Текст книги "Психология семьи. Учебное пособие"

Иногда такие семьи называют семьями группы риска, хотя последний термин несколько шире – в него иногда включают не только семьи из лиц социально дезадаптированных, но и семьи с большой иждивенческой нагрузкой (когда на одного взрослого приходится свыше одного ребенка, например материнская семья, в которой мать уделяет достаточно сил и заботы своему ребенку, семьи многодетные, семьи, возглавляемые вдовами). Семьи социального риска по своей психологической сути могут быть весьма успешными в решении воспитательных функций, их члены – социально адаптированными, однако находящимися в объективно тяжелых условиях. Под термином «социально дезадаптированные семьи» мы понимаем семьи лиц, по каким-то личностным, психологическим причинам не справляющихся с задачами самой жизни, в том числе с семейными сложностями. Более близкое название – девиантные семьи.

На уровне описания феномена можно дать такие пояснения: часто мать в такой семье работает периодически (так как нигде не «срабатывается»), отец вообще не работает, или его нет, если есть бабушка, то она часто поддерживает семью, работая на двух работах. Дети часто недоедают и малоухожены, однако в некоторых случаях у них есть достаточное общение с родителями, так как те располагают большим объемом свободного времени. Иногда в таких семьях наблюдается своеобразный детоцентризм: детям дарят домашних животных, которых те просят, то есть их интересы ставятся выше комфорта взрослых. Летом дети находятся в городе, при этом активно используются разные возможности: ловят с родителями рыбу в пруду городского парка, купаются в озерах.

Понятно, что в этих условиях вырастают дети с плохо развитой речью, часто малограмотные, для них утеряны возможности окончания школы и поступления в вуз. Позитивным для детей из таких семей является наличие государственных профтехучилищ и материальная помощь детям (питание в школе, выдача одежды в собесе). Характерны раннее «вступление в жизнь» и помощь семье (пример, когда в семье из семи человек работают 70-летняя бабушка и 16-летний сын).

Однако присутствует и положительный эффект социализации в подобных семьях – в детях развиваются терпение к перенесению невзгод (например, в случае госпитализации), неприхотливость, сдержанность, своеобразная скромность (не эгоцентризм), забота о младших, чувство товарищества (способность дружить). К сожалению, в последние годы у младших подростков из люмпенизированных слоев проявляется размытость нравственных норм «свое – чужое», очень широко распространилось воровство (присваиваются вещи даже своих учителей, тренеров), которое далеко не всегда раскрывается, но в компаниях сверстников обычно известно о фактах краж, и они как бы становятся нормальным, обыденным явлением (например, мальчик «нашел велосипед, его несколько часов никто не брал, он стоял просто»). И вся дворовая команда детей, находящихся летом в городе, катается на этом «ничейном» велосипеде при молчаливом попустительстве родителей. Происходит как бы дезориентация детей относительно нравственных норм в 8–12-летнем возрасте.

К таким семьям мы относим те, в которых социальная неадаптированность родителей (взрослых) приводит к тому, что они уже не способны выполнять воспитательные функции по отношению к своим собственным детям (внукам), и дети оказываются беспризорными или в муниципальных учреждениях (интернатах, приютах, детских домах). К таким последствиям приводят отсутствие работы, жилья, алкоголизм, наркомания, раннее рождение детей (несовершеннолетнее материнство) и другие причины.

Общеизвестно, что так называемое социальное сиротство связано с деструктивными изменениями семьи. Опыт работы в Центре несовершеннолетних показывает, что разрушительные явления наличествуют уже в прасемьях. Также прослеживается явная тенденция связи наличия гражданских браков и социального сиротства. Причем у детей, попавших в приют, часто семьи сожительствующих наличествуют уже в третьем поколении (бабушек).

Можно увидеть в этом общие разрушительные тенденции в семьях и прасемьях, распад отношений между людьми. Рост числа сожительствующих как стремление к снятию ответственности за другого человека перекликается с неспособностью и нежеланием родительского попечения о детях. Вероятно, эти два явления не состоят в причинно-следственных отношениях, но оба являются следствием дезадаптивных изменений части населения, духовного упадка. Парадоксально выглядит тот факт, что у части населения нет сил постоянно работать, содержать и воспитывать своих детей, но есть силы на личную жизнь. Среди родителей детей, попадающих в приют, весьма незначительная часть реально одиноких матерей (почти нет фактических неполных семей). Практикуется смена сожителей (по словам детей, «это не тот отчим, который сейчас»).

Подросток Стас, 11 лет, попал в приют по направлению муниципальных органов из-за жалоб соседей. В его семье старшее поколение представлено прабабушкой примерно 1920 г.р., которая пытается контролировать ситуацию и «держать семью», например, она приезжала в приют «налаживать отношения» с руководством и буквально заставляла своих дочерей заниматься делами своего правнука, координируя их действия, однако ее здоровье уже не позволяет делать ей это в полной мере; в третьем поколении (бабушек) – ее три дочери от разных отцов (1940–1950 г.р.), каждая из них состоит в гражданском браке, причем при потере старых сожителей появляются новые, все злоупотребляют алкоголем; во втором поколении – дочь одной из сестер, мать ребенка, попавшего в приют (1970 г.р.). Родила его в 16 лет, дома почти не живет, в воспитании сына не принимает участия. Опекунство оформлено на бабушку, которая и растила ребенка под контролем прабабушки и с некоторой помощью своих сестер. Под влиянием бабушки-радиотехника мальчик проявлял ранний интерес к различным техническим устройствам, сам конструировал простейшие механизмы. Перед помещением подростка в муниципальное учреждение бабушка-опекун длительный период жила у нового сожителя совсем в другом районе Петербурга («так как он серьезно болел»). Мальчик жил в квартире прабабушки фактически безнадзорно, реальную ответственность за него никто не нес. Направлен в Центр из-за жалоб соседей на воровство лампочек и поджоги во дворе (которые активно отрицались самим Стасом и его родственниками). При большом числе родственников, так или иначе связанных с мальчиком (например, из приюта «освобождать» ребенка приходили две бабушки и одна прабабушка), мальчик оказывался безнадзорным. Отца нет, роль приходящей в семью матери ограничилась подарком – крысой в клетке, опекун-бабушка занята своей новой личной жизнью и с опекаемым ребенком не проживала, бабушки-сёстры также, прабабушка физически очень слаба. Известно, что Стас в 10-летнем возрасте приезжал к ней на дачу один и варил суп. При этом прабабушка – «дряхлеющий держатель семьи» является как бы мозговым и волевым центром расползающегося и хаотичного семейного рода.

После пребывания в приюте переоформили опеку на бабушкину сестру. Другой вариант устройства подростка – помещение его в интернат – расценивался нами как крайне неблагоприятный из-за малой адаптивности Стаса в группе сверстников: отношение к нему в группе было со стороны мальчиков очень негативным и даже агрессивным. При своей безнадзорности подросток парадоксальным образом избалован и инфантилен, высокомерен, по словам психиатра, «не видит разницы между собой и взрослым». Воспитание по типу потворствующей гипопротекции (Вдовиченко А. А., Личко А. Е.) или либерального типа (низкий уровень контроля, теплые отношения) по Д. Боумринд.

Анализ семейной структуры детей, попадающих в приют, показывает, что в настоящее время в обществе усиливается тенденция размывания границ семьи. В данном случае семью мальчика можно трактовать в размере от двух человек (подросток и его прабабушка, реально проживающая с ним) до десяти человек расширенной семьи (если рассматривать все четыре поколения «бабушек» с их «мужьями», так как все они взаимосвязаны и временами принимают участие в воспитании данного подростка).

Существуют официальные причины направления детей Петербурга в муниципальные учреждения для несовершеннолетних: наркомания родителей, алкоголизм, безнадзорность, грубое обращение с ребенком и другие.

Если рассматривать причины социального сиротства со стороны семей, то можно выделить следующие основные семейные ситуации у детей, находящихся в приюте.

1. У небольшого числа детей – смерть матери, отец находится в тюрьме или вышел из нее недавно. Как правило, есть бабушка (со стороны отца, которая физически не может или не хочет растить внука).

2. Семьи как таковой нет, мать родила ребенка в 15–16 лет, отец записан со слов матери, но неполной семьей фактически тоже назвать нельзя, так как мать никогда не живет одна (происходит смена сожителей-«отчимов» и смена места жительства матери). Злоупотребление алкоголем матери и «отчимов». Как правило, есть бабушка, которая какое-то время «тянет» внука (до 5–11 лет). Нередко уже бабушка алкоголизирована. Это как бы «материнский род до четырех поколений с серийными гражданскими мужьями».

3. Крайне редко – наличие полной семьи (родные родители), но семья в кризисном состоянии (алкоголь, конфликты, побои).

4. Чаще – полная семья в лице родной матери и отчима, отношения более постоянные, как правило, есть один или несколько маленьких детей от отчима. Но здесь присутствует «феномен новой жизни»: не до старшего ребенка от другого брака, который оказывается сначала в дневном стационаре, а потом в приюте.

Перед работниками детских центров для безнадзорных детей встают проблемы принятия решений об устроении дальнейшей жизни социальных сирот.

Перспективы детей, попадающих в приюты:

1) опекунство (родственников или семейные группы из числа граждан-добровольцев);

2) возврат в семью (происходит редко, так как семей в настоящем понимании почти нет, часто не с кем вести коррекционную работу).

Типичный пример «семьи» ребенка из приюта – мать с ее новым (один-два последних года) сожителем и отдельно проживающая бабушка, которая фактически вырастила внука, однако сама сильно алкоголизирована. Временами впадает в запои, ребенок при этом живет в подвалах с бомжами. Гражданские мужья матери принимают эпизодическое участие в воспитании ребенка в основном в виде обещаний. Мать занята устройством своей жизни, «ей некогда», ребенок как бы не вписывается в ее жизнь (родила его в 16 лет);

3) помещение в интернат (без лишения родительских прав);

4) помещение в детский дом с лишением родителей родительских прав.

В настоящее время в России сложилось достаточное разнообразие типов и видов социально-психологической защиты детей-сирот, обусловленное запросами и возможностями социума и требованиями педагогической целесообразности:

• детский дом (для детей раннего, дошкольного и школьного возраста);

• детский дом – школа;

• школа-интернат для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей;

• санаторный детский дом для детей-сирот, нуждающихся в длительном лечении;

• специализированный (коррекционный) детский дом для детей-сирот и детей с отклонениями в развитии, оставшихся без попечения родителей;

• семейный детский дом;

• негосударственный детский дом;

• приюты и социальные гостиницы;

• патронатная семья;

• приемная семья;

• опека и попечительство;

• усыновление (Шипицына Л. М., 2000, с. 34).

Начался процесс реформирования интернатных учреждений. В целях обеспечения полноценного физического, психического и социального развития детей был изменен возрастной ценз их пребывания в детских домах – от 1,5 года до 18 лет. Стали создаваться условия для проживания детей, сохраняющих родственные связи, небольшими группами (по 10–12 человек), что облегчает их социальную адаптацию. Продолжались процесс разукрупнения групп и самих учреждений, ликвидация возрастной ступенчатости, организация жизнедеятельности в разновозрастных группах, приближенных к условиям семейного воспитания, наметилась положительная тенденция в подготовке воспитанников к самостоятельной жизни. За последние три года (с 1997 по 2000 г. – Т. А.) возросло число подсобных хозяйств при детских домах и школах-интернатах.

С 1996 г. приостановился процесс разукрупнения интернатных учреждений, перевода их на организацию жизни по семейному типу. Почти не создавались смешанные детские дома, дома детства, центры профессиональной подготовки и постинтернатной адаптации. Причиной этого является урезанное бюджетное финансирование (Шипицына Л. М., 2000, с. 33).

Весьма перспективным направлением работы с безнадзорными детьми, попадающими в приют, является оформление опекунства в виде семейных групп. В этом случае также возникает множество как организационно-материальных, так и социально-психологических и этических проблем. Существующая практика государственной поддержки опекунства в виде выплаты примерно половины минимального прожиточного минимума на ребенка без какой-либо жилищной помощи приводит к тому, что опекунство зиждется только на психологических стимулах, часто связанных с собственным эмоциональным дефицитом, личной душевной неустроенностью опекуна. Начиная заботиться о ребенке, такой опекун часто ждет от него ответной любви и привязанности и ориентируется именно на это, ревнуя к возможным оставшимся родственникам (бабушке, иногда родной матери, лишенной прав).

При такой слабой поддержке государства из возможных опекунов выпадают целые категории семей, например среднедетные семьи, которые хотели бы воспитать еще одного ребенка и имеют опыт успешного родительства, но по своим финансовым и жилищным возможностям не могут этого сделать (так как часто имеют лишь прожиточный минимум – в деньгах и квадратных метрах – на члена семьи и появление нового иждивенца реально заберет необходимые жизненные ресурсы). Из возможных опекунов выпадают супруги, вырастившие уже своих родных детей, но способные еще заботиться о детях. Дело в том, что из возможных мотивов усыновления у них нет психологического мотива заполнения эмоционального вакуума, неразделенной любви, в то же время часть из них охотно могла бы брать на себя заботы о социальных сиротах, рассматривая это как работу воспитателя на дому. Такие перспективы в настоящее время предлагаются муниципальными органами, но в небольших размерах.

В то же время содержание ребенка в приюте (обеспечение его самого и заработок всему обслуживающему персоналу) обходятся гораздо дороже. Однако когда речь заходит о семейных группах на дому, проявляется «экономия» – на содержание ребенка планируется выплачивать такие суммы, на которые нельзя вырастить здорового ребенка, и в качестве зарплаты предполагается выплачивать столь скромные суммы, за которые человек не стал бы работать в государственном учреждении. Таким образом как бы предполагается, что опекун (воспитатель в семейной группе) будет еще где-то подрабатывать себе на жизнь, а также содержать воспитанника на свои средства.

В то же время развитие семейных групп (воспитатель на дому с проживанием социальных сирот у опекуна в хорошо функционирующей семье) является очень перспективным направлением и весьма актуально, так как существующая тенденция разрушения семей приведет к увеличению числа социальных сирот.

Особенности социализации детей в сельских семьях изучались нами на примере исследования нескольких поколений жителей одной из деревень Ленинградской области. Состав наблюдаемых семей неоднороден: работники совхоза и их дети или старшее поколение пенсионеров и их внуки, а также люди, работающие в поселках области или в Петербурге. Летом дети проживают в деревне, в остальное время года большинство – в поселках области или в городе. Характерна некоторая безнадзорность детей (с 2 до 7 лет); бабушки (поколения, рожденного в 1930–1940-е гг.) не принимают участия в воспитании и развитии детей, ограничиваются в основном уходом за ними (питание). Дети предоставлены сами себе, приходят домой только поесть. Взрослые очень заняты сельскохозяйственными работами.

Подростки сильно вовлечены в сельскохозяйственный труд (лет с 12): заняты прополкой, уходом за животными (больше девочки), косьбой, знают, что их материальная обеспеченность связана напрямую с трудом семьи. Они очень рано осваивают технику (с 9 лет – мотоциклы, с 13–14 – тракторы, мотоблоки). Позитивным эффектом социализации в сельских семьях являются серьезное отношение к жизни, трудоспособность, интерес к технике.

В настоящее время очень остро стоит проблема проведения досуга молодежи на селе, так как приватизированы (проданы частным лицам под жилье) клубы, школы и библиотеки. Места для общения молодежи практически нет. Среди подростков (от 12 лет) принято днем находиться дома, многие помогают родителям (или бабушкам) по хозяйству. Вечером и ночью подростки 12–16 лет проводят время на автобусной остановке как некоем павильончике (замена закрытого и проданного частным лицам под жилье клуба). Играют на гитаре, разговаривают, ездят на велосипедах и мотоциклах по шоссе в соседние деревни к знакомым или в ближайший поселок (за 5 км) на ночную дискотеку.

Иногда 12–15-летние подростки устраивают «пикник» у костра на территории садового участка одного из них в течение всей ночи, пекут картошку или хлеб. Это как бы замена «ночного», описанного в литературе XIX в. Иногда собираются у кого-то в доме (вечером и ночью), во время отсутствия родителей.

К сожалению, приняты ранние сожительства (лет с 14 у девочек), причем считается нормальным, когда совершеннолетний или почти совершеннолетний парень гуляет с девочкой-подростком. Нормы нравственности родителей (поколения, рожденного в 1950-х гг.) лояльно относятся к гулянию детей по ночам до утра. Взрослые с удивлением относятся к тому, если девочка-подросток не стремится гулять на протяжении ночи из-за запретов родителей или собственного нежелания. Матери мальчиков даже приветствуют сожительства своих сыновей с более младшими по возрасту (несовершеннолетними) девочками-подростками.

Рождение внебрачного ребенка несовершеннолетней девушкой не всегда приводит к заключению брака, ребенок воспитывается в семье отца (гражданского мужа) и матерью, но никто по-настоящему за него не отвечает. Летом целый день ребенок (с 2 лет) ходит по деревне, соседские дети его нянчат. Мать в дальнейшем оформляет юридический брак с другим мужчиной, так и не выйдя замуж за отца своего ребенка.

Для сельских детей вообще характерно наличие отчимов вследствие повторных браков матери (более половины случаев), иногда ребенка воспитывает мать-одиночка, родные отцы бывают редко. Во многом это объясняется ранними сожительствами или ранним вступлением в брак, которое происходит несколько стихийно. Повторный брак заключается с более осознанной мотивацией (желание жить в прочной семье, материальная обеспеченность мужа и т. п.). Но ребенок растет без родного отца, отчимы далеко не всегда участвуют в его воспитании, при этом мать тоже уделяет внимания меньше, чем она это делала бы, живя одна (без партнера).

Ситуация в сельских семьях несколько напоминает ситуацию городской люмпенизированной прослойки, из которой дети попадают в муниципальные учреждения (приюты и детские дома). Вероятно, наиболее значительное различие – то, что в сельских семьях существует прочный тыл в лице прасемьи. Это поколение рождения 1930–1940-х гг. Третье поколение (самое старшее) в деревне является очень трудолюбивым, хозяйственным, даже по-своему деловым. Оно оказывает существенное влияние на социализацию детей самим фактом своей авторитетности на селе благодаря наличию прочного хозяйства, обширных родственных связей. Некоторые «деды» благодаря наличию сельхозтехники способны помогать соседям в полевых работах, строительстве. Таким образом, часть соседей даже нуждается в их помощи. Дети (внуки) таких прародителей чувствуют себя в среде сверстников хорошо адаптированными, у них формируются чувство собственного достоинства, уверенность в себе, активность независимо от успехов в других областях (например, возможна низкая школьная успеваемость). Таким образом, получается, что на социализацию сельских детей, формирование у них личностных свойств оказывает влияние авторитетность третьего поколения – прасемья.

В случае отсутствия отца или заключения повторного брака через длительный период после развода большую роль в воспитании ребенка и в целом в жизни семьи играет дед.

Еще одно отличие сельской прасемьи от неблагополучных семей детей (попадающих в муниципальные учреждения) – отсутствие у первых четвертого поколения – прадедов рождения 1920-х гг. из-за большей смертности стариков в сельской местности. У детей из неблагополучных городских семей, по данным нашего наблюдения, часто оказывались живы прабабушки 80 лет, которые являлись как бы немощными «держателями семьи» (в прошлом они были опорой семьи). В рассматриваемой нами деревне максимальный возраст местных жителей: женщин – 80 лет, мужчин – не выше 77.

Таким образом, рассмотрение семейной социализации лишь в некоторых социальных стратах показывает, что ее условия очень различаются. Явно прослеживаются также различия в становлении личности представителей разных поколений.