Текст книги "Пушкин и Пеле. Истории из спортивного закулисья"

Теннис при Сталине

Если большинство отечественных вождей – до М. С. Горбачева включительно – сами никакими видами спорта не занимались, разве только зарядку оздоровительную по утрам под наблюдением врачей делали, – то остальные, начиная с Б. Н. Ельцина, к спорту относились серьезно. Ельцин играл в теннис, В. В. Путин освоил горные лыжи и привлек к этим занятиям Д. А. Медведева, который, к тому же, увлекся бадминтоном. Окружение первых лиц на каждом временном отрезке пыталось приноровиться к спортивному хобби патронов. При Ельцине, которого к теннису приучил Шамиль Тарпищев, все чиновники поголовно стали посещать корты, брать уроки игры и старались попасться на глаза Самому с ракеткой в руке. В повальном увлечении теннисом, к слову, ничего плохого не было. Наоборот, только хорошее. Во-первых, любое спортивное занятие добавляет человеку здоровья. Во-вторых, поддержка тенниса на государственном уровне привела к тому, что в стране стало заметно больше детско-юношеских теннисных школ, а ведущие российские теннисисты и теннисистки вошли в число лучших в мире.

Но занятия теннисом каждой более-менее заметной в стране фигурой стали объяснять непременным ее желанием быть приближенной к «императору». У генерального директора ТАСС Виталия Игнатенко, например, услышав, что он регулярно играет в теннис, не без ехидства поинтересовались в интервью: «А теннисом вы, понятно, начали заниматься при Ельцине?» «Ничего вам не понятно, – ответил Игнатенко. – Теннисом я начал заниматься еще при Сталине». И это было сущей правдой, поскольку сочинский мальчик Виталик Игнатенко впервые взял в руки теннисную ракетку в 1951 году.

Продюсер Цукерман

Саша Вайнштейн, добрый человек, бескорыстно помогавший людям в трудные годы (он спонсировал, например, первое издание дневников Олега Борисова), доводивший до конца все затеянные им проекты (футбольные телепередачи, съемки фильма, теннисный «Кубок Кремля»), на одной из тусовок попросил знакомого фотокорреспондента из выходившего солидным тиражом телевизионного еженедельника опубликовать его, Сашину, фотографию с этого мероприятия.

«Нет проблем», – ответил фотохудожник, подготовил снимок, но когда настала пора сочинять подпись под фотографией, стал судорожно вспоминать Сашину фамилию. В лицо он его, конечно, хорошо знал. «Да и ты, – говорил фотокор главному редактору, – его хорошо знаешь. Ну, еврей такой с известной еврейской фамилией, Саша его зовут…» – «Рабинович?» – уточнил редактор. «Да нет, Рабинович это из анекдота». – «Трахтенберг?» – «Да нет, один Трахтенберг анекдоты рассказывает, другой в спортивной газете о футболе пишет». – «Цукерман?» – сделал еще одну попытку редактор.

.. Через два дня вышел очередной номер телевизионного еженедельника. На развороте, посвященном состоявшейся тусовке, в числе прочих был размещен снимок со следующей подписью: «В зажигательном танце сошлись известная светская львица Ксения Собчак и известный продюсер Александр Цукерман».

С какого бодуна?

Однажды, весной 2012 года здорово начудил Сергей Семак. Опытный человек, прежде следивший за каждым сказанным им словом – где бы он ни играл (ЦСКА, ПСЖ, «Москва», «Рубин», «Зенит», сборная России, конечно), – вдруг ляпнул в интервью «Радио „Зенит“»: «Конечно, я видел, как он (Валерий Газзаев) играл. Конечно, я знаю, что он был симулянтом… Он, на мой взгляд, был еще и лентяем. На тренировках мог где-то спрятаться, не любил тренироваться, не любил играть, а особенно не любил бегать без мяча».

Когда Сереже Семаку исполнилось два годика, Газзаев, отыграв два сезона за московский «Локомотив», перешел в московское же «Динамо». Последнюю игру в динамовском составе Валерий Георгиевич провел, когда Семаку исполнилось девять лет. Потом Газзаев отыграл полсезона в «Динамо» тбилисском, по телевизору матчи с участием грузинской команды показывали исключительно редко, и Семак, разумеется, не мог видеть, как играл его будущий – в ЦСКА – тренер, а если и видел по ТВ матч-другой, то никакого серьезного впечатления о действиях нападающего, поигравшего и в сборной СССР, вынести из «ящика», понятно, не мог. Как не мог Семак знать, был ли Газзаев, которого нещадно лупили по ногам опекуны, «симулянтом». И уж тем более странно слышать от Семака, что, на «его взгляд», Газзаев-футболист был еще и лентяем. Какой уж там «взгляд», если Семак физически не мог присутствовать ни на одной тренировке ни одной из команд, за которые играл – и играл классно, что могут подтвердить те, кто действительно видел и действительно помнит, – Валерий Газзаев.

Газзаев был поражен заявлением своего бывшего игрока: «Видимо, Семак надышался газом, раз такое говорит. Не понимаю, с какого бодуна он решил это сказать? Я всегда думал, что он умнее, а ему, оказывается, еще очень много надо работать над собой».

«Знаешь, откуда я звоню?..»

На чемпионате мира 1990 года в Италии в один из дней я совершенно случайно попал в спецвагон для прессы под названием «Прессконференция». О существовании этого вагона организаторы репортеров особо не оповещали, но он, тем не менее, весьма, к слову, комфортабельный, существовал, и именно в нем я отправился из Рима в Неаполь на матч СССР – Аргентина. Помимо всего прочего, в этом вагоне была одна исключительно приятная особенность: на длинном столе лежали современные (для того, разумеется, времени) телефонные аппараты с кнопочным набором, и «хозяин» вагона Джузеппе, следивший, чтобы у журналистов постоянно были кофе и обеспечивавшая видеопросмотры матчей и фильмов аппаратура, разрешал репортерам бесплатно звонить в любую точку земного шара.

Мы с моим старым приятелем финским радиожурналистом Раймо Хяюрюненом и новым знакомцем датчанином Карлом-Ааге Далгаардом долго пытали Джузеппе относительно оплаты, а когда выяснили, что за все уплачено Государственными железными дорогами Италии, принялись за дело. Первому повезло финну. Сначала Раймо поговорил с женой, а потом провел трехминутный репортаж прямо в эфир, рассказывая, как акын, о видах за вагонным окном, о сидящих рядом коллегах, о Джузеппе, кофе и своих прогнозах на предстоящий матч.

Москва по автоматике упорно не набиралась. Джузеппе объяснил, что в Советский Союз лучше всего звонить поздно вечером или ночью – мало линий связи.

В Рим я тогда возвращался с большой группой коллег-соотечественников. Была глубокая ночь, в Москве – три часа, и я, никому пока ничего не сказав, взялся за телефон. Повезло с первого раза. Разбудив жену, я сообщил ей, что был в Неаполе, и второй фразой спросил: «Знаешь, откуда я звоню? Из поезда!» Как дикарь, впервые увидевший мотоцикл.

Коллеги, понятно, подумали, что я их разыгрываю. Пришлось дать одному из них трубку, чтобы он убедился в достоверности происходящего. Потом провел минутный урок нехитрого набора, а еще через минуту весь вагон разговаривал с Москвой, и во многих московских квартирах разбуженные в четвертом часу ночи люди слышали: «Знаешь, откуда я звоню? Из поезда Неаполь – Рим!»

Горбачев и квестура

В один из дней на чемпионате мира 1990 года мы с корреспондентом «Известий» Андреем Иллешем, замечательным журналистом (царствие ему небесное, он ушел в мир иной в 2011 году) и прекрасным другом, отправились из Рима в Милан на матч ФРГ – Чехословакия. Андрей номер себе в отеле заказал, а я, уже находившийся в Италии на «нелегальном положении» (срок моей командировки истек по завершении первой половины турнира, и я сам себе его продлил – в Риме меня, съехавшего из гостиницы, приютили на вилле коллеги-тассовцы), надеялся, как уже было в Неаполе и Бари, прикорнуть где-нибудь в уголочке, а утром вернуться в столицу.

С вокзала мы пошли в гостиницу. Андрея встретили приветливо – «бон джорно», «синьор», «порфаворе» и прочее. Потом вдруг выяснилось, что он оставил в Риме паспорт. Ситуация изменилась. «Синьор», правда, все еще упоминался, но уже в ином контексте: не положено, мол, у нас жить без документов. «Да вот же мой документ», – показал Иллеш заламинированную аккредитационную карточку с фотографией владельца, штампом оргкомитета, подписью ответственного лица. В прессцентре такие карточки выдавались только при предъявлении паспорта.

Гостиничный клерк лишь улыбался, разводил руками и советовал сходить в квестуру, то бишь полицию, где могли бы выдать разрешение на проживание. Я стоял в сторонке и ни во что не вмешивался: у меня не только не было паспорта (я сдал его в советское консульство на продление визы), но и денег для оплаты номера. Пока они препирались, я, на всякий случай, сбегал на вокзал и выяснил, что на Рим есть два ночных поезда. Так что шут с ними, уедем ночью, жаль только Камерун с Англией не посмотрим. Ну, ничего, возьмем в пресс-центре кассету, сядем у монитора и будем смотреть хоть весь день.

С этими мыслями, так в отель и не заселившись, помчались на метро на «Сан-Сиро» смотреть, как немцы будут одерживать очередную победу на пути к финалу. На стадионе, благо время еще было, поделились своими проблемами с миловидной девушкой из пресс-центра. Она проворковала нежно «уно моменто» и, улыбаясь, начала названивать по телефону. Дозвонившись и поздоровавшись с невидимым собеседником, протянула трубку Андрею. Он удивился, но трубку взял. На проводе было советское консульство в Милане. Консульский человек внимательно выслушал Андрея и предложил после матча прийти в консульство (оно, как выяснилось, рядом с «Сан-Сиро») для того, как он выразился, чтобы «проработать вопрос на месте».

В консульстве нам вежливо объяснили, что в Италии такие порядки – без документов никто не имеет права жить в гостинице: борьба с терроризмом, особенно усиленная во время чемпионата мира – все двенадцать городов на особом положении. И предложили – «чего вам дергаться» – переночевать в консульстве. Я по сей день, признаюсь, благодарен ребятам из консульства СССР в Милане за проявленную по отношению к нам чуткость, но когда в примыкавшей к контрольнопропускному пункту комнатушке я увидел портрет Горбачева на стене и настроенный на программу «Время» телевизор, то сразу же захотелось куда угодно, хоть на вокзале ночевать, но только чтобы не сбиваться с «итальяно-футбольного» состояния, в котором к тому времени пребывал уже три недели. Андрей был солидарен со мной. У него к тому же были веские причины жить именно в той гостинице, в которой он зарезервировал себе номер: рано утром его должна была вызывать газета, а сообщить в «Известия» о новом местожительстве воскресным вечером не представлялось никакой возможности.

И стали названивать из консульства в квестуру. «Квестуряне» долго не могли понять, чего же от них хотят, потом, в свою очередь, предложили приехать и «проработать вопрос на месте». Когда мы, благо – даря очередной любезности консульского работника, довезшего нас до места, приехали, три «квестурянина» с комфортом – кофе, холодная кока-кола, сэндвичи и орешки – устраивались перед телевизором в ожидании трансляции матча Камерун – Англия из Неаполя. Выслушав нас и повертев в руках аккредитационные карты, один из них сказал «уно моменто», позвонил в «нашу» гостиницу и что-то быстро и долго говорил. Мы уловили только одно, несколько раз повторявшееся слово «мундиале». Оттарабанив свое, «квестурянин» сказал нам, что все о’кей, можете ехать, проблем больше нет, и помахал нам на прощание ручкой – «чао».

В гостинице уже знакомый нам клерк начал было заполнять на нас бумаги, потом махнул рукой и выдал ключ. И мы стали смотреть англичан с камерунцами и переживать за ребят Валерия Непомнящего. В перерыве принялись было обсуждать с Андреем гол англичанина Плэтта и приличное на общем фоне судейство мексиканца Мендеса, но раздался телефонный звонок. Звонил клерк. «Синьоры, – сказал он, – выяснилось, что так дело не пойдет. Вам необходимо заполнить бумаги здесь, в гостинице, а потом съездить в квестуру, поставить на бумагах разрешающий проживание в Милане штамп и вернуться в отель». Такого русского мата клерк не слышал никогда в жизни. «Футбол же показывают», – прорычал я ему по-английски после того, как на родном языке высказал все, что думаю о нем, о его гостинице, а заодно и о квестуре.

После матча, делать нечего, спустились вниз. Время – около двенадцати ночи. У Маурицио, так звали клерка, закончилась смена. Он вызвался довезти нас до квестуры и обратно на своем «Фиате-уно». «Квестуряне» встретили нас как старых знакомых, обрадовались: «Чего вы еще натворили?» Потом мы с ними долго на англо-итальянскожестовом языке обсуждали матч Камерун – Англия, шансы итальянцев на полуфинал с Аргентиной, игру рукой Марадоны в матче с советской сборной. Потом они поставили все необходимые печати на всех бумагах, Маурицио отвез нас в отель, и спали мы в ту ночь, как убитые. До тех пор, пока Андрею не позвонили утром с Пушкинской площади, из «Известий».

«Карта не прет…»

У думающих футбольных тренеров – не раз доводилось слышать – есть два любимых анекдота, которые они время от времени рассказывают, посмеиваясь над гипертеоретизированными вопросами о тонкостях профессии.

Первый анекдот. Один профессиональный игрок в преферанс прослышал, что где-то в глуши, в забытой Богом стране, в хижине живет самый лучший преферансист, который никогда не делает ошибок и знает все тонкости и нюансы игры. Решил он разыскать его, чтобы научиться этим премудростям. После долгих поисков нашел старика, живущего в бедном доме. Рассказал, почему он приехал, пробыл у него несколько месяцев и научился всем мыслимым и немыслимым премудростям преферанса. Когда игрок уезжал, он решил задать вопрос, который не давал ему покоя все это время:

– Скажите, вот я убедился, что вы действительно знаете все нюансы, расклады, варианты и приемы преферанса, которые не знает ни один человек в мире! Но почему вы, умея так играть, живете в этой глуши, в бедности. Вы же могли бы заработать кучу денег и жить богато и счастливо!

– Понимаешь, сынок, мне карта не прет….

Анекдот второй. Знаменитый во всем мире дирижер перед каждым выступлением, прежде чем взмахнуть палочкой, доставал из кармана концертного костюма какую-то бумажку, быстро бросал на нее взгляд, возвращал обратно в карман и только после этого начинал священнодействовать, доставляя вместе с оркестром огромную радость собравшимся в зале. Какие только попытки не предпринимали репортеры для того, чтобы узнать содержание записки. Пытались подкупить служителей, наводивших порядок в гримуборных, подкатывались к родственникам дирижера, терзали самого маэстро – на пресс-конференциях и в интервью. Безрезультатно. Служителям подступиться к записке не удавалось, родственники, скорее всего, осведомлены не были, сам дирижер только улыбался в ответ. Наконец он сообщил: все расскажу по завершении карьеры.

Настало время последнего концерта. На заключительной пресс-конференции маэстро достал бумажку и прочел: «Скрипки слева, фаготы – справа».

«Русских неделю не трогать!»

Таких футболистов, как Алексей Михайличенко, у которого после завершения игроцкой карьеры нормально складывается карьера тренерская, не так уж и много в мире. Он – чемпион трех стран: Советского Союза (с киевским «Динамо»), Италии (с «Сампдорией») и Шотландии (с «Глазго Рейнджерс»). С «Глазго» знаменитый киевский динамовец побеждал трижды и уверенно называет матчи «Рейнджерс» – «Селтик» самыми старыми дерби в мире. «У этих матчей, – говорит Михайличенко, – помимо всего прочего есть и религиозная подоплека. Протестанты против католиков. Это такое дерби, что когда я в нем впервые играл, у меня было ощущение, что я ни разу мяча не коснулся. Я не успевал голову поднять! Я нигде вообще ничего не успевал. Настолько это отличалось по интенсивности и самоотдаче. Со временем я, конечно, освоился, но первое дерби было, честно скажу, просто кошмарным. Мне во время шотландского периода в моей жизни многие игры запомнились. Например, первый матч в футболке „Глазго Рейнджерс“. Запомнилось, когда я выиграл первый Кубок Шотландии, чемпионский титул… Но, конечно, запомнились те шотландские дерби, которые, по давней традиции, играются в ближайшую к Новому году субботу. Помню, один из таких матчей мы проводили 31 декабря, играли на поле „Селтика“ и выиграли 4:2. Причем, мне удалось забить два мяча, а Олегу Кузнецову – один. Тогда после матча тренер зашел в раздевалку и первым делом сказал: „Русских неделю не трогать!“»

Доверчивый Гус

Папарацци во всех странах, в которых популярен футбол, ведут охоту на игроков и тренеров. Гус Хиддинк, ставший культовой фигурой в России, – не исключение. В России, впрочем, представители желтой прессы – фотографы и репортеры – ему не досаждали и не досаждают. Причина проста: Гуса оберегают те, кто нанимает его на работу. Сначала это была служба безопасности РФС, потом – служба безопасности махачкалинского клуба «Анжи». В первом случае Хиддинк находился под покровительством Романа Абрамовича, во втором его опекал еще один российский олигарх – Сулейман Керимов.

Но вот во время первого пребывания Гуса Хиддинка в Турции, он тренировал тогда стамбульский клуб «Фенербахче», турецкая желтая пресса от голландского тренера не отставала. Однажды к нему на улице подошла девушка. Она представилась студенткой, сообщила доверчивому голландцу, что ее мама переживает в футболе только за Хиддинка, мечтает с ним познакомиться, и пригласила в гости. Странно, но Хиддинк на уловку попался. Сложно сказать, почему он отправился вечером к незнакомым людям домой, но он – отправился. Никакой мамы в квартире, понятно, не было. Дневная девушка, подходившая к Гусу на улице в скромном платьице, без макияжа, превратилась в типичную девицу легкого поведения. Она была в миниюбке, едва прикрывавшей нижнее белье, густо накрашена. Странно и другое: Хиддинк, увидев постановку, не рванул, не заходя в непонятную квартиру, немедленно восвояси, а присел на чашку кофе и лишь затем принял решение уйти. Только он открыл дверь, как его ослепили фотовспышки. Молодой тренер (ему было тогда сорок четыре года), рассказывают, растерялся и принялся натягивать на лицо джемпер. На следующий день газеты порадовали читателей фотографиями, запечатлевшими Гуса, выходящего из квартиры и пытающегося спрятать лицо от фотографов, а за спиной главного тренера «Фенербахче» – улыбающаяся полуодетая девица.

Впрочем, Гус, утверждают знатоки, легко отделался. С одним из его предшественников журналисты поступили куда жестче – заманили в гей-бар, натравили нескольких мужчин, вцепившихся в него поцелуями, и сфотографировали. Наутро в газетах были опубликованы снимки с подписью: «Тренер „Фенербахче“ – активный гомосексуалист».

Фальшивый шейх

Но так, как однажды британский таблоид – «News of the World» – «погулял» над шведским тренером национальной английской сборной Свеном-Ераном Эрикссоном, желтая пресса не издевалась, пожалуй, ни над одним человеком из мира спорта.

Репортер еженедельника Махмуд Мазер под видом арабского шейха – восточная внешность легко позволяла ему перевоплотиться в богатого гражданина Эмиратов – зазвал Эрикссона в Дубай и за обедом в семизвездном отеле «Бурж Аль-Араб», под лобстеры, икру и шампанское предложил шведу пост тренера в бирмингемском клубе «Астон Вилла», который он, лжешейх, будто бы покупает.

Эрикссон «поплыл». Во-первых, от приема – после шикарного обеда последовало путешествие на яхте. Во-вторых, от перспективы избавиться наконец-то от опостылевшей ему сборной и поработать в клубе под крылышком более чем состоятельного человека. В-третьих, его, конечно, сразила готовность потенциального хозяина предельно щедро оплачивать труд тренера: Свен-Еран назвал свой годовой заработок, сказав, что он хочет, как у Жозе Моуриньо, в пять миллионов фунтов, и цифра была мгновенно, без торга, одобрена.

Во время обеда и на яхте Эрикссон выдавал весьма откровенные характеристики английским игрокам и поведал о коррупции в английском футболе, в частности, об «откатах», получаемых некоторыми тренерами от трансферов. Почти все из сказанного шведом вошло в опубликованный таблоидом в январе 2006 года репортаж Мазера, и спустя несколько дней после выхода еженедельника Свен-Еран Эрикссон завил о том, что сразу после чемпионата мира, за два года до завершения срока действия контракта с Английской федерацией футбола, он покинет сборную.

Главное – больницы

Приглашение Гуса Хиддинка на многомиллионный контракт в махачкалинскую команду «Анжи» моментально обсудили в Голландии.

«Гус, – поинтересовался у Хиддинка, дозвонившись до него в Москву из студии телеканала RTL XL, бывший футболист голландской сборной Рене ван дер Грейп, – у тебя денег достаточно на мобильном? На роуминг не посадим? Хотя после подписания контракта с „Анжи“ ты, наверное, заправил телефон как минимум на три миллиона евро, да? Мы теперь сможем разговаривать целыми вечерами. Ты будешь теперь жить в Дагестане?» «Все, – ответил Хиддинк, – будет происходить в Москве. Хотя вскоре, на мой взгляд, надо переезжать в Дагестан. Когда построим стадион, базу и так далее. А пока будем прилетать в Махачкалу за день до игры. Это не идеально, но все дело в инфраструктуре…

Керимов этим занимается. Он многим вообще занимается. Строит больницы, что-то еще. Для меня это важно».

«Я рад за Гуса, – заметил колумнист Йохан Дерксен. – Ему всегда удается пробить себе классные контракты. Его родной „Графсхаап“ нуждается в нем не меньше, но он выбирает Дагестан. Не думаю, что из-за больниц и футбольных школ. Просто там ему посулили хороший контракт». «Не буду скрывать, – парировал выпад Гус, – я получил фантастический контракт. Это все знают. Но… Деньги не играют первичную роль для меня. Меня попросили старые друзья помочь. Это важнее денег».

«Представьте картину, – вступил в разговор Рене ван дер Грейп. – Гус с его менеджером согласовывают контракт. „Ага, тут 10 млн. евро, все в порядке. Так-так, а здесь почему ничего не написано о строительстве больницы в этом месте, а? Если этого не случится, подписывать ничего с вами не стану!“ „Все эти рассказы о школах и больницах, – считает Йохан Дерксен, – для наивных дурачков. Гус поехал за деньгами. Теперь он будет целыми днями сидеть в шикарной гостинице с видом на Красную площадь. И раз в две недели под звуки сирен и десятка сотрудников безопасности добираться от аэропорта Махачкалы до стадиона“.»