845 до 1914 года

В 1843 году Марьино и Школа, казалось, достигли расцвета: графиня Софья Владимировна уже второй год издавала учебники, тем самым выведя свое учреждение на новый этап развития. Однако, как часто бывает, за апофеозом последовала катастрофа. Уже следующий, 1844, ставший последним полным годом жизни Строгоновой, произвел какой-то надлом в душе графини. Она решила закрыть школу.

Более того, графиня запретила дочери Аглаиде возобновлять ее в следующих выражениях: «Тебе известно, что означенные заведения… доведены были до возможной степени совершенства и приносили благие плоды. Хозяйственная часть имела такое устройство, при коем на содержание школы не выходило более назначенных мною сумм, кои были весьма умерены по сметам. После того и особенно в течение последних трех лет управление школами, не довольствуясь отпускаемыми в его распоряжение гораздо большими суммами, без ведома моего наделало огромные долги, ныне простирающиеся до 135 000 рублей, и тем побудили меня для уплаты сих долгов принять меры, вследствие коих Марьинская школа должна быть закрыта к концу 1844 года… Сообщая тебе о причинах моего распоряжения… я надеюсь от любви твоей ко мне, что ты исполнишь мою волю и после кончины моей не согласишься на восстановление сего учебного заведения… какие бы выгоды не вздумали об оном тебе представлять, ибо подобные заведения, содействуя только успехам сельского хозяйства, вообще не могут приносить доходов, но требуют от учредителей еще значительных пожертвований»[287]287
  Мурашова Н.В. Указ. соч. С. 71–2.


[Закрыть].

Какие ужасные события могли произвести такую перемену в воззрениях благотворительницы? «Стечение четырех пожарных случаев, за короткое время один за другим последовавших в имениях графини Строгоновой, поставило Графиню в невозможность уделять столь значительную сумму на содержание школы», – писала в свою очередь газета «Санкт-Петербургские ведомости» в 1851 году, словно отвечая на мой вопрос, но не описывая самих происшествий.

Удалось узнать, что в 1843 году огонь уничтожил деревянную дачу Павла и Софии на Выборгской стороне, построенную А.Н. Воронихиным в 1795 году. Другие пожары неизвестны, но, надо думать, они оказались столь же чудовищными и, вероятнее всего, затронули и Марьино – любимое детище, которое поддерживалось до последнего, несмотря ни на какие траты. Известно, что лето 1842 года было необыкновенно жарким. Тогда выгорели Пермь и Усолье и почти все село Ильинское – центр вотчины. Итак, по злой иронии судьбы Строгонова – почитательница леса – пострадала от огня, который, возьму на себя смелость сказать, свел ее в могилу.

Здесь и на других фотографиях, воспроизведенных в этой и следующих главах, показаны виды личных комнат 3-го этажа дома в Марьино

После кончины графини, последовавшей в марте 1845 года, жизнь в имении резким образом переменилась. Первый удар ждал архитектора, почти тридцать лет воплощавшего планы графини, от первой владелицы особого марьинского майората княгини Аглаиды Павловны Голицыной. Она приказала: «Все предложенные и начатые уже по воле покойной Графини постройки новых зданий как-то:…Столовая, конный двор и прочая приостановить»[288]288
  Наумова А.Н. Указ. соч. С. 212.


[Закрыть]. Что имеется в виду под Столовой, она как будто бы давно уже существовала, неизвестно. Вероятно, речь идет о ремонте. Одновременно зодчего – П.С. Садовникова – рассчитал граф Сергей Григорьевич, муж Натальи Павловны. На этом перемены не закончились. К ужасу Теплоухова земли Марьино стали охотничьими угодьями для князя Павла Васильевича Голицына.

Пятнадцатилетний брак Аглаиды Павловны с князем Василием Сергеевичем Голицыным принес пять мальчиков, причем все они, за исключением второго, Сергея, умершего в трехлетнем возрасте, прожили довольно большую жизнь. Третьим, четвертым и пятым были соответственно Александр (1828–1869), Владимир (1830–1886) и Эммануил (1834–1892). Старший, прежде всего интересующий нас сын Павел, появился на свет в январе 1822 года и был назван в честь деда по линии Строгоновых. В возрасте двадцати трех лет, кандидатом востоковедческого факультета Санкт-Петербургского университета, он унаследовал Марьино и 20 апреля 1846 года отправил в местное лесничество следующую записку: «Во время пребывания моего в Марьине 20-го числа сего апреля, заметил я, будучи на охоте, что на болоте Кирковском ходил с ружьем неизвестно кто из крестьян ли марьинских, или из служащих, или же кто из посторонних людей; и как лесничеству… приказано от меня строгое наблюдение по запрещению всякой охоты в дачах… то по сему предписываю непременно разведать, кто именно в означенное время охотился, и мне о том донести; с виновным же предписываю поступить по всей строгости лесных постановлений по предмету охоты существующим»[289]289
  РГИА. Ф. 927. Д. 1433. Л. 20.


[Закрыть].

27 июня того же года: «Сим предписываю правлению к непременному исполнению, чтобы оно объявило всем крестьянам… вотчины и лесникам, что воспрещается им иметь охотничьих собак. А потому дать им срок три недели с тем, чтобы они сбыли собак по их усмотрению, по истечению сих трех недель у кого окажется собака охотничья, таковую брать и продавать в посторонние места. Копию сего приказываю сообщить… лесничеству» [290]290
  Там же. Л. 31.


[Закрыть].

Наконец, 18 октября управляющий С. Бондюгин указывал таксатору А. Россомагину: «По приказанию Его Сиятельства Князя Павла Васильевича повторяется вам… повелению Его, что бы ни крестьяне, ни лесники не имели при себе собак, которых они должны при настоящей бытности Его Сиятельства представить непременно охотнику Венедикту»[291]291
  Там же. Л. 44.


[Закрыть].

16 декабря тому же служащему поступило предписание уже самого Голицына: «Приказом от 27 июня… от меня было предписано… вотчинному правлению, что никто из крестьян и лесников не смел бы держать охотничьих собак. По дошедшим до меня сведениям в теперешний мой приезд, что приказание мое не исполнено, повторяю строжайшее мое приказание, чтобы к 12 часам завтрашнего числа все крестьяне собак своих сбыли. Каждый крестьянин за неисполнение такового моего приказания, которое также было сообщено и лесному начальству, будет штрафован 5 руб. каждый день до тех пор, покудова не сбудут собак. О таковой моей воле донести мне, когда последует исполнение»[292]292
  Там же. Л. 51.


[Закрыть]. Теплоухов, пожалевший, что мало уши драл выросшему барину, был свидетелем всех этих событий. Александр Ефимович сохранил свою должность управляющего лесным отделением до июня 1847 года с условием уехать со своими последними учениками в уральские владения Строгоновых.

При Голицыных собственный садик дома заполняли розы. Фото из семейного архива княжны Е. Голицыной

Впрочем, Н. Матвеевский, его я уже неоднократно цитировал, весьма лестно отзывался о старшем сыне княгини Аглаиды Павловны. Корреспондент журнала «Иллюстрация» прибыл в Марьино в прекрасное утро 8 августа 1848 года. Надо отметить, что прекрасным оно осталось для него даже после пятичасовой дороги из Петербурга. Матвеевский особо отметил широкие, пятисаженные дороги усадьбы, покрытые щебнем.

Несколько схематичный вид марьинского дома, заимствованный из журнала «Иллюстрация»

Как мы знаем, их сделали капитально по системе МакАдама и спустя годы продолжали исправно служить хозяевам и их гостям. По мнению журналиста, вероятно, желавшего отблагодарить хозяина, предоставившего ему, как мы помним, отдельную комнату и умывальник, князь Голицын стал «отцом и устроителем счастья своих крестьян», идеальным преемником покойной графини, объявленной журналом по своему гостеприимству и радушию, «святому, теплому чувству к отечеству, строгому разуму» настоящей русской барыней. Сам автор статьи довольно подробно осмотрел усадьбу и, в частности, Библиотеку, впервые упомянув в прессе о мундире маршала Даву.

Главным достоинством Марьино, с точки зрения визитера, была возможность видеть, оценить и почерпнуть улучшения сельского хозяйства. «По местоположению и по устройству… [оно] заслуживало бы составления… книги, с изложением хода и постепенного развития этого полезного в области сельского хозяйства частного имения (курсив мой. – С.К.)», – писал Матвеевский. Время подобного издания пришло только теперь, спустя более чем полтора столетия, когда наш пиетет перед графиней Софьей Владимировной достиг заслуженного высокого уровня. К заслугам нового владельца мой предшественник относил межевание крестьянских полей с идеей последующей передачи их в вечное пользование. Из статьи мы узнаем: молодой князь Голицын «… с сердцем предался делу и в короткое время приобрел столько сведений, такой верный взгляд на хозяйственные предметы, составил предположения различным улучшениям, положил начала столь основательные, что Марьино ждет самая блестящая будущность».

Хорошие перспективы сулило завершение поблизости прокладки железной дороги с ожидаемым нашествием дачников. Им, судя по всему, и предназначалась статья Матвеевского, ибо журнал Н.В. Кукольника «Иллюстрация», для которого он работал, впервые занялся пропагандой дачной жизни, бывшей в тот момент еще уделом только аристократии. Да и само понятие «дачи» как места летнего отдыха широко распространилось именно в конце 1840-х годов. Однако последующие события, как это часто бывает, вероятно переменили положительный настрой князя, если он, конечно, существовал на самом деле. Годом ранее появления в окрестностях имения «железных коней» (1851 г.), облегчавшей доставку дачников в Марьино и окрестности, князь П.В. Голицын женился на графине H.A. Строгоновой, дочери графа Александра Григорьевича. Именно этот брак, оказавшийся весьма непродолжительным, кажется, перечеркнул «блестящую будущность» усадьбы.

Розовый сад у стен дома. Фото из семейного архива Е. Голицыной

Уже весной 1853 года Наталья умерла, успев родить двух детей. Сын Виктор умер в малолетстве. Дочь Мария, названная, судя по всему, в честь баронессы Марии Яковлевны и прожившая, как будто за двоих, почти сто лет (1852–1944), в будущем стала супругой Павла Владимировича Родзянко, сын которого Павел оставил воспоминания о библиотечном шкафе. В 1855 году князь П.В. Голицын заключил новый брак, на этот раз с княжной Е.Н. Трубецкой (1831–1918), и стал отцом еще семерых детей. Старшим из них был князь Павел Павлович (1856–1914), узнавший о своей миссии наследника Марьино уже в молодые годы, ибо родитель его скончался в 1871 году, будучи к концу жизни действительным статским советником, президентом Придворной конюшенной конторы, шталмейстером, кавалером орденов Св. Станислава I степени и Св. Анны I степени. Трагическое окончание первого брака и столь богатый на потомство второй, должны были отвлечь Павла Васильевича от занятий хозяйством, его без строгоновских финансовых вливаний содержать было крайне сложно.

После 1871 года майоратом до совершеннолетия Павла Павловича управляли опекуны – мать Екатерина Никитична и дядя Эммануил Васильевич. Однако еще до смерти своей бабки, Аглаиды Павловны, последовавшей в 1882 году (была похоронена рядом с мужем), Павел Павлович при достижении совершеннолетия (1874 г.) вступил во владение Марьиным. Известные нам факты позволяют сказать, что он успел впитать в себя строгоновскую историю, проникнуться пафосом владения на Тосне. После окончания Пажеского корпуса он в составе Кавалергардского полка принял участие в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов.

В 1880-х годах Санкт-Петербург, помимо иных, увидел роскошные свадьбы трех ровесников: граф Сергей Александрович Строгонов женился на княжне Евгении Александровне Васильчиковой. Ее брат Борис стал супругом Софии Николаевны Мещерской, сестра которой, Александра, имела счастье венчаться в 1887 году с князем Павлом Павловичем.

Князь П.П. Голицын

Княгиня А.Н. Голицына, урожденная княжна Мещерская

Спустя три года Павел Павлович стал предводителем дворянства Новгородского уезда, затем всей губернии, а в 1906 году – членом Государственного совета. Все мучительные шесть лет, пока у нее не было детей, жена изучала марьинский архив, пытаясь попутно обнаружить что-либо о тайнах Федора Кузьмича и Веры-молчальницы. Наконец, в 1893 году родился долгожданный ребенок – девочка, ее назвали Аглаидой в честь прабабушки. В знак благодарности Богу, Голицыны построили в Марьино небольшую больницу на 9 персон, с особой комнатой для экстренных операций. Их проводил хирург, приезжавший раз в месяц из Петербурга. Маленькая клиника, прежде всего она предназначалась для рожениц.

Затем, как будто устыдившись, Бог наградил семью еще шестерыми детьми, последняя из которых, Александра (Алека), появилась на свет в мае 1905 года, в начальный момент длительного социально-политического кризиса в России, который все переменил, в том числе и в марьинской жизни.

Все как будто повторилось. Дети Софьи Владимировны рождались также на рубеже столетий: между 1795 и 1808 годами. Обе дамы в скором времени тоже стали вдовами. Однако Марьино, не увидевшее деяний Павла Строгонова, облагородил Павел Голицын.

Как и везде, в Марьино крестьянский надел не позволял вести полноценное хозяйство, обеспечивавшее продовольствием самого производителя: крестьянам приходилось искать заработков на стороне. С другой стороны, здесь, в относительной близости от Петербурга, не хватало наемной рабочей силы для обработки земли. Самые деятельные крестьяне предпочитали городскую работу труду на соседа-помещика. Испольный наем земли осложнялся отсутствием у многих владельцев рабочего скота. Получалось, что многие землевладельцы набирали работников из случайного асоциального элемента.

Князь П.П. Голицын со своими детьми Аглаидой, Марией, Екатериной, Сергеем и Софьей

Прибалтийские крестьяне оказались спасением. Как правило, переселенцы решались на переезд вполне осознанно, приезжали с твердым намерением заработать, брали землю в аренду на длительный срок и не разрывали договор в одностороннем порядке. Они, безусловно, в большей степени, чем российские крестьяне, владели опытом хозяйствования в стесненных земельных условиях. В 1864–1912 годах в Новгородскую губернию переселилось 74 общины латышей и 18 – эстонцев. В имении Марьино поселились 52 семьи – рекордное число, причем первые десять лет они жили бесплатно, и лишь с одиннадцатого года начали вносить плату в размере 1,6–2,7 рублей с десятины, едва ли не самую низкую в губернии[293]293
  Полх П.П. Остзейская земледельческая колонизация в Новгородской губернии в конце XIX в. // Балтийский регион в истории России и Европы / Под ред. В.И. Гальцова. Калининград, 2005. С. 136–148.


[Закрыть]. Это благодеяние помогло выжить вдове и детям Голицына в годы разрухи 1918–1919 годов.

Князь Павел Павлович отличался гостеприимством. Комнаты его огромного загородного дома были всегда готовы для приема друзей, те, правда, иногда потешались над странным, по их мнению, устройством владения. Так, Б.А. Васильчиков, назвав резиденцию домом-дворцом, писал: «Трудно себе объяснить, чем руководствовалась Софья Владимировна, делая такой выбор… Марьино… расположено в крайне непривлекательной местности, земли… состояли преимущественно из моховых болот, и на самом краю имения… на берегу небольшой речки… был выстроен дворец, так что с его балкона, через речку, можно было бросить камень на другой берег, который был уже чужой»[294]294
  Васильчиков Б.А. Указ. соч. С. 68–69.


[Закрыть].

Как и предки, князь П.П. Голицын был заядлым охотником. Правда, Марьино по своей близости к городу и по причине активного использования земель уже мало подходило для этих целей. Потому Павел Павлович, прихватив собак и лошадей, отправлялся травить зайцев на новгородчину – в Выбити князя Б.А. Васильчикова или в Волышово к графу С.А. Строгонову. До обоих имений путь был далеким и трудным. В частности, при поездке к графу «караван Голицына» сначала следовал до Гатчины, затем погружался на поезд и уже на нем добирался до станции Новоселье. Оттуда оставалось еще 77 верст до имения графа Сергея Александровича. Подобное путешествие занимало несколько дней. Так, в 1891 году охота князя Павла Павловича Голицына совершала свой марш с 10 по 13 сентября, в путь тогда отправились 31 собака, 8 лошадей, 4 охотника и 3 конюха.

Вид марьинского дома после пожара

Князь Голицын отличался широтой интересов. Не случайно он состоял егермейстером двора, казначеем Общества поощрения полевых достоинств охотничьих собак, а также почетным членом охотничьего кружка Гвардейского экипажа. В 1894 году в Москве появилась книга с пространным названием «Садочный календарь за 1884–1893 года с отчетами всех публичных садок борзых в России, а также со списком собак, выигравших Волышовский кубок, великокняжеский приз и др.; садочные правила и продажи борзых. Издание O.A. Щербатовой и П.П. Голицына». За десять лет собаки С.А. Строгонова завоевали в России тридцать три приза (первое место). Князь Павел Павлович с четырнадцатью наградами занял шестое место. Также Голицын подготовил и издал «Родословную книгу дворян Новгородской губернии» (Новгород, 1909–1910).

Вид усадьбы до Строгоновых (вид от будущей Искусственной руины)

На рубеже XIX и XX столетий зимой в западном крыле дома произошел пожар, уничтоживший Столовую и соседние помещения[295]295
  А. Трубников датирует происшествие 1901 годом. В. Целобанова на сайте www.usadbamaryino.ru. (дата обращения 11.05.2010 г.) – 1899. Последняя датировка представляется более правильной, поскольку Аглаида буквально пишет: «Это произошло после рождения Сергея (вероятно, следующей зимой)». Князь Сергей Голицын родился 22 декабря 1898 года.


[Закрыть]. В отсутствие хозяев дом оставался на попечении старого слуги Николая, который, по словам Аглаиды, не усмотрел за одним из каминов. Хотя мебель и картины спасли, погибли все интерьеры с отделкой в западном крыле.

Пожар во время больших морозов продолжался несколько дней и центральная часть дома не сгорела только благодаря ледяной стене, устроенной крестьянами из ковров, облитых водой. Средств для восстановления у Голицыных не было. Марьинский дом являлся для них «тяжелой обузой… т. к. доходы имения далеко не покрывали расходов на его содержание и жизнь в соответствующих условиях», и Павел Павлович постепенно распродавал «художественные предметы… которые были извлечены… из знаменитых строгоновских коллекций дома у Полицейского моста»[296]296
  Васильчиков Б.А. Указ. соч. С. 69.


[Закрыть].

Тем не менее утилитарно, то есть без отделки, возобновили объемы Картинной галереи и Большой гостиной. Вместо Столовой сделали открытую террасу, а обедали с тех пор в Бальной комнате, – так автор воспоминаний называет Большую диванную Н. Матвеевского. Мы располагаем фотографиями вида западного корпуса до и после пожара. Бильярдной также больше не существовало. Верхний этаж западного крыла только подвели под крышу, без восстановления комнат. Соответственно, оно более не давало приют приезжим. Княжна Аглаида свидетельствует: четыре года после катастрофы Голицыны не ездили в Марьино и впервые после страшной катастрофы навестили имение только в 1903 году. Зимой они вообще там не появлялись. Огонь – стихия, но все же это событие видится закономерным итогом периода, когда Голицыны не смогли поддержать великолепия, созданного Строгоновыми.

Личные комнаты 3-го этажа дома в Марьино

Печальное событие, возможно, имело и положительную сторону. В предреволюционные годы Голицыны покровительствовали талантам, способным запечатлеть старинную усадьбу, причем не только дом, но и парк, а также окрестности. В 1905 году туда именно с этой целью приезжали A.A. Рылов (1870–1939), написавший несколько этюдов – «В Марьино», «Деревня Марьино», «Деревня на берегу р. Тосны, Марьино», «Река Тосна, Марьино», и Н.П. Химона (1864–1929).

Среди живописцев, пленившихся красотами Марьино, был и А. Рылов. Он исполнил здесь в 1920-х гг. ряд полотен, среди которых «Осень на реке Тосно»

В своих «Воспоминаниях» Рылов рассказывал: «На Страстной неделе поехали мы с Химоной в гости к управляющему голицынским имением в Марьино, захватив с собой краски и двух зорянок. Там, в парке, вблизи дома, я выпустил свою парочку на волю. Самец сейчас же вспорхнул на высокую ель, осмотрелся и стремительным полетом помчался вдаль, а Мушка осталась весело прыгать на подстриженных кустах акации, перелетая с места на место, но не теряя меня из вида… Я писал этюд в парке, на берегу пруда… Прожил в Марьино десять дней. Жаль было уезжать…»[297]297
  Рылов A.A. Воспоминания. Л., 1977. С. 138–140.


[Закрыть]

Судя по картинам «Река Тосна осенью» (1920 г.) и «Марьинские сосны» (1937 г.), Рылов еще дважды возвращался в имение Строгоновых-Голицыных, хотя возможно в 1937 году он использовал старый этюд.

К 1910 году молодой дворянин A.A. Трубников (1882–1966) подготовил для журнала «Старые годы» большую статью «Княгиня Голицына в Марьине и Городне», снабженную ныне драгоценными для нас фотографиями интерьеров и репродукциями нескольких картин, которые очень скоро покинут свои места. Мы видим на месте портреты княгини Натальи Петровны и князя Владимира Борисовича, графини Екатерины Петровны Строгоновой…

Может быть, A.A. Трубников не всегда точен, называя, к примеру, гипсовых львиц гранитными тиграми, но все же его текст представляет собой совершенно особенное сочинение, где каждое слово прочувствовано. И тому есть объяснение. Автор вырос поблизости, в родовом имении Трубников Бор, а у князей Голицыных впервые познакомился «с вещами по-настоящему прекрасными». Можно сказать, что Марьино сделало его историком искусства. В 1908 году Александр поступил на должность хранителя Картинной галереи в Императорском Эрмитаже.

Красная гостиная, прославленная кистью А. Рубцова. Слева и справа от камина портреты Натальи Петровны и Владимира Борисовича Голицына кисти Рослена. Слева на стене – картина Тринкесса

Много лет спустя Трубников, уехавший в 1917 году во Францию, в книге «От Императорского Эрмитажа к Блошиному рынку», опубликованной под псевдонимом Андрей Трофимов, вспоминал о встречах с княгиней Александрой Николаевной: «С детства я очень любил рассказы благородной хозяйки. Она останавливала меня перед темными портретами и говорила об этих давно умерших людях. Предки были собраны в Розовой (Красной. – С.К.) гостиной, обтянутой шелком, который, возможно, когда-то и был розовым, но теперь не имел вообще никакого цвета. В высокую прическу княгини Натальи художник Рослин вплел бисер и вставил перья.

– Ты читал „Пиковую даму“ Пушкина? – спросила меня барыня, показывая на портрет. – Так вот. Говорят, что княгиня и есть героиня этого рассказа, та самая графиня, владевшая тайной трех карт, которую ей выдал граф Сен Жермен во время королевской игры в Версале.

Я в это охотно верил, несмотря на то что на портрете княгиня в малиновом платье с бледно-зелеными лентами, юная и улыбающаяся, нисколько не напоминала старую пушкинскую каргу. Но даже если поэт и не использовал ее как прототип, она, несомненно, была способна будить воображение… Она вкусила прелестей целого столетия… Юность ее была окружена фривольностью рококо, а угасла она в строгости ампира»[298]298
  Трофимов А. Марьино //От Императорского музея к Блошиному рынку. М., 1999. С. 137–139.


[Закрыть].

С 1908 года живописец Александр Александрович Рубцов писал интерьеры усадьбы дома в Марьине. Рубцов был просто «обязан» стать творческой личностью, ибо воспитывался сразу двумя живописцами: в начале Екатериной Александровной (Карловной) Вахтер (1860–1941), крёстной матерью, а затем Яном Франциевичем Ционглинским (1858–1941). Теснейшая дружба (браку препятствовала только разность исповеданий) и влияние обоих на Александра оказалось столь существенным, что родилась легенда о семье в составе Ционглинского, Вахтер и Рубцова. На самом деле Вахтер в свою очередь была крестницей и воспитанницей Александра Ивановича Рубцова, дедушки художника, а также владельца дачи на железнодорожной станции Ушаки[299]299
  Гуренович М. Екатерина Вахтер (1860–1941). Новые материалы к биографии художницы // Антикварное обозрение. 2008. № 3. С. 22–24.


[Закрыть].

Статья А. Трубникова «Княгиня Голицына в Марьине и Городне» привлекла внимание к старинной усадьбе в серебряный век русской культуры. В верхней части страницы воспроизведена картина Людерса «Семейство графа П. Чернышева»

Предсказание Н. Матвеевского сбылось к концу XIX века, когда окрестности Марьино все же превратились в дачную местность.

Примерно в 1885 году Вахтер «заразила» усадьбой Ционглинского, в ту пору выпускника Академии художеств, а чуть позже привезла туда певца и еще одного поклонника живописи И.В. Ершова. Эту троицу объединила между собой и необыкновенная любовь к музыке, в частности к Шопену. Его ноктюрны, надо думать, часто звучали в старинном колодинском доме над Тосной, куда также приезжала певица Алина Доре. Ее, Ершова, князя Павла Павловича, а также княжну Аглаиду изобразил польский художник Я.Ф. Ционглинский, помимо бесчисленных марьинских этюдов, что писались в течение четверти века.

Этот семейный портрет показывает буйную растительность вокруг дома, и что особенно ценно, чугунную ограду от дома на Невском проспекте. Из семейного архива княжны Е. Голицыной

Я.Ф. Ционглинский был учителем Рубцова в Академии художеств. Под его руководством Александр подготовил несколько полотен с видами интерьеров Марьино, которые первоначально ему не давались. Так, достаточно банально, вероятно, с фотографий, были написаны «Желтая гостиная», попавшая затем в Архангельский музей, и «Гостиная Натальи Петровны», теперь украшающая экспозицию Челябинской картинной галереи.

В 1912 году A.A. Рубцов написал самое удачное свое полотно с видом Красной гостиной под названием «Empire» («Ампир»). Представив двух девушек в нарядах эпохи создания дома, он попытался воскресить сам дух 1810-х годов.

Эта картина наделала много шуму в Петербурге. На конкурсе Академии художеств полотно, опубликованное в журнале «Свободным художествам», было удостоено золотой медали, что стало большой радостью для скончавшегося в том же году учителя и духовного отца Рубцова.

На полотне «Empire» хорошо виден скульптурный бюст графа А.П. Строгонова, стоящий в углу у окна. За ним виднеется тосненская пойма и голубые леса за рекой, перекликающиеся с благородной синевой китайских ваз, которые были перенесены воображением живописца из Картинной галереи. Едва ли Рубцов знал о сравнении А.Н. Оленина марьинских лесов с Blue mountains в Австралии. И все же его произведение конгениально, по словам президента Академии художеств.