Текст книги "Принцип неопределённости. роман"

3

Шеф строгий и следит за ней. Она любовница своего шефа? – подумалось вдруг. Но сколько же должно быть в маленькой женщине страсти и сил, если это так! Как-то не складывается. Вообще-то некий крутой шеф, при нём переводчица, какие-то итальянцы – тут скорей всего бизнес, а не развлекательная поездка. Что-то им всем в Питере надо. Спрошу её завтра. Возможны какие-то другие заморочки, тогда всё равно узнаю, конечно, если захочет рассказать.

Удивительное дело, – думал Кира, – совсем недавно я собирался умирать. Причём не столько по причине неизвестной болезни, сколько от ощущения собственной ненужности. Я стал никому не нужен, в первую очередь самому себе. Или мне так казалось, однако казалось как-то очень по-настоящему. А теперь я беспокоюсь о девушке, с которой не был даже знаком позавчера. Теперь мне многое стало интересно, не исключая новостей о проклятой войне с соседями. Я разглядываю людей, я смотрю на небо! И причина всего этого – в отчаянной девушке без комплексов, в которую я, похоже, реально влюбился. Как всё оказалось просто!

Она совсем другая, нисколько не похожа на Таню, не такая красивая, если применять к ней какие-то «стандарты красоты». Зато она вообще мало на кого похожа, у неё очень своеобразная внешность. Однако если бы раньше увидел её в толпе других молоденьких девушек – смог бы выделить именно из-за необычности, не более. Она не красавица в общеупотребительном, распространённом смысле, и уж тем более не вписывается в некие «стандарты» женской красоты. Что же в ней такого особенного, чем она так легко меня взяла, не сексом ведь? Никогда не замечал за собой особой половой распущенности и повышенной сексуальности. Ну да, в молодости было, сколько-то было разных девчонок. Тогда это было интересно, познавательно. «Спортом» называл это занятие староста их группы Игорь, казавшийся в те дни сильно взрослым, опытным и всё в жизни испытавшим. Игорь успел послужить в армии, успел поработать, всегда был «почти женат»: постоянно жил с какой-нибудь девушкой, правда, официально не регистрировался. Сейчас Игорь женат то ли третий, то ли уже в четвёртый раз, Кира и сейчас точно не знал – официален ли его нынешний брак.

И всё же Оля. Оля-Оля. Какая загадочная девушка! Сколько необычного в её облике, столько же в их отношениях. Сколько ещё ему нужно о ней узнать! Особенно интересны сербские родственники, её вскользь упомянутая бабушка. Как относиться к её балканскому происхождению? Бабушка могла оказаться цыганкой? Вряд ли: Оля сказала – Милошевич из их рода, а уж Слободан внешне нисколько не походил на цыгана, Кира прекрасно помнил его облик, слишком часто показывали президента Сербии по ТВ и печатали в газетах двадцать лет назад, когда на Балканах гремела война. Война, опять война! Тогда воевали, и сейчас в Украине творится чёрт знает что! Вечный круг совпадений. Кира не поленился, залез в интернет и вычитал: род Милошевичей из Черногории, хотя сам он родился в Сербии. Ничего эти сведения не проясняли. Веским аргументом правоты Палыча служило разве что самочувствие: здоровье так прибавилось за последние сутки, будто Кира вернулся по кривой времени лет на десять назад. Потому главный вопрос, который он боялся себе задать, заключался именно в здоровье: эта страстная девушка, которая не просто обаяла его с одного поцелуя, но и вдохнула в него силы – неужели она та самая колдунья, о которой говорил старик?

Он торопливо схватился за телефон. Дед поможет прояснить. Долго не отвечал на вызов и Кира успел подумать: не случилось ли чего? Но – нет, в трубке наконец услышал знакомый совсем не старческий звонкий голос Палыча.

– Кирилл, это ты? Извини, я тут на детской площадке, весело и шумно, не услышал. Погоди, сейчас отойду недалёко, а то не расслышу. … Что, новенькое что-то?

– Да, дед, встретил девчонку, совсем молоденькую. С ней две странности: заряжаюсь, как батарейка и ничего не болит, сил уйма откуда-то взялось.

– Поздравляю, не ожидал, что тебе так быстро повезёт. Черноглазка?

– Да. Хотя не цыганка и волосы не тёмные, похоже крашеные. Ты скажи, ты про неё мне говорил?

– Вот какой глупый внук мне достался! Я ж тебе тридцать три раза уже сказал: ты сам поймёшь. Откуда я могу знать? Если заряжает, если глаза у ней и у тебя горят, а любовь у вас обоих как взрыв, как торнадо; такая, что после неё ты думаешь: теперь не жаль умереть, всё лучшее, что могло в жизни случиться, случилось. Если всё так, как я говорю – тогда это она. Можешь не сомневаться.

– Спасибо, Палыч. Спасибо, родной. Я тебе после позвоню, сейчас не до того. Не обидишься?

– Давай поправляйся, внучок, – рассмеялся дед. – Увидимся.

Вот так начнёшь верить в предсказания. И Витькины слова сейчас кажутся абсолютной правдой. Ольга и впрямь как маленькая колдунья, и черноглазая, и смелая, и резкая – как она этих хомячков-крепышей отшила, они ссохлись от одних её слов! И Палыч тоже прав: стоило влюбиться – болезнь куда-то делась, прошла, будто не было её никогда. Маленькая колдунья заряжает его, как мощная солнечная станция – разряженный аккумулятор. Палыч и сейчас с первых моих слов подтвердил, а я ему, дурак, раньше не верил. Ведь он именно так он и предрекал: поцелуешь, говорил, и всё сразу поймёшь. Жаль, у Витьки не спросить, что он имел в виду, будто я ей должен в чём-то помочь. Ах да, ну конечно! Палыч тоже говорил: вы нужны друг другу, она тебе, а ты – ей.

Он снова вспомнил ночь вторника: ведь от первого же домашнего поцелуя его силы и здоровье начали прибывать, Кира вспомнил свои ощущения тех минут. Он потому тогда не хотел торопить событий, наслаждался этим давно забытым ощущением возвращающихся сил. Он отчасти немного боялся, что в постели будет по-другому: вдруг куда-нибудь уйдёт эта свежесть, пропадёт этот восторг, ведь всё это походило на первые детские самостоятельные шаги, на первый аккорд, на первый в жизни глоток шампанского, на первый полёт на самолёте. Этот длинный, чрезвычайно растянутый во времени поцелуй стал замедленным кадром его первого в жизни короткого, неуклюжего поцелуя со школьной красавицей Леной Неволиной. Вот это всё вместе, собранное в сильнейший эмоциональный импульс, возникло у него в один момент с маленькой черноглазой худенькой девушкой, и Кира восстал, как птица Феникс.

Она наверняка тоже питалась его таинственной энергией: если Кирилл не ожидал от себя получившегося ночного сумасшествия, то как выдержала такой любовный марафон миниатюрная девушка, только если она так же, как он, не заряжалась от него его любовной энергией?

Кира мог думать только о девушке Оле. Ничто другое его не интересовало. Сейчас оказалось благом, что Ваня уехал в Сочи, а Маша на попечении бабушки – он не смог бы уделить им хоть каплю внимания и заботы. Все его мысли заняла Оля. Правда, из-за того, что случилось неделей раньше, с тёщей ему общаться не хотелось вовсе. Конечно, бесполезно оправдываться, да и ни к чему, потому что это долго копилось, накопилось и прорвалось. Конечно, он был неправ, не стоило так резко с ней. Но всё же именно Зинаида Матвеевна навсегда виновата в их незадавшихся отношениях; в тот день она не особенно старалась вывести его из себя, просто набралась некая критическая масса, как в ядре урана – вот и произошёл взрыв.

Но к чёрту тёщу! Всех и вся – к чёрту! Ни о чём другом, ни о каких делах не хотелось думать, только о Ней. Может, у меня не влюблённость, а самая настоящая любовь? – думал он. Любовь, о какой я не мог даже мечтать – не то чтобы думать – последние лет пять. Мне всегда казалось, что любовь гораздо более широкое понятие, чем самые близкие отношения мужчины и женщины. У меня была самая настоящая любовь с Танечкой, необъяснимая никакими словами любовь. Что не придумывай для объяснения любви – ничего не получится. Поскольку любовь – это чувство, все чувства тяжело описать словами, любыми самыми-самыми красивыми словами, и сложнее всего любовь – невидимое, зато совершенно явственно ощущаемое особенное счастье.

Это как маленькой обломок хрупкой плоской льдинки, что весной плывёт по течению. Льдинка вся скрыта под водой, она вообще почти не видна, она лишь чуть сильнее, чем вода, отражает солнце своей верхней гранью. Скрытая в воде льдинка – прозрачная, как сама вода – это уязвимая основа наших чувств, их надо оберегать, они могут легко растаять. А увидеть счастье, как и льдинку в воде, почти невозможно, можно только остро почувствовать в то короткое мгновение, когда удаётся среди бурного весеннего потока разглядеть её призрачный блеск.

Но главное проявление настоящей, истинной любви – когда её не хватает. Её мало даже в тот момент, когда ты рядом с любимой женщиной, – всегда хочется ещё большего. И тем более её не хватает, когда она далеко. В это время любовь страдает, она оголяет нервы, она портит кровь, она не даёт спать, есть, жить – ей нужна ответная любовь, только вместе, сливаясь, две любви гасят нервные всплески друг друга.

Похоже, такое чувство зарождалось у него теперь: Кира не мог и нескольких минут прожить без того, чтобы не думать об Оле. Пытаясь полностью занять мозг чем-то другим, другими размышлениями, он ловил себя на том, что в любые мысли о делах, о сыне, дочке, музыке, природе, погоде проникала она, Оля. Она становилась вездесущей, влилась в него и вытеснить её не получалось. Да и не хотелось – зачем вытеснять? От этих мыслей после долгих лет бессмысленного одиночества не хотелось избавляться, такими они оказались сладостно-приятными.

Настоящая любовь не может быть рациональна – ей такой и положено быть. Эта нерациональность мешает думать о любом другом, кроме любви; она становится разрушителем всего постороннего, далёкого от себя. Кира совсем забыл о предстоящей сделке, он недоумённо выслушал по телефону Антона; юрист добросовестно исполнял все возложенные на него функции. Во вторник всё завершится, со второго раза понял он. Хорошо, что Антон в курсе его болезни – он наверняка подумал, что виной заторможенности Кирилла именно болезнь. Откуда ему знать, что всё ровно наоборот? Прежней натренированности на дела Кире хватило лишь на то, чтобы записать в ежедневник телефона: «МРЭО вторник 14:00», – и тут же забыть о такой несущественной мелочи, как десять миллионов, неизбежно сопутствующих этой записи.

Он думал о девушке. В какое сравнение с Этой Девушкой можно было поставить несчастные миллионы! Никакие миллиарды не смогли бы вырвать его из мира грёз: лишь стоило закрыть глаза, как его накрывала волна её тепла, пальцы ощущали её мягкую кожу, в воздухе появлялся её аромат, её волосы щекотали его лицо, уши как наяву слышали её голос, его губы помнили её страстные поцелуи, а его язык не мог забыть нежную встречу с её маленьким подвижным язычком.

Сейчас он не представлял себе, что было бы с ним, если бы он промчался мимо. Мимо Неё! Хотя тогда ему всего лишь показалось, что девушка терпит бедствие, и ей просто нужна помощь. Но ведь ещё при этом – голос Палыча: «ищи женщину». Спасибо, Палыч! Что бы я делал сейчас без тебя, без твоего показавшегося поначалу таким глупым совета! Я ведь не мог и представить, что девушка меня через десять минут знакомства поцелует.

Причём и знакомства как такового не было, мы с ней познакомились только под утро, после сумасшедшей ночи любви. Она как-то моментально меня разгадала. Может именно потому, что она особенная? Сейчас Кирилл понимал, что единственный раз в жизни, почти случайно, совершил такой поступок, последствий которого ему не будет жалко никогда. И ему становилось страшно представить, что Ольги могло не оказаться на этом шоссе, в этом диком почти безлюдном месте около заправки, практически ночью. Она могла минутой раньше уехать на такси, если бы таксист-гастарбайтер не заблудился в хитросплетениях пригорода Петербурга. Самого Кирилла могло там не быть, он совершенно случайно этим вечером поехал за город подписать бумаги.

Жутко теперь представить, как одна из этих миллиардных вероятностей могла не совпасть: минутка задержки, не потерявшийся таксист, не кончающийся бензин, не её растерянный, потерянный вид, не голос Палыча изнутри. Ведь он теперь просто умирал бы без неё, это правда. Чистая правда. Он почти умер, а теперь почти так, как прежде, здоров, и ни о чём больше не может думать, кроме как о ней. Больше ничего – только она, Оля.

Но как же вообще возможна любовь с первого взгляда? Особенно если учесть его, мягко говоря, не самый юный возраст и поистрепавшиеся, подвяленные за годы вынужденного одиночества чувства? Правда: он где-то читал, что любви с первого взгляда не может быть, это чувство слишком серьёзное и требует постепенности. С первого взгляда может появиться только симпатия, влечение. Любовь приходит позже симпатии. Но тогда получается: любви без симпатии не может быть, потому, как ни крути, всё-таки выходит с первого взгляда!

Она околдовала его с первого взгляда, а влюбился он после второго, после её нежности и ласк. Но такого он никогда не слышал: любовь со второго взгляда! Вот и выходит: первый, он самый главный взгляд. Не было бы первого – не случилось второго, третьего и остальных будущих тысяч взглядов. Так у него было с Таней, так получилось с Олей. У кого-то, может, по-другому, а вот у него – так. И очень хорошо, что так. Очень-очень хорошо.

4

Назавтра случился четверг, Оля извиняющимся воркующим голоском сказала: никак сегодня не могу, итальянцы с немцами завтра днём уезжают, так что сегодня очень много работы на совместном фуршете. Говорить будут все, а переводить ей одной. «Бедная девочка! Ты только не пей много. Тяжело будет», – посоветовал Кира, вспомнив о вечере вторника. «Я завязала. Больше не пью, честно. Я тебя целую, Кирюшка-кудряшка моя. Love you. Мур», – промурлыкала она в трубку, и Кирилл снова остался один.

Но нет худа без добра, он поговорил по Скайпу с сыном, позвонил дочке, о существовании которой забыл на целых три дня, и взялся за полезное дело, записанное в календарь его телефона. Погуглив запрос «глазная клиника коррекция зрения спб», получил миллион ответов. Выбрав несколько, сравнил предложения, оборудование и цены. Получилось в рублях немало, в долларах терпимо, а если говорить о здоровье – то очень немного.

Вывод для себя сделал: без предварительного обследования всё равно не обойтись, это стоит недорого, делается быстро, а потому решил, что обратиться лучше к специалистам «с именем», то есть в центр имени Фёдорова. Спросил по смс Олю, освободится ли она завтра во второй половине дня, Оля быстро ответила ДА! Кирилл заполнил предварительную форму записи на приём, фамилии Ольгиной он естественно не знал, потому записал её под своей. Получилось прикольно: Дергачёва Ольга без отчества, дату рождения поставил свою – 25 октября, а год 1988-й, несколько раз на пальцах отмеряв назад двадцать шесть лет – она сказала, что ей двадцать шесть, так что восемьдесят седьмой уже не подходил. Дело сделано, их ждали завтра в 15:00.

Пятница попыталась тянуться, но Кирилл ей не дал: занялся чистотой, навёл блеск во всей квартире, поменял бельё, полотенца, съездил в «Ленту» и сделал грандиозный закуп. Его ждали выходные с чудесной девушкой, и тратить время на хозяйственные заботы не хотелось.

Около часа раздался звонок, её звонок, Кира в нетерпении схватил трубку и услышал голос – Оля красиво и мелодично говорила ему что-то по-итальянски. Они ни черта не понял, кроме своего имени и слова «прекрасно», – с иностранными языками у него было плохо: «Sei cosЛ bello, mio bello uomo. Ti amo, Kiryusha», – а потом она засмеялась и крикнула в трубку, – Свободна! Я свободна! Все уехали!».

Она немного огорчилась, когда он уложил в машину её чемодан, а живительное действие первого поцелуя быстро прошло, потому что Кира ей сказал про глазную клинику. Но всё равно было заметно, как она рада его видеть. Кирилл вёл машину одной рукой, вторую отдав на обожание девушке. Благо машина позволяла, Кира так и говорил друзьям про современные машины с автоматической коробкой, усилителем руля и остальными помогающими водителю системами: «Сейчас делают машины для инвалидов, на них может ездить любой одноногий и однорукий, даже по телефону можно трепаться, не отрывая последней руки от руля». Вот глаза лучше иметь оба, хотя однажды ему на дачу привозили стройматериалы, и водитель той «Газели» был одноглазый и гордый. Или наоборот: гордый, но одноглазый. Правда, в деле слепых поездок вскоре ожидается прорыв: беспилотные автомобили. Очень нужная вещь для России, где каждый третий водитель так и норовит выпить за рулём.

В офтальмологической клинике их, разумеется, ждали. За деньги даже в России легко могут и подождать, и догонять. Дали заполнить договор, Ольге пришлось достать паспорт, и он узнал и её фамилию – Орлова, и её отчество – Евгеньевна, и её день рождения – в мае, как у брата. В кабинете она находилась недолго и вскоре вышла с огромными чёрными зрачками.

– Я не вижу ни черта, – сказала она, крепко прижимаясь к нему. – Сколько раз в жизни мне капали эту дрянь, ненавижу!

– А ты не смотри, не надо. Зато я твои прелестные глазки сейчас вижу отлично, разгляжу твои чудные нефтяные заливы.

– Тьфу, не надо про нефть, – почему-то поморщилась она, и Кира провёл пальцем по её лбу, разглаживая морщины. За этим занятием их застала прежняя миловидная женщина в голубом халате и пригласила обратно в кабинет.

– Папа может пройти, этот разговор вас также касается. – Оля резко сжала ему руку и улыбнулась, Кириллу пришлось сознаться.

– Я не папа. К сожалению, папы нет, я уполномоченный от семьи. Но всё равно спасибо за «дочку». – Доктор разглядывала Олины глаза через причудливый современный аппарат, быстро и красочно описывая увиденную картину: глазное дно в порядке, линзы вредны, повреждают роговицу, роговицу требуется подлечить до операции. Шесть с половиной диоптрий многовато для лазерной коррекции, но почти все скорректируется, останется совсем немножко, гораздо меньше «единички». Операция займёт два часа, но три дня будет тяжело – глаза надо поберечь, после этого месяц надо капать лекарства, это ещё дополнительные расходы, они довольно дорогие.

– Это нисколько не страшно, у меня всю жизнь минус один, – проигнорировав стоимость капель, сказал Кира. – И мне это нисколько не мешает. Это даже машину водить не мешает, я чудесно всё вижу.

Они вышли из клиники, крепко держась друг за друга, почти как в первый вечер, вечер их знакомства: лекарство ещё действовало, и с расширенными зрачками Оля почти ничего, кроме размытого белого света, не видела. Когда они уселись в машину, Оля, прикинувшись слепой, ощупала всё вокруг себя, конечно же «нащупала» Кирилла, привлекла его к себе и впилась губами. После поцелуя ласково сказала: «Поехали уже, папочка, дочка хочет баиньки», – и они вместе громко рассмеялись.

В этот вечер он узнал про Ольгу не всё, но многое. Узнал, что она была замужем, что муж был старше её на шестнадцать лет, прожили они почти три года, что он был идиот, она в него поначалу влюбилась, но вообще-то не любила, просто хотела детей. С ребёнком ничего не вышло, и когда он поднял на неё руку – прогнала.

– Ещё и уходить не хотел, баран.

– Жалко, что я не знал тогда о тебе, – приговаривал Кира, поглаживая её бронзовые с рыжими блёстками, будто янтарём украшенные волосы.

– Мне тоже, – сказала она печально, и ему показалось, что слова прозвучали искренне.

– Он был Паша?

– Ты чё? Паша – это брат. Идиота звали Дима. Вообще это давно было, три года назад, – она так сказала про эти три года, что стало понятно: срок для неё и правда огромный, а Кирилл попытался вспомнить что-то примечательное, особенное за пролетевшие в несколько дней три года, и не смог. Зато ему не давал покоя один очень важный вопрос:

– Как ты меня поняла, там, в машине? Ты сказала, что увидела. Это возможно за одну минуту?

– Я многих могу понять, я вижу. Тебя почти сразу разглядела, когда в окно твоей машины заглянула. Но поняла только после поцелуя.

– Обалденный был поцелуй! Я от него тогда очумел. Но всё же – как ты разгадала, что я – это я, что я тот, кто тебе нужен?

– Меня бабушка ведьмой называла, подруги считают ведьмой. Я умею угадывать. Что не скажу – часто сбывается. Стараюсь много не говорить. А не то ещё наговоришь на третью мировую! – засмеялась она.

– Ведьма? Может, колдунья?

– А что, разве есть разница? Давай я для них буду ведьма, а для тебя наколдую что-нибудь. Всегда думала, что это одно и то же, ведунья-колдунья-чародейка. Только никакая я не ведьма, просто иногда совпадает. И людей чувствую, это правда.

– Хорошо. А как тогда ты поняла про меня?

– Дурачок! Я голос твой услышала волшебный, какой-то знакомый, родной. Глаза твои увидела и кудри чудные – и всё, пропала девочка. Хотел меня один козёл в тот вечер напоить и трахнуть, я его послала и уехала. А у тебя в глазах написано, что ты не хочешь никого обижать, у тебя там солнце. Можно, я тебя солнышко буду называть?

– Зови, как хочешь. Хоть пирогом, только в печь не суй, – радостно улыбнулся он в ответ. – Тогда, если я солнце, ты будешь мой зайчик, солнечный зайчик. У тебя волосы подходящие для зайчиков.

– Ладно. Sunny-bunny.

– Это что, солнечный зайчик? Прелестный санни-банни-Оля. Всегда будешь моим янтарным зайчиком.

Кира лежал рядом с Олей и тихонько массировал круговыми движениями её позвоночник, нежно, но твёрдо выписывая «восьмёрки» пальцами вокруг позвонков, начиная от нижних в соблазнительной впадине поясницы, вверх до шеи, к третьему позвонку. Когда он случайно попадал в какие-то только девушке известные особенные точки, она впадала в микро-кому, прекращала говорить и лишь вздыхала кротко. Кира прошёл этот славный путь трижды, и решил продолжить массаж на всей спине, для этого пришлось пошевелиться и встать.

– Ты куда? – забеспокоилась Ольга и попыталась остановить его. – Ложись, мне так приятно рядом с тобой.

– Я никуда не ухожу, – наклонился к её голове Кира и поцеловал её за ухом. Он уселся над ней на коленях. – Я не могу от тебя отойти. Мне начинает казаться, что если мы останемся вместе в постели, то забудем о еде и умрём от голода. С тобой я не могу ни о чём другом думать. Только ты, только я. Только мы. Весь мир сжимается до размера моей спальни. Мне ничего больше не нужно, когда ты рядом.

Ольга муркнула что-то нечленораздельное в ответ. Кирилл начал массаж, она поначалу расслабилась и примолкла, но чуть позже замурлыкала почти как кошка, которой нравятся почёсывания и ласки. У бабушки Киры была когда-то такая ласковая кошечка Муся, отзывчивая, быстро заводившая свой мурлыкающий моторчик.

Сначала он легонько водил руками вверх-вниз по нежной смуглой коже девушки, но постепенно разошёлся: он умел делать массаж спины, когда-то давно его научила мать. Подростком он регулярно делал массаж отцу (тот с детства имел проблемы с позвоночником), только сам тогда был щуплым и маленьким, поэтому отец просил действовать сильнее, резче, иногда даже предлагал просто потоптаться по спине ногами. Сейчас Кира, наоборот, старался умерить силу, чтобы не оставить на почти детской Олиной коже синяков. Она стоически терпела – или не терпела? – лежала молча, лишь иногда постанывая то ли от удовольствия, то ли от боли.

– Как ты, маленькая? Я тебя не замучил? – он прилёг на неё, прикрыв её, как одеялом, своим большим телом. Кожа от массажа нагрелась, стала заметно горячей, Кира прижался к спине ухом и услышал, как ровно стучит её сердце.

– Боже, как хорошо! Ты необыкновенно ласковый! Я никогда никого не знала такого ласкового, как ты. Только папа у меня был ласковый, но совсем по-другому. Ты на него похож – не внешне, просто он тоже хорошо умел готовить, от тоже был добрый и ласковый, я его сильно любила.

– Что с ним случилось? – как можно нейтральнее спросил Кира, понимая, что глагол «любила» в прошедшем времени просто так не говорят.

– Он умер, когда мне было восемь лет.

– Бедная моя девочка!

Кирилл принялся целовать её спину, плотно покрывая поцелуями каждый сантиметр. Через какую-нибудь тысячу чмоков он бы опустился достаточно низко, ниже мягких округлых подушечек, предназначенных для сидения. Но Ольга долго грустить не умела – стала вырываться из зажатого лежачего положения на животе, вёртко разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Немного для вида поборовшись, Кира уступил, и они вновь слились, сначала в долгом поцелуе, а потом…

Потом они вновь лежали рядом, обессиленные, хотя Кира не мог сравнить это упоительное мышечное бессилие с недавним полным упадком организма: накачка неведомой энергией продолжалась, тело наливалось прежней силой, противный моторчик в голове замолк и не пробовал включаться. Напротив, ум сделался ясным, а сознание – чистым. Ольга захватила его руку и играла с пальцами, лаская их по одному и все вместе, целовала его ладонь и прижимала к груди, в которой под тонкой смуглой девичьей кожей упруго стучало её сердечко, сейчас намного чаще, чем полчаса назад.

Кирилл лежал и думал: что же ему теперь делать? Не сейчас, сиюминутно, а вообще? Предложить Оле выйти за него замуж? Но сначала нужно договориться с сыном: Ваня не должен быть против, но всё же… Тем более у них с Ольгой такая приличная разница в возрасте – ведь не расскажешь всем встречным-поперечным про их странную избранность и про то, насколько они нужны друг другу. Оля похожа на студентку-мледшекурсницу, а он так сильно постарел за последние годы, что разница наверняка чересчур заметна, недаром его в глазной клинике обозвали «папой». Не хотелось записываться в извращенцы. С другой стороны – плевать на все эти мнения и суждения! Пусть думают что хотят, ему теперь совершенно всё равно: главное, он влюблён и любим – это намного важнее. Хотя… всё равно нужно спросить сына. И дочку, хотя уж Маше точно должно быть всё равно – у неё бабушка в роли мамы, Но всё ж… Только не надо торопиться, время теперь есть. Должно быть.

– Вот, кстати, – заговорила Оля, отдышавшись. – Ты умный, помоги мне с подружкой разобраться. Её тут замуж сразу двое позвали. Одному сорок восемь, другому двадцать девять. Молодой – наш, а тот, что постарше – иностранец. Ни одного она не любит. Кого выбирать? Ответ «никого» – не подойдет. Нужен брак, там и там дивиденды от брака.

– Ну привеееет! Фигня это всё – дивиденды, – возмутился такой нелепой, по его мнению, постановкой задачи Кира. – Если муж с дивидендами нажрётся после свадьбы крысиного яду, ещё куда ни шло. Ведь без любви – тоска зелёная: ему нежности захочется, а её тошнить будет, вот и все удовольствия от «дивидендов». Изнасилование какое-то, а не совместная жизнь.

– Ты прав: без любви в браке – полный привет, говорю, как умудренная семейной жизнью бывшая жена.

– Вообще как-то подозрительно: ты на себя не намекаешь случайно, зайчик? – вдруг пришла ему в голову чрезвычайная мысль. Часто именно так и спрашивают, якобы от лица неведомой подружки, а на самом деле имеют в виду себя.

– Ты – идиот, и прости, что я так говорю, – резко вскочила и взорвалась Ольга. – Я тебе, дураку, сказала, что я тебя люблю? – Кира утвердительно и виновато мотнул головой. – Вот и молчи тогда… У меня от тебя крыша слетела, а ты мне приписываешь тут всякое. Ты больше не надумывай себе ничего, а то меня удар хватит. Даже если я опять замуж выйду, хоть за кого, – все равно разведусь, у меня бзик какой-то разводиться, а ещё сбегать со свадебной церемонии.

– И такое было? – всё ещё виновато улыбаясь, спросил Кира.

– Да. Мы тогда с Наташкой нажрались и не пришли на регистрацию. Поэтому мой троюродный брат меня терпеть не может.

– Это была его свадьба с тобой?

– Да, должны были пожениться, меня все отговаривали. Родственник типа, то да сё. А я хотела ребёнка. Мне что, надо было с первым встречным шпилиться, чтобы забеременеть?

– И как сейчас родственник? Это не Паша случаем?

– Ну чё ты прикопался к Паше! Паша – мой брат, не родной, brother-in-law, он сын маминого мужа. Тот брат – Виталя, и он до сих пор дуется, тварь. А сам, когда второй раз подавали заявление, тоже меня опрокинул. Ха-ха-ха!

– Почему?

– А я ему не дала! Кто-то встречается, кто-то мимоходом чпокается, а я хотела обязательно с мужем ребёнка завести. Я Витале просто так не хотела давать, и не дала, так что пошел он на хер, козёл, – и засмеялась как всегда громко и заразительно.

– А со мной как же?

– С тобой совсем другое дело. Тебя я люблю. А вот если ты меня бросишь, я тебя убью.

– Да. Ты говорила уже. Убей. Получится как в «Империи страсти».

– Это кино?

– Кино, японское. Там гейша залюбила до смерти своего хозяина.

– Фу! Не говори о смерти. Расскажи лучше о своих детках.

– Ладно…, – согласился Кира, хотя подробности Олиной жизни ему казались гораздо интересней. – Ваня уже почти взрослый, но мы с ним как два подростка общаемся, причём не самые близкие, просто как добрые знакомые. Надеюсь, у него заканчивается переходный возраст, а когда в следующем году он кончит школу – начнётся другая жизнь, в которой места для меня останется ещё меньше. Короче говоря, хороший парень. Я тебя с ним обязательно познакомлю, только ты его не соврати, пожалуйста.

– Дурак, – небольно стукнула его кулачком по груди Оля.

– Маша маленькая ещё, ей девять. Я её упустил, она под влияние тёщи попала, и ничего с этим сделать сейчас нельзя. Женщине легче с маленьким ребёнком отношения наладить. Хотя без отца, как говорят, девочке плохо, любящий мужчина у маленькой женщины должен быть с детства, чтобы вышла правильная женщина, вот такая, как ты – у тебя был правильный папа. Честно сказать, я сам виноват, упустил, работал тогда бесконечно. Всё хотелось как лучше, денег побольше заработать. А оказалось – всё пустое, моим близким материального благополучия не надо, мне тоже. Я к большому достатку так и не добрался, и вообще с детства привык по-простому. Даже за границу не очень люблю ездить. Так, купить что-нибудь, чего у нас не продают. На места красивые и других людей посмотреть, не таких, как наши. Или со старыми друзьями за компанию. Вот как раз в прошлом году по Прибалтике проехался. Там ребята выступали знакомые, «Чайф» – не слышала таких? Прокатился с ними, Литву, Латвию, Эстонию посмотрел, – всё побережье красивейшее, замки старинные. Раньше только в Риге и Таллине бывал мельком.

– A жена?

– Я тебе завтра фото покажу. Её и себя. Ты удивишься, какой я был в твоём возрасте. Девчонкам нравилось.

– Жопа противная. Ненавижу! – она стукнула его по груди ладошкой. Её оценки оказывались противоположны, будто от любви до ненависти в самом деле был лишь один маленький шажок.