Текст книги "Пушкин и Пеле. Истории из спортивного закулисья"

Выдержка штангиста

Выдающийся советский штангист Василий Алексеев рассказывал в телепередаче одному из лучших интервьюеров на постсоветском пространстве киевлянину Дмитрию Гордону:

«В 1970 году в Минске проходил „Кубок Дружбы“. Обычно первыми малыши приезжают, потом средние веса, ну и последними мы, тяжеловесы, и вот 16 марта (дату запомнил точно, потому что 18-го на помост вышел) сидим в вагоне-ресторане, а сзади четыре обыкновенных мужичка умостились. Вдруг один из них говорит: „Вон самый сильный человек планеты Алексеев“ (а я перед этим четыре рекорда установил и обошел Жаботинского в сумме). Второй ему вторит: „Да ладно – какой-то козел сидит. – И ко мне: – Слышь, ты, козел?!“ Я не ответил: как ел, нагнувшись, солянку, так дальше и ем, как тут летит мне в затылок фужер – и о мою голову вдребезги! Я между тем по-прежнему ноль внимания: продолжаю доедать солянку!

Нас четверо было: два тяжеловеса (и я в том числе) по 130, и два по 110 килограммов. Можете представить, на кого эти замухрышки полезли – на четверых слонов. С моим-то характером головы им поотрывать не стоило ничего, но Бог меня спас. Напротив меня Валера сидел Якубовский. „Ты что, – спрашивает, – не слышал? Тебя оскорбили. Да я сейчас пасти порву им, шеи сломаю“. – „Я, – говорю, – это давно бы сделал, но виноваты мы будем: сиди“. Мужички между тем повыступали еще, но видя, что мы не проронили ни слова, заткнулись.

И спустя годы уверен на сто процентов: это была провокация. Я же ехал установить мировой рекорд в троеборье, открыть „Клуб 600“, о котором многие у нас в стране только мечтали, – кому-то это, естественно, не понравилось. Непонятно, кто хотел вывести меня из игры, – до сих пор этот вопрос мучает. Есть, конечно, предположения… Но делиться ими не буду.

Можно было, конечно, взять наглецов за шкирки и спросить, кто их подослал, но для этого надо было им морды бить, и тогда бы до Минска мы не доехали. Если они такие ушлые, прикинулись бы избитыми, а свидетели были наверняка подготовлены… Кто бы поверил, что мужики общим весом в 250 кило на полтонны полезли?»

Меню Василия Алексеева

Ему же, Дмитрию Гордону, Василий Алексеев рассказал историю о том, как он однажды разыграл корреспондента газеты «Орловский комсомолец»:

«Я сгонял вес со 157 килограммов до 138-ми и думаю: „Дай-ка на этом весе попробую в Мценске (это Орловская область) поднять что-нибудь“. Приехал, а там друзья да приятели подвели ко мне журналиста из „Орловского комсомольца“. Давать интервью я не люблю, но раз попросили – куда денешься?

Мне, чтобы вес согнать, нужно к еде относиться не особо приятельски, поэтому питание я придерживал, а у коллеги твоего первый же вопрос был такой: „Читатели „Орловского комсомольца“ интересуются, сколько вы едите“. – „Ручка и бумага есть у тебя?“ – спросил я. Он кивнул: „Конечно“. – „Тогда пиши. Утром 400 граммов икры, восемь кур, салаты, пятое-десятое, торты и 16 стаканов чаю“. У корреспондента глаза округлились: „А почему 16?“. – „Ты сколько пьешь?“ – вскинул я брови. „Два“. – „А вот моя норма – 16. Дальше: в обед восемь борщей, 40 котлет, а вечером все то же, что и утром, – 400 граммов икры, восемь кур и остальное…“

Журналист, однако, попался въедливый: „А почему 400 граммов?“ – пристал. Я: „Ты видел банку полукилограммовую, резинкой обклеенную? Но я детей-то кормить должен – вот 100 граммов им отдаю“. Когда он все это принес в редакцию, его высмеяли и погнали. Звонит мне: так, мол, и так, а я: „Столбиком, паразит, сосчитай, на сколько целковых это меню тянет, – кто же такие деньги мне даст?“ Существовала норма – 5 целковых 80 копеек на питание в день, плюс рубль тяжеловесам, а на эти деньги, учитывая, что нужно было еще поварих кормить и их семьи, особо не разгонишься. 5.80, уточню, это когда я в сборной был, а до этого два с полтиной плюс, как тяжеловесу, рубль. Кормежка на 3.50 – это синяя слипшаяся лапша и котлета, в которой, если бы мясо нашли, повара бы посадили. Соответственно, пустой борщ или суп, и мы еще как-то умудрялись держать вес.

Когда я 255 килограммов в Монреале толкнул, журналисты затоптали помост: там уже не до штанги было и не до толчков – кому объяснять, что я хочу еще 265 толкнуть? Все, соревнования на этом уже закончились. Кто-то из пишущей братии задал вопрос: „Мистер Алексеев, почему все так плохо выступили, а вы установили фантастический мировой рекорд?“ Ну, я им на чистом русском и объяснил: „Кто на чем живет, ребята, но главное – пейте рашен водку. Это лучше, чем анаболики, потому что ее нельзя обнаружить в крови“. Я, кстати, пил ее специально, потому что наша медицина, фармацевтическая промышленность ничего для здоровых людей никогда не выпускала. Это же не заграница, и восстановителей, как таковых, не было. В субботу или воскресенье, когда как попадало, – парилка и четыре „тонких“, то есть литр. Идешь на следующий день на тренировку как огурчик – это проверенный народный славянский способ».

Провокатор из Сан-Ремо

Юрий Иванов поиграл во многих советских командах, в частности, в «Локомотиве» и «Шиннике». Потом он занялся журналистикой и стал одним из ведущих футбольных обозревателей страны. Иванов рассказывал о поездке в 1966 году в составе экспериментального молодежного «Буревестника» на знаменитый турнир в итальянский городок Сан-Ремо:

«Поселили команду, как помнится, в небольшом частном пансионате на одной из центральных улиц. В первое время из номеров редко кто выходил. Спасибо, Никита Палыч Симонян, делегацию нашу возглавлявший, мозги всем проветрил: даже не попросил – приказал забыть бред о провокациях, которым нас пичкали перед отъездом, и отправиться в народ. Итальянцы, заверил Симонян, мало того, что добры и приветливы, так еще и к стране нашей относятся с большим уважением.

Возражений, естественно, не последовало. И за первые два дня буквально каждый из нас получил возможность убедиться в правоте поколесившего по планете наставника. Русских узнавали на улицах – по всемирно известному курорту не возбранялось ходить в спортивных костюмах, – дарили сувениры, пытались затащить в бары, кафе и угостить чем-нибудь вкусненьким. А после того как команда вышла в финал, одолев по пути сверстников из обожаемых местным населением „Интера“ и „Ювентуса“, власти города пригласили нас в знаменитый театр „Аристон“ на концерт популярного в то время Сальваторе Адамо, где разместили в почетной ложе и представили публике. Да и хозяйка пансиона в постояльцах души не чаяла: во время ужина непременно выставляла на стол корзину фруктов – „от себя“, вывозила на собственной яхте купаться в море, а перед отъездом подарила особо приглянувшимся золотые амулеты на память.

Что же касается провокаций, то и без них, разумеется, не обошлось. Вот только воспоминания оставили они самые приятные. Симпатичный старичок, например, с первых же дней к команде „прибившийся“, – как потом выяснилось, из бывших эмигрантов и очень богатый. Стал убеждать руководство: мол, нравятся мне ребята, денег на покупки дать им хочу. Легко догадаться, какой это наделало переполох, – во избежание больших неприятностей на родине от заманчивого предложения решено было „сурово (по Высоцкому) отвернуться“. „Но подарки-то я сделать могу?“ – не успокаивался добровольный спонсор. Тут возражений не последовало: на руке у каждого появились золотые швейцарские часы. Плюс о частном магазине с очень дешевыми вещами наш благодетель „по секрету“ рассказал, посоветовав именно в нем после окончания турнира оставить сэкономленные суточные и скромные премиальные. Что мы охотно сделали, скупив за бесценок отменного качества товар. Только позже стало известно, что бывший соотечественник нас „жестоко“ обманул: разницу между истинной ценой и продажной покрыл из своего кармана».

Хитрость Золотухина

Судейский беспредел во второй лиге советского футбола официальным путем остановить было невозможно. Главный тренер владимирского «Торпедо» Иван Золотухин придумал свой способ борьбы с происками арбитров. Он мобилизовал на помощь команде своего старого приятеля, полковника в отставке. По настоящему делу бывший полковник, судя по всему, соскучился, а потому с энтузиазмом воспринял заманчивое приглашение стать штатным «проверяющим из главного футбольного ведомства».

Забрасывали полковника в расположение противника обычно денька за два-три до календарной игры, предварив выезд соответствующей телеграммой из федерации. Можно только представить, как встречали ревизора хозяева матча! Машина к самолету или поезду, комфортабельный номер в гостинице, кормежка, что называется, от пуза… Задача у встречающих была одна: так умаслить нежеланного гостя, чтобы он снисходительно отнесся к «работе» судей.

«Засланный казачок» подчеркнуто почтительное обхождение воспринимал как должное, но в то же время не упускал случая подчеркнуть собственную требовательность, принципиальность. На стадионе в Ланчхути, например, он измерял линейкой ворота на стадионе, просил засыпать ямки, срезать бугорки, подправить разметку.

И, что поразительно, игра в ревизора приносила желаемые плоды. Наслышанные об инспекторе арбитры перебарщивать с помощью местной команде опасались. Как результат, гости могли и вожделенную ничейку зацепить, а иной раз даже победы добиться: в мастерстве-то владимирское «Торпедо», укомплектованное поигравшими на всех уровнях москвичами, большинство грузинских команд заметно превосходило.

Значок мастера

Бациллы тщеславия не проскользнули мимо министра обороны СССР, маршала Андрея Гречко, активно занимавшегося спортом и того же требовавшего от всех подчиненных. Он любил теннис, постоянно выходил на корт, даже тогда, когда занимал столь высокий пост и входил в число высших советских партийных руководителей. Но его мечтой был значок мастера спорта СССР, а получить его он никак не мог, поскольку не участвовал в соревнованиях, на основании достижений в которых и присваивалось мастерское звание.

В нашей стране, однако, никогда не существовало ничего невозможного и, скорее всего, существовать не будет. Спорткомитет внес специально «под Гречко» незначительные изменения в регламент по присвоению звания мастера спорта. Отныне оно могло присуждаться и за высокие достижения в товарищеских матчах.

«Высокие» достижения в исполнении маршала последовали незамедлительно: в паре с одним из своих подчиненных, уже имевшим звание мастера, министр «в исключительно упорной борьбе» одолел двух известных армейских теннисистов. После того как Андрей Антонович получил значок и удостоверение мастера, «незначительные изменения» из регламента исчезли.

«Ну, чего команде надо?»

Владимир Гомельский, игравший одно время у своего отца в ЦСКА, вспоминает, как после победы в важнейшем матче над московским «Динамо», которое тренировал Евгений Гомельский, в просторной раздевалке в процессе радостного обсуждения выигрыша вдруг раздалась команда: «Товарищи офицеры!..»

Владимир Гомельский, пусть и был единственным гражданским в команде, без воинского звания, поднялся вместе со всеми и застыл по стойке смирно. В раздевалку пожаловал тогдашний министр обороны Андрей Антонович Гречко. Он пожал каждому баскетболисту руку, поблагодарил за игру, после чего сказал адъютанту: «Доставай ручку, бумагу, записывай». При этом задал простой вопрос: «Ну, чего команде надо?» Докладывал министру обороны в раздевалке капитан ЦСКА Сергей Белов.

«Я, – пишет Владимир Гомельский в книге об отце, – потом сообразил, что Белов и Гомельский-старший это обсуждали до игры. Сережа был подготовлен и, представьте, никого не забыл! И о том, что у Жармухамедова в семье родился второй ребенок и ему нужна трехкомнатная квартира. И о том, что Витя Петраков женился, у него сразу родился ребенок и им нужна двухкомнатная квартира. И о том, что у Ивана Едешко машина после аварии не ездит, у него ни разу не было „двадцать четвертой“ „Волги“ и неплохо было бы помочь ему машину приобрести. И еще куча разных мелочей. Когда этот рапорт был закончен, маршал Гречко обернулся с вопросом: „Все записал?“ На что последовал ответ адъютанта: „Все записал. До 23 февраля (матч состоялся в декабре 1972 года) все просьбы команды будут удовлетворены. Довольны?“ Мы прокричали троекратное „ура“, и министр обороны раздевалку покинул».

Долг вратаря

Владислав Жмельков, «Владик», «Жмель», спартаковский голкипер из предвоенной жизни. Класса – высочайшего. ЦДКА к нему присматривался, забрасывал удочки (несмотря на то, что он уже отслужил в армии и по причине не очень крепкого здоровья был отправлен в запас). Однажды Жмелькова вызвали в райвоенкомат, наговорили множество громких фраз о священных обязанностях перед социалистической Родиной оберегать ее от врагов с оружием в руках и, решив, очевидно, что потенциальный красноармеец все уразумел, откровенно, по словам известного журналиста Ильи Витальевича Бару, пояснили: исполнять свои служебные обязанности Жмельков будет без оружия, в спортивной форме, защищая ворота команды ЦДКА.

Жмельков на это ответил: «В армию я иду исполнять свой гражданский долг – оберегать Родину от ее врагов. А играть я буду только за „Спартак“.» Его услали в дальний гарнизон, откуда он попал на фронт. Вернулся Владислав Жмельков летом 45-го года с наградами, в частности, с «Орденом Славы» на груди и отыграл за «Спартак» еще один сезон.

Сержант Басюк

Олег Маркович Белаковский, легенда отечественного корпуса спортивных врачей, близкий друг хоккеистов и футболистов многих поколений, рассказывал о том, что произошло после того, как ЦСК МО (армейский клуб выступал тогда под таким названием) был в чемпионате СССР 1959 года разгромлен тбилисскими динамовцами со счетом 4:1.

Кто-то из министров в лужниковской правительственной ложе не без ехидства сказал после игры занимавшему в то время пост главкома сухопутных войск Андрею Антоновичу Гречко: твои-то, дескать, совсем докатились.

На следующий день главный тренер армейцев Борис Андреевич Аркадьев, начальник и парторг команды были срочно вызваны «на ковер» к главкому. Адъютант Гречко, перед тем, как запустить их в кабинет, предупредил: вчера на футболе над шефом неприятно пошутили, он злой, как черт, достанется всем. «Почему столько пропускаем, Борис Андреевич?» – Гречко знаком с Аркадьевым был с давних времен. Аркадьев начинает объяснять: в целом игра была равной, а проиграли так только из-за одного человека – вратаря Бориса Разинского. Он, дескать, не совсем правильно себя в последнее время ведет – влюбился, хочет играть центрального нападающего, забивать голы, тренируется с прохладцей. «Из четырех мячей два на его совести», – сказал Аркадьев. «Почему не ставите второго вратаря?» – сурово спросил Гречко. «Сусла, – был ответ, – травмирован, а третий голкипер еще юнец, пропустил бы вчера больше Разинского».

«А где же молодой способный вратарь Басюк из команды Прикарпатского военного округа?» – удивил посетителей своей осведомленностью Гречко. Ничего, впрочем, удивительного в этом не было: именно главком подписывал приказ о переводе Басюка в ЦСКА, а потому и запомнил фамилию.

Оказалось, что никакого Басюка в команде нет. Гречко вызвал адъютанта и приказал немедленно соединить его с командующим Прикарпатского военного округа генерал-полковником Андреем Лаврентьевичем Гетманом. Через несколько секунд главком сухопутных войск Советского Союза и командующий крупным округом говорили о сержанте Басюке. Гетман ничего вразумительного не сообщил. Более того, он вообще не знал, кто это такой – сержант Басюк. Гречко пояснил: «Это вратарь вашей футбольной команды, генерал-полковник. Я подписал приказ о переводе Басюка в ЦСКА, но в Москву он так и не прибыл. Почему?»

От Гетмана, как потом выяснилось, историю с переводом скрыли, полученную директиву решили спрятать – авось, проскочит. Команда львовская играла неплохо, а Басюк был главной в ней фигурой. Не пропусти Разинский четыре гола, о спрятанном приказе никто, возможно, так бы и не узнал.

На следующее же после встречи Гречко с руководством ЦСК МО утро специальный военный борт доставил сержанта Басюка в Москву, он сыграл за клуб всего четыре матча и никогда больше в воротах этой команды не появлялся.

«Прекратить безобразие!»

Андрей Антонович Гречко, тогда он был первым заместителем министра обороны СССР, министром стал год спустя, в 1967-м, приехал на матч ЦСКА с ростовским СКА. К моменту его появления на трибуне главный армейский клуб проигрывал с крупным счетом 2:5. «Немедленно прекратить это безобразие!» – распорядился рассерженный Гречко. Помощники замминистра моментально довели содержание распоряжения до начальника команды СКА Якова Кригмонта, пообещав разобраться с ним в случае невыполнения. Полковник подбежал к кромке поля, подозвал раззабивавшегося нападающего Олега Копаева, ретранслировал приказ военачальника и услышал в ответ: «Да вы что? У нас игра катит – не остановить! В случае чего считайте меня коммунистом». И помчался забивать шестой гол.

Несчастный Кригмонт бросился за ростовские ворота к голкиперу СКА Анатолию Иванову: «Толя, ну хоть ты пропусти чего-нибудь!» ЦСКА проиграл 4:6 и занял в том чемпионате лишь пятое место, а СКА – второе.

Вожак Капличный

Армейское начальство своеобразно настраивало в прежние времена футболистов ЦСКА на самые важные матчи в чемпионате Советского Союза, в частности, против киевского «Динамо». На общекомандное собрание приезжала целая бригада офицеров: четыре генерала, четыре полковника и сопровождавшие их ординарцы и порученцы. Говорили только генералы. Каждый как минимум по полчаса. Один: «Идите на них, как мы шли танками на немцев – „свиньей“. Так, чтобы в середине находился главенствующий. Вот ты (обращаясь к центральному нападающему), Копейкин, и есть такой главенствующий „танк“. Тебе и забивать». Выходит к трибуне другой, адмирал, и приводит в пример форсирование боевых кораблей и высадку десанта. Третий, генерал ВВС, сравнивает футболистов с бомбардировщиками и истребителями. Четвертый, пехотинец, вдохновляет на победу по-своему: «Ты (обращаясь к Владимиру Капличному), Капличный, капитан. И должен, будто выскочив из окопа, бежать впереди всех, мысленно представляя, что ты с пистолетом, и кричать: „За Родину! За Сталина! За мной!“ И остальные за тобой побегут, ты ж вожак!»

Отпуск в Хабаровске

Как-то армейская футбольная команда СКА (Хабаровск) должна была, согласно расписанию, принимать на своем поле «старших братьев» из ЦСКА. В Хабаровске к тому времени установилась прекрасная погода: солнце, плюс пятнадцать. Но ЦСКА лететь через всю страну было неохота, и московский клуб, используя свои связи, решил изменить ситуацию. Дальневосточным военным округом командовал тогда Дмитрий Язов, будущий министр обороны СССР и член ГКЧП. Он вызвал руководителей СКА к себе и сообщил: «Поскольку в Хабаровске ненадлежащие погодные условия, матч с ЦСКА состоится в Москве».

С Язовым связана и такая история. После удачного для хабаровского СКА сезона он пригласил команду, благодушествовавшую в предвкушении отпуска, в штаб округа и сказал: «Устроили вам поощрительную поездку во Вьетнам на 24 дня». Не успели футболисты толком обрадоваться, ведь в те времена даже такая зарубежная поездка была редкостью, тем более для провинциальной команды, как Язов продолжил: «Но для того чтобы к поездке хорошенько подготовиться и не ударить во Вьетнаме в грязь лицом, месяц перед выездом проведете в спортроте». Встал вратарь Олег Караваев: «Товарищ командующий, разрешите обратиться». – «Разрешаю, товарищ солдат». Караваев собирается с мыслями: «Вы понимаете, товарищ командующий…» Язов обрывает его: «Садитесь. Все я понимаю. Если бы не понимал, не командовал бы округом». Месяц до Вьетнама футболисты кантовались в части. В шесть утра при -35 вместе с солдатами-срочниками в сапогах шли на зарядку. Отпуск.

Звонок Гречко

Валентин Александрович Гранаткин, почти четверть века проработавший на посту первого вице-президента Международной федерации футбола (сразу после войны, к слову, он пять лет был обычным вицепрезидентом ФИФА – организации, руководящие должности в которой раздавались точно по такому же принципу, как в ООН), всегда рьяно отстаивал – при возникавшей на то необходимости, конечно, – интересы советского футбола. Когда ему не удавалось решать спорные вопросы в свою пользу, Гранаткин, рассказывают, говорил участникам заседания исполкома ФИФА или же какого-то из комитетов так: «Подождите, я должен позвонить, посоветоваться с Гречко». «А кто такой Гречко?» – интересовались поначалу у Гранаткина. – «Это наш министр обороны».

Но в 1973 году, когда сборной СССР засчитали поражение за то, что она не приехала – по политическим причинам – на ответный отборочный матч в Чили, угроза «позвонить Гречко» не сработала: решение ФИФА о поражении советской команды оставили в силе, и команда так и не попала на чемпионат мира.