Текст книги "Пушкин и Пеле. Истории из спортивного закулисья"

Профессионалы и любители

В прежние времена широко практиковались встречи представителей редакций с читателями. Проходили они не только в Москве или Ленинграде, в других городах, присылавших заявки, – тоже.

Однажды небольшая бригада из «Советского спорта» отправилась в Ростов на устный выпуск газеты. В состав бригады вошли заведующий отделом футбола Виктор Понедельник – он ехал в родной город, в котором начинал когда-то карьеру футболиста, ведущий шахматный обозреватель Александр Рошаль – интерес к шахматам, точнее, к около – шахматным делам наблюдался в Советском Союзе огромный, и постоянно сотрудничавший с газетой Андрей Петрович Старостин.

Каждый из них о чем-то рассказывал, потом по очереди отвечали на вопросы – записок было много. В одной из записок был вопрос, для тех лет неудобный: «Чем советский спортсмен-любитель отличается от профессионала?» В те времена у нас в спорте были одни «любители», числившиеся работниками чего угодно, но только – не профессионалы. Не было такой профессии – спортсмен (футболист, хоккеист, баскетболист…) Понедельник и Рошаль поглядывают друг на друга, отвечать не берутся. Выручил Андрей Петрович, предложивший блестящую формулировку, четко объясняющую разницу: «Советский профессионал тот, кто заработанные деньги кладет на сберкнижку, а любитель – тот, кто их пропивает».

Пивко с Шестерневым

Как-то в 1974 году ЦСКА прилетел из Ташкента после матча с «Пахтакором» в аэропорт Домодедово. За командой, как положено, прислали клубный автобус, и он покатил в сторону города. Вратарь Владимир Астаповский попросил водителя остановить у станции метро «Коломенская» – он неподалеку жил. С ним вместе решил выйти и форвард Борис Копейкин, решивший до дома добраться на рейсовом автобусе, остановка которого была рядом со станцией метро. Третьим с ними вышел Альберт Алексеевич Шестернев, уже не игравший, а работавший вторым тренером: «Я с вами. Наверняка пиво идете пить!»

На втором этаже неприметного здания возле «Коломенской» действительно был неплохой пивбар, но Астаповский с Копейкиным не собирались, как вспоминает Копейкин, в него заходить. В итоге – пошли. Самого молодого – Астаповского – отправили в гастроном на первый этаж, за бутылочкой. Славно посидели с креветками. Недолго. Без продолжения.

На следующий день – тренировка. Астаповский с Копейкиным отработали занятие вместе со всеми и только собрались идти в душ, как Шестернев им говорит: «Копейкину и Астаповскому – пять дополнительных кругов бега». Оба – к нему: «Алексеич, что случилось?» «Вы вчера, – говорит, – нарушили режим».

Делать нечего, пробежали, одеваются после душа, в раздевалке никого, все давно ушли. Заходит Шестернев: «Ну что, помылись? Пойдем пивка попьем?..»

Терапия от Евтушенко

Известный в мире гандбольный тренер Анатолий Николаевич Евтушенко обладал качествами хорошего психолога. Он всегда считал, что при случае в команде следовало создать конфликтную ситуацию, способную подстегнуть гандболистов. Тишь да гладь в коллективе Евтушенко не признавал. Были в его арсенале и другие, помимо искусственных конфликтов, методы управления командой. Скажем, такой, о котором он в ходе совместной работы с прекрасным спортивным журналистом Андреем Баташевым над книгой «С мячом в руке» рассказывать не стал, а спустя год поведал.

Команда Московского авиационного института (МАИ) под тренерским началом Евтушенко была в Европе хорошо известна. В 1973 году она выиграла Кубок европейских чемпионов. На следующий год заняла в Дортмунде второе место, проиграв в финале тяжелейший матч немецкому «Гуммерсбаху», в дополнительной пятиминутке.

Ситуация аховая. Через несколько дней после проигранного финала в Тбилиси начинался очередной тур чемпионата СССР, и Евтушенко не видел, как в условиях неизбежного спада его игроки, травмированные и до предела вымотанные, могут обыграть главного в те времена соперника – «Кунцево».

И тренер перед матчем с «Кунцево» решил прибегнуть к крайнему средству. Вечером накануне игрового дня он вызвал к себе одного из лидеров МАИ Виктора Махорина. «Драться, Николаич, нечем. Отлупят они нас», – подтвердил Махорин наблюдения Евтушенко. «Да, Витя, ты прав, – сказал Евтушенко. – Если проиграем „Кунцево“, а значит и чемпионат, мне не выжить. Уйду в инженеры. В конце концов, все это – мои просчеты – и ваше плохое настроение, и травмы, и усталость». После этих слов Евтушенко сходил в другую комнату, принес бутылку водки, тарелку с шашлыком и поставил на стол. Глаза Махорина расширились до предела: «Зачем ты так? Мы же завтра играем!» – «Ну и что? – ответил тренер. – Я вот с тобой ни разу в жизни не выпивал, давай-ка дернем по рюмашечке…»

Следующими посетителями номера Евтушенко стали Альберт Оганезов (попросил вина, поговорили о жизни, семьях, после третьего стакана Або, как его звали в команде, сказал: «Завтра подеремся, побегаем…» и ушел) и Сергей Журавлев (от выпивки отказался, съел шашлык, запил боржоми и выторговал место в стартовой семерке).

Тренер не сомневался, что в продолжении «банкета» поучаствуют и другие гандболисты.

Потом Евтушенко отправился к лидерам – Юрию Климову и Александру Кожухову, профессионалам, режимщикам и людям ответственным. «Только что, – рассказал им Евтушенко, – применил народное средство. Так что не обращайте внимания, если утром от кого-нибудь из ребят будет пахнуть. У меня не было других вариантов: надо же как-то вытаскивать завтрашнюю игру. Минут на сорок их хватит. К этому моменту мы будем вести, а вот дальше – вы должны будете дотянуть игру. А там у нас – полтора месяца в запасе. И за это время я сделаю команду».

На установке Евтушенко был краток: «Вытащить сегодняшнюю встречу будет трудно. Но если проиграем – все. Сожгу свою форму и буду проситься в отставку». Когда гандболисты МАИ вышли на площадку, они были веселыми и самоуверенными и, как и в прежние времена, подшучивали над соперниками. Минут за двадцать до конца команда МАИ вела семь мячей, но организм не обманешь: силы постепенно стали покидать выпивавших вчера, и тогда во всю мощь заиграли Климов, Кожухов и Владимир Максимов и победу отстояли.

В аэропорт отправлялись сразу после матча. Евтушенко зашел за ребятами. Журавлев достал бутылку водки и предложил выпить. «Почему у вас водка?» – строго спросил Евтушенко. «Как почему? Вчера-то мы поддали. И у вас, Николаич, была бутылка». – «Бутылка? Какая? Ничего не было. И я не понимаю, почему в команде МАИ появилась водка».

Кефир с тренером

Во все времена в спорте вообще и в футболе в частности выпивали. Клубы пропитаны легендами об алкогольных ситуациях. Не только российские, украинские, скажем, грузинские, но и западноевропейские. Итальянец Джанфранко Дзола, например, в зрелом возрасте появившись в «Челси» (в доабрамовические еще времена), пришел в ужас, когда увидел, когда и сколько выпивают английские футболисты. Применив весь имевшийся у него запас английских слов, Дзола на одном из выпивательных мероприятий попытался объяснить коллегам, насколько плохо то, что они делают. Выслушав итальянца, англичане подумали, что он просит налить и ему и наперебой бросились угощать легионера виски.

В Италии Дзола, понятно, не отказывал себе в вине, в том числе и в предобеденном стаканчике в день матча. Знаменитый шеф-редактор популярного немецкого еженедельника «Киккер» Карл-Хайнц Хайманн (во время войны он оказался в плену, находился под Тулой, прекрасно говорил по-русски и был знаком со многими советскими футболистами и тренерами) рассказывал такую историю. Он отправился в 1970 году со сборной ФРГ на чемпионат мира в Мексику. В составе команды был защитник Шнеллингер, первый, пожалуй, немецкий футболист, выступавший за итальянские клубы «Рома» и «Милан». За обедом в ресторане резиденции сборной ФРГ Шнеллингер попросил официанта принести ему бокал красного вина. После обеда немецкий тренер Гельмут Шён отправился в номер Хайманна и попросил его об одолжении. «Твой тезка, – сказал тренер журналисту, – привык в Италии к вину, и я с ужасом наблюдал сегодня за реакцией других игроков. Я не могу ему позволить бокал-другой вина в присутствии команды. Кто-то может сказать: „А почему бы и мне не выпить?“ Но не могу и запретить. Мы можем договориться с тобой, чтобы перед обедом Шнеллингер заходил к тебе, выпивал вино, а потом отправлялся в ресторан?»

Так, как футболисты относились к алкоголю на территории бывшего Советского Союза, неважно, шла ли речь о командах профессионалов, зарабатывавших игрой деньги, или о любительских коллективах, вряд ли относились где-либо еще. Андрей Петрович Старостин, пострадавший, как и его знаменитые братья в годы сталинских репрессий, после лагерного срока, не имея права вернуться в Москву, тренировал в Норильске местную команду. Он рассказывал, что не все было ладно с дисциплиной: «Имела хождение „теория“ о том, что в Заполярье спирт – обязательное лекарство от всех болезней. Витаминов в нем до черта! Заменяет все микстуры и обеспечивает хорошее настроение. Любители этого лекарства рассуждали: „Чистый нехорошо, а пополам с водой – огромная сила“. Я категорически предупреждал ребят, что буду жестоко расправляться с любителями „лекарства“. Однажды в день товарищеского матча я вошел в раздевалку и по запаху почувствовал, что заполярное лекарство в действии. „Кто нарушил режим?“ Ребята на меня смотрели в недоумении. По выражению их лиц я видел, что они не понимают вопроса. „Кто пил спирт?“ – резко спросил я. „Я принял“, – недоумевая, ответил один. „И я“, „и я“, „и я“, – раздалось несколько голосов. „Ребята, как же вам не стыдно? Ведь я же вас предупреждал“. „Да ведь мы по сто граммов всего, Андрей Петрович! Это как слону дробина. Мы не пили, только прикоснулись. Для бодрости духа. Профилактика“.»

Мало кому известно, что Игорь Численко, герой товарищеского матча Англия – СССР, состоявшегося на «Уэмбли» осенью 1967 года, мог и не выйти на поле. Накануне игры он со своим приятелем Валерием Ворониным заглянули сначала в один паб, потом в другой, в третий… Тренер Михаил Иосифович Якушин, дежуривший по привычке в холле отеля, обомлел, увидев за полночь вернувшихся друзей: «Да как же вы завтра играть будете?» Но завтра они сыграли, к огорчению англичан, 2:2, и Численко забил оба гола. По пути в раздевалку Якушин, чувства юмора которому было не занимать, сказал Численко: «Игорь, может, тебе каждый раз перед матчем столько же принимать?»

Герман Семенович Зонин, приводивший луганскую «Зарю» к чемпионскому титулу в СССР и работавший с ростовским СКА, вспоминает, как однажды на сборе ростовского клуба в Кудепсте он, лично следя за порядком и совершая ежевечерние обходы, не обнаружил в комнате Игоря Гамулу и Александра Заварова. Двери на базу давно были закрыты, и Зонин, зайдя в номер друзей и не включая свет, сел на диванчик и стал ждать. Спустя часа три услышал за окном шорох, приглушенные голоса. На второй этаж Гамула и Заваров взобрались по дереву. Комната наполнилась запахом спиртного. «Зонин дрыхнет без задних ног, – произнес Заваров. – Знаешь, что ему сейчас снится?» «Как мы пьем с ним кефир, – засмеялся Гамула. – Да, Семеныч, сокол ты наш, не уследил…» «И тут, – эффектно завершает рассказ Зонин, – я включаю свет: Семеныч как раз уследил. Здравствуйте, братцы».

Дисциплина или потенция?

Тренер Борис Андреевич Аркадьев интеллигентнейшим был человеком, всегда старавшимся сглаживать острые углы. Почти на все выезды «Локомотив» ездил на поезде, у команды был свой вагон, его прицепляли к скорым, и она с удобствами прибывала на место. Естественно, что игроки чувствовали себя в вагоне, как дома.

И вот в одной из поездок второй тренер Виктор Ворошилов прибегает к Аркадьеву:

– Борис Андреевич, надо принимать какие-то меры к Ковалеву?

– А что такое?

– Так опять же нажрался!

– Да не может такого быть!

– Точно вам говорю! Мало того, что нажрался, так еще заперся в купе с какой-то девицей и не открывает!

– Голубчик! С девицей – это ведь хорошо. Это же свидетельствует о здоровой потенции!

«Ласточка» на совещании

Сергея Павлова, «румяного комсомольского вождя», как назвал его Евгений Евтушенко, волею партийного руководства превратившегося в главного начальника всех советских физкультурников и спортсменов, хлебом было не корми, но дай провести три-четыре совещания за день.

Павлов тщательно следил за тем, чтобы никто не опаздывал, опоздавшим непременно устраивал взбучку.

Однажды в кабинет к Павлову опоздал выдающийся тренер по фигурному катанию Станислав Жук. Извинившись, он присел на ближайший оказавшийся свободным стул. Вид у него был слегка помятый, не исключено, что накануне он что-то отмечал – почему бы нет? – и не исключено также, что позволил себе вечерком немного лишнего. У Павлова глаз на подобное был наметанный. «Вы что это себе позволяете? – повысил он голос на Жука. – Мало того, что опаздываете на важное совещание, так еще появляетесь на нем почти что выпивши». Участники совещания, пришедшие вовремя, замерли в ожидании реакции Жука.

Станислав Алексеевич, ученики которого на чемпионатах мира, Европы и олимпийских турнирах выиграли в общей сложности 140 медалей, причем 70 из них – золотые, спокойно встал, вышел на середину кабинета, сделал «ласточку», простоял, четко зафиксировав фигуру, секунд пятнадцать, вернулся в исходное положение, сказал: «Я и пьяный такое бы сделал, а ты даже трезвым – никогда» и неторопливо покинул кабинет.

Переднее сальто

Мифология она мифология и есть. Станиславу Жуку приписывают еще один номер, будто бы продемонстрированный им в кабинете Сергея Павлова. Жук незадолго до Олимпиады 1976 года в Инсбруке был вызван к спортивному руководителю для обсуждения перспектив советских фигуристов на олимпийском турнире. Как только Станислав Алексеевич вошел, Сергей Павлович, мгновенно распознав в посетителе вчерашнего нарушителя режима, поднялся из-за стола и, по свидетельству очевидца события Игоря Тузика, известного нынче хоккейного функционера, волею случая оказавшегося тогда в высоком кабинете, произнес: «Как же так, Станислав Алексеевич, мы готовимся к Олимпиаде, а у тебя что-то не в порядке вроде бы и со здоровьем. „Сергей Павлович, в чем проблема? – спросил Жук. – Вас беспокоит подготовка и в какой я форме?“ И тут тренер с места, в брюках и куртке, вдруг сделал переднее сальто. Если бы он сделал заднее, то это было бы так, ничего особенного. Но переднее сальто, даже будучи в хорошей форме, без „пике“ в пол немногие могут исполнить. А Жук еще и притопнул, и руками изобразил какой-то элемент из цыганочки.

Павлов смотрел на это ошеломленно и ничего не смог сказать. Только рукой махнул… „Не беспокойтесь, Сергей Павлович, будут у нас медали“, – сказал Жук и был отпущен без нотаций».

Архангельский умелец

В СССР ежегодно проводились международные турниры по хоккею с мячом на призы газеты «Советская Россия». Зимой 1974 года я побывал на таком турнире в Архангельске. Матчи пришлись на крепкие морозы – до 25 градусов. Играли потому по три тайма. Трибуны стадиона, несмотря на такую погоду, забиты до отказа. Ясно, что без дополнительных процедур согревания выстоять на таком морозе невозможно. Мне показали местную достопримечательность – человека в темнокоричневом полушубке, огромных серых валенках и с сооружением на голове, напоминавшим одновременно небольшой стог сена и шлемофон космонавта. Меховая шапка. Уши спущены и под подбородком завязаны. По обе стороны головы – какие-то уплотнения. От них ведут к губам трубки, похожие на встроенные микрофоны. Время от времени мужичок прикладывался сначала к правой трубке, а потом сразу к левой. Это, пояснили мне, его собственное изобретение. Фляжки аккуратно вшиты прямо в шапку. В правой спирт, в левой – запивон, рецепт которого (надо ведь, чтобы не замерзал!) разработан самим умельцем.

Спор на коньяк

Евгений Серафимович Ловчев рассказывал о том, как однажды «Спартак» поехал на матч в Ереван и среди опытных игроков распределили, как он их назвал, «практикантов» – молодых футболистов, игравших за дублирующий состав. Ловчеву достался полузащитник Александр Кодылев.

– Ложусь, – рассказывал Ловчев, – проваливаюсь в сон. Просыпаюсь: кто-то громко открыл дверь, включил свет. В комнате стоит Кодылев – вижу, вроде трезвый. С ним пара озадаченных, расстроенных даже, армян.

– Вот он! – говорит Кодылев, указывая армянам на меня. – Жень, ты не спишь?

– Уже не сплю. Ты что, молодой? Что случилось-то?

– Да вот с этими, – говорит, кивая в сторону армян, – поспорил. Они не верят, что я с Ловчевым в одном номере поселился.

– На что хоть спорили? – спрашиваю я, понимая, что сон все равно пропал, – надо же интригу до конца раскрыть.

– Как на что? На бутылку коньяка.

И троица, не прощаясь, снова ушла в ночь. За коньяком.

Чаек с Киевским тортом

В октябре 1988 года хоккейный ЦСКА приехал в Киев играть матч чемпионата страны с местным «Соколом». Слава Фетисов вместе с Алексеем Касатоновым побывали в гостях у друзей из киевского «Динамо», в положенное время вернулись в гостиницу «Москва», но потом Фетисову позвонили, и он из отеля – в тренировочном костюме, рассчитывая пробыть на улице не больше пяти минут, – вышел. Позвонил старый знакомый, приготовивший посылку для Харламовых – он всегда что-то посылал детям погибшего хоккеиста.

Капитан ЦСКА встал в сторонке, стал ждать. Что-то, видимо, случилось, знакомый запаздывал, и Фетисов решил позвонить ему из будки охранника автостоянки – не идти же в гостиницу к телефону, а вдруг в это время товарищ приедет. Попытка позвонить, а Фетисов вежливо поинтересовался, не мог бы он воспользоваться телефоном стоянки – буквально на минутку, закончилась тем, что из будки вылез мужичок, подошел к стоявшим рядом «Жигулям», вытащил из багажника тесак и стал хоккеисту угрожать. Подошел милиционер. Фетисов обратил его внимание на нож. Милиционер, мужичка, конечно, знавший (потом выяснилось, что мужичок этот прежде был начальником «зоны»), сказал, что никакого ножа не видит. И когда он повторил это несколько раз, Фетисов не выдержал: «Так у вас здесь мафия!» Тут же подъехал автозак, хоккеиста затолкали в него, привезли в милицию, поколотили изрядно, сорвали золотую цепочку, украли деньги. Фетисова, который позже сказал, что никогда в жизни не чувствовал себя таким униженным и растоптанным, из околотка забрал тренер ЦСКА Виктор Васильевич Тихонов.

Историей занялась программа «Человек и закон», ее сотрудники побывали в Киеве. Передачу показали по центральному ТВ. В ней, в числе прочих, выступили и киевские динамовцы, у которых Фетисов и Касатонов были в гостях, – Владимир Бессонов и Анатолий Демьяненко. Они рассказали о давних отношениях с коллегами по спорту, поведали о том, как спокойно посидели дома с московскими друзьями, попили чайку с киевским тортом. На следующий день на динамовской базе перед установкой на тренировку Валерий Васильевич Лобановский, обращаясь к Бессонову и Демьяненко, сказал: «Видел вчера передачу с вашим участием. Интересно. Но чаек с тортом… По-моему, не очень убедительно».

Большая икра

Раз в год, в декабре, под свой профессиональный праздник сотрудники КГБ, выезжавшие с командами за границу, подводили итоги и на основе увиденного и услышанного составляли специальный секретный доклад. Документ за подписью заместителя председателя КГБ отправляли в ЦК КПСС. 1967-й год исключением не стал. Доклад подписал заместитель Юрия Андропова Семен Цвигун.

«Большая группа спортсменов, выезжавшая на соревнования во Францию, – говорились, в частности, в докладе, – вывезла из страны около 350 кг черной икры. В том числе легкоатлеты В. Кудинский и Н. Карасев имели при себе по 10 банок икры весом 2 кг 900 г каждая. Вся эта икра была продана в Париже известному всем спортсменам пану Стасеку, владельцу лавки „Тэкса“. На вырученную валюту спортсмены скупили плащи болонья, шерстяные и нейлоновые женские кофты. В частности, спортсмен Туяков Амин привез около 300 плащей, которые реализовал в Москве оптом по 70 рублей за плащ…»

Икорных историй в советском спорте – пруд пруди. Как-то раз несколько человек из футбольной команды решили сдать привезенную икру официанту ресторана. Никто из сдававших не знал ни одного слова на другом языке. Объяснялись с халдеем жестами. Он и улыбался и кивал, но при этом говорил по-английски, что ничего не понимает. Что-то, наконец, сверкнуло у него в голове, он закивал интенсивнее, приговаривая «yes, yes, yes!», собрал все принесенные футболистом баночки и спустя минут пятнадцать торжествующе поставил перед ошеломленными игроками большое блюдо, наполненное освобожденной из банок черной икрой.

Самые, пожалуй, смешные истории на икорную тему рассказал в своей откровенной книге «Движение вверх» выдающийся баскетболист Сергей Белов.

Первая. В 1971 году на предолимпийском турнире в Германии два сборника, два Александра – Сидякин и Болошев, обнаружив, что в номере нет холодильника, загрузили привезенную икру в ванну и решили залить ее холодной водой. По всей вероятности, сказались какие-то неполадки. Так или иначе, но емкость, дырочка на дне которой была предусмотрительно заткнута пробкой, оказалась заполненной не холодной водой, а кипятком. Утром парни увидели такую картину: все банки раскупорились и двадцать килограммов икры превратили поверхность воды в черное месиво.

Вторая. На мюнхенскую Олимпиаду, советской командой, как всем известно, выигранную (за грандиозную победу была назначена «фантастическая» премия – по 150 долларов каждому олимпийскому чемпиону на месте и по 3 тысячи рублей дома), он и его партнер Модестас Паулаускас привезли по десять двухкилограммовых банок. При выезде олимпийских команд из страны таможня серьезные досмотры обычно не проводила, все границы баскетболисты преодолели без проблем и, вздохнув с облегчением, заселились в олимпийскую деревню. Немножко запаниковали, когда выяснилось, что поселили их в один номер с прикрепленным к сборной сотрудником КГБ, но потом, разработав детальный план, с икрой уверенно расстались: Паулаускас, продемонстрировав, по словам Белова, чудеса изворотливости, сумел протащить на территорию деревни своего знакомого литовца на стареньком «Фольксвагене».

Дальнейшее Сергей Белов запомнил надолго: «Улучив момент, мы вынесли икру из комнаты и, словно две крупные нагруженные припасами мыши, метнулись на „черную“ лестницу – везти наше достояние на лифте было слишком рискованно. Спуск пешком с 20 кг игры с 16-го этажа, с замиранием сердца при каждом хлопке двери, движение перебежками к „Фольксвагену“… Так начиналась наша решающая стадия подготовки к триумфальной Олимпиаде».