Текст книги "Тени. Книга 2. Что, если у каждого есть второй шанс?"

Потом меня отпустило. Мама, мне стало страшно, на самом деле страшно. Но это совершенно иной страх, нежели страх другого, это – страх себя.

Мама, я избила её. Когда я остановилась, она была вся в крови, весь её белый халатик был забрызган алыми пятнами, как и я в тот злосчастный день, она тихо плакала держать за лицо, её руки дрожали.

Мама, я смотрела на свои окровавленные, разбитые о её лицо руки, и не могла понять – кто я? Кто я, мама? Кем я стала в этой чертовой темнице? Но это был ещё не конец.

Я стояла и смотрела на неё, на её дрожащие плечи, на промокшие в крови волосы и на свои руки, которые так же тряслись. Она была такой беспомощной, такой слабой, а я… Я была сильной, мама. Прости меня.

После пятиминутного перерыва я вновь бросилась на неё, бросилась, как зверь. Да, мама, врачи были правы, я не заслуживаю нормального отношения, потому что едва ли во мне осталось что-то человеческое.

Мама, я не видела тебя более полугода, Макея больше месяца, а улицы пять месяцев. Перед моими глазами стояли лишь лица тех, кто убивал меня, кстати, мам, мне кажется, пора открыть тайну и сказать, кто это был. Это сделали: Мориц Трюмпер, Томас Ламберт, Эдвард Грейс Келли, Кит Ланге и Кайл Вебер. Теперь правда известна, хотя, мне кажется, мама, что ты давно уже это знаешь. Я чувствую это, мама.

Но, вернусь к своему поступку. Мама, перед моими глазами стояли лица моих мучителей и эти ненавистные блеклые стены, что окружают меня последние полгода. А эта девушка, она была такой хрупкой, казалась такой слабой, это опьянило меня, опьянило какой-то страной и омерзительной властью. Мама, я не хочу понимать маньяков и убийц, тех подонков, что рушат жизни, но я их поняла. Мама, прости меня за это.

Правдивы оказались слова – что тебя не убивает, то делает сильнее. Но это совсем не та сила, мам. Раньше бы я никогда не смогла поднять руку на человека или на живое существо, а здесь… Мама, я била и била, наслаждаясь видом крови и дрожью жертвы. Это ужасно мама, и я это знаю.

Я перестала бить её только тогда, когда она затихла. Я не знаю, мама, может быть, я даже убила её. Буду надеяться, что нет, но это уже ничего не изменит. Эта больница куда хуже предыдущих, здесь нет камер, и никто не знает о том, что я сделала. Но они узнают. Непременно узнают, а я не хочу с этим жить.

Мама, волосы этой медсестры были заколоты металлической заколкой, этого мне вполне хватило. Было очень сложно, но я смогла разодрать этим куском железа свои запястья, порезать, а скорее порвать вены. Мама, прости, что письмо заляпано кровью, сама понимаешь – она сейчас повсюду.

Прошу тебя, не плачь обо мне. И… И не вспоминай. Я не хочу этого, считай, что я умерла тогда – 21 апреля 2007 года на пустыре между гаражами. Всё равно, именно так оно и есть.

Мама, я лишь хочу сказать, что очень люблю вас с Макеем, и потому ещё раз прошу прощения. Простите меня, если сможете. Мне жаль, что вы боролись за меня всё это время, а вот так всё закончилось. Мне жаль, мама.

Я опять соврала, мама, мне давным-давно всё равно. А на самом деле я жалею лишь о потраченных на меня деньгах (удивительно думать о деньгах на смертном одре, правда?), о том, что выжила и о том, что, кажется, убила эту девушку.

Она ни в чём не виновата, но, с другой стороны, а была ли я в чём-то виновата? Ответ – да, была. Я была виновата в том, что добровольно зашла в свой капкан, и эта девушка виновата в том же. Её никто не заставлял идти ко мне.

Мама, мне уже тяжело писать, голова кружится. Так странно смотреть на огромную лужу вишнёвой крови, что вытекает из меня, смешиваясь с брызгами крови этой девушки. Наверное, я всё же сошла с ума. Прости меня, мама, за это.

Знаешь, бабушка как-то сказала мне:

– В каждом из нас есть ровно по половине света и тени, иначе бы человек был просто невозможен. Человек без тени не может жить, потому что Святые никогда не живут долго, отдавая себя на благо других. Человек же без света – вовсе не человек, потому что, потеряв в себе искру, его больше ничего не будет сдерживать.

Бабушка была права, мама. И, к сожалению, я поняла это на себе. Как бы я не пыталась убедить себя, поверить в то, что свет во мне ещё есть, его нет. Нет давно, мама, его убили. Во мне больше нет света, во мне осталась одна лишь тень. Тени. Мама, я слышу их. На смену нравственному голосу совести пришёл шёпот мрака, что поселился во мне.

Наверное, врачи правы и я, в самом деле, больна, иначе, почему я их послушала?

У меня больше нет сил, мама. Поцелуй за меня Макея, обними его, скажи, что я его люблю, передай, чтобы не пил.

Я люблю вас.

Прощайте.

Ваша Хенси»».

Дочитав письма, мальчишка прикусил палец, пытаясь справиться с эмоциями, с тем непонятным ужасом, который вдруг нахлынул на него – с тем ужасом и холодом, которыми сочилась каждая строчка этих пропитанных болью писем.

– Что же с тобой случилось? – ошарашено прошептал Филипп. – Я знал, что ты лежала в психиатрической больницей, но, чтобы так… Теперь понятно, почему ты такая… тебе больно. Невозможно больно…

Это было рискованным. Нет, это было безрассудным! Но парень решился на этот поступок, который, фактически, приравнивался к самоубийству…

Поспешно собрав письма, мальчишка сунул их под ремень джинсов, прикрывая майкой и придерживая, чтобы не топорщились. Оглянувшись на дверь, он закрыл уже пустую коробку и поставил её на место. Закрыв шкаф, он оглядел помещение, проверяя – не оставил ли следов, и покинул спальню девушки, спешно сбегая вниз по лестнице и спускаясь в подвал.

– Ты куда? – угрюмо спросил Ганц, перекрыв дорогу мальчишке.

– К Морицу, – ответил Филипп, стараясь придать виду и голосу беззаботность и спокойствие.

– Хенси не предупреждала, чтобы мы тебя пустили…

– Она в душе, – продолжал врать и, одновременно, говорить правду парнишка. – Можете спросить у неё. Она не против.

– Иди и спроси у неё. Если Хенси скажет, что не против, мы тебя без вопросов пустим.

– Но…

– Я всё сказал, – сухо перебил парня мужчина.

Мальчишка недобро глянул на охранников, но предпочёл не ссориться – в противном случае ему могло влететь, а с его комплекцией даже один удар любого из мужчин мог убить его. Приняв смиренный вид, парень развернулся и покинул подвал. Он остановился около лестницы на второй этаж и посмотрел наверх, посмотрел с какой-то болью. Из этих писем ему стало многое понятно, даже, слишком многое… И ему безумно хотелось, чтобы это понял и Мориц – понял, что Хенси не такая плохая, какой кажется, просто, её сломали, сломали и бросили в тех условиях, что будут, пожалуй, похуже ада.

Филиппу хотелось, чтобы Мориц всё понял и, ещё, ему хотелось, чтобы парень объяснил ему, что же он и его друзья сделали с Хенси? Ведь в письме чёрным по белому были прописаны их имена с предисловием «мои палачи».

Вздохнув, парень медленно поднялся на второй этаж и остановился у двери в спальню. Вода в ванной была выключена, что говорило о том, что Хенси уже вышла – она никогда не проводила в душе много времени. По идее, девушка сейчас была в своей комнате, одевалась. Но, на самом деле, Филипп не ждал её и не искал – разговор с ней он решил оставить на попозже, сейчас же, он просто хотел переждать время и вернуться к охранникам, сказав, что спросил и начальница разрешила ему навестить пленника. Он знал, что, когда девушка дома, то мужчины не так строго следят за ним, потому могут поверить и на слово. А вот спрашивать разрешения у Хенси казалось несколько опасным, потому что девушка могла что-нибудь заподозрить. И, пусть это всё для её блага, но едва ли она бы это оценила…

Будучи погружённым в свои размышления, Филипп не услышал, как нему сзади бесшумно подошла Хенси.

– Что-то потерял?

Этот вопрос заставил парня вздрогнуть и несильно подскочить на месте, разворачиваясь лицом к брюнетке, отходя к стене и инстинктивно прикрывая руками свою – чужую «тайну».

– Нет, – ответил домработник, сглатывая и пытаясь не выдать своего страха и волнения. – Я просто вспоминаю, всё ли я сделал, что ты сказала…

– И как? – спросила девушка, чуть прищуриваясь и заглядывая ему в глаза. Парню было очень сложно удержать этот зрительный контакт, но он справился с собой и не отвёл взгляда.

Взгляд девушки скользнул вниз и выражение её лица изменилось. На субтильном и невозможно тощём теле парнишки увесистая толстая стопка писем, пусть и прикрытая майкой и тщательно прикрываемая руками заметно выделялась. И, пусть охранники не обратили внимания на странную выпуклость, но от взгляда Хенси она не скрылась…

– Что у тебя там? – жёстко спросила Хенси.

– Где? – спросил домработник, хлопая длинными, напомаженными тушью ресницами, изображая невинность. Но его голос выдал его волнение, подскочив на несколько октав и став похожим на писк.

– Там, – ответила Хенси, указывая на его живот.

– Ничего… – уклончиво ответил он, отводя взгляд.

Он помедлил несколько секунд и добавил:

– Живот опух, несварение. А я же худой, вот и бросается в глаза…

Хенси кивнула, но её лицо скривилось, выдавая то, что она ни капли не верит своему работник. Филипп сглотнул, но постарался держаться, продолжая смотреть на начальницу огромными и такими невинными глазами глубокого коньячного цвета.

– Дай, я посмотрю? – мягко спросила девушка, но в голосе её сквозила такая сталь, что у мальчишки холодок пробежал по спине, а его сердце враз ускорилось на несколько десятков ударов, пускаясь в кроличий бег.

– Не надо, – негромко ответил он, отступая, втягивая голову в плечи и сильнее прикрывая живот. – У меня очень болит живот, не трогай… – добавил он, пытаясь продолжал качественно играть свою роль… но он уже и сам не очень верил в неё.

Взгляд Хенси пугал, её энергетика наводила ужас – она казалась жутко холодной, ледяной, она вводила в оцепенение.

– Я настаиваю, – спокойно ответила Хенси и прежде, чем мальчишка успел что-либо возразить, она резко ступила к нему, хватая его за край майки и задирая её.

Парнишка испугано распахнул глаза и рефлекторно схватился за живот, прижимая к нему уже ничем не прикрытую стопку таких важных и болезненных писем…

Во взгляде девушки свернуло нечто такое, что парнишку бросило в дрожь. Он виновато отвёл глаза, отвернулся. Ничего не сказав, Хенси выудила у него из-за пояса связку писем и посмотрела на неё. Её лицо перекосило такой гримасой, которая, верно, не могла отражаться на лице человеческого существа. Столько боли, ненависти, отвращения, презрения, злости и… бесконечного холода и стали.

– Где ты их взял? – ледяным тоном спросила девушка, в упор смотря в лицо домработника.

– В шкафу, – тихо ответил Филипп, продолжая смотреть в сторону. Ему было страшно сталкиваться с Хенси взглядом. – Я убирался там и на меня упала коробка… а в ней эти письма. Я прочитал и понял, что…

– Прочитал? – спросила Хенси таким тоном, что парнишка почувствовал себя подсудимым перед инквизитором.

– Да, – едва слышно ответил он. – Хенси, я… Я не знал, что с тобой было… такое…

Он поднял на девушку огромные оленьи глаза, смотря с таким страхом и надеждой, что у любого бы ёкнуло сердце. У любого, но не у Хенси – мальчишка сделал непозволительное и пути обратно уже не было.

– Хенси, – начал он, смотря в глаза девушке, – я просто хотел помочь… Хотел знать. Хотел разобраться и помочь тебе… Ведь тебе нужна помощь?

– Твоя? – смеющимся тоном спросила девушка. Казалось, что у неё вот-вот начнётся истерика, настолько не согласовывался её взгляд и тон голоса.

– И моя тоже, – кивнул Филипп. – Любая. Хенси, – он несмело сделал шаг вперёд. – Человеку нужен человек, чтобы спастись.

Девушка тоже сделала шаг навстречу парнишке, становясь с ним вплотную и шепча, но, скорее, шипя, словно демон, на ухо:

– Благими намерениями выстлана дорога в ад. И, как видно, мой маленький глупый мальчик, пришло время тебе усвоить эту истину.

Филипп поднял на девушку непонимающий взгляд, но не успел ничего спросить. С его губ сорвался лишь высокий писк, когда Хенси со всей силы ударила его стальным кулаком в лицо. Удар оказался настолько сильным, что у мальчишки закружилась голова и он едва не упал – вовремя успел схватиться за стену. С видом хищного зверя, чёрной пантеры Хенси подошла к нему и ударила во второй раз – в живот, после чего, вновь, в лицо. Филипп согнулся от боли и ощущения страха, собственной слабости, роняя на пол капли вишнёво-алой и такой тёплой крови.

Ничего не сказав, девушка схватила парня за длинные волосы, едва не выдирая их с корнем, и потащила в спальню, где бросила на пол, сразу же со всей силы ударяя ногой в живот. Филипп согнулся от боли и захрипел, сворачиваясь калачиком, прикрывая коленями грудь, а руками голову. Нанеся ещё несколько сокрушительных ударов, девушка отошла на шаг и спросила:

– Ну, и что ты узнал?

Мальчишка не ответил: ему было больно и страшно, трудно дышать. Он дышал поверхностно и часто, лёжа с закрытыми глазами, обняв себя руками за хрупкие плечи.

– Я просто хотел помочь… – тихо повторил мальчишка, не открывая глаз и не поднимая головы.

Девушка скривилась и опустилась рядом с парнем на корточки, беря его за волосы и заставляя поднять голову, посмотреть на неё заплаканными глазами. Ещё час назад Хенси бы засомневалась, отпустила парня, но сейчас в её душе был лишь лёд и ненависть – он заглянул туда, куда нельзя просто так заглянуть и остаться прежним. Она никому не позволит знать своей тайны и слабости. Никому…

– Хочешь сказать что-нибудь на прощание? – спросила девушка.

Мальчишка распахнул глаза и даже перестал плакать, смотря на Хенси огромными глазами.

– Н… Не надо, – прошептал он. – Не выгоняй меня, прошу!

Он потянулся дрожащими руками с чёрными разводами туши и подводки к брюнетке, но она грубо оттолкнула его ладошки. Она ответила:

– Я не собираюсь тебя увольнять…

Видя попытки парнишки тянуться к ней, она встала на колени и положила на них лохматую голову парня. Хенси начала гладить его по волосам, перебирать чёрные прядки длинных волос. Всё это выглядело так нежно и трепетно, но взгляд Хенси был ледяным и ранящим, словно отточенная стрела. Она смотрела в стену, сидя так несколько долгих минут.

– Прости меня, – тихо, всхлипывая прошептал Филипп, тычась мокрым от слёз лицом в её живот.

Девушка спокойно ответила, продолжая перебирать волосы парня:

– И ты прости. Сразу нужно было понять, что именно так всё и закончится. Таким, как ты нет места в моём мире… – она помедлила несколько секунд и продолжила: – Но теперь тебе нет места нигде.

Её рука скользнула ниже, касаясь шеи парня, нежно, но крепко обвивая. Он едва слышно пискнул, выражая непонимание. Филипп хотел поднять голову, посмотреть на Хенси, но не успел. Девушка приподняла колени, поднимая, таким образом, голову парня и резко повернула её вбок. Послышался тихий характерный хруст, извещающий о том, что в теле сломалась мелкая, но такая важная кость. Глаза мальчишки распахнулись в непонимании и застыли, навеки устремляясь своим взглядом вперёд, в никуда.

– Прости меня, – прошептала Хенси. Она ещё, примерно, минуту сидела, продолжая гладить ужё мёртвого парня по мягким и шелковистым волосам. – Я не хотела. Но ты же сам говорил, что я дьявол… – она вздохнула. – Вот только ты не сумел понять, что с дьяволом нельзя шутить…

Она встала и аккуратно перетащила безвольное тело на кровать, укладывая на спину. Взглянув в широко распахнутые глаза парнишки, в которых навеки застыло выражение непонимания и нелепая, уже такая бессмысленная надежда, Хенси вздохнула и положила ладонь ему на глаза, опуская веки.

– Прости, Филипп, – повторила девушка, протирая салфеткой ладони, испачканные в его туши. – Но есть тайны, которые нельзя узнать и остаться в живых.

Она скомкала и выбросила салфетку, направляясь к двери и оборачиваясь в дверном проёме.

– Не волнуйся, ты такой не один. Твой предшественник тоже совершил непростительную ошибку. Если я ошибаюсь и загробная жизнь всё же есть, может быть, вы встретитесь и поговорите, обсудите, какая я плохая.

Договорив, Хенси бесшумно закрыла дверь и, не оглядываясь, пошла вниз, возвращаясь к прерванному завтраку и уже остывшему кофе.

Мориц сидел на кровати и в ожидании смотрел на дверь. Он слышал, как Филипп разговаривал с охранниками – это происходило около самой двери в его «камеру». Парень ждал, когда домработник придёт к нему, поговорит, может быть, покормит, если позволит Хенси. Он же не знал о том, что его единственный друг в этом доме уже никогда не придёт…

Глава 45

Я устал от сражений

Ты правда в этот раз меня подвела

Я устал пытаться

Я готов всё оставить позади

Billy, Love don’t break me©

В замочной скважине повернулся ключ, Мориц поднял глаза, «встречая» гостя. Четыре дня голода и полного одиночества ощутимо подействовали на парня, ему катастрофически хотелось, чтобы кто-то пришёл, хоть кто-нибудь… С того момента, когда к нему пытался заглянуть Филипп прошло уже более суток, и парень успел за это время понять, что его одиночество не просто затянулось – оно может растянуться на неопределённый срок.

Его гостем оказалась Хенси. Она даже не стала заходить в комнату парня, остановилась на пороге. Мориц вздохнул и посмотрел на неё усталым взглядом.

«Опять будет издеваться», – подумал парень. Но Хенси пришла не за этим.

– Есть хочешь? – спросила она.

Трюмпер вопросительно изогнул бровь. С учётом четырёхдневной голодовки, было очевидно, что он голоден, как волк. Но он не спешил с ответом, ища в вопросе брюнетки подвох, которого сейчас не было.

– Язык проглотил? – вновь обратилась к нему девушка, продолжая стоять на пороге и даже не закрывая двери.

– А что? – сглотнув горькую от желчи слюну, спросил парень.

– Если не хочешь, я пошла, – ответила девушка, делая маленький шаг назад.

– А если хочу?

– Тогда – вставай.

– Еду нужно заслужить? – вздохнув, обречённо спросил парень. Он уже привык к извращённым и больным выходкам девушки, ну, почти привык. Они его больше почти не пугали.

– За едой нужно сходить, – огрызнулась в ответ Хенси и прикрыла за собой дверь, но, по-прежнему, не стала запирать её.

– Куда сходить? – устало спросил парень.

– Одевайся и пошли, – непонятно ответила девушка.

На Морице были сейчас одни лишь тёмно-серые боксеры. Обычно, он предпочитал спать в пижамных штанах, выданных девушкой, но вчера заснул так. Парень немного помедлил, но, видя какую-то непонятную и пока неизвестную ему серьёзность в глазах Хенси, встал, беря с тумбочки джинсы и светло-голубую рубашку. Ни шкафа, ни, хотя бы, стула в его комнате не было, потому парень просто клал одежду на тумбочку, сняв её.

– Готов? – спросила девушка, когда парень застегнул рубашку. Мориц кивнул в ответ. – Тогда – пошли.

Брюнетка развернулась и вышла из комнаты, оставляя парня в замешательстве.

– Ты чего встал, как столб? – спросила она, вновь заглядывая в комнату. – Всё-таки, не так голоден?

– Голоден, – кивнул парень.

– Как видно, Трюмпер, если тебя не бить, у тебя мозг не варит! – язвительно ответила брюнетка. – За мной иди, – добавила она и вновь покинула комнату.

Вздохнув, парень медленно пошёл следом за ней, впервые за месяц покидая свою темницу. Это казалось странным, более, чем странным. Было очевидным, что всё – лишь новая издёвка, что Хенси вновь что-то задумала, но пока парню было совершенно не ясно – что у неё на уме?

Покорно идя следом за своей мучительницей, парень дошёл до лестницы, ведущей в дом, поднялся наверх.

– Мы идём завтракать, – услышал Мориц обращение Хенси к охранникам. Парень шёл позади неё, и она уже успела выйти в дом.

Также, покинув подвал, Мориц встал у неё за спиной, непонимающе смотря на скалоподобных охранников, которые предано и покорно, словно псы, смотрели на свою начальницу.

– Хорошо, Хенси, – ответил Ганц. – Мы будем здесь.

– Будьте, – кивнула Хенси и обернулась на растерянного парня.

От голода и непонимания у него кружилась голова, и его слегка водило из стороны в сторону.

– Пошли, – вновь обратилась к парню девушка.

Мориц не спешил двигаться с места и идти вслед за мучительницей. Охранники спокойно стояли рядом с начальницей, сверля парня угрюмыми и тяжёлыми взглядами.

– Как хочешь, – в результате, психанула Хенси.

– Нет-нет, – возразил Мориц, поднимая руки. – Я иду.

– Так иди! – нервно ответила она и, развернувшись, пошла вперёд.

Морицу пришлось поспешить, чтобы поспеть за брюнеткой, которая всегда славилась очень быстрой походкой. По пути парня даже посетила мысль о том, почему же она не смогла от них тогда убежать, если она такая быстрая?

«Впрочем, – подумал Мориц, когда они уже вышли в гостиную. – Наверное, это пришло с опытом. Я помню, что у неё богатый опыт…».

– Заходи, – обратилась к нему Хенси, открывая дверь на кухню и оборачиваясь.

Не задавая вопросов, которых было так много сейчас, парень, молча, прошёл на кухню и встал в нерешительности около стола.

– Садись, – сказала ему Хенси, подходя к кухонной тумбе, на которой стояла чашка с кофе.

Вылив уже остывший напиток в раковину, девушка поставила вариться новую порцию бодрящего напитка. Мориц только сейчас заметил, что, по-прежнему, стоит и непонимающе смотрит в спину своей мучительнице. Решив не злить её, парень аккуратно отодвинул стул и сел за стол, кладя сцепленные в замок руки на столешницу.

– Надеюсь, ты ещё не настолько голоден, чтобы упасть в обморок? – спросила девушка, оглянувшись через плечо.

Мориц вопросительно посмотрел на неё. Эта непонятная… забота от её лица вводила в ступор.

– Н… Нет, – ответил Мориц и поморщился от того, что, невольно, заикнулся.

– Хорошо, – ответила девушка, вновь, отворачиваясь к плите. – Завтрак ещё не готов и мне понадобится время, чтобы его приготовить.

– Думаю, за полчаса я не умру, – ответил Трюмпер после некоторой паузы.

Ничего не сказав в ответ, Хенси приступила к готовке. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов и звуком скольжения ножа по разделочной доске.

Мориц долгое время сидел и смотрел в спину брюнетке, пытаясь понять – что с ней? Что послужило причиной её такой странной перемены настроения? Парень был настолько увлечён своими размышлениями, что только минут через пятнадцать понял, что ведь это – его шанс! Вокруг была целая куча предметов, которыми можно было ударить Хенси по голове и оглушить её, а, затем, быстренько смотаться отсюда. И, пусть входная дверь, наверняка, была запертой, но было окно… Даже тех окон, что были здесь, на кухне, было более, чем достаточно для побега и обретения долгожданной свободы. Кухня располагалась на первом этаже и, по идее, Морицу ничего не помешало бы открыть окно и выбраться в него, сбежать и вернуться к нормальной жизни, уехать далеко-далеко, где она его точно не найдёт, и забыть обо всё пережитом в этом доме, как о кошмарном сне.

Парень сидел, напряжённо глядя на кофеварку, которая идеально подходила для того, чтобы встретиться с затылком девушки и, пусть ненадолго, но выключить её сознание. Но, отчего-то, он не спешил приступить к исполнению идеального, пусть и рискованного плана. Что останавливало его? Страх перед неудачей? Слабость? Понимание того, что ему, всё равно, не выбраться отсюда самостоятельно? Наверное, всего этого было понемногу сейчас внутри парня… и это заставляло его сидеть там, куда посадили, и покорно ждать дальнейших указаний властной брюнетки.

Хенси стояла к парню спиной, жаря омлет с овощами, переворачивая его, чтобы не подгорел. Она прекрасно понимала, что не видит сейчас пленника и у него развязаны руки, но… Но она даже не думала о том, чтобы хотя бы мельком обернуться, проверить. Наверное, это был один из тех рисков, что девушка так любила, пусть, и не осознавала этого.

Мориц начал нервно выкручивать себе руки, продолжая напряжённо наблюдать за девушкой со спины. Он не понимал, что происходит… просто не понимал. А ещё он всё отчетливее ощущал позывы мочевого пузыря и желание посетить уборную. Но, отчего-то, парень не решался встать и пойти в туалет. Впрочем, это было бы безрассудно, всё-таки, он – пленник и права перемещаться без разрешения у него не было. Но он не осмеливался даже попросить Хенси о том, чтобы отлучиться. Потому Мориц просто сидел и ждал непонятно чего, всё отчётливее ёрзая на стуле и пытаясь отвлечься.

И только тогда, когда желание посетить уборную стало нестерпимым и заполнило все мысли парня, он обратился к Хенси.

– Хенси?

– Да? – не оглядываясь, отозвалась девушка, беря с полки две тарелки.

– Можно мне… в туалет?

Мориц сам себя не узнавал. Когда он успел стать таким покорным и смиренным? Когда он успел потерять остатки гордости и характера? Когда успел превратиться в безвольную и бесправную тряпку?

Хенси обернулась, нахмурившись и смотря на парня. Мориц уже успел пожалеть о том, что попросился выйти, но брюнетка вновь удивила его.

– Иди, – ответила она, вновь возвращаясь к готовке. – Второй этаж, вторая дверь с правой стороны.

Брови Морица удивлённо поползли вверх, он не удержался от нелепого вопроса:

– Мне в доме идти в туалет?

– Могу предложить тебе это, – также, не оборачиваясь, ответила Хенси, доставая из тумбы ведро и, не глядя, протягивая парню. – Только помой потом.

– Я лучше пойду в нормальный туалет, – ответил парень, медленно поднимаясь со стула, словно, боясь, что девушка может в любой момент передумать.

Он подошёл к двери и оглянулся. Хенси по-прежнему стояла к нему спиной. Совладав с недоумением, Мориц повернул ручку и покинул кухню, впервые за почти четыре месяца, которые, в общей сложности, он провёл в доме Хенси, оглядывая гостиную. Пусть брюнетка и мучила его, издевалась над ним, но Трюмпер не мог ей отказать в чувстве стиле. И, пусть обстановка в доме выглядела несколько мрачно, жёстко и чересчур угловато, каждая деталь интерьера идеально подходила к другим и всё это вмести выглядело очень красиво.

Мотнув головой и выйдя из мини-ступора, парень вспомнил про своё «дело» и пошёл наверх, где, как и было сказано, нашёл за второй справа дверью ванную комнату и туалет. Справив нужду и помыв руки, парень вернулся на кухню, где его уже ждала Хенси, сидящая напротив того места, где сидел он. Также, его ждала тарелка со свежеприготовленным завтраком, который сочился ароматом и дышал жаром.

Мориц снова занял своё место, но не спешил приступить к трапезе. Он несколько минут сидел, хмурясь от непонятных мыслей и разглядывая брюнетку, которая спокойно ела, опустив глаза в тарелку. Она казалась сейчас такой нормальной, даже милой, уютной… человечной.

– Почему не ешь? – как-то по-дружески спросила Хенси, подняв глаза и увидев «муки ума» Морица, которые выразительно отражались на его лице. – А говорил, что голоден… – она вздохнула и покачала головой. – Нехорошо врать, Трюмпер.

– Я не врал, – ответил парень. – Я очень хочу есть.

– Тогда, почему ты этого не делаешь? – девушка слегка вскинула бровь и вновь подняла на парня взгляд. – Или ты решил заделаться аскетом и отказаться от всего мирского? – она усмехнулась и добавила: – Брось, Трюмпер, тебе это уже не поможет…

– Ты опять о том, что бога нет? – как-то слишком серьёзно поинтересовался Мориц, смотря на девушку.

– Ой, Трюмпер, а ты опять о религии, – ответила девушка, морщась.

– А почему ты так не любишь разговоры о религии? – спросил парень, всё же, беря вилку и нож и отправляя в рот первый кусочек свежего завтрака.

Он оказался вкусным, даже более вкусным, чем парень мог ожидать.

– Либо ты так хорошо готовишь, – сказал парень, опуская взгляд в тарелку и нарезая омлет на кусочки. – Либо я настолько изголодался…

– Решать тебе, – пожала плечами Хенси.

Мориц также пожал плечами и снова обратился к ней, возвращаясь в прерванной им же теме.

– Так, почему ты не любишь разговоров о религии и, вообще, обо всём, что относится к богу и церкви?

– А почему тебя это так интересует? – спросила брюнетка, отвлекаясь от трапезы и поднимая на парня взгляд.

Он пожал плечами и ответил:

– Не знаю… Просто хочется знать.

– Меньше знаешь, крепче спишь, – огрызнулась в ответ девушка.

Но, помедлив с минуту, Хенси вновь заговорила.

– На самом деле, у меня нет причин ни любить церковь, ни, тем более, придуманного людьми же бога. У меня нет причин верить в него.

– Почему?

– А ты бы на моём месте верил? – она серьёзно посмотрела на парня. – Трюмпер, бог не спас ни меня, ни моих родителей, ни многих тех, кого я знала.

– Не спас от тебя? – задал Мориц слишком дерзкий вопрос. Но ему, отчего-то, на самом деле, было интересно узнать ответ девушки.

– И от меня тоже, – немного помедлив, ответила Хенси и вздохнула. – Смотри, Мориц, – она отложила вилку с ножом. – Если бог есть и мы все, как говорит библия, созданы по его образу и подобию, то, отчего же, в мире так много зла? Отчего так много зла у нас внутри?

Хенси серьёзно смотрела в глаза парню, ожидая ответа. Мориц нахмурился и тоже отложил столовые приборы.

– Наверное, потому, что, – ответил он, – в людях есть не только божественное. В каждом из нас есть поровну и от бога, и от дьявола.

– Не думала, что ты так просвещён в вопросах религии, – хмыкнула Хенси, вновь беря вилку с ножом.

Парень поднял на неё глаза, смотря, ожидая, что она ещё что-то скажет. Он чувствовал, что осталась некая недосказанность. И он оказался прав.

– Хотя, – вновь заговорила брюнетка, – так говорила и моя покойная бабушка. Ну, почти так… Она говорила, что в каждом из нас есть поровну тени и света. И, если человек потеряет что-то одно из этого, то он просто не сможет жить.

– Твоя бабушка была умной женщиной, – без тени сарказма ответил Мориц. – А, можно поинтересоваться, почему?

Хенси нахмурилась, медля с ответом. Отчего-то, от воспоминаний о покойной любимой бабушке стало так горько где-то внутри. Девушка прикрыла глаза, изображая долгое моргание, но, на самом деле, просто пытаясь скрыть навернувшиеся без спроса слёзы.

Совладав с собой, Хенси ответила:

– Она говорила, что, если человек потеряет тень в себе, то он станет святым, а святые долго не живут… всех себя отдавая другим, без остатка. А, если человек теряет свет, то… то он, вовсе, перестаёт быть человеком, потому что его более ничего не сдерживает в этой жизни.

– Это очень красивое и мудрое высказывание, – ответил парень. Хенси подняла на него глаза, натянуто улыбаясь.

– А когда она умерла? Твоя бабушка?

– Когда мне было одиннадцать.

– Жаль…

– Не очень, – ответила брюнетка, пытаясь взять себя в руки и натянуть на лицо привычную маску холодности. Но у неё не очень получалось. – Смерть от старости, наверное, самая логичная и ожидаемая, ведь… мы все, когда-нибудь, умрём.

– А я так не думаю, – нахмурился Мориц. – Когда умер мой дедушка по папиной линии, мне было семь. Я очень плакал. Я любил его.