Текст книги "Невидимая рука. Экономическая мысль вчера и сегодня"

Книга Адама Смита сразу же после выхода в свет имела огромный успех. Она полностью изменила экономические взгляды на внешнюю торговлю. Однако она оставила открытым один из важнейших вопросов, а именно: что будет, если какая-либо страна не имеет абсолютных преимуществ в издержках по сравнению с зарубежными странами ни по одному товару? Можно было подумать, что в этом случае она не может быть успешным участником международной торговли. Разве не будет ее рынок неизбежно заполнен более дешевыми продуктами из других стран, и она потеряет все возможности для трудоустройства своей рабочей силы? Ошибочность этого тезиса, как и целого ряда других популярных экономических воззрений показал Давид Рикардо в своем знаменитом сочинении 1817 г.

В качестве примера для своих рассуждений Рикардо взял обмен сукном и вином между Англией и Португалией. Мы, однако, оставим наш пример и предположим, что отныне трудовые затраты Франции на добычу одной тонны угля составляют 20 часов рабочего времени, а на изготовление одного чайника – 30 часов. Допустим, что для получения каждого из двух продуктов Нидерландам требуется 10 рабочих часов. Очевидно, при данном допущении Нидерланды будут иметь абсолютное преимущество в издержках по сравнению с Францией.

Рис. 15.2. Давид Рикардо показал, что даже сравнительные преимущества в издержках делают внешнюю торговлю выгодной. В данном случае сравнительное преимущество Нидерландов при изготовлении чайников больше, чем при добыче угля. Поэтому Нидерландам следует производить только чайники, а Франции добывать только уголь.

То есть, согласно Рикардо, и в этом случае разумная внешняя торговля между обеими странами вполне возможна, поскольку все зависит не от абсолютных преимуществ в издержках, а от сравнительных. В нашем примере сравнительное преимущество Нидерландов при изготовлении чайников больше чем при добыче угля! Поскольку во Франции затраты труда при производстве чайников в три раза больше, чем в Нидерландах, в то время как трудовые затраты Франции на добычу одной тонны угля лишь в два раза больше, чем у голландцев. Так что обе страны могут повысить свое благосостояние, если Нидерланды будут специализироваться на производстве чайников, а Франция – на добыче угля.

Этот вывод прост для понимания. Пускай каждая из двух стран вновь располагает только 40 часами рабочего времени. В этом случае в автаркической экономике, т. е. в экономике без внешней торговли, Франция могла бы, например, добыть полтонны угля и изготовить один чайник, в то время как Нидерланды, например, добыли бы одну тонну угля и изготовили три чайника. Вместе они бы добыли полторы тонны угля и изготовили четыре чайника.

Последуем теперь совету Рикардо и допустим, что Нидерланды будут специализироваться только на изготовлении чайников, а Франция – только на добыче угля. Общее производство этих продуктов вырастет до двух тонн угля при одновременном производстве четырех чайников. Таким образом, специализация в соответствии со сравнительными преимуществами в издержках вновь позволяет обеспечить производство большего количества товаров в мире, несмотря на прежние затраты труда! Причина и в этом случае состоит в более разумном использовании рабочей силы. Об этом говорит знаменитая теорема Рикардо о сравнительных преимуществах в издержках производства.

Конечно, голландцы не хотели бы замерзнуть в отсутствие угля, а французы вряд ли бы отказались от своего чая, не имея чайников для заварки. Поэтому, специализируясь на изготовлении чайников, Нидерланды должны часть из них обменивать на французский уголь. Но поскольку производится больше продуктов, чем в состоянии автаркии, таким образом очевидно можно увеличить потребление обоих продуктов.

Здесь сразу же возникает вопрос о том, каким образом возможен подобный обмен, если оба товара в Нидерландах стоят дешевле, чем во Франции. Но и на него Рикардо дал правильный ответ. Предположим, что один час рабочего времени в каждой из двух стран оплачивается одной тройской унцией золота. Тогда в пересчете на золото на самом деле оба товара будут во Франции дороже, чем в Нидерландах. Вследствие этого Франция должны была бы сначала импортировать из Нидерландов и чайники, и уголь, оплачивая их золотом.

Однако здесь начинает работать механизм, который в общих чертах был описан еще Давидом Юмом (1711–1776). Отток золота из Франции приведет там к снижению уровня заработной платы и товарных цен в пересчете на золото, в то время как в Нидерландах вследствие притока золота в страну они вырастут. Это одно из прямых следствий из количественной теории денег, согласно которому увеличение количества денег в перспективе также ведет к росту цен.

Но если все цены во Франции падают, а в Нидерландах повышаются, то рано или поздно будет достигнута та точка, в которой один из двух товаров во Франции, в пересчете на золото, станет дешевле, чем в Нидерландах. Поскольку в Нидерландах сравнительное преимущество в издержках ниже при добыче угля, чем при изготовлении чайников, этим товаром может быть только уголь. Уголь будет обмениваться на чайники, и перемещение золота между обеими странами прекратится. Другими словами, под воздействием описанного Юмом механизма межстранового распределения денежной массы сравнительное преимущество Франции в издержках при добыче угля в конечном счете выразится в абсолютном преимуществе в цене и тем самым будет реализовано на практике. Таким образом, в результате между обеими странами автоматически установится разделение труда, которое будет наиболее разумным с точки зрения мировой экономики.

Рассуждения представителей классической политэкономии по этому поводу могут показаться несколько абстрактными, но в принципе они и сегодня не потеряли актуальности. Чтобы понять это, нам придется несколько забежать вперед и заняться обменными курсами валют. В наше время товары и услуги оплачиваются не золотом, а бумажными деньгами, например долларами или евро. Предположим теперь, что европейские продукты на мировых рынках стали слишком дорогими и вследствие этого Европа импортирует только дешевые товары, произведенные за границей, не имея возможности самой что-либо поставлять на экспорт.

Тогда Европа должна будет оплачивать свой экспорт в евро, но для зарубежных экспортеров это будет не слишком привлекательно. Ведь им придется оплачивать собственные издержки в своих национальных валютах, например в долларах. По этой причине заработанные в Европе евро они захотят обменять на валютном рынке на доллары. В результате курс евро понизится, а курс доллара вырастет, так что в пересчете на доллары европейские экспортные товары станут дешевле. Теперь можно представить себе, к чему это приведет: в первую очередь вновь конкурентоспособными станут европейские продукты со сравнительно низкими издержками, т. е. обладающие сравнительным преимуществом в производственных издержках. Но тем самым Европа может вновь сбалансировать свой импорт за счет экспорта собственных товаров.

Механизмы внешней торговли стали сегодня несколько сложнее, чем в XIX столетии, но принцип их функционирования сохранился: ни одна из стран не окажется в ситуации, в которой она станет чистым импортером, не будучи одновременно в состоянии что-либо экспортировать, так как уже чисто логически исключено, что какая-либо страна будет иметь только относительно более высокие издержки и не будет иметь никаких сравнительных преимуществ в издержках. Таким образом, Рикардо подвел под классическую теорию свободной торговли непоколебимый фундамент.

Эта теория имела оглушительный успех, причем не только в науке, но и в практической экономической политике. Повсюду в мире в первой половине XIX в. были снижены или полностью отменены таможенные пошлины, – наступил век экономического либерализма. Если средняя таможенная ставка в США в 1821 г., например, еще составляла 45 %, то к 1860 г. она сократилась почти до 20 %. В авангарде либерализации шла Англия, родина Адама Смита и Давида Рикардо. Правда, при этом следует отметить, что индустриализация в Англии началась примерно на 50 лет раньше, чем в континентальной Европе, так что английская промышленность была особенно заинтересована в либерализации мировой торговли.

Курсу на либерализацию в Англии, однако, мешали высокие ввозные пошлины на зерно. Эти пошлины защищали английское сельское хозяйство от зарубежной конкуренции, но в то же время они удорожали стоимость жизни и тем самым также требовали повышенной заработной платы в промышленности. Помимо этого они дали повод английским торговым партнерам, в свою очередь, повышать ввозные пошлины на английские промышленные изделия. В этой связи также говорят о так называемых штрафных пошлинах или пошлинах, вводимых исходя из принципа возмездия.

Политическую борьбу английской промышленности против пошлин на зерно возглавили два члена палаты общин Ричард Кобден и Джон Брайт. Штаб-квартира созданной ими Лиги против хлебных законов находилась в Манчестере, так что и в наши дни сторонников идеи свободной торговли их оппоненты иногда презрительно называют «манчестерскими капиталистами». В 1846 г. манчестерская школа одержала в этой борьбе победу, и английские ввозные пошлины на хлеб были отменены. В международной торговле наступил период расцвета, в течение которого и другие европейские государства все больше отказывались от протекционистских мер и снижали ввозные пошлины.

Наиболее умелым агитатором в пользу свободной торговли в то время был французский экономист Фредерик Бастиа (1801–1850). В своей знаменитой притче «Петиция свечников» он в иронической манере довел аргументы протекционистов до абсурда. В этой сатирической работе французские свечники потребовали заделать все окна, чтобы увеличить потребление свечей, масла и других горючих веществ. Тем самым якобы были бы созданы новые рабочие места, в том числе в других промышленных отраслях – например, по изготовлению масляных ламп и по их доставке. В конечном счете вся экономика за счет повышения заработной платы и уровня занятости выиграла бы от заделки окон.

В памфлете свечники говорили о том, что они выступают за конкуренцию, но она должна быть честной. Конкуренция Солнца, однако, это нечестная конкуренция, так как Солнце постоянно предлагает свою энергию по экстремально низким демпинговым ценам, практически равным нулю. При этом английские свечники имеют несправедливые преимущества перед их французскими коллегами, так как постоянный туман в Англии способствует сбыту свечей.

Смехотворный характер такого рода аргументов очевиден. Тем не менее их и сегодня продолжают использовать в схожем обличье в тех отраслях экономики, которые проигрывают в международной конкурентной борьбе. Следует, однако, признать, что здесь на самом деле существует серьезная проблема. Классическая теория свободной торговли смогла убедительно доказать, что в конечном итоге все экономики выигрывают от свободной торговли. Из этого, однако, отнюдь не следует, что этот вывод применим к каждой отдельной отрасли промышленности в рамках экономики какой-либо страны. Поэтому по крайней мере в краткосрочной перспективе в каждой стране при переходе к свободной торговле могут быть как выигравшие, так и проигравшие.

Однако, так же как и в случае технического прогресса, в долгосрочной перспективе однозначно преобладают положительные моменты. Свободная торговля снижает себестоимость товаров и улучшает международное разделение труда, так что в конечном счете все люди получают возможность удовлетворять свои потребности по более низким ценам. Важно, чтобы при этом труд и капитал были достаточно гибкими и мобильными, чтобы при необходимости соответственным образом переориентироваться. Так как каждая страна по определению всегда по каким-то продуктам имеет сравнительные преимущества в издержках, международная торговля никогда не приводит к безработице. Она всегда является игрой с положительной суммой, в которой участвуют все страны. Загадка этого кажущегося парадокса заключается всего лишь в преимуществах специализации, о которых писал еще Адам Смит. Если страна концентрируется на производстве тех продуктов, которые она может изготовить лучше других, ее выигрыш в конечном итоге оборачивается выигрышем для всех.

Есть, однако, одно небольшое исключение из общего правила, которое нам придется здесь сделать: преимущества внешней торговли для какой-то страны могут возрасти или уменьшиться, когда на мировой рынок выходят новые торговые партнеры. В этом случае все зависит от структуры внешней торговли этих новых стран. Чем больше ее сходство с нашей собственной структурой, тем больше шансов в условиях растущей глобализации мы имеем, чтобы оказаться в числе проигравших. Это совершенно очевидно, поскольку в этом случае новые страны выступают в качестве конкурентов как для нашей экспортной, так и импортной продукции. То есть наши экспортные цены будут демонстрировать тенденцию к понижению, а мы на мировом рынке будем вынуждены больше платить за импортные продукты, количество станет более ограниченным. В первую очередь это скажется на увеличении цен на сырье, которые, в частности, вследствие выхода на мировую торговую арену Китая уже существенно подросли.

Напротив, если новые торговые партнеры экспортируют преимущественно товары, которые мы импортируем, и наоборот, ситуация будет для нас более благоприятной. Поскольку тогда в перспективе цены на импортируемые нами товары будут снижаться, в то время как спрос и цены на наши экспортные товары возрастут. Условия торговли для нас, т. е. соотношение между всеми экспортными и импортными ценами, улучшатся. Возможно, например, что это имело место в связи с выходом на международный торговый рынок России, поскольку Россия экспортирует нефть и природный газ и импортирует многие потребительские и инвестиционные товары, которые производятся в Германии.

Однако, независимо от того, произошло ли в результате глобализация в целом улучшение или ухудшение условий торговли, в любом случае для всех стран представляется более разумным и дальше участвовать в свободной торговле, а не отгораживаться от нее. Ведь даже если преимущества свободной торговли для какой-либо страны уменьшатся, в целом они будут существовать и дальше. Никто не откажется от дивидендов только потому, что они стали менее весомыми, чем были раньше, тем более что все может стремительно вернуться на круги своя.

Классическая теория свободной торговли часто также становилась объектом нападок со стороны науки. Одним из ее наиболее известных критиков в XIX в. был немецкий экономист Фридрих Лист (1789–1843). Лист начинал как городской писарь в городе Ройтлинген, позднее он стал профессором теории государственной управленческой практики и депутатом вюртембергского парламента. В 1825 г. По политическим причинам ему пришлось уехать в Америку, где он стал последователем протекционистских идей Александра Гамильтона. Вернувшись в 1832 г. в качестве американского консула в Германию, он активно включился в борьбу за Германский таможенный союз, который был учрежден в 1834 г. Таможенный союз отменил таможенные сборы между 18 германскими государствами, согласившимися принять в нем участие. Ввозные пошлины взимались теперь на общей внешней границе союза. Одновременно он сократил количество использовавшихся там валют до двух, гульдена на Юге и талера на Севере. Лист был одним из тех, кто в свое время предвосхитил создание Европейского валютного союза, который был окончательно оформлен значительно позднее, а именно только в 2002 г. Велики его заслуги в развитии немецких железных дорог, хотя лично для себя он не получил от этого никаких выгод. В 1846 г. в австрийском городке Куфштайне Лист покончил с жизнью, выстрелив в себя из пистолета.

Лист упрекал представителей английской классической политэкономии за то, что они изображали экономическую реальность чересчур статично. В своем главном произведении «Национальная система политической экономии», написанном в 1841 г., он противопоставил воззрениям классиков свое динамическое видение экономических процессов. Согласно его взглядам, для национальных производительных сил не столь важно, какими ресурсами труда и капитала они располагают. Решающее значение, по мнению Листа, имеет то, насколько эффективно национальные производительные силы используются, при этом центральную роль в их координации он отводил государству. Только так, считал он, технический прогресс обретает перспективу оптимального развития. Мы с вами уже видели, что и более новая теория экономического роста рассматривает технический прогресс как переменную величину, подверженную внешнему воздействию, и признает за государством определенную роль в этом процессе. Так что Листа также можно считать одним из предшественников этих новейших теоретических построений.

Знаменитый аргумент Листа о воспитательном значении таможенных пошлин идет в том же направлении. Лист полагал, что промышленность континентальной Европы, сильно отставая в развитии от английской, безнадежно проигрывает ей в конкурентной борьбе. По этой причине в течение определенного времени она должна быть защищена с помощью «воспитательных таможенных сборов» до тех пор, пока она не станет достаточно производительной, чтобы выстоять в международной конкурентной борьбе. Только тогда можно будет перейти к режиму свободной торговли. В англоязычном пространстве аргумент Листа в пользу таможенных сборов также называют аргументом защиты молодых отраслей.

Листу не удалось отстоять свою точку зрения в научном мире. Слишком большой кажется угроза того, что этот аргумент будут будет использован для оправдания долговременных протекционистских заборов, которые будет очень трудно снести политическими методами. Также никем не доказано, что защищенные отрасли промышленности на самом деле будут использовать предоставленное им время для того, чтобы стать конкурентоспособными. Более вероятно, что под протекционистским зонтиком в этих отраслях вообще прекратится какое-либо развитие. Напротив, бодрящая атмосфера конкуренции гораздо больше поможет им двигаться дальше и усилить свою способность конкурировать на мировых рынках. И наконец, как и по поводу аргументов «новой теории экономического роста» в пользу субсидий, в этом случае также возникает вопрос, откуда государство вообще будет знать, какие отрасли промышленности должны в долгосрочной перспективе получить шанс на выживание. Каким бы убедительным аргумент Листа в пользу протекционистских пошлин ни казался на первый взгляд, при его более внимательном изучении возникают большие сомнения.

Исторически развитие экономики в действительности пошло другим путем. Хотя идеи свободной торговли и терпели отдельные поражения, как, например, в период так называемого неомеркантилизма между 1870 и 1914 гг., а затем во время мирового экономического кризиса 30-х годов ХХ столетия, в любом случае опыт протекционизма всегда был негативным. Страны соперничали между собой в размере протекционистских пошлин и в количестве других ограничительных мер, а мировая торговля только терпела ощутимые убытки.

После Второй мировой войны пришло прозрение, и в 1947 г. в Женеве было подписано Генеральное соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ). Первоначально ГАТТ насчитывало 23 страны, которые договорились о постепенном устранении торговых барьеров. К настоящему времени их число превысило 120, при этом в ходе нескольких раундов переговоров по снижению таможенных тарифов эти тарифы постоянно уменьшались. В 1995 г. функции ГАТТ были переданы Всемирной торговой организации (ВТО), штаб-квартира которой также находится в Женеве.

Сегодня усилия ВТО направлены не столько на снижение пошлин, сколько на устранение нетарифных барьеров в торговле. Под этим понимают наряду с количественными ограничениями на ввоз товаров прежде всего скрытые меры протекционизма, которые охотно используют, например, в виде технических норм и различного рода бюрократических помех, сдерживающих ввоз товаров.

Широко известным хрестоматийным примером таких помех является немецкий таможенный закон 1902 г. Цель этого закона состояла в том, чтобы содействовать импорту швейцарских коров, сохраняя при этом таможенные ограничения на импорт коров из всех других стран. Проблема заключалась в том, что Германия обязалась выполнять положения оговорки о режиме наибольшего благоприятствования, согласно которой снижение таможенных тарифов на швейцарских коров автоматически должно было действовать также в отношении коров из всех других стран.

Эту проблему решили с помощью использования в документе понятия, которое просто вводило в оборот новую специальную породу коров – так называемую «высокогорную пеструю летнего пастбищного содержания». Согласно принятому закону это были «бурые или пестрые коровы, которых выращивали на высоте не менее 300 метров над уровнем моря и каждое лето в течение не менее одного месяца выгуливали на пастбище на высоте не менее 800 метров». Очевидно, что, например, голландские коровы никогда не смогли бы соответствовать этим критериям. Таким элегантным образом были введены торговые дискриминационные правила в пользу крупного рогатого скота из Швейцарии. При этом не было нарушено ни одно из международных соглашений.

Большинство проблем международной торговли в наше время порождены вот такими более или менее скрытыми торговыми барьерами. Сегодня, как и когда-то в прошлом, во всех странах протекционисты умело маскируют свои меры политическими резонами. Как правило, речь идет о защите групповых интересов (как об этом писал Бастиа в притче о свечниках), которую они умело обосновывают ссылками на общеэкономическую необходимость, якобы выгодную в конечном счете для всех граждан.

Рассмотрим в этой же связи еще один, последний аргумент протекционизма – демпинг. Для доказательства наличия демпинговых цен отнюдь не достаточно, чтобы конкуренты предлагали товары по более низким ценам, чем национальные производители. Тем не менее это понятие часто используют в политике именно в этом значении. Однако, пока речь идет о более низких ценах на зарубежные товары, действительно обусловленные соответствующими сравнительными преимуществами в издержках, нет никаких оснований, чтобы выступать против них.

Венский экономист Готтфрид Хаберлер (1900–1995) предложил более осмысленное определение демпинговых цен. Согласно Хаберлеру, демпинг тогда имеет место, когда зарубежные поставщики предлагают свои экспортные товары или ниже себестоимости, или, по крайней мере, ниже цены, которую они требуют за свои продукты в собственной стране. В этих случаях вполне можно говорить о нечестных методах ведения торговли. Опасность прежде всего заключается в том, что зарубежные поставщики сначала уничтожают конкуренцию на экспортных рынках своих товаров, чтобы затем, захватив на них монопольные позиции, потребовать за те же товары гораздо более высокие цены. В целях противодействия таким методам либеральные экономисты иногда предлагают ввести так называемые антидемпинговые таможенные пошлины. Причем в этих случаях такие пошлины также допустимы в соответствии с нормативными документами ВТО.

Однако такие допущения не слишком играют на руку протекционистам. Ведь сначала необходимо уяснить, что демпинг как явление возможен только в совершенно определенных условиях. Так, зарубежные поставщики уже должны быть монополистами на собственном рынке или по крайней мере объединиться в картель. Если между ними существует конкуренция, то они не смогли бы выступить в роли монополистов и на экспортных рынках.

Кроме того, механизм демпинга функционирует только тогда, когда иностранные производители на своем внутреннем рынке пользуются таможенной опекой, или их интересы защищены другими ограничительными мерами. В противном случае их экспортированные продукты могли бы быть затем реэкспортированы в собственную страну. Такие коллизии можно иногда наблюдать, например, на автомобильном рынке в Европейском союзе. Поскольку во Франции немецкие автомобили стоят дешевле, чем в Германии, для немецких покупателей было выгодно, например, купить «Мерседес» в соседней стране. Таким образом, в большинстве случае уже сами законы рынка в значительной мере ограничивают возможности демпинга.

Один из более свежих вариантов аргумента в пользу демпинга связан с разными экологическими и социальными стандартами в отдельных странах. Например, указывают на то, что в странах третьего мира широко используется детский труд, что в этих же странах людям выплачивают нищенскую заработную плату, что там ужасные социальные условия, т. е. речь идет о явлениях, с которыми западные промышленные страны не могли бы и не хотели бы конкурировать. Не лучшим образом обстоит дело с охраной окружающей среды. По всем этим причинам наша национальная промышленность должна быть, по мнению сторонников выше названного аргумента, защищена от нечестной конкуренции производителей из этих стран.

Несомненно, во многих странах существуют определенные социально-экономические проблемы. Но следует ли из этого делать вывод о том, что внешнеторговая политика является правильным средством их решения. И в этом случае велика опасность того, что такие аргументы послужат прикрытием для проведения протекционистской политики в ее чистом виде. Так, немецкие аптекари до сих пор приводят аргумент, что импорт гораздо более дешевых лекарств из-за рубежа – например, путем заказа через интернет – должен быть запрещен, иначе в отсутствие соответствующего профессионального консультирования нам грозит потеря качества медицинского обслуживания. В действительности же наших аптекарей, скорее всего, больше заботит здоровье собственных финансов, чем здоровье немецких граждан.

Однако прежде всего необходимо поставить вопрос о практических последствиях политики, которая возводит собственные экологические и социальные стандарты в ранг критерия производственных условий во всем остальном мире. В первую очередь, с помощью таких аргументов развивающие страны лишаются доступа на рынки промышленных стран. Вследствие такой политики социальные проблемы там не только не станут меньше, но скорее приобретут еще более острый характер. Тогда и на охрану окружающей среды эти страны будут выделять еще меньше денег, чем они делали это до сих пор.

Исторический опыт также показывает, что особенно в случаях так называемого социального и экологического демпинга свободная торговля является наилучшей альтернативой. Детский труд, социальная нужда и разрушение экологии исчезнут сами по себе по мере роста благосостояния стран. Теоретическое обоснование этого вывода мы уже представили в связи с рассмотрением теории экономического роста. Поэтому лучшее, что в этих условиях можно сделать, это поддержать экономический рост в этих странах и одновременно помочь им взять под контроль рост населения. Необходимой предпосылкой для этого является их вовлечение в процесс международной торговли. С точки зрения отдельных отраслей экономики промышленных стран это может быть болезненным выбором и, вероятно, не совсем справедливым. Однако это единственный путь, чтобы действительно и на долгосрочной основе решить социальные и экологические проблемы нашего мира.