Текст книги "Хвост фюрера. Криминальный роман"

Брошу кости на алтарь

Она проводила Глеба до двери, наблюдая за ним, чтобы он не прихватил с собой своё пальто. Глеб понял это и в душе улыбнулся. Ему было приятно осознавать, что он ещё может нравиться не простым товаркам, а современным и красивым женщинам. Глебу льстило, что Наталья уделяла ему максимум внимания.

В квартире у Финна очень вкусно пахло, и телевизор был включен на полную громкость, – шла передача «Музыкальный киоск».

Феликс сидел за столом уставленным батареей пива и посасывал его через горло. Володя лежал на диване, уставившись в телевизор. Когда он увидал вошедшего Глеба, встал с дивана и, подойдя к телевизору, убавил звук и подсел к столу.

– Билеты взяли? – спросил Глеб.

– Сегодня в девятнадцать пятнадцать, скорый поезд Рига-Москва, – сказал Финн, – билеты у Феликса.

– Пей пиво? – предложил Феликс, – спешить нам теперь некуда. Все дела сделаны.

– У армянина всё забрали? – не обратил он внимание на предложение Феликса.

– Самого армянина не было, – мы его вчера так напугали, что он прямо вчера укатил в Горький. Сумку с кожаном передала его жена Лайма. Она, оказывается, является экспедитором не одной такой шайбы. У неё несколько подобных точек. Сейчас она в декретном отпуске, но меня с утра уже ждала. Понял я, почему у неё интерес возник к мясокомбинату, где работает отец ары? Я вчера ещё разобрался, что к чему, только не знал, что жена его заправляет там. Деньги делают на бутербродах, будь здоров, – завистливо сказал Феликс, – надо было не три штуки с них взять, а больше.

– Где деньги? – спросил Глеб.

– В кожане в кармане лежат, – кивнул Феликс на объёмистую спортивную сумку, стоявшую на стуле.

Глеб резким движением расстегнул молнию и достал кожан.

– В грудном кармане три пачки лежат, – подсказал Феликс.

Глеб вытащил из кармана деньги и одну пачку протянул Финну.

– Держи, – сказал он, – это тебе от Петра, – велел зубы вставить на них. Да смотри на другое не траться? Он в скором времени обязательно приедет к тебе и проверит. Так, что учись улыбаться!

Финн ни сколько не смутился от этого дара, взяв пачку, он подкинул её в воздух и, поймав рукой, тут – же опустил её в свой карман:

– Благодарность Амбе от меня великая, – сказал он, – а зубы я пойду вставлять прямо завтра. Тут этих денег хватит на две золотые челюсти. А мне всего нужно восемь фикс поставить и я буду первым парнем в Риге. Попробую подвалить к дочке генерала, она мне по душе. Улыбка милая, – очень внимательная и душевная женщина. Пригреть её мне не помешает даже её парень, он выучится и упорхнёт от неё. Лучшего мне не надо. Задумываться я начал частенько над своей бесшабашной молодостью. Пролетела незаметно, а базиса жизненного я так и не создал. Потому что ни в бога, ни в чёрта не верил никогда. Иногда так холодно на душе становится. Ужасно хочется женского тепла!

– А Муза что – же не делится с тобой обогревом? – улыбнулся Глеб.

– Неудачный пример, – пробурчал Финн, – соседка красива, интеллигентна. С такой прелестницей в постель лечь за праздник!

– А стихи она тебе не читала, когда ты ей краны крутил? – спросил Глеб.

– Нет, только кофе угощала и деньги давала, но я их никогда не брал.

Слова Финна почему-то ревностно задели Глеба, но он не теряя самообладания, спокойно посмотрел на него и с небольшой гордостью сказал:

– Я находился сегодня в её квартире четыре часа, и меня она с утра коньяком и кофе поит, стихи правда категорически отказалась читать. Но главное, она ортопеда вызвала к себе на квартиру, чтобы мерку с моей ноги снять и сейчас с нетерпением ждёт у себя в квартире.

У Финна от таких слов закатились глаза, после чего он истерически рассмеялся. Смех был такой продолжительный, что у него выступили слёзы на глазах. Он достал носовой платок из кармана и вытер влажные глаза:

– Вот это ты дал Таган! – воскликнул он, – ну и скорость у тебя бешеная. За те четыре часа, что ты провёл с ней, все мои мечты одним махом взорвал. Теперь временно придётся довольствоваться своей Музой, которая мне уже оскомину набила своим жаргоном. Эта Наталья живёт затворнической жизнью и мужчин не жалует, но если она тебя так приняла, значит, ты её чем-то заинтересовал. Поздравляю! Но ты мне не соперник. Тебе жениться нельзя по закону, и сегодня ты уедешь, а я останусь здесь, и мне ничто не помешает ухаживать за ней.

– Если получится! – полоснул Глеб его острым взглядом.– Но ты Володя прав Наталья женщина действительно необыкновенная и к счастью одинокая. Чувствую я, что у нас с ней сегодня не последняя встреча, – и он показал подаренную ею фотографию.– У неё, похоже, первый муж был настоящий синяк. Пропивал из дома всё, но дело не в этом. Его уже нет, а я есть и как ляжет дальше карта, всё будет зависеть от неё. Если она пожелает быть со мной, я сомну все преграды на пути. Ради такой женщины можно свои кости на алтарь бросить. Как мог не ценить её муж, – не понимаю? Она же по натуре красивый взрослый ребёнок.

В квартире повисла тишина. Феликс начал ковырять спичкой в зубах, боясь задать Глебу лишний вопрос, который может быть расценен им как неправильный, и Финн сдёрнул накидку с полки вместе с гипсовой статуэткой и замаскировал своё лицо.

– Не понял? – раздался баритон Глеба.– Вы, что не одобряете мои рельсы? Я плевать хотел на всех, кто мне посмеет предъявить поляриметр. Я и без него не хило свечусь, а её бывший муж мне не светофор, а так себе, просто слабый человек, выбравший в жёны сильную женщину. Это его беды были.

– Соседи поведали, что он только за последние годы так свихнулся, – сказал Финн, сдёрнув с себя накидку.– А раньше он всегда положительным и ухоженным был, шляпу и туфли носил даже зимой. Сын капитана первого ранга всё-таки, – правда, тоже давно покойного.

– Тогда понятно, откуда у Мариса кортик, – произнёс Глеб, открывая бутылку пива. После чего протянул её Финну.– Пей пиво, – тебе сегодня за руль больше не садиться. На вокзал нас повезёт Марис.

– А я и не думал на своей машине вас везти, – сказал Финн, – мы с Феликсом ставку сделали на такси. Феликс у этой Лаймы прихватил гуся и литровку водки. Последний день вместе, – подумали надо посидеть мирком перед отъездом. Вдруг больше не свидимся? А гусь уже в духовке томится, – чуешь, аромат в квартире витает? Ещё минут сорок, и он будет у меня готов.

– Я сейчас не могу вам составить компанию? – решительно заявил Глеб, – она меня ждёт у себя. Я обещал ей, что надолго не задержусь. Да и если, положа руку на сердце, меня самого к ней тянет ужасно. Такого притяжения к противоположному полу со мной ещё не происходило, – наверное, это какая-то десмосома? Не иначе в моей жизни что-то перевернётся!

– Этот переворот называется, – «против природы не возникай!» – подсказал Володя, – считаю, что на её гостеприимство, ты должен ответить тем – же. Следовательно, у тебя есть возможность пригласить её к нам на гуся, – предложил Финн.

– Попробую, – ответил Глеб и захромал к входной двери.

Мои шансы равны нулю

Когда он вернулся, то Наталья была уже не в халате, а в дымчатом платье с пепельным оттенком, которое ей очень шло. На журнальном столике стоял старинный канделябр с шестью горевшими свечами и букет цветов.

Она взяла Глеба нежно обеими руками за локоть и, подведя его к креслу, сказала:

– Садитесь на своё место, а я сейчас новый стол накрою. Как я давно мужчин не кормила. Скажу, что сегодня мне очень приятно это делать!

– Откуда цветы? – спросил Глеб.

– Сын меня только сейчас поздравил с днём рождения! – отвела она от него взгляд, – я думала, Марис забыл про него. А он, оказывается, всегда помнил о нём и готовился к этому дню. Лично я этот день никогда не признаю и всё то, что вы видите на столе, это только ради вас!

– Вы Наталья нечестно со мной поступаете, – возмутился Глеб.– Я себя чувствую так, будто на меня набежала прибойная холодная волна и окатила с ног до головы. Сами посудите, день рождение у вас, а подарки мне.

– Прекратите Глеб, о каких подарках вы говорите? Давайте лучше чествовать наше знакомство и ни о чём больше не думать? – И она лёгкой походкой удалилась на кухню. Он устремился следом за ней.

– Наталья, – сказал он ей, – а может нам лучше подняться наверх к Володе, – он там гуся тушит, – посидим вместе.

Она подошла к Глебу и, положив руки ему на плечи, глубоко заглянула в глаза:

– Я вам надоела?

– Я даже думать об этом не смею. Мне с вами уже ровно дышится, хотя вначале я сильно тушевался. Ведь я по существу женщин ближе вас не знал и разговариваю только со своей сестрой и молодыми невестками.

– Не похоже, чтобы вас какая-нибудь красавица не приметила. Вы что в дремучем лесу жили?

– Я уже говорил вам, что из женского пола меня окружали только белые медведицы и полярные волчицы.

– Да конечно, – убрала она руки с его плеч, – я это помню. Но если вы хотите, можете пригласить ваших друзей ко мне, и Марис к нам позже присоединится. Он отправился в гараж за машиной.

Глеб никуда не пошёл. Они были вдвоём в квартире.

В шесть часов вечера подъехал Марис и они сели все в Волгу и поехали на железнодорожный вокзал.

Они зашли в купе и, положив багаж, вышли на перрон. Глеб не заметил, как в это время после них в их купе повторно зашёл Марис и поставил чемодан на нижнюю полку.

На перроне Наталья отвела Глеба от вагона и сказала:

– Приезжайте ко мне в гости, когда посылку от меня получите. Я буду вас ждать, и мы с вами исправим нашу совместную ошибку, которую совершили сегодня. Я вас произвела уже в генералы. Теперь вы не должны быть робким. Генерал – это уже полководец. Ему по статусу положено руководить!

– О чём вы Наталья? Всё было очень хорошо, и я очень благодарен вашему дому за гостеприимство и дорогие подарки! Особенно вам прекрасная Наталья!

Она сразу вздёрнула на него свои глаза и загадочно произнесла:

– Как жалко, что мы пробыли сегодня одни вместе целый день и никаких шагов к сближению не сделали, – я видимо, во всём виновата, ведь не девочка уже. Должна была быть сама смелее. Опять у меня полетят череда – чередой пасмурные дни. Я сейчас приеду домой, сяду в ванную, потом надену тёплый халат и мягкие тапочки и засяду обязательно за письменный стол. Я вам буду писать ночное письмо, – в это время мысли лучше работают. И вы мне обязательно ответите на него. Я люблю получать письма. Любая весточка для меня, – это не просто письмо, – а я бы сказала великое событие! Ощущать, что тебя не забывают, – это так приятно! Я хочу плакать от счастья, когда читаю письма. Но, увы, слёз нет, одна только горечь во рту. – Могу сейчас дать ответ, не дожидаясь вашего письма, – обхватил он её холодную ладонь своей рукой.

Она смотрела ему в глаза и не заметила, как его свободная рука, опустила богатую брошь в её карман.-

– И что интересно вы бы мне сейчас написали?

– Вы очень красивая во всём и в облике и в душе и поступках и я хотел бы, чтобы наша сегодняшняя встреча была не последней!

Она восторженно поцеловала его в щёку и произнесла:

– А говорил, что у тебя опыта нет в общении с женщинами? – незаметно для себя она перешла с ним на упрощенное и сближающее обращение, произнеся, – «Ты». – Красивый голос и откровенный ответ! Мы с тобой могли бы избежать сегодня одиночества. Нам бы создать с тобой квинтэссенцию для ясности, точнее сказать войти в пятую сущность мира. Но мы были оба в плену у робости, которая к удивлению оказалась сильней коньяка, – и она ещё раз поцеловала Глеба, но в другую уже щёку. – А теперь иди, – заботливо сказала она, – а то тебе тяжело будет взбираться на подножку вагона, если поезд тронется.

Она, медленно пятясь задом, удалялась от него и долго махала ему своими перчатками.

Он пожал на прощание руку рядом стоящему Финну.

– Я видал её глаза, – сказал Финн, – и понял, что мои шансы равны нулю. Но тебе нелегко придётся, если серьёзно с ней задумаешь закрутить. Воры не дадут тебе добра на брак.

– Прорвёмся Володя! – бросил Глеб ему оптимистически, и вслед за Феликсом зашёл в вагон.

В купе ему сразу глаза ослепил знакомый чемодан. Он узнал его. Наталья в нём приносила из спальной хромовые сапоги. Глеб открыл его и помимо сапог обнаружил там совершенно новый генеральский мундир:

– Ого! – вырвалось у Феликса, – не зря ты, видать, время с ней проводил!

– У нас выпить есть что? – закрыл Глеб чемодан и закинул его наверх.

– Конечно, есть, – ответил Феликс, – сейчас на троих бутылочку раздавим.

– А третий кто? – обвёл он взглядом купе.

– Гусь тушёный, – улыбнулся Феликс.

Письма

Пётр Амба вновь приобрёл легальность. Он по своим каналам возвратил пистолет Принцу и, отблагодарив щедро Феликса, покинул остров. По наводке Глеба он поехал в Ригу, бомбить до конца колбасную мафию, которой заправлял отец Арсена. То, что левая колбаса утекала в Латвию, ему было понятно, но что это делалось в обход воров, Пётру это было на руку. Он без всякого негодования поговорил с Арсеном и его отцом, выдвинув свои условия. В декабре месяце от армянина уже поступили проценты в общак. А Глеб получил письмо от Натальи. С волнением он разорвал конверт и достал письмо. Красивый и ровный почерк бросился ему в глаза, а от бумаги в клеточку исходил необычайно приятный аромат. Он вначале принюхался к листу и, прикрыв глаза от блаженства, с бьющимся сердцем упал на кровать и возрил свои глаза в строки письма.

Здравствуй Глеб!

Вот ты и покинул меня сегодня, хоть я тебя и знаю всего несколько часов, но у меня такое чувство, что эти часы преобразовались во многие годы. И твоим неповторимым голосом я все эти годы упивалась ежедневно. Невыразимая грусть стиснула моё сердце, когда я возвратилась одна в квартиру. Марис уехал к своей девушке, а я подошла к угрюмому креслу, на котором сидел ты. Вокруг тишина, – нет ни души. Неуютно и жутко без тебя. Как я не догадалась глупая записать твой голос на магнитофон Мариса? Сейчас бы слушала тебя, а не заливистый смех молодёжи за окном во дворе. Телевизор не хочу включать, – хочу побыть с тобой наедине! Я припала на колени и обняла кресло, на котором ты сидел. Оно отчётливо создаёт мне взволнованное воображение. Я по натуре лирик и могу уходить в Нирвану. Я сейчас полновластная хозяйка своего воображения. Приятные мысли я намеренно не подстёгиваю кнутом. Эти мысли измученной одиночеством женщины. Они исподволь протекают в моей голове, оставляя твой след в моей душе, придавая мне веру в мои силы и возможности. Я не хочу, стирать эти следы, и ни один проливной дождь с грозой не сможет смыть их. И даже слёзы мои падающие на кожаную обивку кресла, скатываются на пол, не желая покушаться на твой запах. Вместе со слезами сегодня ко мне вернулась не сентиментальность, а человеческие издержки чувств, которые оживили меня. Ты помнишь, оброненную мной фразу тебе: «Кто будет плакать от любви к тебе, – тот и будет твоей судьбой». Я расплакалась, когда нашла в своём кармане пальто твой шикарный подарок. Это чудо, а не брошь! Я её узнала сразу и второй такой редкой вещи думаю, не существует в мире? На её тыльной стороне стоит монограмма княгини Дашковой. Как ты можешь удивлять и попадать в цель, это уму непостижимо? Я теперь буду всегда верить в чудеса! Ты вернул мне старую радость. Эту брошь мой папа подарил маме перед войной. А привёз он её из какого-то села недалеко от Белгорода. Там находится одно из многочисленных имений рода Дашковых. В войну, когда нам было очень тяжело, мы дали объявление, что обменяем на продукты питания дорогую брошь ранее принадлежащей известной дворянской фамилии Дашковых. Много к нам приходило соискателей на эту брошь, но все они предлагали либо деньги, либо то, что нам ненужно было. А нам нужна была мука сахар и крупа. И такой человек появился. Он показал нам документы на имя Андрея Дашкова. Мама без разговора отдала её этому мужчине. А мы с ней почти полгода пекли блины и ели пшённую кашу с растительным маслом. Эта брошь помогла нам выжить, когда народ от голода валился прямо на улице. Я восхищена ею, но твоя щедрость ценится дороже. Я тебя пожизненно буду боготворить за то, что ты мне напомнил пускай и не легких, но очень трогающих годах моей жизни. Ты для меня стал маяком сюрпризов. Своим приходом в мой дом ты влез в и моё сердце. Своим голосом ты тронул мои давно спящие струны, которые разбудили меня и дали понять, что я могу быть женщиной в прямом смысле этого слова. От нахлынувших чувств, я не смогла укротить свои слёзы? Я знаю цену таким подаркам! И их делают не случайным женщинам, а только любимым.

Глеб прости меня за прямолинейность, я человек такой, что мне на бумаге легче выразить свои чувства, нежели сказать тебе в упор. Не могу я смотреть долго в твои глаза, ты меня палишь ими словно жгучим огнём, от чего у меня немеет язык и пьянит голову приятная истома. Пойми меня правильно, – я долгие годы прожила практически не с мужчиной, а с корыстолюбцем, – настоящим потребителем не только прекрасного, но и спиртного. Я никогда не могла опереться на него. Он был слабым человеком, – нечета тебе. Когда мой покойный муж не выпивал, он вечерами боялся на улицу выходить, а во время запоев приходил избитым и ограбленным. Тебя я хорошо чувствую, – и уверена, что ты любого можешь поразить своим взглядом. Ты надёжен и твой физический недостаток, который я не усматриваю в тебе, никак не отражается на твоём характере. Твоя многолетняя служба чекиста выработала в тебе все высшие качества, присущие только настоящим мужчинам. Хочу тебя видеть и никогда не разлучаться. Если ты отыщешь в моих строках нездоровую навязчивость, – то пойми меня и прости? Нет ничего приятней на земле, когда есть близкий человек, который понимает тебя. Ты одинок и я одинока, – два бьющихся рядом сердца могут избавить нас от тоски и грусти. А сегодня, как я и обещала тебе, – обязательно напьюсь и предамся своим грёзам. Прошу тебя, не забывай меня? С отправлением письма пока не буду спешить. Дождусь, что через неделю скажет ортопед, чтобы известить тебя.

Целую тебя. Наталья.

12.11.67

Сегодня была у ортопеда, он пока существенного ничего не говорит, но обещает в ближайшие дни ускорить работу. Письмо отправляю и горячо тебя целую.

23.11.67.

– Вот это поворот, – сказал Глеб, – встав с постели, пряча письмо в книгу.

– Что ты там бормочешь? – поинтересовалась сестра, через открытую дверь.

– Красивая женщина мне в любви объяснилась, – не стал скрывать он от Дарьи, содержание письма.

– Давно пора тебе подумать о семейной жизни, – обрадовалась Дарья, – ты ведь мужик справный у меня. Смотри, сколько вдов на тебя засматривается. Клавдия Малюгина мне все уши прозвенела, чтобы я сосватала тебя за неё. Взял бы и осчастливил её, а эта из Риги, небось, фифа какая? Такие письма могут писать белоручки и повёрнутые умом бабы. Она и щи, наверное, варить не может, а если и варит, то только постные, чтобы кожа бледная была. Видала я таких невест. Смотри, как она зыркает на нас с тобой.

Дарья посмотрела на стену, где висела Натальина фотография в эбонитовой рамке, которую своими руками изготовил Глеб, и добавила:

– Право дело неженка, где только отыскал такую белоснежную фифу?

– В Риге, – улыбаясь, ответил Глеб.

– Неужели в войну, встречались?

– Ты, что Даша, какая война может быть, – я недавно вернулся из Риги.

– Ты же мне говорил, что в Елец ездил на встречу с фронтовиками? – удивилась она.

– Мало ли я тебе чего говорил, – ты только никому не брякни, не то у меня могут неприятности со всех сторон навалиться. А Наталья это та женщина, которая с веком наравне в ногу шагает и не ходит по дому в колхозном халате. Она очень хорошо готовит, – сказал он, – правда щей я у неё не ел, но мясо и рыба она отменно запекает. И никакая она не фифа и не белоручка. Странности у неё, конечно, есть, но это вызвано долгим одиночеством и увлечением поэзией. Хочу тебе сказать, что она единственная женщина, которая смогла мне душу перевернуть. Сейчас я нахожусь заложником своих чувств. Я сам себя загнал в капкан и мне надо, как-то выбираться из него.

– Ты боишься нарушить воровской закон? – спросила Дарья.

– Как раз этого я меньше всего опасаюсь, – меня поймут друзья, если я надумаю связать с ней брачные узы. Тут дело намного сложнее. Мне пришлось ей представиться подполковником, но если она узнает, что я самая настоящая чернь, то всё конец. Жить мне с тобой до самой старости. А кроме неё мне никто не нужен, ни Клашки, ни Глашки, – Наталью хочу! Хотя тебе тоже не мешало бы свою жизнь устроить? – покосился он на сестру.

Она не предала значению его словам относительно её жизненного устройства и, поправив свезённую скатерть на столе, завелась:

– Зачем обманывал тогда её дурачёк? – счастье в руки шло, а он решил в русскую рулетку с ним поиграть. Неразумно ты поступил. Садись и пиши ей признательное письмо. Да не забудь в конце письма обнять её и поцеловать! Женщины любят такие слова, может, поймёт и простит!

Она достала с этажерки чистую тетрадь с авторучкой и положила перед Глебом.

– Не раздумывай, пиши, давай? И завтра купи мне городской халат, чтобы я не виделась тебе колхозницей. Может и мне действительно когда-нибудь счастье улыбнётся и увидит меня в твоём халате жених, который заставит меня вновь почувствовать себя женщиной. Ведь и правда засиделась я в девках.

– Халат я тебе выберу правильный, а письмо сейчас напишу, – произнёс Глеб, – только ты ступай к себе в комнату или на кухню? Мне надо сосредоточиться и обмозговать правильный смысл письма.

– Ты, что писатель, какой, мозги включать? – улыбнулась Дарья, – ты сердцем пиши, а не мозгами, так правдивей будет! Она обязательно тебя простит, – настойчиво уверяла Дарья и вышла из его комнаты.

…Глеб сел за стол и открыл перед собой тетрадь, затем посмотрел на стоящую перед ним голову Пифагора, которая смотрела на него колдовскими тёмными глазами и будто принуждала его взять авторучку в руку и на бумаге написать свои откровения. С того времени, как только он на перроне простился с Натальей в Риге, он каждый день обдумывал, какое бы письмо ей мог написать, чтобы выбраться из омута лжи, исправляя ситуацию. Но тут – же растерялся перед письменными принадлежностями. Всё из головы вылетело, пальцы онемели и не могли держать авторучку. Он кроме сестры никогда писем никому не писал и с чего начать писать женщине, которая ему неимоверно нравилась, не знал. Глеб отодвинул в сторону Пифагора и, сняв со стены её фотографию, поставил перед собой. Наталья была очень красивой на ней и предельно серьёзной. Он несколько минут всматривался в её красивое и милое лицо. Ему на миг чуть показалось, что Наталья улыбалась и смотрела на него так, будто подсказывала и вдохновляла его на правильные мысли. Подумав немного, он решил взять за образец её письмо. И размашисто вывел на листке: