Текст книги "Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8"

Д. де Витт
БОЙ ЛЕЙБ-ДРАГУН У МАЛОЙ ТОКМАЧКИ И КОННАЯ АТАКА У ДЕРЕВНИ ЖЕРЕБЕЦ498498
  Впервые опубликовано: Ш и р в и н т. Лейб-драгуны дома и на войне. Выпуск 1. Париж, 1928.


[Закрыть]

Написано со слов непосредственного участника боев, командира дивизиона, полковника Бока.

17 июля 1920 года, после упорного кровопролитного боя, конный корпус генерала Барбовича, имея в авангарде Гвардейский кавалерийский полк, выбивает из Малой Токмачки сильные части красных курсантов и занимает город. Во время боя эскадрон лейб-драгун, ворвавшись с западной стороны в город, после короткого уличного, переходящего временами в рукопашный боя, берет большое количество пленных, два пулемета и полностью санитарный обоз красных.

На следующий день конная красная группа Блинова пытается выбить наши части из занятого накануне города, но смелое решение командира корпуса генерала Барбовича встречно атаковать подходящую красную группу Гвардейским кавалерийским полком обращает большевиков в бегство; бросая свою артиллерию и пулеметы, красные спасаются на север, выдвигая в арьергард бронированные автомобили, пулеметный огонь которых почти в упор расстреливает преследующие их гвардейские эскадроны. С наступлением темноты, понеся большие потери и доблестно выполнив задачу, полк отводится назад в Малую Токмачку.

Простояв день в городе, в ночь на 19 июля, по тревоге, полк вытягивается на севере, желая на рассвете атаковать расположившуюся биваком в деревне Жеребец конницу Блинова. На походе разъезды сообщают о начавшемся отступлении красных. Генерал Барбович, быстро оценив обстановку, приказывает командующему Гвардейским кавалерийским полком полковнику Ковалевскому атаковать отходящую колонну, первый конный полк на рысях посылается в обход, дабы отрезать красным путь отступления на Александровск.

Гвардейский кавалерийский полк, соблюдая полную тишину, по знаку шашки, как на учении, строит фронт и в сомкнутом строю бросается в атаку. Красные, заметив атакующий полк, спешно отходят на север, прикрываясь сильным пулеметным огнем, открывая его прямо с тачанок (двуколок). Левофланговый эскадрон, под командой штабс-ротмистра де Витта 2-го, бросается по кратчайшему направлению на отходящих красных, но попадает под ураганный фланговый огонь. Эскадрон редеет, многие лейб-драгуны падают, несколько лошадей без всадников следуют за атакующим эскадроном. В это время командир эскадрона штабс-ротмистр де Витт 2-й, выскочив сильно вперед, беспомощно закачался в седле, выпуская из рук поднятый клинок шашки, скользя по седлу безжизненно, и тяжело упал лицом на землю. Несколько драгун бросаются к своему командиру эскадрона. Атакующий эскадрон, расступившись, проскакивает мимо своего мертвого командира и лежащего от него невдалеке, с тяжелой раной в животе, его вестового.

Измотанные лошади, после долгой скачки по вспаханному полю, начинают приставать, расстояние между отходящими красными и атакующими эскадронами увеличивается, и командующий полком вынужден остановить преследование.

Спустя несколько минут командир дивизиона полковник Бок подъехал к лежащему, с сильно запрокинутой набок головой, в луже свежей крови, штабс-ротмистру С.Л. де Витту 2-му, около него возилось человек пять драгун и фельдшер. На нем было четыре раны – одна в грудь, три в голову.

Вечером эскадрон лейб-драгун в церковной ограде деревни Жеребец, в наскоро сколоченном гробу, хоронил своего командира эскадрона, отдавая ему тремя ружейными залпами свой последний долг.

Н. Главацкий
ШТАБС-РОТМИСТР АПОЛЛОН КОЛОКОЛЬЦОВ – «АДМИРАЛ»499499
  Впервые опубликовано: Ш и р в и н т. Лейб-драгуны дома и на войне. Выпуск 3. Париж, 1930.


[Закрыть]

Мы стояли в ту пору, как оба последних года Великой войны, в «стратегическом резерве». Этот резерв мало говорил людям, но много вредил бедным коням. Постоянные длительные передвижения в болотистых лесах Минской губернии и Волыни, без необходимых рациональных условий корма и хорошей питьевой воды, донельзя изнуряли конский состав нашего полка. В одном из таких промежуточных сидений полка 3-му эскадрону, в котором я состоял, выпала на долю отвратительная стоянка на берегу замерзшего озера, в глухой деревушке Пинского уезда с архаическим наименованием Чамля. Мы, младшие офицеры, во время таких перерывов обычно делили свой досуг между сном и едой, нескончаемым пережевыванием общих воспоминаний хорошего прошлого и боевых впечатлений, бьющих по нервам.

Так было и в этот холодный весенний день. Из штаба полка – деревни Теребень – по телефону сообщили, что прибыл новый выпуск прапорщиков из пажей и училищ.

Новость была живительная, предстояло разнообразие тем, увидеть новые молодые лица, пережить свежие настроения. Стало сразу весело и шумно.

Потянуло всех познакомиться возможно скорее с прибывшей группой молодежи. Вскоре, а это пришлось как раз в день полкового праздника 17-го года, появились и они, как всегда полагается в таких случаях, выплыли из входной двери гуськом – друг за другом. Их было несколько. Времени столько прошло с тех пор, что память мне изменила – 5, может быть, 6 – точно не помню числа.

Среди них самый младший в какой-то зеленой форме – юноша малого роста, слегка сутуловатый, очень некрасивый, немного смахивающий лицом на русскую молодуху, если накрыть ей голову платочком.

«Прапорщик Аполлон Колокольцов – из училища по первому разряду!» – пропищал он фальцетом и скромно опустил глаза вниз, когда до него дошла очередь представления.

Несколько месяцев прошло. Новый выпуск, как и все в полку, тихо растворился в среде своих эскадронов и быстро покрылся походной пылью. Господа прапорщики ожили, стали проявлять себя, кто как умел, и открыли свои молодые силы и характеры.

Между ними прапорщик Аполлон сразу ничем собственно не выделился. Он был скромен, даже застенчив, и неразговорчив.

В одну из полковых пирушек, или, как их принято было звать, «бимбусов», на просьбу кого-то из старших, для оживления засыпающих от скуки лиц, было предложено каждому из последнего выпуска показать себя в интимной обстановке – кто во что горазд!

«Колокольцов, русскую, Колокольцов, «matelotte», он нам покажет свое искусство», – подзадоривали молодого прапорщика его однокашники.

И действительно, внезапно преобразился «прапорщик Аполлон» – пустился в пляс, артистически и с огнем прошелся плавно он, как русская баба, помахивая платочком. Затем, уже под общее одобрение присутствующих, мастерски отчеканил руками и ногами несколько трудных пассажей нашумевшего когда-то танца французского флота под названием «matelotte».

«Настоящий моряк! Адмирал!» – раздалось где-то среди зрителей.

Так с тех пор и осталась за Колокольцовым на всю его жизнь эта кличка, данная ему «за морские способности».

Время шло. Колокольцова все узнали ближе, и он сделался общим любимцем молодежи.

Таким образом, он протянул в общей кипучей жизни полка и всю войну, выполняя свой маленький долг, как и все, ничем тогда из общей среды из скромности не выступая.

Пронеслось три года…

Проклятая революция смела фронты, подписала позорный мир, уничтожила все, чем гордилась и светлела память старины и величия дорогой Родины.

Не могла лишь погибнуть искорка, тлеющая в каждом дворянине-офицере, – честь грудью своею защищать правое дело и святую веру.

Группа офицеров лейб-драгун, собрав вокруг себя кучку добровольцев, другой год, не щадя здоровья и сил, билась, как умела, в рядах Белой армии Юга России.

Уже многие легли. Каждый из нас спокойно ждал своей участи. «От судьбы не уйдешь, а пока жив, сделаю, что в силах и что велит долг солдата» – так думал в то время каждый из нас, белый офицер и доброволец.

На одной из стоянок лейб-гвардии Драгунского эскадрона Сводно-гвардейского кавалерийского полка Русской Армии – это было в апреле 20-го года, где-то на ферме около Джанкоя – неожиданно открылись входные двери, и вдруг появился бывший прапорщик – теперь с четырьмя звездочками на погонах экзотической формы одного из «диких» полков, бывший «адмирал» Колокольцов.

Появился мрачный, хмурый. Неохотно пояснил тут же, что тяжело было тянуть походную лямку среди совершенно чуждых ему людей. «Потянуло безумно меня в свое родное. Тянуло и сбылось: отныне я снова среди своих. – И затем, обращаясь ко мне, четко отрубил конец своего повествования: – Господин полковник, разрешите немедленно в боевой наряд!» – и вытянулся – руку под козырек.

Помню, что тогда с трудом уверил его, что сейчас перерыв, а с первым пополнением его желание будет исполнено и его пошлют на Перекоп. Два месяца отсутствовал из эскадрона штабс-ротмистр Колокольцов. Подкрался к нему проклятый «сыпняк» и душил его сколько мог, но не задушил – судьба готовила ему более светлый удел.

Вернулся из отпуска по болезни в июне Аполлон-Адмирал прямо в бой и принял скоро, за отсутствием выбывших за ранением своих командиров, и 8-й эскадрон. Эвакуировали ротмистра Коптева, его заместитель, полковник Александровский, через месяц был сменен убитым во время атаки ротмистром Сергеем де Виттом. Тут же 19 июля в селе Жеребец А.Г. Колокольцов бодро принял на себя полноту власти и выполнил свой долг до конца.

Гражданская война в Крыму приходила к концу. Почти ежедневными боями село Каховка и весь правый берег Днепра переходили из рук в руки.

Впереди 8-го эскадрона бесстрашно и спокойно вел свой ало-белый флюгер навстречу то «красным курсантам», то «бандитам Буденного» Аполлон Григорьевич. Люди его любили и верили ему, как себе.

Видел я его уже в конце августа, усталого и измученного, черного от пыли, с постоянными тяжелыми головными болями. Жаловался мне на них, но ни словом не обмолвился он о справедливой возможности получить себе смену.

Злой рок смены ему не дал.

Тягостные арьергардные бои вершали судьбу Русской Армии.

Утром 1 сентября 20-го года остаток лейб-драгун 8-го эскадрона, приказанием свыше, снова развернулся на левом фланге полка, чтобы, как и многие десятки раз, конной атакой остановить напор вдвое сильнейшего врага.

Спокойно поднял шашку доблестный штабс-ротмистр, взмахнув, блеснул ею в воздухе – опустил! Там, далеко за ним, как стрела из натянутой тетивы, понеслись на широких интервалах конные люди – последние белые гвардейские драгуны.

«Пики в руку, шашки к бою! Направление по четвертому взводу корнета Келеповского!» – слышна им отчетливо и звонко его последняя команда…

Напоролись на скрытый пулемет… Несколько секунд, и шалая пуля сделала свое дело.

Тихо склонился на шею лошади штабс-ротмистр Колокольцов и, убитый наповал, скатился с седла.

Коротким ударом пулемет у красных был взят, его прислуга изрублена, а остатки наступавшей цепи дрогнули и побежали.

Старые и молодые господа офицеры лейб-драгуны! Так пресеклась жизнь в бою на хуторе под Черненькой последнего командира 8-го эскадрона гвардейского кавалерийского полка Русской Армии штабс-ротмистра Аполлона Григорьевича Колокольцова – Адмирала, как в шутку прозвали его однополчане.

А. Вонсяцкий500500
  Вонсяцкий Анастасий Андреевич, р. 12 июня 1898 г. в Варшаве. Из дворян, сын полковника. Суворовский кадетский корпус (1916), Николаевское кавалерийское училище (1916). Офицер 5-го гусарского полка. В Добровольческой армии; в начале 1919 г. в эскадроне л.-гв. Уланского Его Величества полка в Запасном кавалерийском полку. Ранен. В эмиграции во Франции и с 30 июля 1921 г. в США, член редколлегии «Часового». Организатор (10 мая 1933 г.) и руководитель Российского фашистского союза, с августа 1933 г. издатель газеты «Фашист». Умер 5 февраля 1965 г. в Сен-Петерсберге (Флорида).


[Закрыть]
ПРОТИВ БОЛЬШЕВИКОВ
(Отрывок из воспоминаний)501501
  Впервые опубликовано: Часовой. Январь—апрель 1930. № 25, 29, 30.


[Закрыть]

…24 января 1919 года Запасный кавалерийский полк502502
  Запасный кавалерийский полк. Сформирован в Добровольческой армии на территории Таврической губ. Входил в состав Крымской дивизии. 19 января 1919 г. включен в состав 5-й пехотной дивизии. В марте 1919 г. включал дивизион (2 эскадрона) л.-гв. Уланского Его Величества полка, эскадроны 5-го гусарского Александрийского, л.-гв. Конно-гренадерского и л.-гв. Драгунского полков и 2 эскадрона из крымских немцев-колонистов. В бою под Аскания-Нова 20 февраля 1919 г. эскадрон л.-гв. Уланского Его Величества полка понес тяжелые потери. Полк расформирован 22 мая 1919 г. Командир – полковник В.С. Гершельман (1918-й – 20 февраля 1919 г.).


[Закрыть] Добровольческой армии походным порядком двинулся из Ливадии в Ялту; затем через Алушту в Симферополь. В Симферополе должна была произойти посадка полка в вагоны. Полк должен был доехать до станции Ново-Алексеевка, оттуда снова походным порядком до Аскания-Нова…

Стоял дивный солнечный день. На тротуарах набережной Ялты – скопление праздной, гуляющей толпы… Но вот идет полк… Впереди в одну шеренгу едет офицерство, уланы и гусары. Все бросаются к окнам, выходят из кафе и магазинов.

Первым – на красивом коне Богуцкий, за ним в ряд: Римский-Корсаков, Крыжановский, Гарденин503503
  Гарденин Александр Михайлович, р. в 1898 г. Корнет л.-гв. Уланского Его Величества полка. В Добровольческой армии и ВСЮР; в феврале 1919 г. в Запасном кавалерийском полку, в феврале—марте 1919 г. в Сводно-гвардейском кавалерийском дивизионе полковника Гершельмана, в марте—июне 1919 г. в эскадроне л.-гв. Уланского Его Величества полка того же дивизиона. В Русской Армии; в октябре 1920 г. в пулеметной команде Гвардейского кавалерийского полка. Штабс-ротмистр. В эмиграции. Служил в Русском Корпусе. Умер 14 марта 1977 г. в Нью-Йорке.


[Закрыть], Марков-Горяинов504504
  Марков-Горяинов Андрей. Корнет л.-гв. Уланского Его Величества полка. В Добровольческой армии и ВСЮР в эскадроне л.-гв. Уланского Его Величества полка в Запасном кавалерийском полку; в феврале—марте 1919 г. в Сводно-гвардейском кавалерийском дивизионе полковника Гершельмана. Убит 20 февраля (6 марта) 1919 г. под Аскания-Нова.


[Закрыть], Криштофович505505
  Криштафович Дмитрий Евгеньевич. Корнет л.-гв. Уланского Его Величества полка. В Добровольческой армии и ВСЮР; в феврале 1919 г. в эскадроне л.-гв. Уланского Его Величества полка в Запасном кавалерийском полку в Ялте. Ранен. Штабс-ротмистр. В эмиграции в США. Умер 12 июня 1960 г. в Нью-Йорке.


[Закрыть], Григоревский… Рядом с ними гордо, красиво держатся в седлах александрийцы506506
  5-й гусарский Александрийский полк. Полк Императорской армии. Возрожден во ВСЮР. Эскадрон полка в январе—марте 1919 г. входил в Запасный кавалерийский полк и весной 1919 г. – в состав Перекопского отряда Крымско-Азовской армии, затем переброшен на Кавказ. Собственный полк (6 эскадронов) сформирован 1 июля 1919 г. в Грозном (из ставропольцев – старых солдат кавалерии, ногайцев и калмыков) в составе войск Северного Кавказа. Принимал участие в усмирении Чечни. К октябрю 1919 г. имел около 2000 человек при 3 штаб– и 27 обер-офицерах (на 5 октября 1919 г. насчитывал 861 саблю и 18 пулеметов), к 5 марта 1920 г. – около 400 человек. В марте отошел из Владикавказа в Грузию, откуда 11 апреля переброшен в Крым. С 16 апреля 1920 г. дивизион полка входил в 1-й кавалерийский полк. Командиры: полковник И.А. Глебов (весна – октябрь 1919 г.), полковник Доможиров (октябрь 1919-го – апрель 1920 г.). Кроме того, возрожден на Восточном фронте как Самарский гусарский полк. В эмиграции начальник полковой группы (Кавалерийской дивизии) во Франции – полковник С.А. Топорков.


[Закрыть]. Печальными, полными грустью взглядами прощаются они с Ялтой.

Чувствовали ли некоторые из них, что сюда больше живыми не вернутся?

Беззаботно проходят тройки улан и александрийцев. Несется песнь:

 
Ты не плачь, не рыдай,
Моя дорогая!
Коль убьют, позабудь:
Знать судьба такая!
Марш вперед, трубят в поход,
Черные гусары!
 

Но вот последняя тройка прошла. Сзади нагоняют полк отставшие пулеметные и лазаретные двуколки…

Полковник Гершельман – улан Его Величества и командир полка, по делам службы задержавшийся в Ялте на два дня, – уехал с штабс-ротмистром фон Мейером507507
  Мейер Петр Александрович. Корнет л.-гв. Уланского Его Величества полка. В Добровольческой армии с декабря 1917 г. В Донской армии; с 10 мая 1918 г. поручик. Эвакуирован в январе—марте 1920 г. из Новороссийска. Штабс-ротмистр. На май 1920 г. в Югославии. В эмиграции там же. Умер 4 июня 1920 г. в Топчидере или осенью 1920 г. под Белградом (Югославия).


[Закрыть] на автомобиле и нагнал полк в Симферополе.

Прошло четыре недели. Я поправлялся в санатории Императора Александра III в Массандре от полученного от большевиков ранее ранения. Вдруг неожиданно вызывают меня к телефону. У телефона врач нашего полка Каракановский, приехавший в Ялту несколько дней тому назад, назначенный представителем Добровольческой армии по освидетельствованию мобилизованных, только что объявленной в Крыму мобилизации.

– Ты еще ничего не слышал?

– Нет.

– Приезжай скорее в «Равэ»…

Ровно в восемь вечера вхожу в «Равэ» и в углу за столиком вижу Каракановского, сидящего с полковниками Мартыновым и Глебовым.

– На, полюбуйся… – И он протянул мне свернутую в клубок телеграфную ленту.

Я медленно разворачиваю и читаю нечто ужасное…

«…В бою 20 февраля под Аскания-Нова убиты командир полка полковник Гершельман ротмистр Богуцкий корнет Марков-Горяинов точка тела полковника Гершельмана и ротмистра Богуцкого следуют в Ялту точка несмотря на восемь попыток вынести тело корнета Маркова-Горяинова не удалось точка тяжело ранен прапорщик Григоревский точка ранены ротмистр Римский-Корсаков корнет Крыштофович…»

Ночью прибыл грузовой автомобиль с адъютантом полка поручиком Мухановым и двумя уланами, привезшими три тела: Гершельмана, Богуцкого и одного солдата, скончавшегося по дороге, во время отступления остатков полка. Все они были в таком виде, в каком их подобрали. В нижней церкви Ялтинского собора, где омывались эти трупы, Муханов передавал подробности.

Эскадрон улан Его Величества508508
  Лейб-гвардии Уланский Его Величества полк. Полк Императорской армии. Возрожден в Добровольческой армии. Офицеры полка (5 человек) послужили ядром 1-го кавалерийского дивизиона (полковника Гершельмана). Эскадрон (в марте 1919 г. дивизион) полка в октябре 1918 г. входил в Запасный кавалерийский полк, с весны до июня 1919 г. – в состав гвардейского Сводно-кавалерийского дивизиона. С 19 июня 1919 г. дивизион полка входил в состав сформированного 2-го гвардейского Сводно-кавалерийского полка, где в июле 1919 г. уланы Его Величества были представлены 2 эскадронами. С 15 декабря 1919 г. эскадрон полка входил в Сводно-гвардейский кавалерийский полк 1-й кавалерийской дивизии и Сводную кавалерийскую бригаду, а по прибытии в Крым с 16 апреля 1920 г. стал 6-м эскадроном Гвардейского кавалерийского полка. В Галлиполи прибыли 7 офицеров. Кроме того, в Сибири воевали 3 его офицера, в Северо-Западной армии – 4. Полк потерял в Белом движении 26 офицеров (5 расстреляно, 13 убито и 8 умерло от болезней). Командир – полковник Ковалинский (март 1919 г.). Командир эскадрона – ротмистр Зубов. Полковое объединение в эмиграции (Париж) к 1923 г. насчитывало около 50 офицеров (на 1939 г. в Париже жило 11 членов объединения полка), на 1949—1951 гг. – 28 человек (в т. ч. 7 в Париже, 4 в США), в 1958 г. – 16 (7 в Париже). Председатели: генерал-майор Игельстром, генерал-лейтенант Д.И. Гурко, генерал-майор барон Л.К. Притвиц, полковник Б.Е. Мартынов; секретари: ротмистр И.Н. Фермор, штабс-ротмистр А.А. Головин; представители в Югославии – генерал-майор М.Ф. Дабич и полковник К.С. Муханов, во Франции (к 1962 г.) – полковник С.И. Новиков.


[Закрыть], численностью в девяносто с лишком человек, в течение восьми часов выдерживал бой против четырехсот большевиков и махновцев. У банды была даже артиллерия. Первым был убит Богуцкий. Он находился в цепи. Неприятельская цепь залегла в двухстах шагах. Младшие офицеры и уланы уговаривали Богуцкого лечь.

– Пусть эта сволочь посмотрит, как мы воюем! – отвечал он и так же стройно, с выпяченной грудью вперед, как он выходил на учение или шел по набережной Ялты, проходил вдоль своей цепи, бросая каждому патроны, у кого не хватало, и определяя прицел. Вдруг он падает. К нему подбегают – он мертв. Пуля попала в сердце.

Теперь он лежит бледный, с полузакрытыми глазами, в той же боевой одежде, с улыбкой на лице, как бы повторяющей: «Пусть эта сволочь посмотрит, как мы воюем!» Как-то не верится, что этот худой, бледный и есть тот еще недавно веселый, красивый, с вечным румянцем на щеках Богуцкий… Глаза, окруженные черной каймой, глубоко впали, нос заострился. Я нагибаюсь и целую холодный, покрытый слоем пыли лоб.

Рядом с ним лежит Гершельман. Шинель вся залита кровью…

Видя тяжелое положение эскадрона и узнав о смерти Богуцкого, Гершельман, стоя в дверях избы – штаба полка, вызвал к себе вахмистра, чтобы отдать какое-то приказание. Появившемуся вахмистру он успел только крикнуть: «Почему коноводы не на местах»… и тотчас упал. Он еще жил, когда внесли его в хату. Пуля попала в шею и пробила аорту.

– Завяжите шею… Так… Хорошо… – И он стих. Ушел в вечность.

Сейчас он лежит со спокойным лицом. Около него – его золотое оружие. Высочайше пожалованное за храбрость в германскую войну. На георгиевском темляке несколько капель засохшей крови.

Дальше лежит солдат. Пуля попала ему в живот, и он по дороге скончался. Над ним стоит прибывший с ним улан – его брат.

Я подхожу снова к Богуцкому. Нужно помочь, переложить его в только что принесенный гроб. Как странно! Только теперь заметили, что три пальца правой руки были сжаты для крестного знамения. Покойный в последнюю секунду хотел перекреститься… И пальцы так и застыли. В левой руке была зажата обойма. Из карманов вынимаем несколько писем… Это той… которая сейчас бьется тут же, в церкви, в истерике.

Наконец покойники омыты, уложены в гробы, обложены цветами.

Глухо раздается бас протодиакона:

– Еще молимся об упокоении новопреставленных воинов Василия, Георгия, Андрея…

Андрея… Его здесь нет. Это убитый корнет Марков-Горяинов. Покойный сидел за пулеметом. Все пулеметы прекратили стрельбу, но Марков-Горяинов не переставал накладывать целые кучи бандитов. Вот разорвался над ним большевистский снаряд. Пулемет замолк. Осколками разорвавшегося снаряда Марков-Горяинов ранен. Но через минуту он открывает снова пулеметный огонь по бросившимся на него, с целью захватить пулемет, махновцам. И снова посыпались на землю десятки убитых и раненых махновцев. Пулемет, единственный у нас, продолжает косить ряды большевиков и тем дает возможность всей цепи отойти к коноводам.

Но вот пулемет замолк окончательно. Сосредоточенный на нем огонь нескольких махновских пулеметов заставил его замолчать, ибо Марков-Горяинов был убит несколькими пулями.

Положение эскадрона с каждой минутой все тяжелее и тяжелее. Выбит весь командный состав. Дано знать ротмистру Римскому-Корсакову, засевшему со взводом улан на кладбище и обстреливавшему большевиков с фланга, чтобы он за смертью Богуцкого принял эскадрон… Но Римский тоже уже ранен. Встав на одну из могил и положив винтовку на крест, дабы иметь упор, он увлекся стрельбой, опорожняя одну за другой цинку. Вдруг винтовка падает в одну сторону, а он, схватившись руками за лицо, в другую…

– Ах, черт возьми, убит! – слышат подбежавшие к нему уланы. Но спустя минуту он поднимается и заявляет: – Нет, только ранен, надо ехать на перевязку. Коня!

Из критического положения, в которое попал эскадрон, а вместе с ним и весь штаб Запасного кавалерийского полка, вывел прапорщик Григоревский.

* * *

Наступил март 1919 года.

В Ялте все оставалось по-прежнему. Та же переполненная и днем, и вечером набережная, кафе, рестораны. О большевиках как будто и помину не было. А между тем они каждый день оставляли груды тел на Перекопе, стараясь прорвать наш фронт. Каждую ночь утомленная до изнеможения, вся оборванная горсточка добровольцев отбивала, одну за другой, большевистские атаки. Каждую ночь на Перекопе лилась кровь, слышались стоны и крики раненых. А в это время в Ялте, на набережной, из различных «Франций», «Таверн-де-Пари» слышалась музыка, лилось вино, шампанское, раздавался безудержный смех… Веселились и мужчины и женщины… Никто не думал о тех, кто в эту минуту дрался там, на Перекопе, защищая подступы в Крым.

После боя под Аскания-Нова Запасный кавалерийский полк заметно увеличился в размере. К нему примкнули два эскадрона, состоявшие из немецких колонистов. Полк в это время состоял из дивизиона улан Его Величества, которым заворачивал полковник Ковалинский, штаб которого и один эскадрон находились на хуторе Безлер. Адъютантом дивизиона был лихой юнкер Борель509509
  Воспоминания М.К. Бореля публикуются ниже.


[Закрыть], товарищ мой по училищу. Другой эскадрон улан, под начальством ротмистра Грегера, боевого офицера, в эскадроне которого я находился, был расположен в деревне Самаи на берегу соленого озера. Затем в полк входил эскадрон 5-го гусарского Александрийского полка, стоявший отдельно от нас. Кроме того, были еще формирования конногренадер и гвардейских драгун.

Мы вели сторожевую службу и охраняли Сиваш, в то время как пехота защищала Перекоп. Днем мы ограничивались посылкой небольших разъездов, выставляя дозоры. На ночь посылался от эскадрона, под командой офицера, целый взвод, который садился в окопе, в том месте, где можно было ожидать внезапной ночной переправы красных. Однажды вечером в просторную, но уютную комнату, где вдоль стены были расположены кровати офицеров и где происходил спор о том, кому идти в наряд, вошел командир эскадрона ротмистр Грегер. В руках он держал только что полученное письмо из Ялты, от корнета нашего полка, славного Димы Криштафовича.

Дима писал, что заметно поправляется после своего недавнего ранения в ногу и что мадам Равэ собирает у себя по подписному листу деньги в пользу улан, на подарки им к Пасхе. Все этому чрезвычайно обрадовались. В конце письма Дима Криштафович просил Грегера прислать в Ялту кого-нибудь, в помощь ему, за подарками. Он указал на меня, так как, по его мнению, я в этом отношении могу больше помочь, чем кто-либо из офицеров, намекнув между прочим на мое знакомство с Остроумовыми, благодаря которому господа офицеры и уланы могли получить парфюмерию и мыло…

– Как Вонсяцкого обратно в Ялту!.. Только что приехал оттуда и опять туда, – закричали все разом.

– Отставить!.. Молодому в окопы!.. – решил Крыжановский.

Каждому хотелось попасть в Ялту. Каждый ждал удобного случая получить какую-нибудь командировку либо отпуск. Но в конце концов все же решили командировать меня.

– Черт побери, тебе, Алик, везет! – сказал, подойдя ко мне, наш доктор Каракановский. Доктор, который в бою всегда находился в цепи, вынимал носившийся на своем поясном ремне автоматический десятипульный маузер и жарил из него как из пулемета. – Вот письмо, в нем деньги. Передай ты знаешь кому!..

Каждый вручал записку, с перечислением, что ему привезти. Вот записку вручает Крыжановский:

– Ну, распущенный, смотрите!.. Если вы старому ротмистру не привезете всего того, что я записал… Лучше не показывайтесь мне на глаза!..

Я бросаю взгляд на записку и читаю: маленькие ножнички для маникюра, одеколон, пудра, крем «Метаморфоза» и т. д. В лаконической записке корнета Сатова-Швендера510510
  Сатов-Швендер Михаил. Училище правоведения (1917) (не окончил; 4-й класс). Прапорщик л.-гв. Уланского Его Величества полка. В Добровольческой армии; с октября 1918 г. в Запасном кавалерийском полку, затем в Сводно-гвардейском кавалерийском дивизионе. Корнет. Убит в середине мая 1919 г. на Ак-Манайских позициях в Крыму.


[Закрыть] написано: «Деньги, деньги, деньги».

Нагруженный письмами, поручениями, я на другой же день уехал, но не один. Со мной отправился маленький доброволец Миша Лифшиц – 12-летний улан Его Величества.

Это был поразительный мальчик. Звали все его Мишей. На самом деле он был сын богатых евреев, имевших свой дом и магазин в одном из больших сел Мелитопольского уезда. Еще до прихода добровольцев в село нагрянула банда махновцев, начавшая грабить село. Разумеется, в первую очередь пострадали зажиточные Лившицы. На глазах мальчика, имя которого было Моисей, негодяи, убив его отца и мать, изнасиловали его четырнадцатилетнюю сестру, а затем один из них штыком ей распорол живот. При виде этой кошмарной сцены он бежал из дому и пристал к наступавшим добровольцам. Попал он в один из тех уланских эскадронов, которые были сформированы из немцев-колонистов.

Выглядел Мишка моложе своих лет. Это был красивый круглолицый мальчик, с карими глазами, которому нельзя было дать больше девяти. Но нужно было видеть его в бою… Он был бесстрашен, лез всюду и все время твердил, что мстит за свою сестру. Когда наши части отступили от станции Федоровка на Ново-Алексеевку, то требовалось выслать добровольцев на Федоровку для того, чтобы взорвать водокачку и пути… Первым вызвался Миша, который вместе с другими подрывниками отлично выполнил задачу. За спиной он вечно носил австрийский карабин, из которого очень метко стрелял. Раз с ним произошел в Севастополе следующий случай. Он был остановлен тремя рабочими – по-видимому, большевиками. Они стали с ним болтать и во время разговора пытались отнять у него карабин… Юркий Мишка сумел отскочить и, взведши затвор, крикнул пытавшемуся его обезоружить оборванцу:

– Встань на тридцать шагов!..

Видя, что тот медлит исполнить это, выстрелил в него. Выстрел был смертельный. Рабочий упал мертвым. Пуля попала ему в грудь.

Миша носил серую австрийскую куртку, с пришитыми к ней алыми с синим кантиком погонами, коротенькие, такого же цвета бриджи, ботинки с обмотками, на голове – черная папаха. Он хорошо ездил верхом, рубил своей маленькой шашкой, метко стрелял из пулемета. В дополнение ко всему этому, это был страшно сообразительный, умный, не по летам развитой мальчик. И погиб он при весьма трагическом обстоятельстве. Был он назначен конвоиром – сопровождать товарный поезд с военным грузом, в котором находились взрывчатые вещества. Большевиками ли в тылу или махновцами путь был испорчен, и поезд потерпел крушение. Обломками вагонов придавило бедного Мишу. Пробовал он, раненный, изувеченный, выползти кое-как, но вдруг раздались один за другим взрывы, и поломанные, сошедшие с рельс вагоны загорелись…

Мир праху твоему, маленький, никому не известный герой!

По дороге в Ялту нужно было заехать на хутор Безелер, повидать командира дивизиона Ковалинского, получить соответствующее удостоверение. Здесь узнал, что едет в Ялту также штабс-ротмистр Мейер, блестящий офицер и хороший товарищ. Сидели как-то мы с ним в 3-м классе Суворовского корпуса на одной парте. Из Безелера на тачанке днем 22 марта отправились все втроем в Джанкой, удачно попали на отходивший в Севастополь поезд и приехали туда той же ночью. Переночевав в гостинице «Киста», на другой день в шесть утра я раздобыл автомобиль, и мы понеслись в Ялту.

Прелестный день. Солнце временами сильно припекает. Живописная, чарующая природа… Вот и Байдарские Ворота, и дух на минуту схватывает от необычайно сказочной, развернувшейся перед глазами панорамы… У ног бездна – «васильковое» море… Автомобиль спускается быстро, мелькают одна за другой татарские деревушки, Симеиз, Алупка, Ливадия… Вот и Ялта…

Но что такое?.. Ялту не узнать… Куда девалась беспечная, веселая, гуляющая по набережной толпа?.. Люди как угорелые носятся взад и вперед. Все чем-то озабочены… Знакомые куда-то торопятся, не замечают, не узнают… Что-то случилось… Мы с Мейером в недоумении.

* * *

Оказывается, в «Обде» вывешено только что полученное по телеграфу известие – «Перекоп взят красными. Добровольческие части отступили на Джанкой».

Известие это поразило нас с Мейером. Каких-нибудь тридцать часов, как мы оттуда; все было спокойно… Перекоп и Сиваш твердо оборонялись, и не было ни малейшей мысли об отступлении. Наоборот, последние дни большевики, после неудачной попытки переправиться ночью через Сиваш, в месте расположения нашего эскадрона, не предпринимали никаких активных действий.

Паника в Ялте все увеличивалась и увеличивалась. Передавали, что большевики уже в Симферополе, что передовые их отряды заняли Алушту. Все устремились к молу…

Под вечер на горизонте безграничного моря вырисовывались контуры только что прибывших и ставших на рейд пароходов: «Ризе», «Бештау», «Посадник», предназначенных для эвакуации. У мола стояли два английских миноносца – «72» и «75». Ночью же пришел дредноут «Мальборо», для того чтобы принять Государыню Императрицу, Великую Княгиню Ксению Александровну с семьей и Великих Князей Николая Николаевича и Петра Николаевича.

Мол был заполнен вещами и публикой. Вместе с семьями офицеров, аристократией, дворянством, буржуазией бежал и простой народ, лавочники, швейцары и пр. Уже два парохода, наполненные беженцами не только из Ялты, но и из окрестных мест, отошли в Новороссийск. Мол все же оставался заваленным вещами и людьми. Откуда только брались они. Но вот стал известным ответ Великого Князя Николая Николаевича англичанам, что он воспользуется их предложением сесть на дредноут и покинуть берега России только тогда, когда последний русский, желающий уехать из Крыма от большевиков, сядет на пароход.

Паника сразу улеглась.

28 марта было получено известие, что штаб армии переехал в Керчь. В этот день был расклеен приказ начальника Ялтинского гарнизона, требующий, чтобы офицеры и прочие высшие чины Добровольческой армии немедленно приписались и явились либо в Татарский стрелковый полк, расположенный в Массандре, либо в Дюльберский отряд.

В этот вечер у «Равэ» за столиком Денизы Эдуардовны сидели: Дима Криштофович, Мейер, «Царевый ротмистр» Балашев511511
  Балашев Константин Васильевич, р. в октябре 1887 г. Николаевский кадетский корпус. Полковник л.-гв. Уланского Ее Величества полка и гвардейского запасного кавалерийского полка. В Вооруженных силах Юга России. Эвакуирован в начале 1920 г. из Новороссийска в Константинополь (на собственные средства) на корабле «Владимир». В эмиграции во Франции. Умер 19 мая 1962 г. в Париже.


[Закрыть], Псковского полка ротмистр Полтинин, раненный, на костылях, нашего полка улан-поручик Измайлов и пешей гвардии поручик Михайлов. Настроение было подавленное. Все решили прикомандироваться к Дюльберскому отряду, который из Дюльбера уже прибыл в Ялту и занял опустевшую гостиницу «Россия».

Балашов сообщил, что командующий отрядом просил всех офицеров собраться к одиннадцати в фойе «России».

Ровно в одиннадцать мы все явились. Фойе было наполнено офицерами Дюльберского отряда – офицерами гвардейских полков, одетых при полной боевой, с подсумками на поясах и винтовками.

Раненый Измайлов был отвезен на стоявший последний пароход.

Императорская Фамилия уже находилась на борту «Мальборо».

Только что получено сведение – в Гурзуфе образовался местный совдеп. На грузовой автомобиль сажается группа офицеров, с двумя пулеметами, для ликвидации появившихся «товарищей»…

В час ночи вернулись. Совдеп был окружен и расстрелян на месте…

Приблизительно в это же самое время было приказано всем по двое или по трое рассыпаться по городу, с задачей раздобыть перевязочные средства. В три часа ночи было решено выступить из Ялты в Дюльбер, там захватить свой обоз и идти дальше на Севастополь, где будет произведена посадка отряда на пароход.

Тихая ночь. Ни души на набережной. Мертвая тишина. На рейде видны огни «Мальборо». Там все они… Неужели навсегда покидают Россию, в которой столько лет царствовали?.. Нет, они вернутся!.. С торжеством, с колокольным звоном!..

В три часа утра длинный эшелон, состоящий из извозчичьих экипажей и телег, двинулся по набережной в сторону Ливадии. В голове отряда, на рессорной коляске, ехало трое. Командующий отрядом капитан Апухтин, ротмистр Каменский и я. Вдруг, не доезжая Ливадии, появляются огни автомобиля, слышен мотор. Автомобиль приближается к нам.

– Стой!..

Автомобиль остановился.

– Кто идет, чей автомобиль?..

– Уполномоченный Крымского краевого правительства. Автомобиль принадлежит ему же. Еду в Ялту.

– Крымского краевого правительства не существует. Оно уже в Батуме. Автомобиль реквизируется. Апухтин, реквизируй машину… – приказывает Каменский.

– Автомобиль реквизирован… Граф Му-ра-вьев А-мур-ский! – закричал Апухтин.

– Здесь! – послышалось из темноты, и через минуту у мотора появился высокий лейб-казак.

– Приказываю вам взять себе в помощь еще кого-нибудь, сесть в автомобиль, поехать в Ялту, раздобыть бензин и нагнать нас…

– Уполномоченного высадить, – добавляет Каменский.

– Слушаюсь… Юнкер Вонсяцкий, садитесь рядом с шофером, – приказывает Муравьев. – Шофер, ходу в Ялту!..

Вот и Ялта снова. У «Ореанды» остановка. Уполномоченный высажен. Летим дальше на мол. Влетаю в управление порта. На полу большой залы спали измученные люди. Все – в офицерских погонах… Это знаменитая «команда мола». Разыскиваю их начальника – капитана Никольского…

Наконец нахожу. Долгих усилий стоило его разбудить.

– Черт возьми, четвертую ночь не дают заснуть, – ругается он. – На кой черт вам бензин?.. Нет у меня никакого бензина. Пошли вы к черту со своим графом!..

К счастью, выручил капитан парохода «Посадник». Собственно, он, молодой морской лейтенант, был в тот момент хозяином порта.