Текст книги "Пушкин и Пеле. Истории из спортивного закулисья"

Горняки из Инты

Николай Николаевич Озеров рассказывал, как знакомые ему завидовали, когда он отправлялся на Олимпийские игры и удивлялись его рассказам – по возвращении – о том, что он ничего на Олимпиаде, кроме хоккейного дворца, не видел, поскольку практически не выходил из него, комментируя матчи турнира. Даже результаты советских спортсменов в других видах спорта Озеров узнавал из Москвы – не было тогда в комментаторских кабинках ни компьютеров, ни – тем более – Интернета.

Один из любимых рассказов Озерова на эту тему, как однажды ему во время репортажа сообщили в наушники:

– Николай Николаевич! А у вас там наши биатлонисты стали олимпийскими чемпионами!

– Шайба у Старшинова, передача Майорову… – это телезрителям. Потом, отключив на мгновение микрофон, – Москве:

– Какие молодцы!

И снова:

– Сейчас приходится вчетвером обороняться в своей зоне…

– Николай Николаевич, запишите имена чемпионов и при первой возможности сообщите об этом телезрителям и радиослушателям.

Озеров, не отрываясь от репортажа, записывает имена чемпионов.

– Бросок Викулова. Штанга!..

– И еще скажите, что на имя биатлонистов-чемпионов пришла телеграмма из города.

– Шайба в ловушке у Коноваленко. Из какого города телеграмма? Не слышу. Из какого?..

– Даем по буквам: Инна, Нина, Тамара.

Не прерывая репортаж, Николай Николаевич записывает имена и при первой возможности говорит телезрителям и радиослушателям:

– Дорогие друзья, только что поступило приятное для нас с вами сообщение: советские биатлонисты стали олимпийскими чемпионами! Первые поздравления им прислали три девушки – Инна, Нина и Тамара.

В Москве схватились за голову: какие девушки? Телеграмму прислали горняки из города Инты!

Ответный укус

Бывший президент футбольного «Спартака» Андрей Червиченко рассказывал о том, как однажды нигерийский нападающий Фло укусил спортивного директора клуба Александра Шикунова за руку:

– Мы никак не могли с ним расстаться. Неликвид, как говорят в футбольных клубах. Агенты привезли, расписали его достоинства. Мы купились. И – купили. А теперь надо было расставаться. Хотя бы для начала прилично сбросить ему зарплату. Вызвали его с Шикуновым в мой кабинет. И объявили парню, что отныне он будет получать ровно в три раза меньше – три тысячи долларов в месяц. Решение свое объяснили тем, что он не играет. Да и вообще, сказали мы ему, мы с тобой контракт в ближайшее время расторгнем. Так что решай сам: или ты без скандала уезжаешь, или нам придется подыскивать тебе другой российский клуб. Пока же – три тысячи.

Рассказывал ему все это доходчиво Шикунов через переводчика. Когда он речь свою закончил, Фло, молча все выслушавший, просто взял и укусил его за руку. И прокусил! Фло сам испугался от того, что прокусил человеку руку так, что пошла кровь. Я потом Шикунова травил: «Надо бы тебе от бешенства укольчик сделать».

Чача и мяч

Вова Шелия, обаятельный человек, всегда с уважением относящийся к старшим, известен не только как игрок сухумского «Динамо» и кутаисского «Торпедо» 70-х годов, но и как арбитр, частенько входивший в состав бригад, обслуживавших матчи чемпионата Советского Союза в высшей лиге.

Детство Вова провел в селе Алахадзы, расположенном между знаменитым местом отдыха Гагры и не менее знаменитой Пицундой.

«Неподалеку от нашего дома, – рассказывал Вова, – находилась спортивная база. Нас нельзя было оттуда выгнать. Взрослые разрешали нам играть в футбол. Счастьем было, когда туда приезжали тренироваться команды из Москвы. „Динамо“ делало это постоянно. Мы с открытыми ртами наблюдали за динамовскими тренировками. Нам доверяли подавать мячи, иногда улетавшие далеко за пределы поля. Каждого игрока мы знали по имени. Так получилось, что у меня сложились теплые отношения с Валерием Масловым. Он учил меня футбольным приемам, показывал, как правильно бить по мячу, подкручивать его, останавливать, жонглировать. Во многом благодаря Маслову, от которого я глаз не отрывал на динамовских тренировках, я и стал профессиональным футболистам. А еще нас связывал „товарообмен“. Я приносил на базу домашнее вино и чачу, а взамен получал футбольный мяч».

Новости от Островского

По Москве в советские времена регулярно прокатывались слухи о смерти или гибели того или иного популярного человека. Все знали, что официальная пресса постоянно замалчивает значимые события, и слухам потому большей частью верили.

Однажды прошел слух, что скончался знаменитый комментатор Николай Озеров. Он, по счастью, был жив-здоров, только-только вернулся из очередной зарубежной поездки, и его прямо из аэропорта повезли в Останкино: надо было прекратить слухи, а лучше всего это могло сделать появление Николая Николаевича на экране.

В те времена программа «Время» непременно завершалась сводкой спортивных новостей. Читал ее не диктор, а спортивный комментатор. У комментаторов был свой график выхода в эфир «Времени». Назначенный на тот вечер был вынужден ради такого события очередь свою пропустить.

За столом программы сидели втроем: дикторы Нонна Бодрова и Игорь Кириллов и Николай Николаевич. В кадре попеременно показывали Бодрову и Кириллова, рассказывавших о событиях в стране и мире. Последним перед спортивной частью был репортаж из дома-музея Николая Островского. Репортаж завершился, Бодрова включает микрофон и проникновенным голосом говорит:

– Со спортивными новостями вас познакомит Николай Островский…

О том, скольких усилий стоило оказавшемуся в кадре Озерову не расхохотаться, знает только он.

Японский лыжник

Георгий Сурков, работавший на советском телевидении, комментировал как-то международные соревнования лыжников. То ли чемпионат мира это был, то ли олимпийский турнир. Лыжные гонки обычно доверяют показывать телебригадам из северных стран, в частности, из Финляндии и Норвегии. Северные телевизионщики не оставляют без внимания выступления даже слабых спортсменов. Ставку они, разумеется, делают на лидеров, но и аутсайдеры не остаются в стороне.

Во время репортажа Георгия на экране возникла картинка. На одном из контрольных пунктов дистанции появилась фигурка спортсмена. На экране титры: 62. Keisuke Hirovato. Japan и время, за которое лыжник пробежал этот отрезок. Сурков прокомментировал: «На ваших экранах занимающий сейчас 62-е место японский лыжник Кейсуке Хировато». Пауза, и Георгий продолжил: «Да, действительно неважно выступает этот спортсмен».

С Японией связана и другая лыжная история. Знаменитая 30-километровая гонка лыжников на Олимпиаде-72 в Саппоро. Многие уже стартовали, когда буквально повалил снег. Вячеслав Веденин тут же принялся быстренько перемазывать лыжи – до старта ему осталось чуть больше минуты. Репортерам тогда разрешалось находиться в зоне, в которой спортсмены дожидались своей очереди. Японский газетчик, русским языком в какой-то степени владевший, поинтересовался у Веденина, как он относится к повалившему вдруг снегу. Ответ советского гонщика был зафиксирован на первой полосе вышедшей на следующий лень местной газеты: «Сказав волшебное слово – дахусим – русский лыжник выиграл золотую медаль».

Баран о трех ногах

Массажист ЦДКА Семен Степанович Рябинин, любимец всех армейских футболистов, как-то раз после победного матча команды в Воронеже купил тушу барана и в поезде положил ее, тщательно завернутую в бумагу, в ящик для багажа под нижней полкой.

Крупной кубковой победе – 9:1 над «Трудом» – игроки ЦДКА были рады. Рады они были и тому, что в поезде можно было отметить день рождения своего товарища по команде Юрия Ныркова. Отметили. Рябинин сразу же лег спать. Футболисты отметили еще немного и почувствовали, что проголодались. Еды с собой – никакой. Вспомнили про рябининского барана. Потихоньку приподняли крепко спавшего массажиста вместе с полкой, вытащили тушу, отрезали одну ногу, а все остальное положили на место. Ногу проводник сварил им в огромном бидоне в топке.

Когда подъезжали к Москве, кто-то из игроков вздумал пошутить – сказал, что ночью кто-то в вагоне блеял. Рябинин – моментально к полке. Приподняв ее, убедился, что все в порядке – туша, завернутая в бумагу, лежала на месте. Только дома он обнаружил, что баран его – о трех ногах. В бане, где собралась вся команда – попариться и на массаж, Семен Степанович ни с кем не разговаривал до тех пор, пока ему в виде извинения не преподнесли несколько кружечек любимого им пива. В несколько глотков осушив первую из них, Рябинин вымолвил: «Да я бы вам всего барана отдал, если бы вы мне сказали, что проголодались».

Секретный матч

Летом 1944 года в Москве состоялся международный матч, получивший статус «секретного». Несколько месяцев планировали провести встречу одной из московских команд с футболистами Великобритании. Наконец определили точную дату игры. Против англичан (никто, правда, не знал, что это за команда – любители, профессионалы?) решили выпустить основной состав ЦДКА. Потом наверху посовещались и решили: большой риск. Если ЦДКА проиграет, то как на это посмотрит высшее руководство страны, как отреагирует товарищ Сталин? Это что же, пока Красная Армия добивается побед на фронтах мировой войны, ее спортивный отряд проигрывает в Москве союзникам?

Рисковать не стали. В соперники англичанам назначили «Крылья Советов», усилив профсоюзную команду двумя игроками ЦДКА – Валентином Николаевым и Александром Прохоровым. Проиграют профсоюзники – что с них взять?

Матч сделали закрытым. Никаких болельщиков на «Динамо». Боялись поражения – чем меньше свидетелей его, тем лучше. Была введена система спецпропусков. Болельщики об игре, разумеется, прознали. Ажиотаж был невероятный. «Не знаю, – вспоминал Валентин Александрович Николаев, – насколько это соответствует истине, но поговаривали о том, что на футбольном „рынке“ за один спецпропуск предлагали мешок картошки – огромная цена для тех времен».

Задолго до матча стадион был оцеплен милицией и солдатами НКВД. На всех воротах висели огромные амбарные замки. Открыли только служебный вход. Начальство несколько дней подряд устраивало «накачки» футболистам. Подробнейшие инструкции на тему «Как помочь своей команде?» получил лучший в те годы советский арбитр Иван Широков.

Когда команды выстроились в центре поля перед началом матча, Валентин Николаев обратил внимание на одного из английских игроков – на ногах у него вместо бутс были обычные солдатские ботинки. Его партнеры футбольным видом тоже не отличались. Но на первых же минутах один из англичан пробил по советским воротам из центрального круга, и мяч влетел в ворота между ног словно загипнотизированного голкипера Александра Головкина. Обладатели спецпропусков на трибуне – в шоке. Но гол этот стал всего лишь курьезным эпизодом. Любители, конечно же, ничего не могли противопоставить профессионалам, на перерыв ушедшим при счете 10:1 в свою пользу, а во втором тайме забившим еще девять мячей. Десять забили два будущих высококлассных тренера – Николаев (четыре) и Александр Севидов (шесть).

Без дерева

Кирсан Илюмжинов, президент Калмыкии и патрон элистинского футбольного клуба «Уралан» (когда-то он играл в премьер-лиге, сейчас – исчез), ввел в начале нулевых годов обычай, в соответствии с которым тренер каждой приезжающей в калмыцкую столицу команды должен был посадить, в присутствии публики и прессы, дерево, а за это получал национальную одежду.

Работавший в то время с «Локомотивом» Юрий Семин стал первым отказником. Приехав на полуфинал Кубка России в Элисту, он не пришел на церемонию посадки дерева. У тренера были все основания для подобных действий. Семина вывела из себя история с приездом в Москву посланцев «Уралана», предложивших «Локомотиву» сдать полуфинал Кубка в обмен на шесть очков в чемпионате. Разозлился не только Семин – вся команда: местная команда была разгромлена 4:1, причем три гола забил капитан рассердившегося «Локо» Дмитрий Лоськов.

Вылет из кубка

Как-то раз московское «Динамо» отправилось в Нальчик играть кубковый матч с местным «Спартаком», выступавшим тогда в первом дивизионе. У динамовского тренера Виктора Прокопенко возникли какие-то семейные обстоятельства, кто-то из близких приболел, и он не полетел с командой. За старшего остался помощник Прокопенко Борис Стукалов.

«Динамо» проиграло 0:2. Как рассказывали сами динамовцы, – без шансов. Роман Узденов забил два гола на контратаках, а затем Нальчик встал стеной, и близко динамовцев к штрафной не подпуская, – не пробить.

И вот проигравшие в Москве. Первая после вылета из Кубка тренировка. Проводит Прокопенко. Он построил команду в шеренгу и стал перед ней расхаживать. Минуту молчал, другую… «Ну, – думали игроки, – сейчас получим по полной программе». И Прокопенко действительно начал нагнетать обстановку. «Да-а-а, парни. Московское! „Динамо“!! проиграло первой лиге в Нальчике!!! Всухую. 0:2. Вылетело из Кубка России. Я много думал об этой игре, пытался понять, как же такое могло случиться. И вот что скажу вам, ребята». Футболисты замерли, перестали дышать. А Прокопенко, выдержав шикарную театральную паузу, произнес: «Ну, на хрена нам этот кубок? Пошли тренироваться!»

Вина диктора

В 1978 году перед последним туром чемпионата СССР у донецкого «Шахтера» были огромные шансы на серебряные медали. Получиться это могло в том случае, если киевское «Динамо» не выиграет в Ташкенте у «Пахтакора», а сам «Шахтер» на своем поле побеждает ЦСКА. Никаких проблем в игре с армейцами не ожидалось. По свидетельству тогдашнего защитника донецкого клуба Виктора Звягинцева, тестя, к слову, Виктора Онопко, с ЦСКА была договоренность о том, что он упираться не станет.

«Шахтер» повел 1:0. Играли тогда матчи заключительного тура не в одно и то же время, и диктор объявил результат ташкентского матча: киевляне победили. Для этой ситуации у «Шахтера» с ЦСКА была договоренность об ином сценарии – хозяева поля пообещали армейцам, которым, стоит заметить, в турнире ничего уже не было нужно, проиграть. И договоренность сохранили, пропустив два гола: 1:2.

Но после матча выяснилось, что киевские динамовцы в Ташкенте не выиграли, а сыграли вничью – 1:1, причем ничья эта очков «Динамо» не давала, поскольку была сверхлимитной – тогда регламентом дозволялось лишь восемь матчей на протяжении всего чемпионата играть вничью. И «Шахтер» вместо «серебра» довольствовался «бронзой».

Диктора уволили. Могли и побить.

Охранник с собакой

Валентин Бубукин, будучи тренером «Локомотива», отправился на прием к министру путей сообщения Борису Павловичу Бещеву и попросил назначить начальником команды Евгения Горянского. Вдвоем они выбили для футболистов одиннадцать дополнительных ставок. Основной состав был оформлен проводниками на рейсы Москва – Красноярск и Москва – Новосибирск. «Они, – рассказывал Бубукин, – все время в пути, поймать их никто не сможет. И свои восемьдесят рублей получали в дорпрофсоже, отдельно от клубной бухгалтерии. Потом руководство спрашивало:

– Ну, как, ребята довольны?

– Довольны.

– А вы?

– А мы-то чего?

– А вы что, себе ставок не взяли?

Начальники решили исправить упущенное и оформили Бубукина и Горянского охранниками на спецпоезда. Вышло по шестьдесят рублей. Потом, чтобы приблизить к футболистам, повысили в „звании“ – до должности „охранника с собакой“. За собаку доплачивали десять рублей. Но из-за этих десяти рублей как-то хитро все пересчитали и стали взимать с главного тренера и начальника команды какой-то налог, и они стали получать на руки по пятьдесят девять рублей семьдесят копеек.

– Женя, – сказал Бубукин Горянскому, – иди, попроси, чтобы убрали эту псину. Скажи, по ночам воет, сторожить нам мешает…»

Повязка на ноге

Футбольная молва в 20-е годы прошлого века приписывала ленинградскому форварду Михаилу Бутусову немыслимой силы удар. Из уст в уста передавали: на правой ноге – повязка, означающая, что бить запрещено – только левой; если в штангу попадет, штанга пополам.

Славой «футбольного убийцы», между тем, Бутусов обязан одесситам. В 1925 году сборная СССР после турне по Турции пароходом вернулась на родину, и в Одессе был назначен товарищеский матч. У Бутусова была травма. Газеты сообщили, что играть он не будет. Болельщики направляли руководству сборной просьбы – петиции, посылали делегации. Все настаивали на том, чтобы Бутусов, необычайно популярный в стране футболист, вышел хотя бы на несколько минут. Встретившись с одной из таких делегаций, Федор Селин, с юмором друживший, сказал: «Да не травма у него». – «А что?» – поинтересовались просители. «Большие неприятности», – потупив взор, сказал Селин. «Какие?» – воскликнули гости. «Вы что, не знаете?» – удивился Селин. «Нет!» – признались одесситы. «Он в Турции вратаря убил, – поделился тайной Селин. – Не рассчитал силы удара, попал в него и – хана».

Через минуту после рассказа Селина легенда загуляла по Одессе, зажила своей жизнью, обрастая новыми подробностями. Затем легенда отправилась гулять по всей стране.

В Турции же произошло следующее: местный вратарь не уловил момента бутусовского удара (а удар у него действительно был мощный), мяч попал прямо в голкипера, и он, опрокинувшись назад, вместе с мячом оказался в воротах.

Замах Шмуца

Встав за ворота с фотоаппаратом, Алексей Хомич продолжал играть. Он сопереживал каждому голкиперу, за спиной которого оказывался, давал советы, повторял движения коллег – об этом рассказывали опытные фотокорреспонденты, наблюдавшие за Хомичем.

Однажды Алексей Петрович в дождливую погоду встал во время матча ЦСКА – «Арарат», проходившего на московском стадионе «Динамо», за ворота армейского вратаря Леонида Шмуца и с первых же минут принялся втолковывать ему, что он неправильно вводит мяч руками – слишком широким делает замах, причем перед самой «рамкой». «Самому себе, что ли, закинуть хочешь?» – бурчал Хомич. «Да что вы, Петрович? – улыбался Шмуц, пока игра шла на ереванской половине поля. – Никогда в жизни».

Надо сказать, все пересказчики случившегося потом не ведали про одно немаловажное обстоятельство: Шмуц за полгода до матча с «Араратом» играл за олимпийскую команду СССР в Сирии, травмировал плечо, не долечился, слишком рано снял повязку. Об этом рассказывал не кто-нибудь, а самый наш знаменитый футбольный врач Савелий Мышалов.

И вот, в очередной раз под бурчание Хомича выбрасывая привычным ему способом мяч в поле, Шмуц действительно забрасывает его в свои ворота. Публика в шоке. Вратарь, у которого в момент замаха вылетело плечо, и рука потому ослабла, превратилась – до помощи врачей – в плеть, погнался сгоряча за Хомичем: «У, старый хрыч! Накаркал!..» Алексей Петрович быстренько оказался вне зоны досягаемости Шмуца.

Хомич рассказывал, что он успел сделать снимок, на котором запечатлен самый, наверное, курьезный автогол в советском футболе, но никто так и не знает, был этот снимок на самом деле или не был, потому что великий вратарь прошлого никому эту фотографию не показывал.

Пять тонн косточек

Известный самарский репортер, ветеран нашего журналистского цеха Арнольд Эпштейн, побаловал такой историей из «жизни» футбольных программок.

Выдержка из программки, подготовленной в узбекском городе Коканде к матчу местного «Автомобилиста» и соперников из Ташкентской области (в тексте сохранена оригинальная орфография. – А. Г.):

«Дорогие товарищи! В летнее время каждая семья употребляет много фруктов и бахчевых культур. А косточки от них не нужно выбрасывать, а собирать и сдавать на Кокандский Масложиркомбинат. Это выгодно Вам. За пять тонн сданных косточек Вы получите автомобиль „Жигули“. Если ваши дети сдадут больше ста килограмм косточек, они обеспечены путевками за границу и во всесоюзный пионерский лагерь „Артек“, помимо этого за каждую сданную килограмм косточек вы получите от 17 до 40 копеек денег и от 2 до 4 килограммов шелухи… Косточки – это не отходы, а ценнейшее сырье. Дорогие товарищи! Футбольный клуб „Автомобилист“ призывает не остаться в стороне от этого выгодного Вам государственного дела. Очередная игра на нашем стадионе состоится пятого июня. В этот день гостями „Автомобилиста“ будет команда.»

Победная кнопка

Поначалу скандал, приключившийся в 1976 году в олимпийском Монреале с советским пятиборцем Борисом Онищенко, в Советском Союзе хотели представить как провокацию, направленную против первой в мире страны социализма. На Старой площади обсуждали даже текст заявления, который должен был быть распространен ТАССом. Но потом, поумерив пыл, пришли к выводу: никаких пропагандистских дивидендов жульничество Онищенко принести СССР не может. Спортивное руководство страны вину жулика признало. Его отправили домой ближайшим рейсом, и он был пожизненно дисквалифицирован.

Самое смешное в этой истории заключается в том, что Онищенко и без задуманной им хитрости вполне мог выиграть какую-то медаль. Он не без оснований считался одним из фаворитов турнира пятиборцев. А кем еще можно было считать трехкратного чемпиона мира, призера двух предыдущих Олимпиад?

Но… С помощью киевских умельцев Онищенко вмонтировал в рукоятку шпаги хитроумное приспособление, позволявшее ему нажимать кнопку в тот момент, когда укола в тело соперника не было, но всем в этот момент казалось, что он был. Система судейства в фехтовании устроена таким образом, что при касании кончиком шпаги противника замыкается электрическая цепь и за спиной «пораженного» загорается лампа. Онищенко решил «укоротить цепочку» и изменил конструкцию своей шпаги. Цепь у него замыкалась не только от укола, но и от нажатия этой самой кнопки, замаскированной с помощью замши, которой была обмотана ручка.

Тревогу забил англичанин Джереми Фокс. Он в момент предполагаемого удара неудачно поехал по помосту на одной ноге, а Онищенко, полагая, что вот-вот он «уколет» соперника, нанес удар в пустоту, но при этом нажал свою победную кнопку и лампочка за спиной Фокса загорелась. Немедленно последовала жалоба англичан. Шпагу Онищенко взяли на обследование. Жульничество обнаружили.