Текст книги "Корень нации. Записки русофила"

Уроки Февраля

Надо быть совсем слепым или неправдивым, считает И.А. Ильин, чтобы отрицать катастрофический характер революции 1917 года в России. Она была также безумием, и притом разрушительным безумием. Однако массовое помешательство случилось не само по себе, а в результате длительной целенаправленной подготовки сынов погибели. Документально установлены первые действия масонов против Веры, Царя и Отечества уже в 1731 году и наличие «законченного преступного сообщества» во 2-й половине XVIII века. Переродившаяся офранцуженная часть дворянства, включая «великосветское», и пресловутая разночинная интеллигенция явились основной питательной средой заговора. Отступники от Православия, от

Господа нашего Иисуса Христа изменяли одновременно Православному Самодержавию и России. В начале XX века русский народ по существу лишился СВОЕГО образованного сословия, ибо последнее рьяно служило уже не ему, а масонскому Интернационалу, в т. ч., в либеральном и социал-демократическом обличии. Союз русского народа оказался единственной политической организацией в канун катастрофы, где не было «вольных каменщиков». Но даже в черносотенных рядах появились предатели (В.М.Пуришкевич, В.В.Шульгин). Председатель Государственной Думы (с марта 1910 года) масон А.И.Гучков поставил перед своими «братьями» четкую задачу: овладеть армией. Чтобы не в пример Смуте 1905 года войско было в руках очередных декабристов. На квартире генерала В.И.Гурко в Петрограде стали собираться видные чины военного министерства с целью осведомлять партийных главарей Думы (в большинстве – антинациональной направленности) по армейским вопросам. «На этих собеседованиях, – свидетельствует А.С.Лукомский, – сообщались такие секретные данные, которые считалось невозможным оглашать не только в общем собрании Государственной Думы, но даже и на заседаниях комиссии обороны». Исследователь В. Кобылин пишет: «Постоянно осведомленные из первых рук о всех недочетах, промахах и предположениях военного и морского ведомств, руководимые Гучковым заговорщики искусно и широко сеяли в войсках семена недовольства и подрывали авторитет не только начальства, членов Императорского Дома, но и самого Государя Императора». (В. Кобылин. Император Николай II и генерал-адъютант М. В.Алексеев. Нью-Йорк, Всеславянское изд.,1970). Военный министр генерал В.А.Сухомлинов, сменивший беспечного А.Ф.Редигера, узнав об этом тайном штабе, разогнал его, но зато и поплатился шквалом травли и клеветы. Особую роль в подготовке революции сыграла печать, почти на 90 % принадлежавшая иудеям. Миф о Распутине, клевета в адрес Государыни, дело Бейлиса, «дело Сухомлинова» – все извращалось ненавистниками России, все переворачивалось с ног на голову.

25 августа 1915 года в Государственной Думе был образован так называемый Прогрессивный блок, в который вошли: кадеты, прогрессисты, левые октябристы, земцы-октябристы, центр и «прогрессивные националисты». Целью этого блока, как считает В. Кобылин, была борьба с правительством или, точнее, – с Верховной властью. Блок стремился уничтожить существующий строй и заменить его конституционным, т. е.

речь шла о государственном перевороте. Чего же не хватало Прогрессивному блоку? Вот их программа: война до победного конца (и Царь к этому стремился изо всех сил), приведение власти в соответствие с требованиями «общества» (т. е. «вольных каменщиков»), широкая политическая амнистия и возвращение всех административно высланных, польская автономия и ОТМЕНА ОГРАНИЧЕНИЙ В ПРАВАХ ЕВРЕЕВ. В тюрьмах сидели исключительно террористы, потому что за «взгляды» после 1905 г. срок не давали. Т. е. прогрессивный блок требовал немедленной амнистии для бомбистов – во время войны! Чтобы они помогли германским диверсантам взрывать пороховые заводы, как был взорван в Петрограде Охтенский пороховой завод? К автономии для Польши склонялся и сам Государь. Нет сомнения, что Польша получила бы широкую автономию после войны. Наконец, еврейский вопрос. Действительно, Екатерина Вторая установила черту оседлости для лиц, исповедующих талмудический иудаизм. Еще были ограничения для иудеев при поступлении в вузы. Что же, с этим вопросом нельзя было подождать до окончания войны? «Программа» блока демонстрирует ее полную надуманность. Никаких поистине жгучих и общенациональных проблем она не выражала. И тем не менее либералы БИЛИСЬ за «польскую автономию», амнистию для террористов и «равноправие евреев», как за неотложные проблемы, по поводу которых нельзя ждать и ради которых надо свергать монархию. А что потом? Подонкам на это было наплевать.

Циничная и наглая ложь была привычным оружием прогрессистов. Чего стоит гнусная, подлая речь П.Н.Милюкова с намеками насчет «возможной» измены Царицы… в пользу Германии. Теперь мы твердо знаем, что Александра Федоровна крайне неприязненно относилась к Вильгельму Второму («спонсору» большевиков) и страстно желала победы над немцами. Тем не менее поганое словоблудие Милюкова в Думе 1 ноября 1916 г. вызвало бешеный восторг масонов и разложившихся обывателей и явилось одним из мощных толчков к Февралю.

В конце 1916 г. князь А. В. Оболенский случайно узнал о готовящемся перевороте: «Я понял, что попал в самое гнездо заговора. Председатель Думы (с весны 1911 г.) Родзянко, Гучков и Алексеев были во главе его. Принимали участие в нем и другие лица, такие, как генерал Рузский… Англия была вместе с заговорщиками. Английский посол сэр Бьюкенен принимал участие в этом движении, многие совещания проходили у него» (В. Кобылин. Указ. соч.). Оболенский доложил о заговоре премьеру Б.В.Штюрмеру (мать – русская, отец – из семьи давно обрусевших немцев), тот сообщил Государю. Но законами Империи Охранному отделению, не в пример НКВД и КГБ, запрещалось иметь агентуру в армии, а трогать знаменитых думцев тоже не рискнули. Все же какие-то розыскные действия, видимо, были сделаны: однажды в декабре 1916 г. Оболенский был разбужен телефонным звонком в 7 часов утра для внезапного разговора с М. В.Родзянко. Думский неугомон угрожал расправой за «доносительство» и в то же время дрожал от страха. Но Государю, окруженному со всех сторон предателями, уже было не справиться с широко разветвленной паутиной.

Историк Ю.В. Изместьев считает, что в центре организации переворота находились М.И.Терещенко, Н.В.Некрасов и А.Ф. Керенский. Историк Г.М. Катков включает в ядро движения еще А. И. Коновалова, а также позже примкнувшего к ним депутата Думы И.Н.Ефремова. Эта масонская ячейка и была связующим звеном между отдельными кольцами крамолы – «закулисной дирижерской палочкой», по словам Мельгунова. Терещенко и Некрасов участвовали в «заговоре Гучкова», Терещенко же осуществлял связь с Родзянко и «великосветским обществом» (которому не хватало Иоанна Четвертого!), Некрасов – с думцами и социалистической шпаной. Департамент полиции был осведомлен об этом. Однако на донесении о подготовке Гучковым переворота Царь наложил резолюцию: «Во время войны общественные организации трогать нельзя». Тем более он не хотел верить в измену генералитета. «Вступить на путь решительной борьбы с общественностью мешало Царю глубоко заложенное в нем патриотическое чувство» (Ю. В. Изместьев. Россия в XX веке. Нью-Йорк, Издат. «Перекличка», 1990).

Февральские беспорядки 1917 года возникли как бы случайно, во всяком случае неожиданно и для «чистой публики», и для подпольщиков. Петроградскую чернь долго и упорно обрабатывали, постоянно кормили слухами, клеветой, взращивали для бунта. Но сам по себе взрыв – в это время – возник случайно. С конца января 1917 г. почти три недели непрерывных метелей и заносов остановили движение поездов и хлебный подвоз. Хлеб в столице все-таки был, в пекарни поступало столько же ржаной муки, сколько и раньше. Но никто не проверял пекарей, многие из которых наловчились продавать муку за город, где она была вдвое дороже. Кроме того, шумовки распространяли слухи, что скоро муку вовсе не будут доставлять в Петроград. И люди бросились в очереди закупать впрок.

Вникая в календарь февральского разбоя с 23-го числа и дальше, более всего изумляет не поведение науськанной толпы и даже не предательство запасников, не желавших идти на фронт, а, увы, «нейтралитет» казачьих частей, находившихся тогда в северной столице. Потому что казачество есть исконная опора Престола. Над собственно армией масоны поработали успешно. Начальник Генерального штаба М. В.Алексеев, генералы Рузский, Лукомский, Данилов, Брусилов, дядя Царя – великий князь Николай Николаевич – предали все. Но доблестные и верные казаки, никогда не клевавшие на иудейскую пропаганду, эта подлинно Русская рать, националисты с пеленок, должны были стоять до конца, защищая Государя. Между тем, уже 23 февраля они не оказали, как в 1905 году, никакого содействия полиции и воинским частям, вызванным для водворения порядка. Шел повальный грабеж магазинов, зверски избивали городовых и почему-то вагоновожатых, творили всяческую мерзость на улицах и площадях.

Историк Г.М. Катков приводит общераспространенное мнение «о роли немецких агентов и денег в Февральской революции» и считает, что «вмешательство немецкой агентуры дает объяснение этому поразительному успеху «революции без революционеров» (Г.М. Катков. Февральская революция. М., 1997. С. 261–262). Все стачечники получали очень приличные деньги из забастовочных фондов. В этой «стихийной» революции все было отлично налажено и продумано заранее.

Банда открытых врагов России: Нахамкеса (Стеклова), Гиммера (Суханова), Соколова – так называемый Исполком Советов рабочих и солдатских депутатов – по существу оседлала думскую верхушку и манипулировала Тучковыми и родзянками по своему усмотрению. Масоны-либералы, включая «военную ложу», воспользовавшись беспорядками, свергли Императора. Но сами оказались в полной зависимости от масонов-социалистов. Последним было тактически не выгодно брать в тот момент всю полноту власти на себя (не Гиммеру же красоваться во главе России – это дирижеры из Парижа и Лондона понимали), и потому они милостиво уступили картонную булаву либерально-масонскому Временному правительству. Но при этом и те, и другие работали рука в руку. Вот пример. Знаменитый «Приказ № 1», отменивший дисциплину в войсках и власть командиров, сочинили социалисты, но «военный министр Временного правительства Гучков со своим другом Поливановым закрепили роковой приказ, введя его положения в изданный ими воинский устав!» (П.Г. Курлов. Гибель императорской России. М., «Современник», 1992).

Бунт победил вследствие сопутствовавшей ему измены фактического руководителя Армии генерал-адъютанта М.В.Алексеева и его сообщников – командующих фронтами. Государь был блокирован, лишен отступниками телеграфной и телефонной связи, войска генерала Н.И. Иванова, посланные Царем на подавление бесчинств, остановлены. И хотя, скажем, генерал Хан-Нахичеванский и начальник Морского штаба при Ставке адмирал Русин выразили «готовность умереть за Монарха», их мнение не было доведено до Царя. Отречение, подписанное 2 марта 1917 г., было, по существу, вырвано у него, причем шантажировали самыми святыми чувствами. Царь любил Россию и русский народ больше себя и больше своей власти. А его убедили, что «ВСЕ» против Венценосца, что ради примирения и победы над Германией он должен уйти. И Он ушел, уступив «обществу». Вслед за этим оборотень Алексеев арестовывает Божьего Помазанника и отправляет его как узника в Царское Село.

Считать ли началом Третьего Рима великое княжение Ивана Третьего (1462–1505 гг.) или правление Андрея Боголюбского (1157–1174 гг.), или призвание Рюрика (862 г.), в любом случае концом Империи стал роковой день 2 марта 1917 года. Тысячелетняя Держава рухнула сразу, едва не стало Царя – «Удерживающего зло». Восемь месяцев пресловутой февральской демократии (март– октябрь 1917 гг.) творился дикий разгул черни. Все низкое и скотское вылезло на поверхность. Беснование, начавшееся в дни Февраля, нарастало с каждым днем. Жгли помещичьи усадьбы, убивали дворян, насиловали их дочерей и жен, глумились над священниками, пакостили в храмах, избивали «черносотенцев», грабили, воровали чужое имущество – все это происходило ДО большевиков, при князе Львове и Керенском. Как свидетельствует ученый О.А.Платонов, «после ликвидации монархии и подготовки казни Царя главной задачей Временного правительства было разрушение русского государственного аппарата». Прежде всего, с помощью «Приказа № 1», отменившего власть командиров, была разрушена армия, а сотни верных престолу генералов и офицеров были сразу уволены. В марте 1917 г. сознательно уничтожается вся административная власть, а ее функции передаются земским органам, сплошь масонским. Против национальных лидеров, монархистов и патриотов, был развязан террор и преследования. За арестом царских министров, губернаторов и других должностных лиц следуют повальные аресты членов русских патриотических организаций – «Союз русского народа» и «Русский Народный союз Михаила Архангела». В первые же дни своего существования Временное правительство бросило в застенок руководителей патриотического движения: А.И.Дубровина, Н.М.Юскевича-Красовского, Н.Н.Тихановича-Савицкого, И.Г.Щегловитова, Н.А.Маклакова и др. Тысячами гибнут верные Престолу чины полиции и жандармерии (было убито 4 тысячи служащих Охранного отделения). Их убивают без суда и следствия – демократия! Из тюрем были выпущены многие тысячи преступников, которые незамедлительно включились в «революционный процесс». Всего за первые полгода масонского господства над Россией лучезарные «каменщики» репрессировали десятки тысяч патриотов – государственных и общественных деятелей, ученых, журналистов, писателей. Возможно, не всех сажали, но всех травили и шельмовали. Были закрыты ВСЕ патриотические организации, все газеты и издательства русского национального направления.

В октябре 1917 года деятели Февраля фактически мирно передают власть большевикам. Ленинцы либо вместо них крайние эсеры, максималисты, анархисты – в любом случае к власти должны были дорваться «самые революционные», «самые свободолюбивые» сатанисты. Ленин и Троцкий логически продолжали дело Гучкова, Родзянки и Алексеева. Поэтому вполне естественно, что после кратковременного содержания в Петропавловской крепости ряд членов Временного правительства переходит на руководящие должности к большевикам. Из Февраля неизбежно вытекал Октябрь. Думцы и генералы-изменники проложили путь душителям Церкви, убийцам целых сословий, включая казачество и крестьянство, Интернационалу, пролившему реки крови. Кратковременное участие Алексеева и некоторых других заговорщиков в Белом движении, на мой взгляд, не снимает с них вины перед Богом, Царем и Россией.

А террор против православных и национально мыслящих русских людей, начатый деятелями Февраля и усугубленный Октябрем, набирал обороты. Осенью – зимой 1917 г. красные боевики заполняют людьми баржи и топят их в Финском заливе. Уже в первые месяцы своего господства троцкисты-ленинцы запланировали уничтожение 10 миллионов русских. Зиновьев публично заявил на 7-й петроградской большевистской конференции (в сентябре 1918 г.): «Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из 100 населяющих Россию. С остальными нельзя говорить, их надо уничтожать». Присутствующие с восторгом аплодировали. А что же они потом скулили в 1937 году? Дошла и до них очередь… Как считает О.А.Платонов, общее количество жертв войны против Русского государства и общества при Ленине составляло не менее 18,7 млн. человек. А если сюда добавить и жертвы антирусских погромов со 2 марта 1917 г., то эта цифра превысит 19 млн. чел. Черная туча нависла над русским народом, над русской культурой и русской идеей.

Раскаивались ли потом, в эмиграции, думские деятели, которые разожгли пожар? Нет, почти никто из приверженцев пятиконечной звезды (масонского символа) не признал своей вины в содеянном. Один В. В.Шульгин, тоже причастный к свержению Монархии, вынужден был сказать: «Мы были рождены и воспитаны, чтобы под крылышком власти хвалить ее или порицать… Мы способны были, в крайнем случае, безболезненно пересесть с депутатских кресел на министерские скамьи… под условием, чтобы императорский караул охранял нас… Но перед возможным падением власти, перед бездонной пропастью этого обвала – у нас кружилась голова и немело сердце…» (В. В.Шульгин. Дни. 1920. М., «Современник»). В дни мятежа Шульгин судорожно спрашивал сотоварищей по Думе, что делать дальше, из кого составлять правительство. Коллеги загадочно молчали. Сынам тьмы было важно разрушить православную и национальную Россию. Дальнейшее их не волновало: начальство с Темзы и Сены решит, что делать с Россией.

Сионо-масонский заговор против России победил в феврале 1917 г. благодаря нашим грехам. В первую очередь – по причине маловерия и безверия отступившего от Православия образованного класса. По причине низкопоклонства перед Западом: любая ересь, любой бред, идущий из-за «бугра», воспринимались как Истина в последней инстанции. Изменив коренным интересам своего народа, радикальная интеллигенция руками большевиков сожрала саму себя. Впрочем, и возродилась, как Феникс, в хрущевскую перестройку. И, оплодотворенная вечно бунтующим племенем, вновь направила Россию в пропасть.

Главный урок Февраля для нас: твердо, непоколебимо стоять за нашу Веру, Святое Православие. Стоять, невзирая на ветры века, за Самодержавие, ибо только в нем – наше национальное спасение… Национально-«республиканская» диктатура может быть полезна на время, но завершиться должна Православной наследственной Монархией. И нечего кивать на Запад: у него своя дорога в бездну. Иран, между прочим, не кивает. Стоять за русскую, державообразующую, еще вчера богоносную, нацию, ее духовное и биологическое возрождение. К тому же мы оказались сегодня расчлененным народом: 25 миллионов великороссов брошены под жернова русофобских режимов.

Пусть «атлантическая цивилизация», отрекшаяся от Христа, погружается в трясину материализма и нравственного разложения. У нас своя задача – спасти свой народ, восстановить Державу. Будем помнить о своих грехах, о поведении наших прадедов в трагические дни Февраля семнадцатого, чтобы никогда впредь не повторить случившегося.

Мы – русские! С нами – Бог!

К поиску утраченной идеологии

Православно-христианская цивилизация, по мнению А.Тойнби (1889–1975), представляет особый, неповторимый мир, отличающийся как от западной, романо-германской, так и от любой иной цивилизации (эллинской, египетской, иранской или китайской). Как известно, первый, кто четко и ясно определил культурно-исторический тип России как уникальное историческое явление, как альтернативу Западу, был выдающийся русский мыслитель Н.Я.Данилевский (1822–1885). «Европа не признает нас своими», – писал он. «Европа есть поприще германо-романской цивилизации». Наиболее бросающееся в глаза отличие Данилевский определяет так: «Терпимость составляет отличительный характер России в самые грубые времена». И далее: «Славянские народы самою природою избавлены от той насильственности характера, которую народам романо-германским удается только перемещать из одной сферы деятельности в другую». Он напоминает, как Св. равноапостольный князь Владимир, приняв Крещение, не желал казнить даже лютых разбойников, а императрица Елизавета Петровна, «женщина с истинно русским сердцем», отменила смертную казнь задолго до того, как в Европе восстали против нее в теории.

Нам тычут в лицо деяния Царя Иоанна Четвертого. Но вот что отмечает В.В. Кожинов. За все время правления Грозного было казнено 3–4 тысячи человек, в то время как его современники испанский король Филипп Второй (1556–1598), король Англии Генрих Восьмой (1509–1547) и французский король Карл Девятый (1560–1574) самым жестоким образом казнили СОТНИ ТЫСЯЧ людей. За одну только Варфоломеевскую ночь 23 августа 1572 г. при Карле Девятом было зверски убито более 3 тысяч гугенотов, а всего во Франции за две недели резни было уничтожено около 30 тысяч протестантов. Между тем ни английская, ни французская интеллигенция не только не терзается по поводу своих кровавых правителей, но даже никогда не вспоминает их всуе. У нас же весь XIX век и весь XX о неслыханном, якобы ни с чем не сопоставимом терроре Ивана Грозного пишут все, по случаю и без случая. В. В. Кожинов пишет: «И Россия сумела убедить себя, и весь остальной мир, что угнетателя и злодея таких масштабов никогда не рождала Земля» (Вадим Кожинов. История Руси и русского Слова. Современный взгляд. М., 1997. С. 33). Виолончелист Ростропович с превеликим удовольствием курирует постановку оперы об Иване Грозном как об «уникальном» тиране, приглашая в театр глав дипломатических ведомств Западной Европы, и те «приходят в ужас» от лицезрения русского варварства.

В чем же дело? Конечно, имела место наклонность либеральной интеллигенции поносить собственную историю и возвеличивать европейскую. Но не только. Дело прежде всего в нравственном отличии европейца и русского. И.В. Киреевский рассуждает так: «Западный (человек)… почти всегда доволен своим нравственным состоянием, почти каждый из европейцев всегда готов, с гордостью ударяя себя по сердцу, говорить себе и другим, что совесть его вполне спокойна, что он совершенно чист перед Богом и людьми… Русский человек, напротив того, всегда живо чувствует свои недостатки… даже в самые страстные минуты увлечения всегда готов осознать его нравственную незаконность».

Разве сокрушается американец по поводу Хиросимы, когда в одно мгновение президент Трумэн, баптист по вероисповеданию, уничтожил более 100 тысяч мирных граждан, т. е. более чем в 25 раз превзошел число убиенных за 37 лет правления Грозного? Можно добавить Нагасаки (убито и ранено 75 тысяч жителей), выутюженный американскими бомбардировками Дрезден и т. д. При этом наш Царь каялся и молился за казненных, которые большей частью были казнены за реальную измену в пользу Польско-Литовского государства, велел вечно поминать их в монастырях, выделив на это огромные суммы, а ни Трумэн, ни западный истеблишмент в целом никогда не раскаивался в содеянном.

Данилевский итожит сущность русского культурно-исторического типа: «Вообще НЕ ИНТЕРЕС составляет главную пружину, главную двигательную силу русского народа, а ВНУТРЕННЕЕ НРАВСТВЕННОЕ сознание». Но вот что характерно. Это нравственное сознание живет в русском человеке лишь до тех пор, пока он РУССКИЙ, пока он – часть общенародного русского мира, пока он душой и сердцем принадлежит к православно-христианской цивилизации. А ее стержнем является Православная Вера. Пока русский человек верует в Господа нашего Иисуса Христа, пока он – православный, он сохраняет свою духовную русскость, свои национальные корни. «Русский, перестав быть русским, – пишет Данилевский, – обращается в ничто – в негодную тряпку».

Катастрофа 1917 года явилась логическим следствием того трагического поворота в сознании образованного сословия, который произошел в начале XVIII века. Архиепископ Серафим (Соболев) считает, что противоцерковные реформы Петра произвели ломку самой православной веры. Чем бы ни руководствовался Петр, объективно его новины были нацелены против Православной Церкви и русского национального самосознания. Сознание русского человека Московской Руси было ПРАВОСЛАВНЫМ и НАЦИОНАЛЬНЫМ ОДНОВРЕМЕННО, ибо Святое Православие отождествлялось с народностью. Всякий, кто покушался на Святую Русь, покушался на русскость.

Великой ошибкой преобразователя явилось переустройство на немецкий лад БЫТА русского народа, который весь был проникнут церковностью. В январе 1700 г. с барабанным боем на площадях и улицах был возвещен УКАЗ – к масленице, не позже, надеть платье – кафтаны венгерские. В 1701 году новый указ: мужчинам надеть верхнее платье саксонское и французское, а исподние камзолы, штаны, сапоги, башмаки и шапки – немецкие, женщинам – одежду немецкую. У городских ворот расставлялись присяжные наблюдатели бород и костюмов, которые штрафовали бородачей и носителей русского платья, а самое платье тут же резали и драли. Дворян, являвшихся на государев смотр с небритой бородой и усами, нещадно били батогами. Петр отобрал у монастырей и вообще от русской Церкви ее имущество. Церковь была лишена самостоятельности и средств к приобретению книг и учреждению школ для просвещения русского народа. Дело Петра в части отобрания монастырских земель довершила Екатерина Вторая, в других своих деяниях славная и мудрая правительница. Но изъятие монастырских земель, церковного имущества лишило Церковь возможности надлежащим образом организовать, для укрепления Православной Веры, ШКОЛЬНОЕ ПРОСВЩЕНИЕ. Школа перешла в ведение государства, зараженных т. н. Просветительством, гуманизмом и откровенным неверием светских учителей и в результате страна получала бунтующих образованцев, питательную среду для революционных потрясений.

Русские Цари, начиная с Павла Первого, благожелательно относились к Православной Церкви, способствовали развитию монашества, умножению монастырей и церквей в России и содействовали по возможности духовному образованию. Но неверие слишком глубоко укоренилось в русской жизни. XVIII век не прошел даром. Интеллигенция становилась одержимой.

Самодержавной власти, пишет архиепископ Серафим (Соболев) «приходилось гнуться под напором либеральных требований русского противоцерковного общества и идти на гибельные для России компромиссные реформы» (Архиепископ Серафим. Русская идеология. Джорданвилль, 1987. С. 60–61).

Какую же Россию мы потеряли при Петре? Об этой России судить трудно, ибо большая часть наших историков находилась под гипнозом западной идеологии. Скосив глаза на Европу, очень трудно правильно оценить свою отчину. Послушаем Ивана Солоневича, честнейшего русского мыслителя XX века. В своей книге «Народная монархия» он констатирует: такой правительственной системы, как в Московском государстве ДО Петра, «в мире не существовало никогда, даже в лучшие времена Рима и Великобритании, ибо и Рим, и Великобритания были построены на принципе неравноправности включенных в эти империи побежденных племен: «Разделяй и властвуй!» Москва властвовала не разъединяя, а соединяя» (И.Солоневич. Народная монархия. Сан-Франциско, 1978. Ч. 4. С. 1). Боярская Дума, состоявшая из нескольких десятков членов, была, согласно исследованию историка В.О. Ключевского (1841–1911), центром правительственного аппарата, где концентрировалась власть и законодательная, и исполнительная, и судебная, и военная, и власть контрольная. «Пределы компетенции Думы так же неопределенны, как и пределы компетенции ее державного председателя, ее, как и Царя, КАСАЛОСЬ ВСЕ» (там же, с. 4–5). И все было объединено в одном центре. Ключевский, историк, почитаемый либералами, пишет: в Боярской Думе «бывали споры, но не о власти, а о деле… Лица и партии со своими себялюбивыми или своекорыстными помыслами должны были ИСЧЕЗАТЬ под давлением ГОСУДАРСТВЕННОГО ИНТЕРЕСА и политического приличия или обычая. Таким же характером отличалась и деятельность московских приказов» (с. 2–3).

Солоневич заключает: «Это был период лучшего управления, какое когда-либо имела Россия, лучшего она с тех пор НЕ ИМЕЛА НИКОГДА» (с. 4). Далее. Русским гуманистам преподносили английский Habeas corpus (закон о неприкосновенности личности, принят английским парламентом в 1672 г.), совершенно забывая упомянуть, что в нашей, якобы варварской Руси «ГАБЕАС КОРПУС АКТ» был введен на 120 лет РАНЬШЕ АНГЛИЙСКОГО: по Судебнику 1550 года администрация не имела права арестовать человека, не предъявив его представителям местного самоуправления – старосте и целовальнику, иначе последние по требованию родственников могли освободить арестованного и ВЗЫСКАТЬ с представителя администрации соответствующую пеню «за бесчестье». Но этого мало. Ключевский говорит о «старинном праве управляемых жаловаться высшему начальству на незаконные действия подчиненных управителей»… «Истцы могли даже вызвать своего бывшего управителя на поединок»… «Съезд с должности кормленщика, не умевшего ладить с управляемыми, был сигналом к вчинению запутанных исков о переборах и других обидах. Московские судьи не мирволили своей правительственной братии…»

Судебник 1550 года не был особым нововведением, он лишь оформил писаное и неписаное право, которым и ранее жила Московская Русь. И.Л. Солоневич считает: «Самоуправления, равному московскому, не имела тогда НИ ОДНА СТРАНА В МИРЕ, ибо повсюду, до середины или даже до конца XIX века все европейское самоуправление носило чисто сословный характер…. реформы Александра Второго были только очень бледной тенью старинного земского самоуправления Москвы» (с. 15).

Допетровскую государственность Иван Лукьянович определяет как исключительный в истории человечества пример внутреннего единства, сочетавшего ДВА основных принципа державного строительства: САМОДЕРЖАВИЕ и САМОУПРАВЛЕНИЕ. Это единство спаивалось единством религии.

Возвращаясь из Московской Руси, потерянной нами три века назад, в сегодняшнюю Смуту начала XXI века, трудно говорить о народности, русскости, о национальном самосознании, шельмовавшемся семь десятилетий подряд официально, с высоты богоборческого и космополитического государства и почти столько же десятилетий до этого – неофициально – кланом Лавровых и Милюковых.

Выдающийся русский мыслитель Иван Александрович Ильин (1883–1954) не был самостийным производителем философских идей, но – верующим христианином, последовательным исповедником Православия. На мой взгляд, сие увеличивает авторитетность его суждений, их сопричастность соборному русскому сознанию. Тема народности или национализма рассматривалась Ильиным неоднократно в статьях сборника «Наши задачи» и в работах «Путь духовного обновления» (1935 г.), «Основы христианской культуры» (1937 г.).

«Жизнь человечества на земле, – говорит Ильин, – подчинена пространственно-территориальной необходимости» (Здесь и далее цит. по: И.А. Ильин. Собрание сочинений. Т. 1. М., «Русская книга», 1993. с. 170). Оседлость культурного человека, зависимость его от условий расстояний, климата, расы, хозяйства, государственной власти и законов, языка и обычая прикрепляет его и вынуждает войти в организованные волевые союзы местного характера. «Беда, опасность и страх научают человека солидаризироваться со своими ближними, из этой солидарности возникают первые проблески правосознания». И, таким образом, «патриотизм» оказывается, по-видимому, неизбежным, целесообразным и жизненно полезным» (Там же, с. 171).