Текст книги "Принцип неопределённости. роман"

6

Раньше дни его были заполнены до отказа, теперь он ждал выходных, чтобы увидеть девушку. Новый расклад оказался для него непривычным и странным: он впустую, в нервных ожиданиях проводил все дни недели, у других людей считавшимися рабочими. Лишь два выходных оказывались плотно наполнены, хотя наполнены не работой, делами или заботами: эти два дня он не расставался с девушкой, они занимались любовью, разговаривали, перекусывали, снова занимались любовью, иногда выбирались куда-нибудь в кино или в магазин, Ольга любила шопинг. Кира не очень-то хорошо переносил шум и суету торговых центров, хотя ради неё был готов терпеть что угодно. К счастью, она не изводила его обязательным присутствием при выборе одежды и примерках, он сидел в сторонке, наблюдая за процессом издалека.

Ещё ему мешал телевизор. Кирилл не привык к тому, что телевизор всегда оказывался включен в режиме нон-стоп, лишь перед сном кнопка отключения наконец нажималась. Девушке не мешал звуковой и мелькающий картинками фон, громкость устанавливалась чуть выше минимума, и чтобы услышать какую-то новость, нужно было сильно напрячься. Хотя Кира не замечал, чтобы новости были ей нужны. Это у неё какая-то привычка современных людей: кто-то всегда должен бубнить рядом, смысл неважен, важно только то, что ты как будто находишься в компании. Поэтому первое, что она делала, оказываясь в любом помещении, искала пульт и нажимала кнопку включения. «Неподходящий» канал быстро менялся на любой, какой она считала для себя подходящим, уменьшала звук, – и забывала о существовании картинки до выключения телевизора перед сном.

Все выходные он проводил только с Ольгой. Она приезжала в Питер. Он рвался в Москву. Чтобы не стесняться самому и не давать повода для осуждения и разговоров сыну, приходилось снимать номер в гостинице, Кира снимал в разных, предпочитая выбирать из множества предложений номер с хорошим видом из окна. Он давно привык к Петербургу, этот город стал для него родным, он полюбил его и хотел, чтобы Оля тоже потихоньку привыкала: Кира уверовал в то, что они навсегда вместе, и когда объединят свои жизни в одну, эта их жизнь потечёт обязательно в Питере, всё же у него тут дети, оставлять которых ему не хотелось.

Сейчас, после завершения сделки по освобождению от своих павильонов, он не только немножко разбогател, но стал практически свободен. К началу учебного года Ваня вернулся из Сочи загорелый, за две недели сильно повзрослевший. Начался его последний год, выпускной класс. В будние дни заботы Кирилла теперь ограничивались домашними хлопотами и музыкальными экзерсисами.

Про Ольгу он Ване пока ничего не рассказывал, и потому сын был уверен, что папа по выходным остаётся ночевать на квартире безвестной молодой девушки. Заблуждение его началось с той памятной ночи, проведённой Кирой у Динары, и Кира не стал разубеждать его, решив немного подождать, приучить парня к мысли о возможном появлении в их доме женщины. Он потихоньку и, как ему казалось, ненавязчиво рассказывал Ване об отношениях с Ольгой, повторяя, что она молода, но очень близка ему во всём. Он вставлял в разговор как бы ненароком фразы: «ей тоже нравится, как я готовлю» или «представляешь, она четыре языка знает».

Когда заняться оказывалось уже совершенно нечем, он гуглил интернет на тему старой бизнес-идеи торговых автоматов. Оказалось, рынок Питера, казавшийся ему прежде забитым до отказа, по японским меркам почти пуст: поголовное большинство автоматов предлагали кофе, воду и мелкую кондитерку, в то время как японцы пытались автоматически продавать абсолютно всё съедобное и несъедобное. Поле оказалось непаханым, но Кира неожиданно для себя вдруг порадовался войне и санкциям, поскольку уплывающий вниз курс национальной валюты не предполагал начала никаких новых проектов. Хорошо, что он догадался обменять почти все свои рубли на валюту и теперь отсиживался с долларами. Ежедневное отслеживание курса валют слишком весёлым занятием назвать было невозможно, зато он чувствовал себя совершенно спокойно в отличие от многих старых знакомых торговцев: некоторые ему откровенно завидовали, считая, что Кирилл своевременно «выскочил» из бизнеса по чьей-то наводке.

Тем временем политическая ситуация и финансовое положение как будто предлагали не ввязываться ни во что более серьёзное, чем ни к чему не обязывающие музыкальные мечты. Настроение после неожиданной встречи и такой сильно охватившей его влюблённости к черноокой девушке всё больше сопутствовало лирическому настроению. Кира с удовольствием брался за гитару: пальцы не забыли ни струн, ни клавиш, ни аккордов, в памяти всплыли все много раз перепетые им песни, и теперь он целыми днями разминал закостеневшие пальцы, по-честному играя много раз подряд надоевшие когда-то в детстве гаммы и специальные упражнения для растяжки.

Всё время, проведённое с Олей, Кира насыщался не только любовью и энергией, которую эта любовь ему приносила, – он радовался возможностью вести простые разговоры. Разговаривать обо всём подряд и в то же время почти ни о чём он отвык давно, не с кем ему было разговаривать. А тем более с человеком другого поколения: Ольга моложе его почти на двадцать лет, в разговорах с ней содержалось много такого, сведения о чём можно раздобыть, лишь погрузившись очень глубоко в Интернет, и то почти всё это скрыто в личной переписке, ограничено «кругом друзей» и настройками приватности.

Кирилл, например, знал, что молодёжь мечтает «свалить» из страны, но почему-то считал это уделом продвинутых, богатых или умных. Оказалось, для девушек со времён «железного занавеса СССР» самым простым, а потому самым популярным оставался вариант выхода замуж за иностранца. Притом критерий выбора жениха остался практически неизменным, о высоких чувствах или глубокой симпатии речь не шла вообще: главное – место жительства жениха, ещё желателен его высокий достаток.

Таким способом у Ольги уехало за рубеж аж две подруги, во Францию и Германию, а самая близкая после года общения с американцем засобиралась на пляжи Флориды. Растранжиривание генофонда продолжалось, и теперь многократно ускоренными темпами. Разница в том, что раньше, в советские времена, так уезжали по преимуществу умные девушки, а теперь в основном симпатичные. Для умниц сейчас есть куча других способов, а ум красавицы (если даже он присутствует) вряд ли интересен престарелым иностранным женихам, им важнее несколько другие качества и способности.

Та ближайшая подружка, что нашла себе богатого американца, оказалось той самой, для которой Оля недавно просила совета: за кого ей выходить замуж. Но ничьи советы оказались не востребованы: заграница победила с разгромным счётом. Ещё не видя фотографии этого «жениха», Кира услышал описание его от Оли в уже привычных по отношению ко многим мужчинам матерных выражениях и грубых прилагательных. «Вообще полный урод и пидор», – приблизительно так возможно перевести на общедоступный русский характеристику, данную ей «жениху», представленному как Билл, хотя тот не являлся коренным американцем – у мексиканца, получившего гражданство не так давно, имелось данное ему при рождении имя, ни капли непохожее на Уильяма, из которого происходит сокращённо-фамильярный американский Билл.

Подруга, которую она назвала Настей, также не относилась к девушкам, слишком ограниченным в своих желаниях, и не обладала чересчур тяжёлым характером по отношению к любым мужчинам с деньгами. Проще сказать, она хоть и не являлась проституткой в общеупотребительном смысле этого слова, но деньги за свои эскортные и постельные услуги с разных мужчин брала с удовольствием. Поскольку никаких общих знакомых у Киры с Олей не было – они ни с кем не встречались – Настя стала ему почти знакомой, хотя традиционного, живого знакомства не предполагалось ввиду ужасного характера её слишком ревнивого американского жениха. Тот буквально беспрерывно контролировал её по видеосвязи, видимо подозревал что-то в характере и прошлом своей невесты. Небезосновательно вообще-то.

– Она что, нимфоманка? – спросил Кира, которому было интересно, как из симпатичных девушек приличного происхождения и с высшим образованием получаются шлюхи. – У неё патологическая тяга к мужчинам?

– Я тоже её спрашивала, а она мне говорит: «Мне просто надо, чтобы мне всунули». Удовольствия при этом как будто никакого не получает. Зачем тогда – не знаю. Она сама не знает.

– По-моему, именно это и называется «нимфоманка». Она этим просто так занимается, из спортивного интереса, или ради денег?

– Какие деньги! В России постелью не заработаешь. Настя года два хату снимала, мужики её содержали, деньги платили за красоту девичью, и что, денег мешок, думаешь, нарубила? Хер там! Грудь себе сделала и губы, это то, что осталось. Остальное всё улетело – маникюр, парикмахерская, спа, солярий, эпиляция, косметика, шмотки. Её мужикам надо было, чтоб их красавица сопровождала! И пошпилиться ещё, конечно. Настя красивая, она мужикам нравится.

– Что же она себе помоложе и покрасивее не нашла?

– Ты чё? Таких в Америке не найти. Там краса русская только старым лысым пидорам нужна!

– Обязательно пидорам? Им поди мальчики нужней. «Масики».

– А ты думал, ему Настя только по женским делам нужна? Он её…, – и она это изобразила, стукнув по сжатой в кулак левой руке ладонью правой, потом кулак развернула на 180 градусов и хлопнула ещё раз – оба раза получились громкие «чмоки». Ольга радостно рассмеялась, ей всегда нравились резкие переходы; нахохотавшись, она уткнулась Кириллу подмышку и принялась щекотать языком. – Щекотно? Сознавайся!

– Нет! – Кира напряг мышцы и прикинулся, будто окаменел, а когда она попыталась шалить язычком ниже, резко ожил и заковал её в свои объятья. Девушка была настолько миниатюрна, что вполне могла бы посоперничать размерами с девочкой немногим старше его дочки Маши. В объятьях Кирилла, не самого крупного, хоть и рослого мужчины, её можно принять за большого ребёнка. Собственно, такой она и была, при всех её знаниях нескольких языков, цепкой памяти и резвом уме называть её слишком развитой и слишком умной он бы вряд ли решился. Он не давал ей вырваться, пока она не стала кусать ему грудь своими маленькими, но острыми молодыми зубками.

Вечером она долго общалась по Скайпу, сначала с кем-то говорила по-немецки, извинившись: «дела», – немецкий Кирилл не знал, потому не понял вообще ничего. А вот второй разговор оказался как раз с Настей, и по постоянно повторяющимся возгласам Ольги: «да ты чё!», «вот козёл!», «пошли его на хер» и более крепким словцам Кира понял: новости неприятные.

– Что там случилось у твоей Анастейши? Это же она тебе сейчас жаловалась? – он назвал Олину подругу на американский манер.

– Ага. Я прям расстроилась. Билл вообще в маразм впал, докапывается до каждого её слова, сам себе противоречит, ее в во всех смертных грехах обвиняет. Целыми днями связывается с ней по Скайпу, требует, чтобы показывала ему, кто с ней рядом. А она тоже хороша! Трусы сняла и показала ему кое-что крупным планом! Вот сука какая! Он разорался. Короче, друг друга стоят. Я же ведьма, я сказала ей месяц назад – не бывать вашей свадьбе. Сбудется, как думаешь?

– Я говорил про крысиный яд, помнишь? Вот это точно сбудется! – хохотнул Кирилл, он постепенно привыкал к стилю разговора подруги. – Правда, теперь неясно, кто кому подсыплет. С чего на этот раз буча началась?

– Билл рассказал ей, будто купил платье свадебное в подарок, и устроил истерику, когда она спросила, что за платье. Говорит, зачем спрашиваешь, ты ж сама говорила, не дари ничего. Где логика? Зачем тогда говорить? Что он, совсем не понимает – девушке интересно, в каком она платье будет на собственной свадьбе? Сделал бы сюрприз, идиот.

– Может, он подозревает, что надоел и что она может поискать себе другого?

– Да куда там! Я её переспросила. Нет – она раба своих желаний!

– Какое у неё сокровенное желание?

– Она хочет в Америку! Будет терпеть придурка старого и лысого ради толстожопии американской. Он скоро опять хочет прилететь, запарил уже.

– Жениться, наконец? Или снова секс-туризм?

– Да он выродок. То говорил, чтобы она приезжала, обещал денег прислать на билет, а сейчас сказал – сам приеду, типа в Москве будем жениться. Пусть уже Настя быстрее валит и никогда не возвращается. Женщина, которая сама себя не уважает, от других уважения не заслуживает. Билл тоже хорош! Даже не попробовал в ней разобраться, пожить с ней, не узнал её толком. Просто приезжал и шпилил. А это, простите, чё за любовь! Тьфу!

– Ну и ладно, ну и пускай. Поматросит и бросит. Может кому-то другому Настино богатство когда-нибудь понадобится по-настоящему.

– Вот именно, хоть бы её – ну хоть кто-то! – полюбил за просто так. А не за письки-сиськи, – и она рассмеялась как всегда громко, заразительно, как от весёлой, а вовсе не пошлой шутки.

7

Прошло довольно много дней с последней встречи с дедом. Созваниваться получалось, но продолжить серьёзные разговоры о квантовой неопределённости, искривлении времени и пространства, о возможности перемещаться назад по стволу времени у Кирилла не хватало решимости. То, что он услышал от Палыча, больше походило на фантастику, или даже не фантастику, а фантазию: научного объяснения всему рассказанному не существовало.

С другой стороны, не верить деду у Киры не было никаких оснований: то, что он сам чувствовал во время встреч с Ольгой, служило самым ярким доказательством. Дело даже не в здоровье, которого откуда-то взялось – хоть отбавляй, а в необычных ощущениях, возникавших во время их встреч. Переполняющее его чувство неведомой энергии, освежающее мысли и приносящее силу, возникало в момент любого, самого лёгкого контакта с девушкой, от простого прикосновения и поцелуя – совершенно необязательно от физических, любовных отношений. Стоило лишь ей поднести руку к его груди – тело как будто пронизывал поток невидимых частиц, или неких токов высокой частоты, или вызывал магнитную бурю – так ярко ощущалась сила и энергия шакти. С ней происходило то же самое: они оба как будто взрывались изнутри от одного только приближения друг к другу. Что уж говорить о любви, в которой оба были ненасытны.

Спрашивать у Палыча дальнейшие подробности Кириллу было немного страшновато, но интерес пересилил. Он пригласил деда к себе – дома намного спокойней, чем в любом общественном месте, дома хотя бы удастся не потерять связь с реальностью.

– Ты сказал, что колесница доставит по оси времени туда, куда ты своей силой попасть захочешь? Если умеешь, – начал Кира с «простого» вопроса. – Тот, кто умеет управлять, может задать точное время и место? Тогда скажи: с Сашкой Пушкиным можно познакомиться?

– Нет. Природа не может нарушать причинность. Нельзя родиться, а потом увидеть своё рождение. Во времена Пушкина ты смог бы увидеть рождение своего пра-пра-прадеда. Потому всегда и везде, в любых системах отсчёта и для всех явлений следствие не может предшествовать причине. То есть ты можешь вернуться в момент не раньше своего рождения.

– Постой-ка, а тогда твоя колесница может вывезти тебя по кривой времени в будущее?

– Нет. Будущего нет. Будущее вообще – существует, но тебя там нет. А если его вместе с тобой нет, значит оно для тебя не существует. Очень просто.

– Да-а-а, потрясающе понятно объяснил. То, что есть – то есть. То, чего нет – нет, – обескуражено посмотрел на старика Кира. – Почему, если оно есть, я не могу там быть?

– Это принцип причинности другим концом. Ты в другом времени закончил своё существование, как же ты позже своего времени очутишься? Скажу тебе понятней – желаешь увидеть наследников, которые ещё не родились? Что это за чертовщина такая? В этом опять твоё детство и недоразвитость: что ты там собрался делать, в будущем? Кто тебя там ждёт? Кому ты там нужен! Сам знаешь: в не столь отдалённом времени может наступить царство машин, где люди займут полагающуюся им нишу натурального биологического исполнителя с очень чувствительными, сильно подвижными и гибкими манипуляторами. Возможно, люди ещё пригодятся как биологические машины – в качестве носителя искусственного сверх-интеллекта, чтоб ему на Гугломашине себя не возить, а ножками по планете шагать. Просто-напросто тела людей машинам в будущем пригодятся. Ты этого захотел? – Сказал Палыч строго. – Нам о другом надо бы подумать. Задача гораздо важнее, гораздо. Что я тебе про передачу наших генов рассказывал? Чтобы всем без исключения любовь привить! На генетическом уровне привить – вот тогда и войны кончатся, и все несчастья человеческие. И машинная эра хоть и наступит, но последствия её наверняка будут не такими ужасающими для людей, как предполагается.

– Ладно, ты на меня не обижайся. Я молод ещё и глуп, мне долго энергии недоставало, – по-доброму рассмеялся Кира.

Картина яснее не становилось, зато становилась интересней. Однако ещё интересней ему казалась не всеобщая любовь, а другое: своё, личное будущее. Или прошлое? Очень всё запутано. Надо разбираться дальше.

– Скажи мне, а в том начале как будет? Уйдя туда, ты будешь помнить всё, что было в этой жизни?

– Какую-то, самую важную информацию, можно сохранить, перенести, если энергии для этого хватит. Шпаргалку о своей жизни не напишешь и в тайное место не положишь, чтобы после свериться. Только информация может переместиться по стволу времени. Ты на инженера выучился, знаешь: если электроны не направлять, они движутся хаотично. Чтобы заставить лампочку светиться – много усилий требуется приложить. Так и тут, разве что другая энергия нужна, к тому же очень много её надо – чем более направленно информации передаётся, тем больше энергетических затрат. У нас с Катей невелик запас энергии, вся надежда на мудрость и знания. Правда, мы лишь хотим пораньше встретиться, вот и все наши мечты. К тому же до нашей встречи была война, лихолетье – к чёрту! Встретимся и поедем куда-нибудь в Сибирь, подальше от всех правителей. Там вместе будем вспоминать…

– Что, если не вспомните?

– Тогда заново всё. Главное – я Катю не забуду, никак не должен. А она – меня.

– Чего мне всё же непонятно, откуда ты это всё знаешь, дорогой мой дедушка? – вновь с некоторым недоверием глянул на него Кира. – Если тебе самому ещё не доводилось попробовать второй раз? Только рассказам наших соплеменников веришь?

– А как иначе, если никто больше не знает? Кто, кроме них, расскажет? Что насчёт меня, да и тебя: может, мы в той жизни глупые были, не догадались – ну вот как ты до встречи со мной. И похожих на себя не довелось встретить. Вытекла бы из тебя сила – и конец. Самое большее, на что можешь при таком раскладе рассчитывать – что мамка тебя в положенное время родит. Кванты информационные разлетелись по вселенной кто куда. Точно ничего не вспомнишь, мозг неразвитый, младенческий, чистенький. Всё с нуля. Сам ведь предполагал, что могло такое быть не раз.

– Всё-таки, – настоял Кира. – Ведь ты настолько уверенно заявляешь, как будто сам видел и сам пробовал.

– Несколько наших с тобой общих дальних родственников подробно мне рассказывали. Я, в отличие от тебя, людям верю. Незачем им врать. И ещё кое-какие подтверждения имеются. После об этом.

– Ну и ладно, ну и пускай. Я пока всё равно не очень понимаю природного механизма всего этого, – он недоуменно развёл руками, будто призывая в свидетели весь мир вокруг. – Мне вдобавок это каким-то глупым представляется. Закольцованное лентой Мёбиуса бессмертие. Это интересно лишь сумасшедшим: разве повтор не надоест? Всё одно и то же, как день сурка. К тому же почему-то обидно, что нельзя в другую эпоху… если вообще всё это возможно. … Постой! А физическая оболочка куда девается, то есть тело?

– Ты, наверное, догадываешься, что сам я этого никогда не видел, – совершенно серьёзно, без тени улыбки сказал Палыч. – Но мой старшенький, который биолог в Америке, он это изучал. Важнее, конечно, выделить тот фрагмент ДНК, который делает нас особенными. Я тебе уж не раз говорил о нашей с ним мечте: людей менять. Однако момент ухода важен, как момент квантовой передачи информации. Вот он что мне про это рассказывал: биологически никакой разницы у особенных с остальными людьми нет, тот же автолиз. Только этот процесс самопоглощения у нас проистекает очень быстро. Не мгновенно, но в тысячи раз быстрее. Лишь кванты твоей памяти моментально перескакивают по стволу времени. И только малая их часть доберётся: много энергии надо, чтобы эти кванты преодолели неопределённость.

– То есть – пшик – и засыпалось тело в прах? Отчего бы это?

– Это ещё одна загадка, не раскрытая пока. В человеческом теле живет гигантское количество бактерий, триллионы микроорганизмов многих тысяч разных видов. Этот микромир учёные исследуют, находят какие-то связи с состоянием здоровья и с болезнями. Многое чего обнаружили, даже, говорят, аутизм и депрессия от бактерий зависят. Но почти ничего не известно о том, что происходит с ними после смерти человека. Видимо у нас какой-то свой набор этих бактерий. А может и одной особой колонии малюток достаточно, чтобы в несколько минут распылить эту плоть по вселенной. – Палыч попробовал защипнуть пальцами складку кожи на руке. При его спортивной худощавости сделать это ему оказалось непросто.

Кира снова засомневался: он не мог принять, казалось, уже почти осознанного им факта, что деду сто тринадцать лет, настолько хорошо тот выглядел.

– Так-так-так, – вдруг вспомнилась ему знакомая до оскомины история. – Значит, сын божий в тридцать три года энергии накопил довольно, чтобы свалить от несправедливости? Одна плащаница от него осталась?

– Не знаю. Много в той истории нестыковок, переврали за тысячи лет. Вполне может статься – наш родственник. Подозрительно разнятся евангелия от разных авторов: менялся парень на каждом своём новом витке. Сколько авторов – столько разночтений.

– Ладно, давай не будем оскорблять чувств верующих, у них самих это лучше выходит… Всё же мне интересно: какой смысл крутиться вновь и вновь? Даже второй раз. А если может быть третий, четвёртый и так далее? На кой чёрт это надо? Особенно в сотый раз!

– Ни на какой, никому, и никакого глубинного смысла в этом нет. Устроит тебя такой ответ? Так же, как в другом вопросе: какой смысл существования кита, муравья или нашей человеческой расы? Какой смысл существования планеты, галактики, вселенной? Нет и не может быть никакого умысла, никто этого не придумывал, никто это не устроил, никакой цели нет. У природы есть бесконечное время для нескончаемых экспериментов. Она так развивается. Или развлекается. Или в одном из бесчисленных экспериментов возникла бессчётно малая ошибка, которую за какое-то конечное время природа исправит, если это действительно ошибка. А может это не ошибка, а естественный ход эволюции? Слышал, что бывает параллельная эволюция? Но пока будем считать – ошибка, и пока она сохраняется, она есть в тебе и во мне. Она просто есть. Прими как данность. Хотя… вот тебе инопланетяне нравятся. Представь, будто неведомый нам экспериментатор специально ввёл эту погрешность, чтобы поглядеть – что будет? Может, он не одну ошибку ввёл, откуда мы можем знать? В нашем случае эксперимент вполне интересный: что станет с маленькой козявкой, если ей дать возможность исправить свою ничтожную жизнь? Может ли что-то вместе с ней измениться, поможет ли это ещё кому-то? Хотел бы ты над собой подобный эксперимент провести?

– Ты сейчас договоришься до того, какие мы мелкие подопытные кролики, и за нами мега-межгалактические учёные наблюдают, опыты свои ставят примерно так, как земные учёные на бактериях, – отчего-то сделалось грустно Кириллу.

– Если под единым мозгом подразумевать всю вселенную, пожалуй, так оно и есть. Чистая наука. Кому-нибудь когда-нибудь где-нибудь сгодится в необозримой перспективе… и вообще, ты ведь хотел быть продуктом инопланетного разума. Хотел? Получай! – рассмеялся дед.

– Да-а-а, – протянул Кирилл.

– Ну как, ответил я сегодня на твои вопросы, внучек? – с хитрой ухмылкой спросил дед.

– Даже не знаю, что тебе сказать. Все рассказы твои для меня по-прежнему так необычны… я до конца не свыкся, хоть начинаю привыкать. Понемногу. Однако привыкший к другим координатам разум до сих пор отказывается верить. … В чём ты меня точно уел – в учении. Оказывается, я знаю на порядок меньше тебя, хотя ты самоучка, а у меня будто бы высшее образование. Ты не просто философ, ты ещё биолог, историк… А я что знал – и то подзабыл с этой проклятой торговлей. Кое-что сейчас с твоей помощью понял, из бесед наших. За одно это тебе большое спасибо. Вообще-то мы раньше с женой моей Таней много про всякое говорили, спорили, обсуждали – она педагогом была, хоть не особо практикующим, но многое понимала правильно. Она как-то раз говорила: у ребёнка потребность познания колоссальная, он всё-всё хочет знать. Почему взрослые потребность в знаниях теряют? Почему, лишь стоит получить паспорт, у людей пропадает даже минимальная тяга к узнаванию нового? Как сделать, чтобы она не исчезала, чтобы интерес к жизни сохранялся? … Вот ты во мне интерес пробудил, ох, пробудил!