Текст книги "Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8"

17-го полк выступает из Серагоз на Торгаевку и после упорного боя берет село Агайманы и преследует конницу красных на Ново-Репьевку, после чего соединяется с пехотой 1-го корпуса в Агайманах. В этот день совместно с полком пришлось работать прибывшему на фронт пулеметно-автомобильному эскадрону, в рядах коего находились полковник Михайлов и ротмистр Кисель-Загорянский и много людей кирасир Ее Величества. 18-го полк имел бой с противником у села Рождественского и уже ночью выбил красных из села. На следующий день, 19-го, завязался упорный бой с наступающей латышской дивизией и бригадой конницы. В блестящей конной атаке полка погиб сраженный пулей в голову командир полка полковник Ковалинский и выбыло из строя 12 офицеров. 20 октября начался отход на Ново-Михайловку, Ново-Дмитриевку и вдоль берега Сиваша на станцию Сальково, за проволочные заграждения укрепленной Крымской позиции, после чего полк простоял 6 дней в резерве у колонии Богемка, под Джанкоем. За этот период последнего отступления полк потерял 65 процентов своего состава и свелся фактически к эскадрону. Пополняться больше было нечем, так как запасный эскадрон выделил почти всех способных к строю людей в стрелковый дивизион, тоже понесший большие потери. С 27-го по 29-е полку пришлось участвовать в боях у Карповой Балки и хутора Уржина, где погибли 3 корнета эскадрона кирасир Его Величества: Сташевский, Кейгерист и Богдосаров – последние жертвы полка в Крыму.

Бой 29 октября у хутора Уржина явился последним боем гвардейского Кавалерийского полка, после чего кавалерия, потеряв соприкосновение с противником, согласно плану эвакуации идет на Ялту, через Симферополь и Алушту.

Погрузка во всех портах, кроме Феодосии, прошла благополучно. В Феодосии же, куда попали хозяйственная часть полка, полковой лазарет и некоторые офицеры, находившиеся в командировках, эвакуация прошла в кошмарных условиях. Несколько офицеров и солдат, оставшихся на пристани, покончили самоубийством, часть ушла в горы к «зеленым».

Кроме Добровольческой армии, следующие офицеры полка участвовали в войне против большевиков на разных фронтах: а) в Северо-Западной армии генерала Юденича – ротмистры Гоштовт, фон Розенберг и штабс-ротмистр Швабе; б) в Северной армии генерала Миллера421421
  Миллер Евгений-Людвиг Карлович, р. 25 сентября 1867 г. в Динабурге. Из дворян Санкт-Петербургской губ. Николаевский кадетский корпус (1884), Николаевское кавалерийское училище (1886), академия Генштаба (1892). Офицер л.-гв. Гусарского полка. Генерал-лейтенант, представитель Ставки при итальянской главной квартире. В белых войсках Северного фронта; с 15 января 1919 г. генерал-губернатор Северной обл., член правительства: заведующий отделом иностранных дел Главнокомандующего Северного фронта, с мая 1919 г. Главнокомандующий войсками Северной обл., с 10 июня 1919 г. Главнокомандующий войсками Северного фронта, с сентября 1919 г. Главный начальник Северного края, в марте 1920 г. заместитель председателя ВПСО. В эмиграции Главноуполномоченный Главнокомандующего Русской Армии в Париже, с марта 1922 г. начальник штаба Русской Армии, с ноября 1922 г. помощник Главнокомандующего Русской Армией. 1 сентября —23 декабря 1924 г. начальник 1-го отдела РОВС, с декабря 1923 г. состоял при Великом Князе Николае Николаевиче, с 29 апреля 1928 г. помощник председателя РОВС, с 26 января 1930 г. председатель РОВС. Состоял также председателем Объединения офицеров 7-го гусарского полка, Общества взаимопомощи бывших воспитанников Николаевского кавалерийского училища, Общества северян. Похищен советскими агентами в 1938 г. в Париже и расстрелян 11 мая 1939 г. в Москве.


[Закрыть] – штабс-ротмистр Мусман422422
  Мусман Михаил Борисович. Училище правоведения (1912). Офицер с 1914 г. Штабс-ротмистр л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка в прикомандировании к л.-гв. Финляндскому полку. В белых войсках Северного фронта (с 23 июля 1919 г. из лагеря в Нью-Маркете, Англия); в 1919 г. в штабе Главнокомандующего войсками Северной обл. Ротмистр. Убит 1 марта 1920 г. у Онеги на Архангельском фронте.


[Закрыть]; в) в армии генерала Семенова423423
  Семенов (Семенов-Мерлин) Григорий Михайлович, р. в 1890 г. Есаул Забайкальского казачьего войска, комиссар Временного правительства в Забайкалье по формированию бурят-монгольских добровольческих ударных батальонов и командир Монголо-Бурятского конного полка. Георгиевский кавалер. В белых войсках Восточного фронта; с 19 ноября 1917 г. в боях с большевиками в Верхнеудинске, начальник сформированного им в Маньчжурии Особого Маньчжурского отряда, Маньчжурской особой дивизии, 1-й сводной Маньчжурской дивизии, с 8 октября 1918 г. командир 5-го Приамурского корпуса, с 8 декабря 1918 г. командующий Восточно-Сибирской отдельной армией, с 18 июня 1919 г. по 3 августа 1919 г. командир 6-го Восточно-Сибирского армейского корпуса, с 29 августа 1919 г. помощник командующего войсками Приамурского военного округа и главный начальник Приамурского края, с 12 ноября 1919 г. командующий войсками Читинского (с 5 декабря Забайкальского) военного округа, с 24 декабря 1919 г. Главнокомандующий всеми вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа с подчинением ему и Забайкальского военного округа, с 11 февраля 1920 г. Главнокомандующий войсками Российской восточной окраины. Одновременно с 19 ноября 1918 г. походный атаман Уссурийского и Амурского казачьих войск, с 23 апреля 1919 г. походный атаман Забайкальского и с 23 апреля 1919 г. Дальневосточных казачьих войск, с 13 июня 1919 г. войсковой атаман Забайкальского казачьего войска, с 30 апреля 1920 г. – походный атаман всех казачьих войск Российской восточной окраины, с 28 апреля 1921 г. походный атаман всех казачьих войск Сибири и Урала. Генерал-лейтенант. В эмиграции в Китае. Арестован 22 августа 1945 г. в своем доме в пос. Какахаши, под Дайреном. Расстрелян 30 августа 1946 г. в Москве.


[Закрыть] – полковник Кардашевский424424
  Кардашевский Николай Викторович, р. в 1878 г. Сын генерал-майора. В службе с 1897 г., офицером с 1899 г. Полковник л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка. В белых войсках Восточного фронта с 1918 г. при английской миссии в Омске. Участник Сибирского Ледяного похода, затем у атамана Г.М. Семенова. В эмиграции в Китае, на 1920 г. в Харбине, на 1 января 1921 г. член объединения л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка, на 8 января 1922 г. в Пекине, член Общества офицеров гвардии на Дальнем Востоке.


[Закрыть] и поручик Юматов425425
  Юматов Николай Николаевич. Александровский лицей (1917) (ускоренный курс; не окончил). Офицер с 1916 г. Поручик л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка. В белых войсках Восточного фронта; с 1918 г. в конном полку Оренбургской армии. Участник Сибирского Ледяного похода в 1-й кавалерийской дивизии, затем командир отдельного Бурятского конного дивизиона, на 1920 г. начальник личного конвоя генерала Лохвицкого, на 8 января 1922 г. во Владивостоке, член Общества офицеров гвардии на Дальнем Востоке, на 1 января 1921 г. член объединения л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка. Подполковник. В эмиграции во Франции, в 1929—1938 гг. в Париже.


[Закрыть]; г) в Донской армии – генерал-лейтенант Свечин; д) вне рядов дивизиона на Юге России – подполковник Третьяков; е) в Уральской казачьей армии генерала Толстова – штабс-ротмистр Михайлов и ж) в Ташкентском партизанском отряде – поручик Искандер. Последние два офицера прибыли в полк в Добровольческую армию.

За период Гражданской войны на Юге России кирасиры Ее Величества понесли потери в офицерском составе: убитыми – 9, ранеными – 19 и умершими от эпидемий – 3. Кирасир за это время через ряды полка прошло около 2000, из них убиты и пропали без вести около 800, ранено около 500 и умерло от эпидемий около 100.

К моменту эвакуации и прибытия в Константинополь в списках кирасир Ее Величества числилось 25 офицеров и около 120 кирасир. Почти все офицеры сошли с кораблей в городе, во время их стоянки на рейде. Кирасиры были перевезены в лагерь у Галлиполи, откуда незначительная часть уехала в Бразилию, часть поступила на службу в иностранный легион французской армии, а остальные, бывшие в полку, по расформировании Гвардейского кавалерийского полка вошли, во главе с корнетом Знаменским, в состав 1-го кавалерийского полка. В Константинополе удалось снять с кораблей незначительную часть кирасир, в числе коих был старый кирасир, ныне чиновник Давыдов и один из первых добровольцев Гражданской войны, вахмистр Бабаченко. Потерпев крушение и разочарование в достижении своих заветных стремлений после двухлетней ожесточенной и кровавой борьбы на Юге России, понеся тяжелые потери, кирасиры Ее Величества вынуждены были временно прекратить свою работу по освобождению Родины.

Не имея средств и службы, большинству офицеров пришлось добывать средства к существованию тяжелой, подчас и физической работой, для многих из-за полученных ранений трудновыполнимой.

Войдя в связь с офицерами полка, бывшими ранее за границею, кирасиры Ее Величества составляют к началу 1921 года 4 отдельные по месту жительства группы: Константинопольскую, Афинскую (полковники Гросман и Афанасьев, ротмистр Искандер и штабс-ротмистр князь Урусов), Сербскую (полковники Апрелев и Гончаренко, подполковники Одинцов и Дараган и штабс-ротмистр Викгорст) и Берлинскую (ротмистры князь Урусов, барон Кнорринг и Розенберг, штабс-ротмистры барон Гойнинген-Гюне426426
  Барон Гойнинген-Гюне Эдгар Александрович. Штабс-ротмистр запаса гвардейской кавалерии. В Добровольческой армии с июля 1920 г. в эскадроне л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка, переведен в полк 10 июля 1920 г. В эмиграции в Германии, на 1 января 1921 г. в списке л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка в Берлине.


[Закрыть], фон Эттинген, Швабе и Кожин Д.).

9(22) марта 1921 года в Константинополе состоялось общее собрание господ офицеров, на котором были выработаны правила о возможности формирования полка в будущем, о праве ношения формы полка и пр. Учитывая необходимость поддержания в будущем тесной связи офицеров и ввиду продолжающегося разъезда из Константинополя, было решено создать центр по объединению полка, на который и возложить поддержание связи между всеми группами, отдельными офицерами и кирасирами; в центр были избраны: полковник фон Баумгартен, подполковник Полянский и штабс-ротмистр Литвинов.

8 мая, накануне полкового праздника, по обычаю, ведущему начало со времени основания полка, в церкви Российского Посольства была отслужена панихида по всем павшим за Веру, Царя и Отечество и в годину гражданской междоусобицы офицерам и кирасирам.

9 мая был устроен скромный ужин и по примеру прошлых лет Ее Величеству была послана телеграмма, на которую последовал следующий Всемилостивейший ответ: «Mille remerciements toutes mes pensees avec mes chers cuirassiers. Marie».

Тяжелые испытания, нужда и лишения, выпавшие на долю кирасир, не сломили их духа, и кирасиры Ее Величества готовы вновь отдать свои силы и жизнь для достижений заветных стремлений и создания Великой Родины и родного полка.

В июне 1921 года, в ответ на посланный Августейшему шефу рапорт с приложением краткой памятки кирасир за время Гражданской войны, было получено от состоящего при Ее Величестве князя Долгорукова письмо с извещением о получении таковых, а также о том, что шеф приказала «сердечно благодарить всех офицеров за их деятельность» и что Ее Величеству благоугодно было пожаловать полку Свой портрет.

Общеполитическое положение заставляло думать, что пребывание за границей может затянуться надолго. Желание сплотить разбросанную на громадном пространстве и в различных странах всего света семью Царицыных кирасир, спаянную узами дружбы, традиций и пролитой крови, побудило в первой половине 1922 года небольшую группу инициаторов выработать Устав Полкового Объединения. Этот Устав был представлен Августейшему шефу полка, и Ее Величество соизволила Всемилостивейше его утвердить 3(16) августа 1922 года. На основании Устава Объединения кирасир Ее Величества старшим руководителем был назначен старший полковник полка к 27 февраля 1917 года и первый командир эскадрона полка в Добровольческой армии генерал-майор Данилов.

В феврале 1927 года собрание старшин и старших групп обратилось к Ее Императорскому Высочеству Великой Княгине Ольге Александровне, неизменно столь сердечно и заботливо относившейся к полку, с просьбою принять звание почетного члена Объединения, на что последовало согласие Ее Императорского Высочества.

В январе месяце Ее Императорское Величество Августейший шеф полка соизволила пожаловать специально для настоящей памятки Свой портрет, а в мае с соизволения Ее Величества Ее Императорским Высочеством Великой Княгиней Ольгой Александровной были сообщены сведения о пребывании Августейшего шефа полка в Крыму после революции.

Кончая на этой последней милости Ее Величества полку свое повествование и оставляя более свежим силам описать более подробно истекшие годы Великой войны, лихолетья и будущие славные страницы полка, заповедуем грядущему молодому поколению свято и бережно сохранять дружбу, традиции и честь родного мундира кирасир Ее Величества.

Князь А. Искандер427427
  Князь Искандер Александр Николаевич. Сын Великого Князя Николая Константиновича. Александровский лицей (1911). Произведен в офицеры из вольноопределяющихся в 1915 г. Поручик л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка. Участник Ташкентского восстания в январе 1919 г., затем в Ташкентском офицерском партизанском отряде совершил переход в Фергану. С марта 1920 г. в Крыму, командир взвода в эскадроне своего полка до эвакуации Крыма. Ротмистр. В эмиграции в Греции, затем в Париже. Умер 16(26) января 1957 г. в Грассе (Франция).


[Закрыть]
КОННАЯ АТАКА
(ВЗЯТИЕ БОЛЬШОЙ КАХОВКИ, 1920 ГОД)428428
  Впервые опубликовано: Военная Быль. Май 1963. № 60.


[Закрыть]

Эскадрон кирасир Ее Величества уже сутки стоял в деревне Т., верстах в 5 от Большой Каховки. Было чудное раннее утро 1 июля. Я стоял, прислонясь к дереву, недалеко от колодца с журавлем, курил и наблюдал, как эскадрон поит лошадей. В это время я был старшим офицером в эскадроне. Хорошее было время: почти никакой ответственности, а инициативы можно было проявить много (ротмистр К. прибыл в полк раньше меня, а потому и был назначен командиром эскадрона). Эскадрон заканчивал водопой. Вижу, как из ближайшего дома выходит командир эскадрона, направляется ко мне и, улыбаясь, говорит: «Ротмистр, получено приказание выступать. Заканчивай поскорей водопой, строй, сажай эскадрон и веди его по направлению Большой Каховки к леску, знаешь, что находится до луга перед Каховкой. В этом леску находится штаб нашей кавалерийской бригады. А я сейчас рассчитаюсь с хозяевами и догоню вас. Должен предупредить, что, прибыв на место, тебе придется явиться к командиру бригады генералу Данилову, так как тебя временно прикомандировали офицером-ординарцем к генералу Барбовичу, у которого ты уже неоднократно таковым состоял и который непременно снова требует тебя».

Строю эскадрон и, вытянув по три, шагом выступаю. На ходу прошу вахмистра В. вызвать мне из строя того кирасира, который привез приказание из штаба. Ко мне подъезжает мой старый разведчик унтер-офицер Б. Спрашиваю его, есть ли какие новости. «Так точно, господин ротмистр, – тихо отвечает унтер-офицер, – конницу снова пустят в атаку на Большую Каховку». – «Ты кому-нибудь говорил об этом в эскадроне?» – «Никак нет, господин ротмистр». – «Отлично, и молчи».

Скоро нас нагоняет командир эскадрона с вестовым. А вот и лесок. Мы останавливаемся. Через деревья видно громадное поле, а верстах в трех намечается Большая Каховка. Командир эскадрона едет за дальнейшими приказаниями в штаб и скрывается в лесу. Тем временем, зная, что нам предстоит, строю взводную колонну, приказываю людям осмотреть оружие и надеть на подбородок ремни. Возвращается командир эскадрона и сообщает: «Генерал Данилов отвоевал тебя у генерала Барбовича. За тебя поедет корнет Тимченко. Два дня тому назад Большая Каховка снова занята красными. Сегодня утром армейская кавалерия атаковала Большую Каховку с западной стороны, но атака была отбита. Сейчас атака будет повторена. Гвардейский сводный полк – кавалергарды, кирасиры Его Величества, уланы Ее Величества и мы поведем атаку на восточную сторону Каховки. Наш эскадрон будет крайним справа. Ты будешь с 4-м взводом, резервом сзади, уступом вправо».

– Эскадрон, смирно! Строй фронт, шашки вон, пики в руку, шагом марш, в лаву!

Встав на 4-й взвод, дав отойти другим трем взводам на взводную дистанцию, пошел уступом вправо. За мной двинулись две пулеметные тачанки. Так как расстояние до Каховки было основательное, то скоро пошли только рысью. Влево были видны движущиеся другие гвардейские эскадроны.

Прошли мы немного больше половины луга, как красными по нас был открыт ураганный артиллерийский, а также и пулеметный огонь. Эскадрон рванул галопом. Пока этот тарарам производил только моральный эффект, так как снаряды рвались позади, а пулеметные пули взрывали пыль впереди. Эскадрон шел быстро, и, видимо, пулеметчики сокращали прицел слишком резко. Впечатление было такое, будто это мы поднимаем взрываемую пулями пыль. Взглянул на эскадрон – идут хорошо. Ни убитых, ни раненых пока… Мой конек бодро скачет (но как я жалел, что не было у меня ни одной из прежних лошадей: Слитка – золотистого араба, Красы – золотисто-гнедого карабаха или Шайтана – вороного в яблоках текинца, моего последнего партизанского жеребца, ранее принадлежавшего знаменитому разбойнику Иргашу! Не лошади, а ураганы это были). Впоследствии мне рассказывали, что по конной атаке палило 18 орудий и 24 пулемета противника. Легкораненых в атаке было 6, 1 тяжело раненный в живот, 1 убитый и 6 лошадей легкораненых – это у самой Каховки.

Но вот уже Каховка совсем близко, и передо мной ясно очерчиваются справа крайние дома. Мне приходит мысль атаковать Каховку с правого фланга и, если возможно, зайти в тыл. Призвав свистком взвод к вниманию, направляю его круто вправо и полным ходом огибаю дома, поворачиваю в первую улочку налево и иду уже в тылу вдоль фронта. За мной скачут две пулеметные тачанки. Как только мы появились в параллельной улочке, я сразу услышал, что пулеметы, действовавшие на левом фланге красных, замолкли. Ага! Недаром, значит, забрался в тыл. Сократив аллюр, иду дальше. Скоро обозначилась стенка кладбища, а вдоль нее выстроена рота пехоты красных. Резерв. Ближе к нам стоявший красный офицер выдвинулся и что-то хотел скомандовать роте. Приготовив шашку к рубке, ринулся на офицера, но вахмистр, некоторое время скакавший со мною рядом, выскакивает вперед и в упор стреляет из револьвера в офицера, который как подкошенный валится. (В Великую войну ни один нижний чин не позволил бы себе опередить офицера.) В роте красных полное обалдение. Ни одна винтовка не поднялась. Подскочив к фронту роты, командую: «Сдавайтесь! Бросить винтовки!» Повинуются. «Кругом. Два шага вперед!» Несколько моих всадников быстро спешиваются и подбирают винтовки. Назначаю четырех конных кирасир и отправляю пленных в наш тыл.

Тут только, оглянувшись, заметил, что у меня вместо одного взвода чуть ли не два с половиной. Надо сказать, что мне, в виде талисмана, сопутствовала во всех боях Крыма, в боковом кармане френча (а их было немало), в небольшой целлулоидной коробочке маленькая живая морская черепашка Ниночка, вывезенная мною из Грузии. В этот талисман люди эскадрона твердо верили и всегда жались ко мне, зная, что где Ниночка, там все будет благополучно, считали ее неуязвимой. Вот когда 3-й взвод слева заметил, что я поворачиваю на правый фланг Каховки, то отделился от других взводов эскадрона и пошел за мною.

Отправив пленных, идем дальше, все глубже в тыл. В первой поперечной улочке видим две брошенные пулеметные тачанки красных, а недалеко, на каменном заборе, пулеметчиков, стоящих с поднятыми руками. Сдаются. С одним кирасиром отправляю пулеметную прислугу догонять ушедшую пленную пехоту. Забираем с собой пулеметные тачанки и идем дальше. Посылаю вправо двух дозорных к Днепру (Большая Каховка тянется вдоль реки). В двух следующих улочках забрали еще четыре пулеметные тачанки, но уже брошенные – прислуга разбежалась. В это время ко мне подскакивает один из дозорных и взволнованно докладывает: «Г-н ротмистр, красные тикают, кто на лодках, а кто и просто вплавь». Посылаю к берегу одну свою пулеметную тачанку с приказанием немного пострелять по удирающим, а затем присоединиться ко мне. Пулеметная тачанка галопом исчезает в улице вправо, и очень быстро до нас долетает звук двух заработавших пулеметов. (Лихие были пулеметчики у нас в эскадроне!)

Тут у красных поднялась настоящая паника: кавалерия в тылу, а тут еще пулеметы палят. Далеко впереди было видно, как они перебегают улицу по направлению к реке. Еще улица влево, и мы видим в конце ее, ближе к лугу, лежащую лицом к нам роту красных. Поняв, что нас горсточка, рота ощетинилась винтовками и принялась палить. Тут был убит мой любимый кадровый унтер-офицер, но мигом наша вторая пулеметная тачанка повернулась и открыла меткий огонь. Рота сразу сдалась. Пройдя немного дальше, мы натыкаемся на наши взводы с командиром эскадрона и на улан, которые отправляли в наш тыл взятых пленных и пулеметы. Вскоре мы узнали, что Большая Каховка взята. Атака на этот раз удалась.

Отправляя взятые нами пулеметные тачанки в тыл, назначаю за старшего добровольца-охотника, мальчика-еврея 19 лет. У нас в эскадроне их было двое. Оба безумной отваги бойцы. В виде напутствия говорю, шутя, еврейчику: «Борис, ты мне головой ответишь за сохранность пулеметов». – «Понял, господин ротмистр. Пулеметы у меня отнимут, только перешагнув через мой труп». Позже узнал, что получился курьез. Борис подкатил пулеметные тачанки к начальнику бригады генералу Данилову и отрапортовал: «Ротмистр И. посылает вам подарок, приказав мне стеречь пулеметы до их возвращения». Генерал говорит: «Вот и отлично. Пленных красных и две пулеметные тачанки я сейчас же дам корниловцам». Борис уперся: «Ни за что пулеметов не дам до возвращения ротмистра И.». – «Хорошо, хорошо, – смеясь, говорит генерал Данилов, – я дам тебе расписку с печатью в получении пулеметов. Тогда от ротмистра тебе не попадет». И действительно выдал расписку с печатью и подписью.

Когда меня послали за дальнейшими указаниями к генералу Данилову, направляясь в штаб, я проезжал с вестовым мимо перевязочного пункта, скрытого в лесу. Ко мне вышла миловидная сестра милосердия и сказала: «Вы ротмистр И., так вот вас увидел раненый вашего эскадрона и слезно просит, чтобы вы к нему подъехали». Слезаю с лошади и иду за сестрой. Она меня подводит к телеге, на которой лежит действительно наш кирасир. Вглядываюсь – да это Сережа, второй еврейчик. Я его сразу и не узнал – так он изменился: осунувшийся, бледный, со всклокоченными вьющимися, прилипшими к вспотевшему лбу волосами. Он оживился при виде меня. Поднимает на меня свои красивые, расширенные, скорбные, умоляющие глаза и тихим голосом, в котором слышатся слезы, говорит мне: «Господин ротмистр, я так страдаю, мне так хочется пить, они мне не дают». Взглядываю вопросительно на сестру. «Нельзя ему дать пить», – качая хорошенькой головкой, отвечает сестра. В это время увидел доктора с засученными рукавами рубашки, у которого руки были все в крови. Он шел, видимо, мыться. Подхожу и спрашиваю: «Куда ранен кирасир?» – «В основном двумя пулями». – «Есть надежда?» Доктор устало покачал головой и выдавил из себя: «Никакой, обреченный, часа два осталось жить». Тогда возвращаюсь к сестре и прошу ее принести мне стакан воды: «На мою ответственность». Скоро сестра возвращается, неся осторожно полный стакан воды. Выплеснув немного воды из стакана, наливаю из походной фляжки в него хорошую порцию рома. Раненый, благодарно взглянув на меня, принялся жадно пить, стуча зубами о край стакана. Я держал стакан, а сестра поддерживала голову бедняги. Выпив содержимое, Сережа удовлетворенно вздохнул и чуть явственно прошептал: «Спасибо вам, господин ротмистр». Он еще больше осунулся, побледнел и устало закрыл глаза. Чуть приподняв его голову одной рукой, другою пригладил ему волосы и, наклонясь, ласково спросил: «Сережа, скажи, что бы ты еще хотел, чтобы я сделал?» Сережа приоткрыл глаза и одними губами прошептал: «Прощайте, господин ротмистр». Под моей рукой голова его стала холодеть, и через пять минут Сережи не стало. Мы с сестрой отвернулись друг от друга, чтобы не показать волнения. Поцеловал я Сережу в лоб и уехал.

Приехав в штаб, встретил кавалерийского офицера, участника конной атаки, который мне рассказал, как им на левом фланге помогла конная батарея. Эта батарея (к сожалению, забыл название) шла галопом наравне с атакующей конницей. Прикрывшись складкой местности, лихо подскочила на прямой выстрел к мосту от Большой Каховки к Малой, охраняемому многими пулеметами и батальоном пехоты, снялась с передков, взяв на картечь, смела и пулеметы, и пехоту, чем способствовала удаче второй за день конной атаки. Вскоре узнал, что корнет Тимченко тяжело ранен и эвакуирован. Это он поехал за меня к генералу Барбовичу. Посланный им в штаб бригады, чтобы узнать, как идут дела на нашем фланге, он въезжает в лесок, слезает с лошади, чтобы идти к генералу Данилову. В это время рвется снаряд и осколок попадает ему в ляжку, произведя отвратительную рваную рану, от которой он долго не мог оправиться. Правда, кость, к счастью, осталась цела. Мне же довелось участвовать в солидной конной атаке и остаться невредимым! Кисмет. А все Ниночка – моя славная маленькая черепашка, не раз и ранее меня хранившая…

М. Свечин429429
  Свечин Михаил Андреевич, р. 16 мая 1876 г. в Санкт-Петербурге. Сын генерала. 2-й кадетский корпус (1893), Николаевское кавалерийское училище (1895), академия Генштаба (1902), Офицерская кавалерийская школа (1903). Офицер л.-гв. Уланского Ее Величества полка, командир л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка. Генерал-лейтенант, командир 1-го кавалерийского корпуса. Георгиевский кавалер. В Донской армии с 30 декабря 1917 г. Участник Степного похода, с конца марта 1918 г. начальник штаба обороны Новочеркасска, с апреля 1918 г. писарь, затем начальник оперативного отдела штаба Южной (Заплавской) группы; в апреле 1918 г. и. о. начальника штаба той же группы, с мая по ноябрь 1918 г. член Донской миссии к гетману для вывоза снаряжения, затем в распоряжении Донского атамана, с декабря 1918 г. член делегации в Англии и во Франции от ВСЮР. Эвакуирован 20 марта 1920 г. из Новороссийска в Константинополь на корабле «Константин». На май 1920 г. в Югославии. В эмиграции в Югославии, Германии и Франции; на 1 января 1921 г. в списке л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка, начальник подотдела РОВС, председатель отдела Союза Инвалидов, с 1930 г. начальник отдела РОВС, на ноябрь 1951 г. почетный член объединения л.-гв. Кирасирского Ее Величества полка, к 1963 г. председатель 4-го отдела Гвардейского объединения в Ницце. Сотрудник журнала «Военная Быль». Умер 15(17) апреля 1969 г. в Ницце (Франция).


[Закрыть]
ЗАПИСКИ СТАРОГО ГЕНЕРАЛА О БЫЛОМ430430
  Впервые опубликовано: С в е ч и н М. Записки старого генерала о былом. Ницца, 1964.


[Закрыть]

Гражданская война

После тяжелого 9-дневного пути от Москвы на Дон, с допросами, высаживанием из поездов и прочими неприятностями, я к 30 декабря 1917 года (по ст. ст.) прибыл в Новочеркасск. В пути испытал все безобразия, царившие на железных дорогах, наводнявшихся разбегавшейся самочинно по домам солдатской массой. Начиная от Воронежа требованием документов – зачем едете на юг? не к калединцам ли? В этом отношении мне много помог мой оригинальный отпускной билет.

В городе нашел свою семью, которую сюда своевременно перевез отец моей жены.

Первое впечатление от Новочеркасска было отрадным, продовольствия вдоволь, все внушало надежду, что удастся здесь пережить лихолетье, объявшее нашу Родину. Мне рисовалось, как, вероятно, и многим, что события, происшедшие в России, не могут продолжаться долго и, так или иначе, захватившие власть большевики будут свергнуты в свою очередь.

К сожалению, это первое впечатление постепенно стало меняться. Разбушевавшаяся буря над всей нашей страной была настолько грозной, что заставила задумываться: удастся ли небольшому клочку земли, на части Области Войска Донского, установившему у себя порядок, удержаться и не быть захлестнутым общей волной?

Я явился к генералу М.В. Алексееву, который приступил здесь к формированию армии из добровольцев для борьбы против захвативших власть над нашей Родиной.

Хорошо зная генерала как моего преподавателя в училище и как профессора в академии, а также по Японской войне, в Первую мировую войну пришлось встретиться лишь в декабре 1915 года, когда, после командования малороссийскими драгунами431431
  То есть 14-м драгунским Малороссийским полком.


[Закрыть], я был назначен командиром лейб-гвардии Кирасирским Ее Величества полком и представлялся Его Величеству в Ставке; после завтрака, на который я был удостоен Высочайшего приглашения, меня генерал Алексеев пригласил зайти к нему, когда освобожусь.

Войдя, я застал его за большим столом в его кабинете, он же и спальня. Стол был завален бумагами и папками так, что из-за них не видно было начальника штаба Верховного Главнокомандующего.

Михаил Васильевич любезно меня принял, поздравил и сразу начал говорить о трудностях борьбы, когда приходится чуть ли не вымаливать обещанное снаряжение от союзников, а сами все время требуют помощи наступлением, даже в теперешнюю стужу. «Вот вы сегодня за завтраком видели многочисленных военных представителей, они все как будто преданы нам и сами, без просьбы с нашей стороны, поддерживают перед своими странами наши требования и просьбы и поражаются ничтожности того, что доходит до нас».

Затем, видимо припомнив, сказал: «Да, мне было приятно прочесть в отчете генерала из Инспекции кавалерии о хорошем состоянии, в котором оказался конский состав только что сданного вами 14-го драгунского полка».

Такая мелкая подробность, о состоянии лошадей в моем полку, среди его серьезной работы меня сильно озадачила.

Мне никак не укладывалось в голове, что Начштаверх, в своих огромных занятиях по ведению войны и управлениями миллионными армиями, может уделять время таким мелочам, и, пользуясь благожелательством ко мне генерала, спросил об этом. М.В. ухмыльнулся в свои усы и ответил:

– Мне приходится вникать и в мелочи. Видите ли, Свечин, скажу совершенно откровенно, знаю, что многие осуждают меня в недоверчивости, что делаю работу помощников, кои также добросовестно относятся к своим обязанностям; все это я знаю, а все же перегружаю себя и иначе не могу. Было бы у меня время – поговорили бы, а теперь скажу лишь, что не причисляю себя к талантливым, кои схватывают все на лету, мне, для работы и решений, нужно самому во все вникнуть.

Много прошло времени после этого разговора, бывшего в декабре 1915 года, но мне теперь припомнился, как характеризующий личность этого скромного, незаурядного работника, добросовестно выполнявшего всю жизнь возлагаемые на него обязанности.

Теперь, в Новочеркасске, мне пришлось несколько раз повидать и беседовать с генералом Алексеевым. В первый же раз он произвел на меня впечатление уставшего и, с виду, очень постаревшего человека. Между тем ему было лишь 61 год, т. е. далеко не преклонного возраста. Чувствовалось, что пребывание на ответственном посту, где он, в сущности, был во главе вооруженных сил страны, в период тяжелой и небывалой еще по размерам войны; принятия государственных решений, перед отречением Государя; дальнейших переживаний революции, – все это наложило свою тяжелую руку на его здоровье и психику. Он болел за все душой, у него было желание действий и работы, а сил уже было мало.

К сожалению, в эмиграции теперь слышатся обвинения этого скромного труженика и работника, что он был во главе группы, желавшей удаления с престола Государя, чему я лично поверить не могу. Конечно, это утверждение идет от лиц хотя и близко стоявших к трону, но ровно ничего не сделавших, а затем в Белом движении активного участия они не приняли, и целью их было лишь личное спасение.

Генерал Алексеев познакомил меня с обстановкой начала формирования Добровольческой армии; жаловался, что приходится быть крайне экономным, т. к. денежных средств до смехотворности мало и приток их не утешителен. Вот говорил он: «Недавно приезжали ко мне делегаты из Москвы, от нашего Московского центра, полностью обещали помощь, даже выражали желание организовать гражданское Управление при формирующейся нашей армии, хотя для этого у нас и территории не было. Я их благодарил, но просил в первую очередь оказать помощь – сбором денег, направлением людей для формирования частей и, если возможно, снаряжения. Расстались мы дружески».

В это время Алексеев, видимо, был еще в полной уверенности, что Московскому центру, который был определенно настроен патриотически, удастся наладить помощь, хотя бы денежными средствами. Но поднять на жертвенность оказалось не по силам, и впоследствии Алексеев жаловался при встречах со мной, что от обещаний и слов далеко не ушли.

* * *

Находясь в столице Донской области, я явился к атаману А.М. Каледину432432
  Каледин Алексей Максимович, р. в 1861 г. Окончил Воронежскую военную гимназию, Михайловское артиллерийское училище (1882), академию Генштаба (1889). Генерал от кавалерии, до мая 1917 г. командующий 8-й армией. После смещения Временным правительством с должности избран 17 июня войсковым атаманом Донского казачьего войска. Покончил жизнь самоубийством 29 января 1918 г.


[Закрыть] в его приемные часы. В то время в Новочеркасск прибывало немало людей, и атаман принимал всех желающих ему представиться и повидать. На приемах бывало много представляющихся, и атаман, войдя в залу, обходил пришедших. Мне раньше не приходилось встречаться с Калединым, но, конечно, я знал о его блестящих действиях на войне, как решительного, знающего, образованного и деятельного начальника, проделавшего войну от начальника дивизии до командующего армией. Я стал в общей группе и, когда атаман подошел ко мне, назвал свой чин и фамилию. Атаман прислушался к моему имени и просил, по окончании им обхода, зайти к нему в кабинет.

Войдя в кабинет, мне сразу бросилась в глаза его строгая, печальная задумчивость; как будто бы его мысли были где-то далеко. Прося меня сесть, он с минуту молчал, а затем спросил: «Если не ошибаюсь, вы женаты на дочери генерала Клунникова?» На что я ответил утвердительно.

Действительно, мой тесть, Н.И. Клунников, принадлежал к старинной казачьей фамилии, прослужив в лейб-гвардии Атаманском полку, затем служил на Дону, сперва адъютантом у донских атаманов, в том числе у князя Святополк-Мирского, будущего министра внутренних дел, был атаманом Таганрогского округа и был избран еще до войны членом Государственного совета от донских землевладельцев и потому был хорошо известен в здешнем краю. Находясь в Петрограде, он в октябре, незадолго перед выступлением большевиков, успел вывести свою жену и мою семью в Новочеркасск. Он был глубоко уверен, что здесь коммунисты получат отпор и власть их сюда не доберется. Но его больное сердце не выдержало всех событий и переживаний, и вскоре по приезде сюда, 9 декабря 1917 года, он скончался от паралича сердца, и я не застал его в живых.

Получив мой ответ, А.М. Каледин, после небольшой задумчивости, сказал мне: «Я рад, что познакомился с вами, и хочу высказать, что ценил вашего тестя; он был настоящий не только казак, но и стойкий русский. Мне очень жаль, что смерть лишила очень полезного сотрудника».

Поблагодарив за теплые слова, я в свою очередь предложил, если буду нужен, свою помощь и просил информировать меня об обстановке.

Он снова задумался и не торопясь высказал:

– Нетрудно очертить тяжелое положение, в котором мы находимся, всем известно, что мы окружены надвигающимися на нас карательными отрядами, но нужно вникнуть в психологию казаков в переживаемое время. Вот с месяц назад я объезжал все округа области; все меня радушно, не только наружно, но искренно приветствовали, а теперь, когда я призываю к защите края от надвигающейся на нас грозы, мои распоряжения не выполняются. Возвращаются с фронта наши казачьи части, приходят к нам, как будто в порядке со своими офицерами, но тотчас расходятся по своим станицам, не желая принять участие в защите. Вот и разберись в причинах: не то усталость от тяжелых переживаний на войне – хочется домой, не то уверенность, что большевики оставят их спокойно жить в своих хуторах и станицах; непонимание сущности захватившей в России власти, которая захлестнет их так же, как всю страну, и т. д. Между тем нельзя пропустить время: что нам возможно сейчас, то будет трудно, если не невозможно потом, когда сама власть установится, организуется, сформирует вооруженную силу для направления на нас.

Он замолчал.

Не зная, можно ли мне дольше занимать время атамана, я, чтобы прервать наступившее молчание, обратился с вопросом:

– А все же газетные листки, продающиеся на улицах города, описывают и теперь подвиги частей, на подступах к городу отбивающих напор красных банд.

– Так ведь это же горсточки мужественных людей, в большинстве молодежи, чуть ли не детей, – с горечью ответил Каледин, – почти каждый день мне приходится провожать в лучший мир убитых юных партизан. Фронтовые же казаки отсутствуют, хотя старики казаки и стыдят их.

Я встал, чтобы откланяться. На прощанье атаман сказал:

– Сейчас не могу воспользоваться вашим предложением о помощи, но если обстановка изменится, то, безусловно, обращусь и воспользуюсь вашим опытом и знаниями.

Мы распрощались. На меня все это произвело грустное впечатление. Каледин глубоко переживал драму, происходящую в душах казаков. Вместе с тем ему хотелось верить, и он знал, что болезнь кончится, близкие его сердцу, родные ему по крови донцы отрезвятся, но его тревожил вопрос – когда это произойдет? Сколько времени понадобится на выздоровление? Не будет ли поздно, когда большевики окрепнут…