Текст книги "Невидимая рука. Экономическая мысль вчера и сегодня"

Похожие финансовые кризисы постоянно происходили и в более поздние времена, как, например, кризис, вызванный экспериментом Джона Ло с бумажными деньгами. Даже Адам Смит сделал из этих событий вывод о том, что право на свободу деятельности в финансовом секторе не должно быть неограниченным. Так, в 1776 г. он писал в своем главном сочинении «Богатство народов», что, если некоторые немногие пользуются этим естественным правом таким образом, что могут поставить под угрозу безопасности всей страны, любое правительство, даже самое либеральное и самое диктаторское, должно законодательно ограничить это право, что будет совершенно справедливо. То есть требование регулирования банковской деятельности отнюдь не ново, его выдвинул еще отец-основатель экономического либерализма в качестве необходимого исключения из действующих правил!

Тем самым он точно указал на больное место: финансовый сектор действительно является ахиллесовой пятой рыночной экономики. Не только участники рынка, но и надзорные органы постоянно сталкиваются с трудно решаемой задачей разработки новых финансовых инструментов, с которыми к тому же необходимо еще научиться обращаться. Раньше это были бумажные деньги, акции и торговля опционами, сегодня речь идет о финансовых деривативах, продажах ценных бумаг без покрытия и комбинированных ценных бумагах, о которых никто не может сказать, с какими рисками связано их использование. Кроме того, спекулятивные волны особенно на финансовых рынках часто демонстрируют способность к быстрому приобретению собственной динамики и выходят из-под контроля. Когда такая гремучая смесь попадает в среду, насыщенную избыточной денежной массой, катастрофа может стать неизбежной.

Именно это случилось и во время недавнего финансового кризиса. Схлопывание спекулятивных пузырей породило у банков проблемы с балансами и вызвало глубокое взаимное недоверие, которое выразилось в нежелании кредитовать друг друга и реальную экономику. В результате предприятия попали в кредитные тиски, притом в условиях самого сильного падения конъюнктуры за весь послевоенный период. Этот сценарий действительно имел много общего с Великой депрессией 30-х годов прошлого столетия. Однако на этот раз реакция со стороны экономической политики была быстрой и правильной, совершенно в духе Кейнса. Эмиссионные банки начали резко снижать процентные ставки, а правительства реализовали программы финансовой поддержки банков и содействия конъюнктуре, беспрецедентные по своему размаху. Таким образом удалось не допустить самого худшего. Дело не дошло ни до полного коллапса финансовых рынков, ни до дефляции и массовой безработицы – в отличие от 30-х годов ХХ в. В этом смысле финансовый кризис показал воодушевляющий пример того, насколько успешными могут быть правильные экономическое мышление и действия.

Глава 10
В чем причина циклических колебаний?

15 ноября каждого года экспертный совет (так называемые пять экономических мудрецов) представляет немецкой общественности свой экспертный доклад об общеэкономическом развитии страны. Это увесистый том, однако прессу в нем интересует главным образом прогноз экономического роста на предстоящий год. Действительно, от него многое зависит. Темпы экономического роста, среди прочего, определяют рамки повышения заработной платы и возможные размеры будущих прибылей предприятий. Налоговые доходы государства и обязательные сборы в системе социального страхования также зависят от темпов экономического роста. Но в первую очередь темпы экономического роста, по крайней мере в краткосрочной перспективе, имеют непосредственное отношение к уровню безработицы. Если в период подъема занятость, как правило, увеличивается, в случае экономического спада придется считаться с массовыми увольнениями и, соответственно, с более высокими показателями безработицы. Так что неудивительно, что прогнозы конъюнктуры каждый раз ожидают с нескрываемым интересом.

Под конъюнктурой в общих чертах понимают более или менее регулярные колебания совокупного спроса. Ее в первую очередь измеряют степенью загруженности производственных мощностей предприятий. Если в период циклического бума эти мощности загружены почти полностью, то во время рецессии производственное оборудование в промышленности часто используется всего на 70 %. Соответственно во время бума высок спрос на рабочую силу, в то время как в рецессию идет волна увольнений и возникает безработица.

Упрощенно экономический цикл можно представить в виде синусоидальной кривой, похожей на радиоволну. Разумеется, в действительности колебания спроса не соответствуют полностью этой идеализированной картинке. Продолжительность экономического цикла также бывает весьма различной; в большинстве случаев промежуток между двумя низшими точками составляет от пяти до семи лет.

Время Рис. 10.1. Циклические колебания измеряют степенью загруженности производственных мощностей. Наиболее типичны более или менее регулярные циклы, формирующиеся вокруг показателя нормальной загрузки.

Раньше даже полагали, что несколько циклов различной продолжительности перекрывают друг друга. Австрийский экономист Йозеф Шумпетер в книге «Деловые циклы», опубликованной в 1939 г., различал три таких цикла, которые он назвал по имени их первооткрывателей: 3—4-летние циклы Кичина, которые в основном увязывают со складскими запасами, семилетние циклы Жугляра, связанные с инвестиционными циклами, и 50-летние циклы Кондратьева. Сегодня эта классификация почти не используется. Надежно доказуемыми из них являются только среднесрочные циклы, открытые французским исследователем конъюнктуры Клементом Жугляром (1819–1905).

Колебания экономической активности наблюдали еще в доиндустриальную эпоху. Однако в то время не существовало систематической производственной статистики, хотя некоторые экономисты, такие как, например, Уильям Петти (1623–1687), уже предпринимали первые шаги по ее созданию. Поэтому, чтобы отслеживать развитие конъюнктуры, приходилось использовать вспомогательные показатели. Шумпетер пишет, что в этих целях привлекались даже данные о количестве воскресных посещений церковной службы: в кризис церкви были заполнены прихожанами, в то время как в периоды большего благополучия набожность людей становилась меньше. Хотя Шумпетер и был современником Кейнса, однако при объяснении конъюнктуры их взгляды сильно расходились.

Споры о причинах конъюнктурных колебаний продолжаются до настоящего времени. В доиндустриальную эпоху и примерно до середины XIX столетия, когда экономика в основном состояла из сельскохозяйственного производства, их видели в колебаниях урожая. Неурожаи приводили к росту цен и вызывали удорожание продукции на всех последующих стадиях хозяйственного процесса, поскольку издержки на производство сельскохозяйственного сырья увеличивались. Соответственно сокращался спрос, росли безработица и всеобщая нужда. Наоборот, обильный урожай приводил к снижению цен и не в последнюю очередь, к также уменьшению заработной платы, так как теперь удовлетворение жизненных потребностей обходилось рабочим дешевле. В результате спрос на труд увеличивался не только в сельском хозяйстве, но в других отраслях экономики.

В этой связи большую известность получила так называемая теория солнечных пятен английского экономиста Уильяма Стенли Джевонса (1835–1882). Он объяснял конъюнктурные колебания вспышками на Солнце, которые, в свою очередь, оказывали воздействие на погоду и тем самым на урожай. Правда, это теория еще при жизни ее автора вызвала многочисленные насмешки. Так, Роберт Гиффен (1837–1910) опубликовал ироническую статью, в которой он установил взаимосвязь между солнечными пятнами и результатами традиционных лодочных соревнований между университетами Оксфорда и Кембриджа. Тем не менее существует и современный вариант теории солнечных пятен, который, однако, больше не имеет отношения к погоде. Сегодня она пытается анализировать более или менее случайные события, такие как, например, нефтяной кризис, которые посредством ряда самоусиливающихся процессов заставляют экономику колебаться.

Такие самоусиливающиеся процессы в конечном счете образуют основу для объяснения конъюнктуры. Мы уже ознакомились с ними в связи с теорией Кейнса, а именно в виде его мультипликатора сбережений: рост сбережений вызывает рост спроса, который, в свою очередь, приводит к увеличению доходов производителей соответствующих благ и т. д. Кнут Викселль аналогичным образом объяснял свои «кумулятивные эффекты» с той только разницей, что у него вместо потребительских расходов главную роль в объяснении конъюнктуры играли инвестиции.

Однако все это еще никак не дает ответа на два основных вопроса теории конъюнктуры, а именно: как вообще происходит первый толчок, инициирующий кумулятивный процесс? И прежде всего, почему этот процесс не завершается установлением нового равновесия, а развивается дальше вплоть до верхней поворотной точки цикла, начиная с которой он продолжается уже в противоположном направлении, чтобы по достижению нижней поворотной точки опять изменить вектор своего движения, и так без конца?

Теория Кейнса не смогла дать ответ прежде всего на второй из этих вопросов. Она не пошла дальше объяснения глубокой депрессии. Поэтому его теория, по сути, является не теорией конъюнктуры, а лишь объяснением специального случая мирового экономического кризиса 30-х годов прошлого столетия. Помимо этого у теории Кейнса есть еще один изъян, на который впервые указал экономист Евсей Домар (1914–1997), родившийся в России и впоследствии эмигрировавший в США.

Домар в своей новаторской работе 1946 г. обратил внимание на следующее противоречие: в кейнсианском «равновесии неполной занятости», с одной стороны, спрос остается неизменным, а с другой стороны, продолжается процесс постоянного инвестирования, хотя и в меньших объемах. Это обстоятельство должно вызывать постоянно увеличивающуюся недозагрузку производственных мощностей, так как чистые инвестиции означают не что иное, как увеличение народнохозяйственных производственных мощностей. То есть по меньшей мере в долгосрочной перспективе речь не может идти о действительном равновесии.

Что же произойдет, если предприятия вследствие роста недозагрузки мощностей ограничат свои инвестиции или даже сведут их к нулю? С их точки зрения это было бы вполне разумно, однако в общеэкономическом отношении, как считал Домар, это имело бы фатальные последствия. Сокращение инвестиций с учетом мультипликатора сбережений привело бы к сокращению национального дохода и тем самым к сокращению спроса в экономике в целом. Таким образом, это не ликвидировало бы недозагрузку производственных мощностей, а еще больше усугубило ситуацию. Поскольку даже при полном отсутствии инвестиционной деятельности имеющийся производственный аппарат все еще будет существовать, в то время как доходы и спрос одновременно сильно уменьшатся.

Меры, которые было бы необходимо принять в этом случае, для Домара очевидны: при недозагрузке своих производственных мощностей предприятия должны были бы еще больше увеличить свои инвестиции! Так как посредством вызванных к жизни положительных процессов мультипликации они могли бы как бы самостоятельно создать необходимый спрос, чтобы вновь вернуться к полной загрузке мощностей. То есть они могли бы, вслед за знаменитым рассказчиком небылиц бароном Мюнхгаузеном, вытянуть себя за собственные волосы из болота. В этом состоит парадокс Домара.

В конечном счете он основан на так называемом двойственном характере инвестиций, которые одновременно увеличивают как предложение товаров, так и спрос на них.

Однако аргументация Домара идет еще дальше. Предположим, что предприятия последовали нашему совету и увеличили инвестиции, хотя их производственные мощности остаются недогруженными. Установится ли в этом случае на самом деле новое равновесие предложения и спроса? Домар сумел показать, что для этого недостаточно только разовое увеличение инвестиций. Необходимо их постоянное наращивание, причем в совершенно определенных объемах. В этом случае совокупный общественный продукт ежегодно будет возрастать на этот инвестиционный прирост, и увеличившееся предложение товаров будет постоянно уравновешиваться ростом спроса на товары.

Фундаментальное условие поддержания равновесия в теории роста, открытое Домаром, гласит, что этот равновесный прирост соответствует продукту, образующемуся за счет совокупных сбережений и «предельной производительности капитала». Норма сбережений показывает, какой процент национального дохода направляется в сбережения. В промышленно развитых странах он находится в пределах от 10 до 20 %. В этих объемах производство используется не на цели потребления, а для инвестиций.

Предельная производительность капитала показывает, как много благ можно произвести на каждую дополнительную единицу инвестиций. Если долю сбережений умножить на производительность капитала, то мы получим прирост предложения благ в следующем году. Согласно Домару, по этой причине в том же объеме будет увеличиваться и совокупный спрос, если производственные мощности будут полностью загружены. Однако это можно обеспечить только тогда, когда инвестиции растут полном соответствии с равновесным темпом Домара.

Вместе с тем Домар полагал, что нет такого механизма, который реально побудил бы предприятия принять решение именно в пользу такого показателя прироста инвестиций. Хуже того, как только они хотя бы на немного превысят этот показатель, весь процесс будет прерван. Тогда совокупный спрос превысит существующие возможности производственных мощностей, вследствие чего предприятия еще больше увеличат инвестиции, что, в свою очередь, дополнительно усилит спрос сверх имеющихся мощностей.

Поэтому теорию Домара метко назвали «ростом на острие ножа»: в его модели любое, даже самое небольшое отклонение от траектории равновесного роста приводит к тому, что экономика или «взрывается», или погружается в глубокую рецессию, из которой она самостоятельно выбраться уже не сможет. К сходным выводам примерно в это же время пришел также оксфордский экономист Рой Харрод (1900–1978), почему сегодня, как правило, говорят о теории роста Харрода – Домара.

Следует сказать, что такого рода экстремальные ситуации в действительности никогда не наблюдались. Прежде всего трудно представить себе на практике постоянно продолжающийся «взрывной» процесс. То есть в этом отношении теория Домара нереалистична или по крайней мере слишком категорична в своих выводах. Это главным образом связано с тем, что Домар на самом деле не объяснил инвестиционное поведение предприятий. Он просто выдвинул утверждение, согласно которому при увеличении загрузки производственных мощностей объем инвестиций постоянно возрастает, а при уменьшении загрузки – постоянно уменьшается. Очевидно, что это слишком простое объяснение. Поскольку не следует думать, что предприниматели – люди глупые и что помимо сиюминутного спроса они также не учитывают предполагаемый спрос в будущем. В этом случае выводы будут совершенно другими.

Тем не менее Домар указал на уязвимое место процесса экономического роста. При определенных условиях инвестиции реагируют очень чувствительно на изменения в уровне загруженности производственных мощностей, что позволяет им эту загруженность вновь увеличить. Отметим, что эта фундаментальная проблема была открыта еще задолго до создания кейнсианской теории, став известной как принцип акселерации. Акселератор означает ускоритель, и действительно, размеры инвестиций в целом колеблются значительно сильнее, чем размер национального дохода. Еще теоретики экономического цикла до Кейнса, в первую очередь болгарин по рождению Альбер Афтальон (1874–1956) и немецкий экономист Артур Шпитгоф (1873–1957), указали на этот феномен и на этой основе разработали свои теории избыточных инвестиций.

Афтальон сравнивал взаимосвязь между инвестициями и совокупным спросом с костром. Если костер только слабо тлеет, в него кладут несколько поленьев. Однако потребуется какое-то время, чтобы костер вновь разгорелся, и именно в этом заключается опасность. Так как если костер станет очень сильным, поленья уже нельзя будет забрать назад; если же поленья положить слишком поздно, то костер, возможно, погаснет. Поэтому поленья следует подкладывать в костер в правильной дозировке, чтобы получить равномерный нагрев.

Аналогично обстоит дело с инвестициями. Предположим, что по каким-то причинам совокупный спрос растет. Если при этом начать инвестирование, то тем самым сначала спрос увеличится еще больше, особенно в тех отраслях промышленности, которые изготавливают соответствующие машины и оборудование. К тому моменту, когда новое оборудование будет произведено и готово для производства потребительских благ, импульс, усиливший спрос, может опять иссякнуть. Теперь в течение какого-то времени потребности в дополнительных инвестициях больше не будет, что также вызовет новое снижение оборотов промышленности инвестиционных товаров. В свою очередь, это приведет к новому сокращению доходов и совокупного спроса, так что уже сделанные инвестиции окажутся нерентабельными: произошло избыточное инвестирование, в результате которого начнутся банкротства и общий экономический спад.

Таким образом, решающее значение, как и в примере с костром Афтальона, имеет обеспечение по возможности непрерывной инвестиционной деятельности. В идеальном случае инвестиции должны возрастать в соответствии с равновесным темпом Домара. Но очевидно, что это нереально, так что не следует удивляться возникновению постоянных конъюнктурных колебаний.

Однако принцип акселерации вовсе не означает, что экономические дисбалансы должны усугубляться. Тем более они совершенно необязательно должны принимать взрывоопасные формы, как это утверждали Харрод и Домар. Другие авторы-кейнсианцы, особенно Пол Самуэльсон (1915–2009) и Джон Хикс (1904–1989), смогли показать, что такое развитие ситуации в значительно большей степени зависит от того, насколько активно и с какими временными задержками предприятия реагируют посредством своих инвестиций на увеличение спроса. В зависимости от поведения предприятий возможно уменьшение колебаний, которые со времени будут все слабее и в конечном итоге восстановят равновесие предложения и спроса.

Имея небольшую математическую подготовку, легко можно уяснить себе причину этого феномена. В то время как уровень совокупного спроса зависит от объема инвестиций, сам объем инвестиций ориентируется не на величину совокупного спроса в абсолютном выражении, а на его изменения. Но это означает, что даже неизменный спрос порождает тенденцию сокращения инвестиций до нуля. Поэтому поворотный пункт в инвестиционном цикле во временнóм отношении предшествует поворотному пункту общего экономического цикла, что вследствие временнóго разрыва между инвестициями и их воздействием на спрос приводит к известным колебаниям всей системы в целом. В формальном выражении речь идет о системе разностных уравнений. Такая система может в зависимости от используемых моделей реакции предприятий и потребителей вызвать как затухание колебаний, так и постоянное увеличение их амплитуды.

В реальности до сих пор наблюдались только затухающие или в лучшем случае неменяющиеся с течением времени колебания конъюнктуры. Хикс объяснял это тем, что для колебаний спроса и в особенности инвестиций существуют определенные технические пределы. Верхний предел, так называемый «потолок», определяется ограниченностью производственных мощностей. При их полной загрузке увеличение спроса и производства невозможно. Существует также и нижний предел, или «нижний порог». Он связан с тем, что валовые инвестиции в худшем случае сокращаются до нуля и никогда не принимают отрицательные значения, так как очевидно, что никто не захочет крушить еще пригодное для производства оборудование только потому, что оно еще работает не на полную мощность. Даже если по этой причине национальный доход все еще продолжает сокращаться, с определенного момента инвестиции остаются на неизменном уровне, а именно: когда их объем равен нулю. Вследствие динамических свойств системы в целом это в конечном итоге приводит к тому, что цикл достигает своей нижней точки, после чего экономика начинает восстанавливаться.