Текст книги "Тени. Книга 2. Что, если у каждого есть второй шанс?"

Тени. Книга 2
Что, если у каждого есть второй шанс?
Валя Шопорова

© Валя Шопорова, 2017

ISBN 978-5-4485-3659-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Серые стены больницы: каким бы не было хорошим или престижным лечебное заведение эта характеристика оставалась неизменной; персонал с уставшими лицами – оно не мудрено, когда каждый день видишь боль и смерть, будь ты даже самым сильным духом, ты сломишься, подобно спичке; одинаковая белая униформа, которая контрастировала с тьмой на дне их глаз, в которых плескалось отражение смерти и всех тех тягот жизни, которые они каждый день вынуждены видеть. Каждый день…

Медсестра, которая из-за постоянных изнуряющих диет выглядела старше своих лет, в которых раз зашла в палату, проверить работу датчиков, так сказать, поставить галочку в отчёте, но что-то пошло не так… Что-то привлекло её внимание.

Этим чем-то было дрожащее движение пальца пациентки, которая поступила в больницу почти три недели назад и всё это время находилась в состоянии комы. Отравление сильными психотропными препаратами, удушение угарным газом, ожоги… Эту девушку – скорее уже молодую женщину – жалел почти каждый член медицинского персонала.

«Такая красивая…», – сказал врач, принявший её, увидев впервые.

Медсестра, несколько мгновений посмотрев на подрагивающие движения пальцев пациентки, шагнула в сторону двери.

– Мистер Луццато? – позвала женщина, наивно полагая, что врач, находящийся в ординаторской, услышит её. – Мистер Луццато, мне кажется… – женщина запнулась, вновь вглядываясь в черты лица пациентки, которые были чуть испорчены, скрыты бинтами. – Мистер Луццато! – уже не вопрос – крик сорвался с губ женщины, когда лежащая на кровати девушка пошевелила всеми пальцами и попыталась сжать их в кулак, когда дрогнули её ресницы. – Мистер Луццато! – женщина сорвалась с места, вылетая из палаты и бросаясь к ординаторской.

В комнате для врачей, как и ожидалось, она нашла искомого мужчину, который читал какую-то книгу, приняв совершенно не физиологичную, вопреки медицинскому образованию, позу и вглядываясь в мелкий шрифт через стёкла очков для чтения.

– Мистер Луццато, – воскликнула женщина, ворвавшись в ординаторскую, – там, там…

– Пожар? – спокойно спросил мужчина, улыбнувшись блестящими глазами цвета грозового неба и уголками губ.

– Н… Нет, – женщина замялась и начала теребить край халатика.

– Тогда, к чему такая паника? – мужчина положил палец на страницу, указывая самому себе, где остановился и поднял взгляд на женщину, которая, то бледнела, то краснела.

– Ашот…

– Нана, я же просил тебя, – мужчина покачал головой, силясь придать лицу выражение серьёзности и, может быть, жёсткости, но у него это не очень получилось.

– Нена, – поправила мужчину женщина, – я настаиваю на таком произношении.

– Но мы оба знаем, как правильно? – мужчина усмехнулся и покачал головой, после чего закрыл книгу, не убирая пальца с заветной страницы.

– Ашот, – женщина чуть покраснела.

– Ладно, не важно, – мужчина поднял руку, показывая, что эта тема закрыта. – Так что ты хотела?

– Пациентка…

– Какая?

– Из 42-й.

Мужчина вопросительно изогнул бровь и полностью развернулся в сторону женщины, показывая заинтересованность её словами.

– Что с ней? – уточнил доктор.

– Мне кажется, она приходит в себя…

– Ты серьёзно?

Он встал, снимая очки, а затем возвращая на место, поправляя их на носу с красивой выразительной горбинкой. Женщина пожала плечами, она не была уверена, что больная возвращается в сознание, потому что убежала прежде, чем что-либо выяснилось.

– Наверное, стоит позвать её лечащего врача, – сказал Ашот, сводя брови.

– Может быть, ты посмотришь? – с надеждой в голосе спросила женщина.

– Нена, я – хирург.

– Но ты же её оперировал?

– Вот именно, – кивнул мужчина, – оперировал. Её ведёт совершенно другой специалист, и ты это прекрасно знаешь.

Мужчина сказал своё слово, но посмотрел в такие по оленьи милые глаза женщины и растаял, вздыхая и говоря:

– Пошли.

Всего несколько десятков метров и вот они уже в стенах палаты, где борется за жизнь девушка, которой многие специалисты даже не давали шансов. Борется за жизнь, которая ей, по сути, и не нужна…

Открыв глаза, девушка толком ничего не увидела: всё было серым, блеклым и виной тому была не экономия на краске и цвете, виной тому было дрожащее, готовое в любой момент сорваться сознание. Вместо стен некое подобие вогнутой ваты, вместо людей – блеклые фигуры без лиц, вместо самосознания звенящая пустота.

Она переводила невидящий взор из стороны в сторону, пытаясь понять, пытаясь увидеть хоть что-то. Когда картина начала едва заметно проясняться и к ней шагнул доктор, сел на край кровати, взял за руку.

– Всё будет хорошо, – медовым, низким голосом сказал он.

– Где я? – едва заметный, шелестящий до отвращения, раздражающий нервы шёпот девушки-пациентки.

– Ты… – начал было мужчина, но поправился. – Вы в больнице, мисс Литтл.

– Где? – девушка перевела на мужчину взгляд, пытаясь сфокусировать его. – Что ты сказал? Господи, где я… – ей было так сложно формулировать свои мысли, что её речь напоминала поток сознания, бред. – Какая больница? Нет, не может быть…

Девушка покачала головой и поморщилась от боли. Боль отрезвила, несколько вернула девушку в сознание, показывая, что всё не сон, всё – явь.

– Где я? – повторила девушка уже громче и жёстче.

После такого длительного молчания голосовые связки болели, отказывались нормально работать, звучать, но она заставляла их функционировать, в чём в чём, а в целеустремленности ей никогда не было равных. Даже мистер Луццато, который, пусть имел не двадцатилетний стаж работы, но вполне много повидал, удивлялся тому, как быстро эта особа возвращается из небытия комы в реальность. Это не могло не радовать.

– Где я? – повторила свой вопрос девушка и повернула голову. Шея болела, голова кружилась и раскалывалась, но ей было плевать, её волновал только один вопрос. – Где я? – повторила она и сглотнула, зажмурилась – боль пронзала нервные волокна подобно тупому шилу, она успела так сильно отвыкнуть от этого…

– Вы в больнице, мисс Литтл, – повторил доктор. Медсестра, стоящая за его спиной, переводила взгляд с мужчины на пациентку и обратно. – Всё будет хорошо, вас сюда доставили…

– Доставили? – перебила мужчину девушка.

В её глазах сверкнуло нечто такое, что вызвало внутреннюю дрожь в мужчине, заставило его невольно поёжиться. К ней окончательно вернулось сознание, кричащее, издевающееся: «Ты всё ещё жива!». Оно бегало перед её внутренним взором с огромным транспарантом с эти отвратительными словами «ты», «всё ещё», «жива».

– Не может быть… – голос девушки резко сел, упал на несколько октав, зазвучав утробно.

Девушка сделала резкое движение, садясь. Голова закружилась сильнее, а аппарат противно запищал, потому что она, не заметив, да и не желая замечать, сорвала с руки датчики-присоски, иголки-капельницы.

– Вернитесь на место, – мужчина чуть повысил тон, заглядывая в глаза девушки, в которых плескалась сонная преисподняя, но она так стремительно просыпалась ото сна… – Вам не следует делать резких движений, понимаете ли, мисс Литтл, после того пожара…

– Вы меня спасли? – вопрос был логичным, но та интонация, с которой его задала пациентка, заставила врача удивиться.

– Да, мисс, мы вас спасли, – кивнул доктор. – Я лично приложил к этому руку.

– Как, как…

Слова вдруг закончились, второй раз в своей жизни Хенси планировала не проснуться, но, по проведению некой злодейки-судьбы, вновь открывала глаза. Это было мучительно, это было страшно, ужасно, отвратительно. Это пахло неизбежностью, тленом, отвращением и обречённостью. Это не укладывалось в голове…

– Как. Я. Могла. Выжить? – спросила она, делая звучные и выразительны паузы-ударения между словами.

– Вам повезло, мисс, Литтл, – ответил мужчина, соблюдая установленные правила отношений пациент-врач, хотя ему самому так хотелось назвать девушку по имени…

Ему казалось, что это было бы куда более приятным, личным и, возможно, в некоторой степени, терапевтическим, нежели сухое обращение по фамилии.

– Совершенно случайный прохожий увидел дым и вызвал пожарных, а пожарные, в свою очередь, подключили нас.

– Повезло?

Вопрос Хенси звучал жутковато. Её серо-зелёные, расширившиеся в шоке глаза остро контрастировали с белыми бинтами на её лице, которые скрывали ожог-отметину на её правой щеке, сулящий девушке каждый день вспоминать об очередной неудавшейся смерти, об очередной трагедии. Об очередном круге ада, в котором она выжила, и обо всём прочем, что она натворила, намереваясь уйти и забыться вечным сном.

«Верно, – думала Хенси, – я – есть Дьявол, иначе, отчего он не берёт мою душу? Или дело в том, что у меня её, души, и нет?».

Девушка перевернулась набок, пытаясь устроиться удобнее, но затёкшее за время беспробудного сна тело и назойливый доктор никак не хотели дать ей покой.

– Мисс Литтл, прошу вас, лягте на спину и не дёргайте рукой, вы срываете провода.

– А нахрена мне провода, если я жить не хочу?

Ответ девушки заставил мистера Луццато замолчать и встать в ступоре, в его голове проскользнула мысль о звонке в психиатрическое отделение, чего бы ему точно не простила Хенси.

– Отставьте меня одну, – резко сменив тон и настроение, сказала Хенси и поморщилась.

Обожженную стянутую кожу, затёкшие мышцы лица пронзило противной, не слишком сильной, но тягуче отвратительной болью. Нахмурившись-поморщившись сильнее, сдержав всхлип боли, Хенси потянулась правой рукой к лицу, чтобы хоть наружно размять болезненные мышцы, убрать мешающиеся бинты, но…

– Что… – она даже не договорила, даже не смогла до конца осмыслить вдруг осознанное, увиденное.

Причиной удивления девушки, её шока, была её правая рука, точнее, то, что от неё осталось – культя, перемотанная бинтами и перевязками, на две трети плеча.

– Что с моей рукой? – спросила Хенси, и пусть тон её звучал негромко, почти спокойно, но в его неуловимых нотках звучал крик. – Где… она?

– К сожалению, мисс Литтл, ваша правая рука слишком пострадала, мной было принято решение об ампутации. Увы, мисс, но ничего нельзя было сделать…

– Что ж, – Хенси поджала пересохшие губы и даже не поморщилась от боли, которая сопровождала действие, – спасибо.

– Не беспокойтесь, мисс, в настоящее время производятся прекрасные протезы, которые ничуть не уступают по характеристикам родной плоти.

– Мне всё равно, – отрезала Хенси и всё же поморщилась – связки слишком болели, создавая в тканях горла некое подобие напряженного гудения.

– Можно поинтересоваться, почему? – спросил мужчина, улыбчиво сверкнув «грозовыми» глазами. Да… Странный контраст.

– Я думаю, это не ваше дело, – культурно, но доходчиво ответила девушка. – Оставьте меня.

– Извините, мисс, но я не могу оставить вас в одиночестве, вы…

Далее Хенси не слушала. Она легла на бок, устремляя пустой взгляд вперёд. Сознание слишком быстро вернулось к девушке, слишком предательским было его триумфальное возвращение, которого, обыкновенно, так ждут родственники коматозного пациента, но Хенси никто не ждал, ей не к кому было возвращаться. Последний, кто был бы рад её пробуждению, принял смерть от её же рук, последний, кто сказал «люблю» – то самое слово, которое действовало на девушку, подобно красной тряпке на быка.

Девушка со всей силы сжала челюсти и закрыла глаза, отстраняясь от слов мужчины, абстрагируясь, уносясь прочь, она научилась этому искусству давным-давно, ещё во время своих юношеских «каникул» в психиатрической больнице. Но в этот раз всё было иначе: жестче, сильнее, острее… Да и сама Хенси была уже давно не той девочкой-подростком, которая подтягивала колени к груди, закрывая сердце от жестокого мира, и занавешивала длинными, слегка растрепанными волосами лицо, чтобы никто не видел её слабости и страха. Да, она всегда ненавидела быть слабой, всегда боялась этого, потому что, всякий раз, когда девушка проявляла слабость, её сердце разбивалось надвое, начетверо…

Но сейчас не было ни возможности сокрыть сердце и душу коленями – затёкшие мышцы не слушались и не сгибали ноги под нужным углом; сейчас не было длинных волос, которые бы сокрыли истинные эмоции «маленькой напуганной девочки» – они были коротко острижены, местами опалены и потому неравны в своей длине и цвете. Сейчас не было ничего, но, более всего прочего, не было надежды, потому что слишком давно был пройден предел, слишком глубоко был зарыт смысл.

Сейчас было только мерное биение сердца в груди и вопрос: «Я живу. Зачем?». Сколько тех, кто был бы рад выжить, да не смог, но, почему-то, именно её костлявая старушка в чёрном плаще не желала забирать.

«Наверное, старушка-смерть боится меня», – Хенси вспомнила эти слова, которые она сказала Морицу почти пять лет назад и сильнее зажмурилась. Сердце обожгло болью и сжало до размеров спичечного коробка: жалкого, иссохшего, пустого…

Глава 2

Меня оставили в полном одиночестве, словно преступницу…

Я молю о помощи, потому что я не могу все это терпеть…

Но я не сломлена окончательно,

Не все еще кончено…

Within Tempation, Shot in the dark©

– Мисс, прошу вас, лягте на спину, – наверное, уже в десятый раз попросил доктор, который лечил Хенси, девушка продолжала игнорировать слова мужчины.

Единственным ответом эскулапу стало то, что девушка перевернулась на другой бок, оказываясь спиной к нему. Ещё один вопрос, приятный, но уже доставший голос режет нервы, подобно тупому ножу. Ей так хотелось показать мужчине тот самый жест, что красноречивее тысячи слов, она даже повела рукой, но… Фантомные ощущения руки, живой кисти отозвались в сознании девушки, пробежали сотней призраков по нервам и вернулись в мозг.

«Наверное, – подумала Хенси, тихо вздыхая и опуская обрубленную руку, – когда-нибудь я привыкну к этому…».

– Мисс, вы меня слышите? – спросил врач, побоявшись, что все его старания напрасны и пациентка уснула.

Ноль реакции со стороны девушки заставили мужчину помяться несколько секунд, шумно повздыхать и негромко покашлять, обращая на себя внимание.

– Мисс Литтл, – вздохнул мужчина, опуская на колени бумаги, в которых он что-то записывал, – если вы не будете следовать нашим указаниям, ваше выздоровление может затянуться…

«Я согласна», – подумала Хенси, но отвечать не стала.

Ей не хотелось разговаривать ни с этим приятным на вид мужчиной средних лет с благородной проседью в висках, ни с кем бы то ни было другим. Она похоронила себя, похоронила давно, не раз, не два, а то, что, каким-то нелепым образом, её тело продолжало жить, сердце биться, а лёгкие втягивать больничный воздух, пахнущий стерильностью и препаратами, было лишь нелепой случайностью, её это мало заботило…

– Мисс Литтл? – вновь обратился к девушке врач.

– Если я вас выслушаю, вы уйдёте? – наконец-то отозвалась девушка, переворачиваясь на спину и приподнимаясь на локте.

– Я уйду, как вы сказали, если вы выполните всё, чего я от вас прошу.

– И что вы хотите?

Всем своим видом Хенси показывала, что ей абсолютно плевать на всё происходящее: на доктора, на больницу, на жизнь и на себя в ней. Но она решила, что проще выслушать занудливого и, видно, весьма хорошего эскулапа, а после сделать по-своему, чем лежать и продолжать засорять своё сознание его словами и глупыми просьбами-рекомендациями.

«Ради вашего блага, – повторила про себя девушка слова доктора. – Какая глупость…».

Сев и поджав губы, девушка кивнула, показывая доктору, чтобы говорил. Затёкшие мышцы шеи заныли: она пришла в сознание только вчера, мышечные волокна ещё не успели полностью восстановиться, да и позу, в которой она лежала, Хенси с каждым разом выбирала всё более худшую и худшую. Намерено ли, неосознанно, но она пыталась навредить себя хоть чуть-чуть, хоть толику, сделать больно и плохо, потому что так было проще. Когда твоё тело болеет, ты хоть на секунды забываешь о своей душе, а душа девушки болела, гнила и расползалась лоскутами, подобно тому, как кожа сходит с трупа утопленника.

– Я вас слушаю, – сказала Хенси. – Только, попрошу вас, говорить коротко и по делу.

– Я постараюсь, – кивнул доктор и открыл папку, но не посмотрел в записи, он и так всё прекрасно помнил. – Мисс, во-первых, я хочу попросить вас прекратить лежать на правом боку. Правая сторона тела у вас гораздо более пострадала при пожаре и, лёжа на этой стороне, вы механически раздражаете ожоги, мешая их заживлению. Вы согласны со мной?

– Допустим, – уклончиво ответила Хенси, что означало: «Плевать я хотела на вас и на ваши рекомендации».

– Во-вторых, мисс, почему вы отказываетесь от капельниц и препаратов, которые мы прописали вам?

– Потому что я и так себя отлично чувствую, – отрезала Хенси.

– При всём моём уважении к вам, мисс Литтл, едва ли вы можете чувствовать себя настолько отлично, чтобы отказываться от обезболивающих препаратов. Вы согласны?

– Нет.

– Вам нравится боль? – странный вопрос, который прозвучал, как вызов, дерзость, хотя и не подразумевал ни первого, ни второго.

– Скажем так, – вздохнула Хенси, кладя единственную здоровую руку на колено поверх тонкого одеяла, сжимая его. – Я и боль слишком давно знаем друг друга, мы практически сёстры. Я ответила на ваш вопрос?

– Не совсем, – нахмурился мужчина.

Каким-то неведомым для доктора образом Хенси наводила на него душевный страх и тоску, он же не мог знать, что она действует так практически на всех, своим взглядом раненой кобры вгоняя жертву в транс.

– Отвечать более развёрнуто я не собираюсь, – продолжила девушка. – Это моё право.

– Да, мисс, – согласился мужчина.

– Вы хотели ещё что-то сказать?

– Да, – выдохнул мужчина.

То последнее, что он хотел сказать девушке, было сложным и неприятным, но закон обязывал его это сказать.

– Мисс Литтл, – продолжил мужчина. – Дело в том, что по поводу пожара в вашем доме заведено уголовное дело, потому что, помимо вас, там была и другая жертва – ваш… сын.

Лицо Хенси вытянулось и побледнело, а затем на щеках вспыхнул странный румянец, отдающий безумием, так обычно бывает, когда душа внутри начинает задыхаться.

– С… Себастьян… – Хенси прикрыла ладонью рот.

Она сама толком не понимала: изображает ли она шок или испытывает его на самом деле, но она чувствовала это, эти эмоции, эти чувства…

– И… И что с ним? – она не знала, зачем задала этот вопрос, потому что была уверена, что парня нет, его не могло быть, потому что она своими же руками убила его.

Но, вопреки этому понимаю, в душе девушки теплилась наивная и, в принципе, глупая надежда на то, что паренёк жив, потому что она не хотела его смерти. Точнее, она не хотела его смерти и своей жизни, она намеревалась уйти, сгореть, исчезнуть дымом, но у судьбы вновь были иные планы и новые вершители проведения, на этот раз, в лице пожарных, врачей и того прохожего, который их вызвал.

– За мною нет невинно убиенных, мои руки не по локоть в крови. Не нужно думать, что я такая плохая…

Хенси передёрнуло, когда она вспомнила эти слова пятилетней давности, которые говорила Бруно. Получалось, что она врала, отныне на её руках была кровь того, кто ни в чём не был виноват. Кровь того, кого она и сама называла ангелом и желала забрать с собой в небытие – она давно не верила ни в рай, ни в ад – не дать ему сломаться… Вот только вышло иначе – его нет, никого, кого она знала нет, а она есть, она всё ещё есть…

Девушка не смогла сдержать какой-то невыносимо болезненный, задушенный всхлип, но в следующий миг взяла себя в руки, взяла себя в руки в той степени, в которой может быть адекватна безутешная, пусть и не родная, мать.

– Мисс, вы в порядке? – спросил мужчина.

Пусть бинты и скрывали подёргивание лицевого нерва на лице девушки, который дрожал от внутреннего напряжения, выдавая её боль с потрохами, но мужчина беспокоился о своей пациентке. Бывают такие специалисты, которые, несмотря на стаж, продолжают любить и свою работу, и тех, кого спасают.

Хенси кивнула и, сглотнув ком в горле, спросила:

– Вы можете мне ответить, что с Себастьяном?

За этот вопрос, ответ на который был очевиден, Хенси могла бы получить Оскар, вот только здесь была не сцена, а она была не актрисой, если только по призванию…

– Мисс Литтл, – доктор понизил голос, – когда приехали врачи, ваш сын был уже мёртв, собственно, поэтому я и начал этот разговор… Мисс, с вами хочет поговорить следователь, который ведёт ваше дело. Скажите мне, когда вы будите себя достаточно хорошо чувствовать, я приглашу его.

– С… – Хенси не договорила, удивлённая, даже напуганная словами доктора. – Пожалуйста, оставьте меня, – сказала девушка, ложась на спину, как и просил доктор. – Мне нужно подумать, осмыслить всё… Если будите разговаривать со следователем, передайте ему, чтобы дал мне три дня и приезжал, думаю, я буду готова к разговору…

– Как скажите, мисс Литтл, – кивнул мужчина и, взглянув в свои записи, добавил: – Если у вас нет более ко мне вопросов, я оставлю вас и пришлю медсестру с лекарствами. А вечером, мисс, у вас осмотр, не забудьте.

Хенси кивнула, даже не слушая мужчину, он несколько секунд оставался на месте, смотря в лицо пациентке, которое наполовину было скрыто белизной бинтов, а затем встал и направился к двери.

– Всего доброго, мисс Литтл, если я понадоблюсь вам, вызовите меня. Кнопка вызова на тумбочке, – напомнил мужчина.

– Всего доброго, – ответила Хенси, пытаясь придать лицу более или менее нормальное выражение, но глаза её смотрели куда-то перед собой, плавя стену.

Мужчина вздохнул и покинул палату Хенси, оставляя её наедине со своими мыслями-кинжалами, которые ранили и без того неустойчивую материю сознания, вонзали свои неровные края в плоть души, в волокна сердечной мышцы.

Доктор не сказал ничего такого, но девушка прекрасно понимала, осознавала и отдавала себе отчёт в том, что убийство Себастьяна повесят на неё, что было бы, впрочем, правильным, но… Но не сейчас, только не сейчас. Потому что на данный момент Хенси, едва придя в сознание, только начиная принимать то, что она опять выжила, что ей вновь придётся учиться жить заново, никак не хотела отправляться за решётку. Нет, она не боялась тюрьмы, как таковой, она боялась того одиночества, тишины и отсутствия алкоголя, препаратов и прочего, что могло унести её прочь из отвратительной реальности. Она боялась вновь оказаться в четырёх стенах, откуда не будет выбора, ей хватило опыта с психиатрической лечебницей, где тоже был строгий распорядок, презрение в глазах персонала. Вот только решёток на окнах не было, потому что не было окон, но они были на маленьком окошке на тяжёлой двери. Хенси менее всего в жизни хотела возвращаться в подобные условия, оказываться загнанной в угол, запертой…

Ей хватало того, что она сама своими действиями и поступками загнала себя в угол, она не могла позволить кому-то ещё запереть за своей спиной железную дверь, выйти в которую она сможет лишь лет через десять. А, значит, ей нужен был план… Очередной гениальный план по тому, как обмануть всех и выйти из четырёх стен, которые вот-вот могли обратиться, словно по мановению волшебной палочки, стенами тюремной камеры.

«Прости меня, Себастьян, – думала Хенси, перебирая холодными пальцами по материалу одеяла, – но я не сяду за твою смерть. Слишком глупо убить семь человек и сесть за восьмого…».