Текст книги "Пушкин и Пеле. Истории из спортивного закулисья"

Фельдмаршальский облик

Алексей Поликовский, блестящий публицист, один из лучших, на мой взгляд, журналистов нынешних времен, пишущих не о спорте или музыке, не о литературе или Москве, – о жизни, так рассказал о Бескове: «Глядя на суровое лицо Бескова и на его грузную медвежью фигуру, я всегда думал о том, что он крутой, властный человек. Но улыбка, таившаяся в углах его губ, намекала на то, что весь этот фельдмаршальский облик немножко игра и маска. В 1988 году, незадолго до его ухода из „Спартака“, я, полдня проведя в Тарасовке, спартаковским автобусом возвращался в Москву. В огромном автобусе нас было трое: шофер, Бесков и я. Бесков сидел на переднем сиденье величественно, как на троне. Я робко подошел к нему и попросил разрешения задать три вопроса. Он смерил меня взглядом и кивнул. Он отвечал мне решительно и четко, как человек, уверенный в том, что все ответы ему известны. Мне казалось, что лед растаял, что я „разговорил“ его. Я задал еще один вопрос. „Вы свою норму исчерпали. Это уже четвертый!“ – оборвал он меня. Он был пугающе суров, но, взглянув ему в глаза, я обнаружил, что они смеются».

Приказ командира

Футбольная команда московского «Динамо» ехала на автобусе по Москве на очередной матч. Автобус – было это в конце 60-х годов – старенький, с большим окном сзади. Один из динамовских игроков, назову его П., большой весельчак, оглянулся и увидел, что за автобусом следует машина ГАИ. Не сопровождающая автобус, а просто так едет, по своим делам. П. забрался с ногами на сиденье, приспустил тренировочные штаны, показал ГАИшникам голый зад и быстренько перебрался поближе к середине салона. Ошалевшие от такой наглости милиционеры обогнали автобус, подсекли его, заставили прижаться к обочине и остановиться. ГАИшники вышли из машины, подошли к передней дверце автобуса и жестом велели водителю открыть ее. Водитель подчинился. Милиционер поднялся на ступеньку, оглядел салон и сказал: «Значит, так. Все выходят по одному и становятся вдоль борта автобуса. А ты (это – водителю) давай права, разрешение на перевозку пассажиров и путевой лист, будем разбираться, куда ваша шайка направляется».

Впереди, как и полагается тренеру, сидел Константин Иванович Бесков и мысленно находился уже, конечно, на стадионе. Услышав сказанное лейтенантом ГАИ, Бесков побагровел, привстал и рявкнул: «Я – полковник Бесков! Мы едем на важный матч. Вы задержали команду. Приказываю: поезжайте впереди, включайте сигнал и обеспечьте нам „зеленый коридор“! Вон отсюда немедленно!»

До стадиона автобус домчался с ветерком.

Серединка для истины

Самый, наверное, загадочный матч в истории советского футбола – переигровка в 1970 году в Ташкенте, в которой ЦСКА и «Динамо» боролись за чемпионское звание. Сначала они сыграли вничью, потом встретились еще раз: два «золотых» матча подряд.

Динамовцы в первом тайме повторной встречи выигрывали с преимуществом в два гола (3:1). Во втором ЦСКА забил три гола и стал чемпионом.

После матча динамовский тренер Константин Иванович Бесков обвинил ряд игроков, в том числе Валерия Маслова и Виктора Аничкина, в том, что они сдали игру. Маслов, естественно, с обвинением не соглашается.

Две правды.

Бесков: «В перерыве между таймами прихожу в раздевалку. Вдруг ко мне обращаются сразу трое – Маслов, Еврюжихин и Аничкин: „Константин Иванович, давайте не будем производить замены“. В моей тренерской практике это был первый случай, чтобы игроки подошли с такой просьбой. Впрочем, положа руку на сердце, мне и выпускать-то на замену было, в сущности, некого. „И позвольте мне лично сыграть против Володи Федотова“, – просит Маслов. А до этого против Федотова играл двадцатилетний старательный и инициативный Евгений Жуков. Претензий к нему у меня не было. Но, подумал я, Маслов двужильный и к тому же гораздо опытнее Жукова: разрешаю поменяться. Еврюжихина же прошу при срыве атаки непременно возвращаться на свой фланг и мешать атакующим действиям Истомина.

Начинается второй тайм, и невооруженным глазом вижу: Федотову открыли „зеленую улицу“, а по флангу систематически проходит далеко вперед Истомин, которому также никто не мешает… Маслов не участвует ни в наступательных действиях, ни в оборонительных, движется вяло, как-то формально присутствует и только. Заменить некем! В последние двадцать минут элементарной логики в поступках некоторых динамовских футболистов не было и в помине. Не было среди них ни явно травмированных, ни падавших от усталости, но они необъяснимо прекратили борьбу. Федотов забил один гол, потом за его снос назначили пенальти, реализованный Поликарповым, и, наконец, Федотов провел еще один мяч, оказавшийся для ЦСКА победным.

Войдя в нашу раздевалку, я громко сказал: „Вы игру сознательно отдали!“ И больше ничего говорить не мог. Вышел. Администратор команды „Пахтакор“ после матча говорил мне, будто бы какие-то приезжие дельцы, московские картежники, забавы ради (но и ради прибыли) затеяли многотысячные пари со своими ташкентскими „коллегами“. Администратор сказал, что поставившие на ЦСКА, проявили больше стараний».

Маслов: «Плод воспаленного воображения! Придумал, что мы „подыграли“ московским картежникам, сделавшим крупные ставки на ЦСКА в подпольном тотализаторе. Зачем нам тогда было из кожи вон лезть, два дня подряд мучиться? Бесков ведь и дальше пошел. Через два месяца после Ташкента „Динамо“ на своем поле проиграло в хоккей с мячом свердловскому СКА – 3:4. Мы вели 3:1 – я как раз третий гол забил, но при счете 3:2 на последних минутах пропустили два мяча. Досадно было – словами не передать! Так он своему другу Трофимову после игры ту же песню запел: „Они, Вася, не просто так проиграли.“ Лучше бы Константин Иванович в себе покопался, свои ошибки вспомнил. Во время повторного матча его так трясло, что, приняв в перерыве изрядную долю коньяка, сначала сигару курил на скамейке, а потом куда-то в сторону подался, оставив Голодца игрой руководить. Тот, естественно, замены сделать побоялся. Хотя, помню, еще в раздевалке у меня интересовался, не нужно ли кого-то менять. В перерыве не нужно было, а когда в середине второго тайма Юра Авруцкий выдохся, стоило. Можно было и Еврюжихина заменить, он тоже активность снизил.

На установке мы договорились, что если „Динамо“ будет проигрывать, то опекой Федотова займется молодой Женя Жуков, а я выдвинусь вперед, в помощь нападающим. После того как Дударенко открыл счет, так и было сделано. Ход игры удалось переломить. В течение шести минут счет стал 3:1 в нашу пользу. Если игра идет, стоит ли что-то менять? После перерыва Жуков остался при Федотове, а я по-прежнему играл под нападающими.

Обвинение в сдаче игры Бесков бросил, едва переступив порог. После его слов меня начало колотить. Если бы не наш легендарный „дедуля“ – Сергей Сергеевич Ильин, поднесший мне стакан водки прямо в душе, не знаю, чем бы все закончилось.

Меня он заподозрил, потому что сестра моей жены была замужем за лучшим картежником в той компании, Левой Кавказским».

Радость министра

С повторным ташкентским матчем связана и такая история. В день игры министр обороны СССР Андрей Гречко возвращался из Швеции, где пребывал с довольно сложным по содержанию визитом. Летчики по его просьбе сумели найти радиоволну с репортажем о встрече и запустили его по громкой связи. Таким черным, каким он стал при счете 3:1 в пользу «Динамо», прежде министра никто не видел. Он распорядился выключить репортаж, ушел в себя, ни с кем до самого прилета в Москву не разговаривал и приехал домой в ужасном настроении. А дома его встретили весело щебечущие внучки: «Деда! Наши сегодня у „Динамо“ выиграли!» И когда Гречко рассказали в деталях о том, что происходило в Ташкенте, он стал прыгать в хороводе вместе с девочками и петь: «На-а-ши вы-и-и-грали! На-а-ши вы-и-и-грали!»

Уровень моря

Федор Сергеевич Новиков, футбольный труженик, каких поискать. Он без устали, оставаясь при этом для широкой публики фигурой неизвестной, трудился на благо игры сутками. На стыке сезонов 1977 и 1978 Новиков неожиданно остался без работы и весной 78-го поехал за свой счет на юг, где многие советские команды всех лиг проводили тренировочные сборы.

Тренеры и руководители клубов Новикова хорошо знали, и Константин Иванович Бесков, возглавлявший в те годы «Спартак», как-то после контрольного матча в Сочи поинтересовался:

– Федор, ты где сейчас?

– Нигде, Константин Иванович, свободен.

Федор Сергеевич был младше Бескова на семь лет, для футбольного закулисья это ничто, но на «ты» с маститым тренером он, разумеется, не переходил.

– А не хочешь ли ты, Федор, со мной в «Спартаке» поработать? – и вопрос Бескова в той ситуации, конечно же, подразумевал положительный ответ, Новиковым моментально данный.

Однажды после очередной дневной тренировки «Спартака» они вернулись в гостиницу «Жемчужина». Время до обеда еще было. Игроки разбрелись по номерам, а Константин Иванович и Федор Сергеевич отправились к морю. Солнце, ясное небо, тепло (но не так еще, чтобы можно было купаться)… Бесков и Новиков разулись, оставили спортивную обувь на берегу, закатали штанины тренировочных брюк до колена и вошли в море. Благодать!

Федор Сергеевич, Бескову за приглашение поработать вместе, случившееся в сложный период его тренерской жизни, безмерно благо – дарный, решил сказать Константину Ивановичу что-нибудь такое, что было бы приятно слышать мэтру. Или задать вопрос, на который ему было бы приятно отвечать. И Новиков, размягченный атмосферой, этот вопрос задал:

– Интересно, Константин Иванович, на какой высоте над уровнем моря мы находимся?

Бесков внимательно посмотрел на безбрежное море впереди, на горы за спиной, на небо, опустил глаза на отмокающие в соленой воде натруженные футболом ноги, потом пристально взглянул на Новикова и сказал:

– Федор, если ты думаешь, что я взял тебя к себе для того, чтобы ты меня подъелдыкивал, то ты ошибаешься.

На дальнейшей совместной работе Бескова и Новикова этот диалог, впрочем, не сказался. Федор Сергеевич проработал почти весь бесковский срок в «Спартаке», лишь однажды на год он уходил в «Красную Пресню».

«Это не наш врач!»

Как-то «Спартак» искал нового врача. Константину Ивановичу Бескову помогал тогда Федор Сергеевич Новиков. Он и сказал главному, что у него есть на примете человек – умелый врач и хороший массажист. «Надо его проверить, – ответил Бесков. – Как его ребята воспримут». Поскольку врач был креатурой Новикова, тот и сказал претенденту: «Ты смотри! Ребятам надо понравиться, Константин Иванович у них потом будет спрашивать».

Надо – значит надо. После тренировки, одной из первых для кандидата, новичок активно принялся массировать футболистов, напевая при этом песенки. Хидиятуллин возьми да спроси: «А на гитаре ты можешь играть?» Тот: «Конечно!» – «Тогда захвати в следующий раз».

«Спартак» на базу в Тарасовку отъезжал на автобусе от станции метро «Сокольники». Константин Иванович обычно добирался сам. А тут его к Сокольникам подвезла супруга – Валерия Николаевна, и Бесков – редчайший случай – оказался в автобусе. По каким-то причинам он пребывал в скверном настроении. Все уже собрались, до отъезда 3–4 минуты. Бескову поскорее хочется уехать в Тарасовку, и он спрашивает у Новикова: «Кого ждем?» – «Врача». – «Врача, врача…» – пробурчал Бесков.

И в это время – явление врача. В сандалиях, шортах, в ковбойской шляпе, с сумкой в руке и с гитарой за спиной. Вошел в первую дверь салона. Сделал ручкой: «Всем привет!» И прошел между Бесковым и Новиковым.

«Федя, – громко спросил Бесков, – а это что за Дин Рид?» «Это наш врач», – ответил Новиков. «Нет, – жестко приговорил Бесков, – это не наш врач».

Эксперимент на Гаврилове

Тихий час для всей команды после обеда на тренировочной базе был у Константина Ивановича Бескова мероприятием святым. Не могли заснуть, но старались лежать тихо, чтобы, не приведи Господи, не вызвать гнев тренера. Не спалось однажды Юрию Гаврилову. Он лежал на кровати и, установив на магнитофоне звуковой минимум (так ему, во всяком случае, казалось), слушал песни Высоцкого. Но Бесков, проходя по коридору базы, звук уловил, а когда узнал, что слушает Гаврилов, страшно рассердился и стал в гневе называть Высоцкого законченным пьяницей и наркоманом, от которого недалеко ушли те, кто его слушает. Гаврилов, как мог, принялся Высоцкого защищать. Словесная перепалка между игроком и тренером закончилась тем, что Бесков Гаврилова с базы выгнал, сказав, что на тренировки полузащитник может приезжать из дома.

Юрий Васильевич Гаврилов поначалу, по его словам, обрадовался, но потом заскучал. Получалось так, что пока все отдыхали на базе, футболисту дважды в день (тренировки были двухразовые) приходилось ездить по маршруту Москва – Тарасовка – Москва. Плюсов, впрочем, было немало. Когда партнеры Гаврилова тоже пожелали часть дня проводить дома, Бесков сказал им: пока это эксперимент, на Западе давно так работают, вот мы и проверим – на Гаврилове.

Проверка закончилась быстро. Гаврилов, живя в свободном режиме, забил два гола английской «Астон Вилле», и Бескову предстояло принять решение. Всех теперь постоянно отпускать с базы? Никогда! И тренер вернул в привычный ритм Гаврилова, уже начинавшего привыкать жить на западный манер.

Замена «Запорожца»

Один из любимых рассказов знаменитого спартаковского футболиста Юрия Гаврилова, одного из самых никогда не унывающих игроков, с которыми доводилось общаться, о том, как ему в начале 80-х годов удалось получить (то есть, приобрести за свои деньги) модную в то время советскую автомашину – шестую модель «Жигулей».

Получилось так, что Гаврилов отправился на спартаковскую тренировочную базу в Тарасовку на сбор перед очередным матчем на машине своего отца-инвалида – «Запорожце» с ручным управлением (злые языки утверждают, что поехал он на «запоре» специально). Появление игроков на территории базы на собственных автомобилях было категорически запрещено. Гаврилова все любили и уважали, и охрана его пропустила. Недолго раздумывая, Юра выбрал на стоянке место рядом с «Мерседесом» Константина Ивановича Бескова, лихо припарковался и отправился в свой номер готовиться к тренировке.

Через полчаса раздался крик Бескова, с балкона увидевшего соседа своего «мерса», пусть и не последней модели, но все же – «мерса»: «Кого это охрана пропустила на инвалидке? Кто приехал?» «Гаврилов», – тут же доложили Бескову. Главный тренер пригласил начальника команды Николая Петровича Старостина и попросил: «Николай Петрович, очень вас прошу организовать для Гаврилова новую машину. Ну что же это он на инвалидной коляске ездит – только „Спартак“ позорит». Буквально через несколько дней Гаврилов разъезжал на новенькой «шестерке».

Sauna – та же баня

Баня, выйдя из-под присмотра тех, от кого она, собственно, и пошла с древних времен – финнов, стала обрастать в ряде других стран набором удивительных ограничений, особенно заметных для тех, кто с раннего детства воспитывается в «банном духе». Финны смеются над тем, как посещают баню – помещение с вывеской SAUNA – немцы, швейцарцы и, положим, австрийцы. Посмеяться есть над чем.

Европейская имитация

Сам наблюдал в Австрии, как поселившаяся в отеле в Капруне немецкая пара устанавливала в гостиничной бане порядок, казавшийся ей единственно верным, как всесильное учение Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Немцы упрямо объясняли остальным посетителям бани, что поливать водичкой – не бросать ее из ковшика, а – поливать! – камни электрической печки можно лишь один раз в десять минут, причем в каждом случае желательно наливать в ковшик не более тридцати граммов воды. Потом, в соответствии с немецко-австрийскими рекомендациями, следовало молча наблюдать, как очередные десять минут исчезают в песочных часах, сразу после брызгания на печку перевернутых.

Примерно с таким же посещением бани, наполненным идиотизмом, базирующимся на вывешенной под стеклом инструкции, приходилось встречаться в Швейцарии, Германии и Швеции. Финны (в большинстве случаев и русские) ведут себя в ситуациях, в которых сауны имитируются, примерно одинаково. Сначала пытаются объяснить устанавливающим ordnung (по-немецки – порядок) жителям Центральной Европы смысл бани вообще и конкретной бани в частности, а потом, дождавшись, когда песочные часы зовут блюстителей порядка в душ и на лежак возле бассейна, отводят душу, подбрасывая воду на камни, но так, конечно, чтобы не залить печку – они в установленных в гостиницах саунах не самые, к сожалению, мощные.

Немцы в Капруне администрации отеля на нас все же «настучали».

Не потому, что мы бросали воду, да не по тридцать граммов, а больше, раньше контрольного времени – этого они видеть не могли, а когда появлялись в парилке, то ведерко и ковшик мы им торжественно передавали. И не потому даже, что кто-то из наших, завернувшись в полотенце и пристроившись на лавочке, по привычке потягивал пивко, заедая «Карлсберг» солеными орешками и чипсами. А потому только, что, решив еще разок побывать в парилке, они обнаружили в ней непонятный запах, показавшийся им, наверное, неприятным. На самом же деле это был хлебный запах – от пива, в разумной пропорции добавленного в воду, которую бросали на камни: тот, кто знает, подтвердит – запах замечательный.

…В древние времена на территории нынешней Западной Сибири, центральной и северной России, то есть там, где существует определенная банная культура, обитали финно-угорские племена, от которых, собственно, баня и пошла, войдя постепенно в быт последующих обитателей этих территорий. Все началось в землянках древних поселений финнов. Продрогшие и усталые мужчины возвращались с охоты и однажды то ли они, то ли их подруги пролили воду на горячие камни, окружавшие в землянке очаг. Пошел пар, стало тепло и приятно. Плеснули водички еще. Совсем стало хорошо, прошла усталость. С той поры и пошла баня, постоянно совершенствуясь, но сохраняя при этом основополагающий принцип: пар открывает поры на теле, вместе с потом выделяются шлаки, организм очищается, «сбрасывает» с себя усталость, тело отдыхает.

Когда финно-угорские племена «попросили» с насиженных мест – дальше, на Запад и на Север, доставшееся в награду заменившим их племенам банное изобретение понравилось, и они стали постепенно культивировать его у себя. Так что баня – то же самое, что и sauna, но только у нас. «Sauna» в переводе с финского значит «баня». Возможно, именно поэтому финнов удивляют не столько центрально-европейские страны, пытающиеся выдать «суррогат» за баню, а Россия, иногда делающая то же самое.

Удивленный Кекконен

Однажды, в середине 80-х, известный спортивный журналист и писатель Слава Токарев пригласил меня попариться в сауне на велотреке в Крылатском, где у него в знакомцах были руководители этого спортсооружения, построенного к московской Олимпиаде. Я только-только приехал из Финляндии и с удовольствием согласился «погреться».

Железная дверь, наглухо закрытая – ни щелочки (помню, в один из первых приездов в Финляндию меня удивила довольно широкая щель под дверью в парную; мне потом объяснили, что это не от нехватки дерева, а для дополнительной вентиляции). На стене термометр, но и без него ясно – градусов 120, не меньше: уши моментально начинают гореть, слово вымолвить невозможно. Да что там слово – вздохнуть-выдохнуть нельзя. Скатился вниз и, сидя на полу, жестами показал на раскаленные камни – водички бы туда плеснуть. «Ты что, – шепотом объяснили мне, – нельзя, это же сауна. Финская».

Мой друг Александр Ранних, известный российский дипломат, возглавлявший наши посольства в Риге, Рейкьявике и Дар-эс-Саламе, долгие годы работал в дипломатическом представительстве СССР в Хельсинки. Блестящий знаток финского языка, он был переводчиком во время встреч президента Финляндии Урхо Калева Кекконена с советскими руководителями. Однажды Кекконен приехал с очередным визитом в Советский Союз и после официальной московской части отправился на несколько дней в Сочи, отдохнуть. Ранних его сопровождал. Как-то утром, после завтрака, Кекконен сказал: «Саша, а нельзя вечером организовать баню?» – «Нет проблем, господин президент». Ранних передал принимавшей их стороне просьбу президента. Вечером они пошли париться. В парилке, как и в Крылатском, наглухо закрытая железная дверь, 120 градусов и никакой, понятное дело, воды для того, чтобы поливать камни. Кекконен выдержал полминуты. Когда вышли на свободу, финский президент поинтересовался через Александра у человека, готовившего баню, почему в ней так душно, жарко и почему нет воды. «Потому что, господин президент Финляндской республики, это финская сауна». «А как вы думаете, – попытался уточнить Кекконен, – я понимаю что-нибудь в финских банях?» – «Так точно, господин президент Финляндской республики». – «Так вот, я утверждаю, что в финской бане должна быть невысокая температура, обязательно вода для того, чтобы бросать ее на камни, и – желательно – веник, чтобы получить удовольствие и пользу от парилки». – «Так точно, господин президент Финляндской республики». – «Но почему же здесь ничего этого нет?» – «Потому что это финская сауна, господин президент Финляндской республики».

Финский приятель рассказывал мне, как его однажды едва не выселили из гостиницы «Москва» в Киеве. Он, поселившись, прочитал висевшее возле лифта объявление о том, что «в гостинице функционирует сауна», обрадовался, заплатил, сколько нужно, пошел, удивился, правда, что в парилке нет ни ведерка, ни ковшика, но из положения вышел, обнаружив в углу предбанника пустую пластиковую бутылку. Приятель наполнил ее водой, на всякий случай обхватил полотенцем, чтобы руку не жгло, отправился в парилку и стал поливать камни. Услышав непривычное шипенье, характерное для момента соприкосновения воды с раскаленными камнями, примчалась сестра-хозяйка, выдававшая в предбаннике полотенца взамен ключа от номера, открыла (!) дверь парной, увидела творимое финном безобразие, заставила его прекратить «хулиганство» и нажаловалась, разумеется, в администрацию, которая едва не подвела финского журналиста «под статью», связанную с нарушением правил поведения в гостинице и позволяющую выселить хулигана, пытавшегося – кто бы мог подумать! – поливать водой камни в «финской сауне».

Могу только представить, что бы с ним сделали, если бы коллега из Финляндии вздумал вдруг захватить с собой в баню веник. Между тем, сделав это, он развеял бы еще одну легенду о сауне – будто бы в ней ни в коем случае нельзя применять веник. Легенда эта особенно смешит финнов, которые в положенное время, как и все «банные люди», заготавливают веники.

Способов заготовки у них три. Первый – самый распространенный: веники сушат. Второй: их замораживают (в больших магазинах, торгующих всем на свете, можно приобрести глубоко замороженные березовые – других в Финляндии нет – веники). Третий: зимой можно купить на рынках свежие веники, которые по-фински называются vihta (вихта) с производным от этого слова глаголом – vihtoa (париться), – их, переложенные для сохранности солью, продают в полиэтиленовых пакетах.

Банный культ

Финские руководители, как, впрочем, и все остальные финны, любят приглашать в баню, совмещая иногда приятное с полезным – отдых с делом.

В банях Финляндии обсуждается много деловых вопросов. Случалось, в них проводились заседания кабинетов министров, в том числе и в тех случаях, когда в него входили женщины. В финских отелях, в отличие от швейцарских и австрийских, мужчины и женщины вместе не парятся, банные помещения для них раздельные, но разнополые члены кабинета собирались после посещения парилок в большой комнате и, завернутые в огромные полотенца или простыни, рассматривали текущие вопросы.

В середине 70-х годов советским послом в Финляндии был Владимир Севастьянович Степанов, будущий первый секретарь Карельского обкома КПСС и член ЦК советской компартии. Он прекрасно владел финским языком. Когда Степанов и многолетний президент Финляндии Урхо Калева Кекконен, который, было замечено, не будучи еще президентом, сразу после окончания войны мог запросто – вровень – выпивать с советским послом до утра, устраивали друг для друга банные вечера, общество посторонних – помощников, адъютантов, советников – они позволяли себе только в предбаннике. В парилку же заходили всегда вдвоем, и о чем там шли беседы, знали только они двое. Если, конечно, в обитом осиной или липой помещении не устанавливались жучки. Проверить это было практически невозможно, поскольку в сауну специальную аппаратуру, позволившую бы установить наличие записывающих или передающих приборов, пронести невозможно. Разве только в деревянном ведерке с водой.

Впрочем, относительно спецвозможностей посольской бани Степанову должно было быть известно как никому другому. До того как стать послом, он возглавлял резидентуру КГБ в Хельсинки, а когда посольская должность в силу ряда причин оказалась вакантной, Урхо Калева Кекконен, рассказывают, замолвил за Степанова слово перед советским руководством, поскольку парился с ним давно и считал главного на тот отрезок времени кагэбэшника в Хельсинки самым достойным кандидатом на место посла. Говорят, в истории КГБ это был один из тех редких случаев, когда высокопоставленного сотрудника вынуждены были отпустить на «чистую» дипломатическую работу.

Баня в Финляндии – культ, религия. В стране, число жителей которой едва превышает пять миллионов человек, почти полтора миллиона бань. Их нет только в самолетах и поездах, хотя, говорят, что если бы в Финляндии существовали такие же сумасшедшие расстояния, как в России, то в поездах дальнего следования обязательно появились бы бани. В самолетах же там вообще едва успеваешь выпить чашку кофе.

Зато морские паромы оборудованы по полной программе. На верхних палубах построенных на финских судоверфях поражающих воображение гигантов место в «красном углу» отведено под баню: раздевалки, бассейн, парилка, место для отдыха – кресла, бар, пиво, орешки.

Невозможно, пожалуй, встретить в Финляндии отель без aamusauna, то есть – утренней бани, включенной для постояльцев с 6 до 10. Ее посещение, как и завтрак, входит в стоимость номера. Хорошо посидевший накануне вечером в ресторане или у друзей оказавшийся в другом городе человек, побывав с утра в aamusauna и сделав два-три захода в парную, выходит из нее «огурчиком», полностью восстановившимся и готовым к работе.

Баня – непременная часть жизнедеятельности всех практически финских фирм и организаций. Сауны в них построены либо в подвалах, либо – что чаще – на самых верхних этажах. Солидные фирмы имеют сауны в загородных представительских резиденциях. Приглашение в баню в разгар рабочего дня (делается оно, стоит сказать, заранее) чаще всего предусматривает проведение полутора-двух часов в парилке с последующим обедом (или ужином) и разговорами на любые интересующие собеседников темы, в том числе и на самые важные, касающиеся бизнеса, политики, разведки, спорта.

Когда финнов спрашивают, как часто можно посещать баню, они обычно отвечают: «Не чаще двух раз. В сутки». В этом есть своя правда. Утром можно после пробежки или бассейна зайти на пять минут в домашнюю сауну, заранее включенную и запрограммированную на определенную температуру, а днем или вечером побывать в «деловой» бане.

В новых многоквартирных домах, строящихся в Финляндии, сауна в каждой квартире – такой же обязательный элемент, как и туалет. В старых домах построены две-три бани (все зависит от количества квартир), и у каждой семьи есть свое время для посещения сауны. Времени хватает абсолютно всем.

О банях в домах собственных или же на дачах и речи нет. Чаще всего дома эти построены рядом с озерами. Милое дело для финна (как, впрочем, и для живущего в России любителя бань) прыгнуть после парилки с веником в холодную воду (выдающийся хоккейный тренер Анатолий Владимирович Тарасов, часто, кстати, «перепаривавший» своих финских друзей, использовал на даче для купания после бани огромную бочку) или же покувыркаться в сугробе.

Качественный диапазон полутора миллионов бань огромен: от домашних штампованных «пятиминуток» с электрическими печками (но «пятиминутки» они, правда, утром, а вечерами и квартирные бани могут служить и местом отдыха всей семьи, и встреч с друзьями) до «деликатесных» savusauna, называющихся в России «банями по-черному» (в российской «деревне, – цитирую Николая Петровича Старостина, – парились и в русской печке. Протопят, угли выгребут, на пол печи постелют соломы – влезай и парься за милую душу»; бывало, в таких печах, добавлю, и мылись после бани, но чаще – рядом, в корыте), требующими длительной и тщательной подготовки.