Текст книги "Принцип неопределённости. роман"

– Неужто того, что ты заработал, мало?

– Мало, Лёша, мало. Считанные мои деньги. Кому-то кажется – много, а ей считать не хочется. К тому же понимает она, что у меня дети, что я для них в основном старался.

– Не будешь миллионы считать – не станешь миллиардером, старое правило.

– Этого она не хочет понять. Или ещё какая-то есть причина, я не знаю. Ничего не знаю.

Назавтра, в самый канун нового года, заявился Лёшкин начальник, собственник агробизнеса Равиль, крепкий, как берёзовый комель, рыжий татарин, тем не менее он зачем-то очень быстро набрался водкой и стал таким же кривым, как турецкий ятаган. Причина выяснилась довольно скоро: Равиль принялся привычно для большинства россиян жаловаться на «проклятых америкосов». Кирилл подумал было, что у него обычное «телевизионное помешательство», весьма распространённая ныне болезнь, но нет – причина оказалась гораздо прозаичней и сложней: он «попал» на лизинговые платежи в момент дикого роста курса. Хватило ума взять лизинг в валюте, тот ещё умник, – подумал про себя Кирилл, а вслух спросил:

– Что, у тебя какая-то проблема с деньгами?

– Нет, с деньгами сейчас проблем нет, рублей на счету полно, урожай в этом году хороший, – поделился Равиль. – Собственно лизинг я давно проплатил, ещё в конце ноября, хоть жалко было столько денег отдавать, в полтора раза больше против запланированного!

– Чего тогда расстраиваться, если всё уже свершилось? – спросил Кирилл, а про себя добавил: какого чёрта тогда так напиваться?

– В другом беда! Откаты за этот выгодный лизинг, будь они все прокляты, эти … – он крепко выругался при Лёшкиной жене Ларисе и детях. – Надо наличными, а со счёта я купить теперь не могу, следят за валютой. Я думал – успею обналичить, надеялся, что курс будет не такой конский. Всё ждал, что упадёт, Путин ведь обещал!

– Ага, – покачал головой Кира, – они по вечерам с патриархом молятся. За курс. Потерпеть лет десять – намолят обязательно. Когда деньги-то надо было отдать? Взяточникам вашим, которых раз сто обещали побороть, и два-три десятка уже пересадили. Немного осталось, всего около миллиона, или сколько у нас госслужащих, я забыл? Ещё ментов миллион. Таможенников полмиллиона, кого ещё я запамятовал, всяких военных-судейских-прокурорских?

– Мне, дураку, в ноябре бы… но я всё надеялся, что упадёт… У вас теперь радость – новый год, а у меня одновременно с боем курантов начнутся конкретные проблемы. С этими суками, – пьяно матюгнулся он. – Работать нормально теперь не дадут, гады.

– Так сколько тебе надо? Я серьёзно. У меня деньги наличными, я их банку не доверил. Вернее, в банке, но в ячейке, не на счету. Доллары Северо-Американских соединённых штатов.

– Правда? Круто! У тебя есть двести? Мне двести тысяч надо отдать. А сам ты чего, тебе разве не нужна валюта?

– Двести найду. Самому мне пока не надо, ничего не придумал взамен своего бизнеса. Пускай будут рубли, какая мне разница? За границу не собираюсь, а в России рубли легче тратить.

– Слушай! – загорелись у него глаза. – А почём продашь? Задорого можно и в банках поискать, только они сейчас чуть ли не по восемьдесят продают, гады.

– Давай так. Сейчас официальный курс 72 с чем-то, забирай по курсу Центробанка. Ради всеобщей дружбы, а также благополучия фирмы родного брата.

– Согласен! – резко сказал Равиль, будто боялся, что Кирилл передумает. – Давай рванём сразу после праздника? Числа третьего, не возражаешь?

– Я-то не возражаю, мне пофиг. Вот банк, думаю, может возражать. Надо узнать, когда начнёт фунциклировать, тогда и поедем. Только ты имей в виду, у нас билеты на шестое из Москвы в Саратов.

– О-кей, – радостно потирая руки, согласился Равиль, он даже протрезвел от этой радости. Мы всё успеем. – А тебя перевод банковский устроит, не наликом?

– Мне какая разница, – мотнул головой Кира, ему и правда отчего-то было всё равно. – Пускай на счёте полежат. С рублями поди ничего не придумают? Не отменят, как думаешь?

– Да ну! Чего с рублём сделается …, – неуверенно сказал Равиль, но тут же вновь воодушевился. – Я этих моих жуликов завтра, то есть сегодня с наступившим новым годом поздравлю и объясню ситуацию. Договорюсь, в общем, чтобы без проблем.

– Договоришься. Чего там, не ты первый – не ты последний. И не единственный к тому же, без денег они точно не сидят.

На свежем воздухе хорошо прошли несколько дней, пятого января с самого раннего утра Равиль помчал Киру на своём покоцанном подмосковным бездорожьем «Паджерике» в Петербург, где они завершили намеченную сделку.

Кирилл получил в результате на четыре миллиона рублей больше, чем четыре с небольшим месяца назад выручил от продажи павильонов. Не минуты не работая – миллион в месяц. Круто! И ещё «хвостик» остался немалый – пятьдесят тысяч долларов. «Новыми», то есть вовсе не по августовскому, а по новому, январскому курсу. Такой вот бизнес, вашу мать, Родина-Россия, – грубо подумал он про себя.

Хранить рубли наличными смысла не имело никакого, и он перевёл всё на депозит, проценты банк предлагал запредельные. Деньги должны не лежать, а работать. Пусть работают. Если не умеешь эксплуатировать своих рабов сам, значит это будут делать менее разборчивые люди.

4

Новогодние каникулы пролетели удивительно быстро. Видимо, потому что дни оказались наполнены хоть чем-то ещё, кроме одинаковых новостей и однообразных страданий. Кирилл с сыном слетал в Саратов, навестил в Энгельсе родителей, послушал давно знакомые, часто слышанные истории, порылся в старых фотографиях – ему по-прежнему было интересно, откуда в предках и в нём самом какие-то балканские корни; ничего не нашёл, хотя дед на одной из старых фотографий оказался запечатлён в компании каких-то людей очень подозрительного вида, черноволосых и кудрявых явно не восточно-славянского типа. Мать предположила: это люди, скорей всего, случайные, однако подробностей про изображённых на фото людей не знала.

Зато подозрительна оказалась дедова смерть: Кириллу об этом в ту пору не рассказывали, чтобы не травмировать мальчика. Ну – умер и умер, со всеми так. Все умирают. Со всеми да не со всеми: дед, оказывается, утонул. Нашли его быстро, однако тело было в таком плохом состоянии, что с похоронами пришлось поторопиться. Причину свалили на неизвестные водные бактерии, водоросли, на рыб – на что угодно, потому что медики объяснить ничего не смогли. В закрытом гробу хоронили, – рассказал отец, – он почти весь истлел за каких-то полдня. Даже не переодевали – почти не осталось плоти. В чём утонул, так и похоронили.

«Ну вот», – понял Кира. – «Нашёлся предок. Вот она откуда во мне, эта особенность». И лошадей он любил не просто так. У всех во дворах «Москвичи» или «Уралы», а у деда – конь. Явно цыганские корни, хотя внешностью не похож нисколько, только кожа будто загорелая круглый год, волосы волнистые и глаза тёмно-карие. Дед в некоторых привычках был своеобразен: он любил куриные яйца всмятку, но ел их не как все, разбивая с тупого или острого конца, а снимал скорлупу сбоку – у него получалась этакая маленькая лоханка. Рыбу он солил до такой степени, что взять её в рот было невозможно, а мясо любил сырое: свежий фарш перчил и намазывал на хлеб, как масло.

Однако ни мать, ни дядька Кирилла явно не были людьми со странной особенностью, видно, наследственный признак может передаваться тайно и необязательно напрямую. Про этот «ход шахматного коня» люди знают, замечали неоднократно: дети часто получаются похожи не на родителей, а на родных своих дедов-дядек-тёток. Наследование у родителей с их братьями-сёстрами одинаково прямое: все получили общие гены у дедов и бабок, но почему у детей часто случается этот странный перекос? Вот и сын Ваня, получивший от Тани множество её черт, включая русые прямые волосы, тем не менее неуловимо походил почему-то на Лёшку, сходства в них было больше, чем у Вани с Кириллом, как будто именно Лёшка являлся его отцом.

Кира зарегистрировался «в контакте» Таней Морозовой из Челябинска, установил программу, скрывающую настоящий IP-адрес, поразмышлял: где может жить девушка родом с Урала? – и выбрал Болгарию. Девушка, приехавшая на родину болгарина Виктора Веселина, который вынужден работать в Гамбурге – это вполне естественная причина для их тесного общения, хотя он не понимал, ради чего нужна эта скрытность.

Может быть проще (а для него к тому же морально легче) совсем не общаться? Или наоборот – общаться открыто и нагло, чтобы муж заподозрил её в измене и выгнал? Но это вряд ли сработает: взрослый неглупый мужчина вполне представляет себе ситуацию, он отчётливо понимает, что русская девушка вышла за него замуж не по любви. Значит, его всё устраивает. Его устраивает жена как сексуальная рабыня. Это справедливо, если учесть, в какой стране у него контракт. Работать в Саудовской Аравии придётся не один год, а при строгих мусульманских обычаях найти девушку для утех ох как непросто. В том, что Ольга нужна немцу исключительно для секса, Кирилл не сомневался.

На обложку «своей» страницы «в контакте» он выбрал одну из любимых Таниных фотографий, здесь она своей красотой не похожа на киноактрису, как на некоторых «парадных» фото, – «просто» очень красивая молодая женщина с немного грустным взглядом. Нашёл Витю из Гамбурга, Ольга не искала или не захотела поставить фото-аватар своего отца (она всегда говорила про него: «ненавижу»), вместо весёлой Витькиной лохматой мордочки с внимательными умными чёрными глазами выставила какого-то бритоголового идиота с разинутой пастью. Он написал ей приглашение «в друзья».

Ольга молчала до середины января, по-видимому весь свой «медовый месяц». Зима в Питере не удалась: погода как осенью – то мокрый снежок, то оттепель. Вернувшись от родителей со средней Волги, Ваня заметил, что дома намного теплее, вот тебе и северная столица! Природа, провоцируемая человечеством, потихоньку сходит с ума.

Оля появилась в Скайпе в конце января, она написала сообщение и назначила время для разговора. У Киры сохранялись прежние сомнения: нужно ли ему общаться с девушкой, если бессмысленность этого общения изначально понятна. Разве что ради погашения какого-то неясно откуда взявшегося долга, как будто он должен это делать взамен чего-то другого, такого, чего не сделал или не смог сделать для неё раньше. Ещё ему казалось, что Оле нужна поддержка: уж слишком сильно изменилась её жизнь, в слишком далёкие места занесла судьба – в места, совершенно непохожие на всё привычное жителю средней полосы.

Однако Ольга не стала жаловаться, а начала рассказывать о том, как хорошо устроилась. Все европейцы-немусульмане предпочитают жить не в самом городе, а в компаунде, то есть отдельной резервации, куда нет хода мутафа – религиозной полиции. Это целый городок, в котором есть всё для жизни, здесь можно нарушать строгие местные правила – как захочешь одеваться и даже праздновать с алкоголем. У Ральфа здесь большая красивая вилла, рядом бассейн, тут же полно всяких магазинов (предъявила новый шестой айфон), лишь мельком пожаловалась, что у Ральфа много работы и она собирается ему помогать.

Необычные откровения о муже, тёплые слова о нём Кириллу было неприятно слышать. Он уж зарекался быть для Ольги психотерапевтом, но сейчас сидел и терпеливо слушал.

– Как тебе строгие мусульманские правила? В парандже ещё не ходишь? – перевёл он разговор с неприятных ему слов о муже на правила жизни в мусульманской стране.

– Да ты чё? Тут нет паранджи. Тут хиджаб и нибаб. Хиджаб – это просто платок, европейские женщины под их правила не подпадают, можно ходить без платка, – объяснила Ольга. – Нибаб – когда всё лицо закрыто, как шторка с амбразурой для глаз. А вот ибайю все бабы носят без исключения – без неё сразу в тюрьму. Надеваю, куда деваться, если приходится в город выбираться.

– Кто такая эта почти нецензурная ибайя?

– Это такое длинное черное платье-халат. Без него нигде нельзя показаться. Мне Ральф ещё в Москве купил, и я его прямо в самолёте нацепила, как только сели. Нельзя из самолёта выйти на священную арабскую землю без этой «маскировки».

– Чёрное? Это чтоб теплее было? Или они любят отбивные по-арабски?

– Жарко. Традиции, что поделать.

– Ральф тебя не обижает?

– Ральф демократ такой же, как ты. Сладкое только запрещает и не пьёт, у него диабет как-никак. Но мне особо не нужно сладкое. И к алкоголю у меня сейчас отношение отвратное, слава богу. Повезло, что я морду не пропила за столько лет возлияний.

– Чего? Сколько-сколько твоих лет?

– Не скажу.

– Ну и не говори. Будто я не знаю, почему у тебя не получилось.

– Не надо об этом, я тебя прошу. Серьёзно.

– Как скажешь. Это слишком детское: если не говорить, значит не случится. Слова материальны – это оттуда же, родом из детства. Захотел конфету и думаешь о ней. Рано или поздно сбудется, обязательно сбудется. Захотел велосипед – опять сбудется. Пусть не сразу, так через год-два. С взрослыми такого почти не случается. С любовью – вообще никогда. Я тебя не искал, я о тебе не думал. И ты обо мне не думала. Всё это случайность. Миг, который промелькнул, больше его нет.

– Жизнь переменчива, – уклончиво произнесла Ольга. – Да! Просьба напоследок: ты когда с Витей будешь общаться, привет обязательно от меня передавай.

– Не знаю, когда …, – начал он.

– Прямо сегодня передай. Ты у него часто бываешь, а сегодня днём будешь? Вот тогда и передавай, – прервала его Ольга. – Только не забудь, пожалуйста, обязательно. Ему будет приятно, я по нему скучаю, а связи у меня с ним нет.

– Ладно, – согласился Кира. – Через пару часов буду, передам.

Это было закамуфлированное, но весьма понятно сказанное прямое указание выйти на канал тайной связи. Кира, разумеется, догадался. Через полтора часа он включил свой старый комп, привезённый с работы – это на нём он установил анонимайзер, и с него планировал общаться с Ольгой, то есть как бы с Витей Веселиным.

Он намеренно выделил отдельный компьютер для разговоров «в контакте», чтобы не забыть о необходимости скрываться под именем «Танечки из Болгарии». Уж раз Оля настоятельно просила не забывать про секретность, он решил устроить всё именно так, не хотелось доставлять ей лишних неприятностей – она сама себе их довольно наустраивала: придумала себе старого мужа в пустыне, да ещё под надзором религиозной полиции нравов.

Ноутбук, используемый «для всего остального», оставался открытым, петербуржским. Скрывать себя от остальных – могущественных, всё помнящих поисковых машин и хранящих абсолютно всю информацию дата-центров он не собирался ввиду полной бесполезности этого. Он улыбнулся своим мыслям: всё равно ведь найдут, только добавят к его имени чёрную метку: «подозрительный, пытается утаить данные».

«В контакте» не поговоришь, тут только записки. Такие же, какие Кире писали девочки в старших классах, и он писал им в ответ. Разве что те записочки были более невинными. Ольгино сообщение уже ждало его. Он ответил, она подхватила. Удивительным образом эта переписка нисколько не походила на только что состоявшийся разговор. В этом общении было что-то из недавнего прошлого, из их с Олей переписки Москва-Петербург:

«привет, чудо»

«привет привет»

«очень жарко, сижу дома, прячусь от жары. ветер с песком»

«я тоже сижу дома, прячусь от ветра и холода. у нас минус семнадцать, зато скоро весна»

«ну да, недолго осталось. потерпи»

«весну я дождусь, а вот остальное вряд ли»

«терпи, осталось всего три года, уже меньше»

«сомневаюсь. 3 года – не мой срок. так не бывает, ровно 3 года»

«у меня бывает, ты мне верь. всё будет хорошо»

«я не знаю, как может быть хорошо, когда ты в Аравии, а я в Питере»

«не хочу я жить в арабии, но придется потерпеть какое то время. зато потом оторвусь с лихвой. покорим мы с тобой Европу. сначала я, потом с моей помощью ты»

«как это?»

«у меня есть план»

«какой?»

«тебе он не понравится, но ради меня придется терпеть, дядя»

«я уже терплю. но не вытерплю долго, любимая моя племянница»

«чё-то прижало сильно. я люблю тебя очень очень!!!»

«круто, милый зайчик. стоило для этого уезжать за пять тысяч миль?»

«надо, солнышко. всё, пока, я ещё тебе позвоню. время для связи ЗДЕСЬ буду тебе в скайпе на часах показывать, ладно?»

«ладно»

«целую тебя»

Кира выключил комп и задумался. Его поразило несоответствие стилей разговора и переписки – будто бы с ним общались два разных человека. Хотя, если вдуматься, разница только в слишком явно высказанных любовных чувствах, – про мужа Ольга ничего подобного не говорила. Как она про него сказала? Заботливый, всё позволяет, оберегает, одаряет, угадывает желания, наблюдает… ага! Следит, вот почему она осторожна! Да-да: «носится за мной, наблюдает». Так что ничего особенного в её поведении нет. Естественно для «молодого супруга» следить за своей юной женой, он вполне представляет себе шлейф её прошлого. Непонятны только настойчивые слова – ждать три года. И постоянное упоминание Европы.

5

Жаль, Палыч всё больше выпадал из круга общения: в свою очередь у него начались серьёзные проблемы недостатка энергии. Почему в жизни многое происходит так нечестно? Сейчас, когда у Кирилла столько времени, которое некуда девать, Палыч отдалился, не мог он надолго оставить свою колдунью Катю: она намного сильнее мужа ослабла этой зимой. Палыч старался поддержать её, как мог, хотя сам мог уже немногое. Всё же иногда Кира с ним встречался.

– Скажи мне, дорогой мой дед, открой тайну. Зачем вы с Катей такое место для житья выбрали? Неужто из одного только уважения к тому дереву, что вас в Царскосельском парке познакомило? Питер всё ж слишком северный город, а тебе солнце нужно.

– Нам, – строго поправил его Палыч. – Нам всем. И Кате, и тебе тоже. Однако мы Питер не выбирали. Я ведь говорил тебе: мы сюда приехали специально, чтобы уйти. Приехали полгода назад, с племянницей жильём поменялись – ей Москва в радость. Но тут я тебя почуял, искать принялся. Поле ослабшее было, потому я тебя не сразу встретил. Хотя мой расчёт оказался верным: в поликлинике тебя поискать. Помнишь, как ты меня в первую встречу чуть по матери не послал, такой был злой на непонятного старика?

– Конечно помню, прости внука неразумного, – искренне извинился Кира. – То есть вы скрылись тут, в Питере? От всех знакомых и родни?

– Да, только младшая дочка знает, и то не всё. Вообще-то жизнь не всегда складывается так, как хочешь. К тому же когда сам не знаешь, как лучше сложить. Ты меня всё время хвалил, дескать, умный я. Однако неизвестно, насколько я свою теорию правильно сложил. Неопределённость, что с ней сделаешь… Я же исследованиями смеха и света сравнительно недавно занялся, лет десять, может, назад. Раньше ничего такого не думал. Дошёл своей головой до понимания своей сущности, колдунью свою встретил, она меня – и зажили вместе. Счастливо зажили. Казалось бы – чего ещё желать? Ты прав, о важности солнышка не догадался, а то мы куда-нибудь на Кавказ бы уехали. Я думаю, много ещё непознанного.

– Ну и ладно. Ты сам говорил: всё осознать невозможно. Вот другое скажи, если знаешь. Про друга я вспомнил: особенный уязвим так же, как любой обычный человек? Его можно убить, он может погибнуть на войне или, предположим, от болезни?

– Разумеется. Мы ж не боги. Мы не можем спастись от биологической насильственной смерти. Я рассказывал тебе: только разум определяет переход, плюс энергия, нужная для этого. Сложно даже приблизительно представить себе, сколько наших особенных возвращается, осознавая переход, то есть сознательно. Весьма вероятно, что большинство начинает заново, с абсолютно чистого листа. Лично я знаю троих, кто особенностью своей воспользовался, ещё о двоих родственниках жена мне рассказала. Если считать всех, о ком знаю – десяток наберётся вместе с твоей девушкой.

– Больше, – не согласился Кирилл. – Ещё её мать. И с бабушкой не до конца понятно. Ещё Витька. Дед мой со стороны матери – точно. Другие должны быть, я уверен.

– Наверное. Вот только насчёт твоего друга: удалось ли ему вернуться – вопрос. У меня полной определённости нет, будем считать: пятьдесят на пятьдесят. О тебе, дорогой Кира, ничего сказать не могу. Я рассказал тебе довольно – ты как будто себя осознал, и важность накопления энергии понял, но я до конца не уверен: как у тебя сложится дальше, есть у меня на твой счёт некоторые сомнения. Ну да ладно. Однажды твой друг уже пробовал вмешаться в твою жизнь, у него ничего не вышло. Потому и я не стану. Ты сам определишь свою судьбу.

– Один, сам? Без ансамбля? – снова постарался обратить всё в шутку Кира.

– Кто может знать точно? Никто, – без большого оптимизма ответил дед, но тут же продолжил немного оживлённее. – Благоприятная вероятность в твоей жизни на другом витке может наступить, если у друга твоего хотя бы частично получился переход, и если у нас с Катюшей получится задуманное. Тогда мы тебе поможем. Поможем вспомнить. Ну а если не вспомнишь и брыкаться начнёшь, как здесь у тебя получалось, значит не судьба ошибки поправить. Тогда у девушки твоей вся надежда на отца, больше не на кого ей надеяться. Хотя она сама ничего не знает и ни на что не надеется. Она думает: вся её жизнь здесь, вот и гонится за золотым призраком, хочет всё успеть и всё в одной этой жизни распробовать.

– Постой, ты до конца мне не ответил. Скажи, если особенный не сам уходит, а погибает. Если его вдруг убьют? Что тогда? Совсем пропадёт? – Кира сам не очень понимал, для чего ему это знать. Может, просто хотелось иметь цельную картину.

– Тогда судьба его может измениться кардинально. Сложно это, неопределённо. До такой степени сложно, что мне неясно, что вообще с ним может произойти. Наверное, может в младенчестве умереть. От болезни странной, ещё неизученной. Может быть, совсем не родится.

– Как это?

– Ну, как бывает? Мать его умрёт раньше времени. Или выкидыш, аборт, случайность. Криминал. Что угодно. Не будет его на том витке и всех последующих, вот и всё!

Кира никакого реального пути не видел, на что теперь ему нацелиться в текущей, застывшей, обыденной жизни. Единственное, что оставалось – договорённость с Алексом и попытка сыграть в старую, почти забытую игру. Когда-то он разуверился, что сможет успешно продолжать заниматься музыкой. И вот теперь, спустя почти двадцать лет, несмотря на поддержку друзей, энтузиазм Алекса и собственную старательность, Кирилл не мог окончательно убедить самого себя, что это то, чем ему следует заниматься. Сейчас это уже казалось ему ненужным, однако это было занятием для траты времени, которого внезапно случилось полным-полно: один за другим следовали пустые, ничем особенным не заполненные дни.

Для деятельного человека отсутствие действия – фактически смерть, неважно, что она физически ещё не произошла. Потому что взамен остаются одинаковые, похожие друг на друга часы и минуты. В чём отличие этих серых минут от медленно текущей вечности? Ей нет до тебя никакого дела – и тебе до неё тоже. Вы слились, ты в вечности растворился, вы тихо течёте вместе.

Полгода назад он воспрял, воспарил, восстал из пепла с Ольгой, на этом волнующем и будоражащем мысли энтузиазме он страстно захотел устроить собственный comeback. Это возвращение в музыку было затеяно ради неё, и лишь отчасти подогревалось старыми воспоминаниями и ностальгией.

Но если – ничего? Встать утром, позавтракать. Обедать, ужинать, и между едой смотреть телевизор, а в перерывах между программами сходить в магазин. За продуктами и водкой. Что, разве водку пить веселее? Не хотелось ему такой жизни. Вообще не хотелось называть это жизнью. Понимая это, он занимался вокалом, он играл гаммы, он учил Ваню играть на гитаре и бренчал сам. Ничего другого просто не осталось.

– Я по-настоящему боюсь, что у тебя ничего не получится запомнить, – покачивая своей седой головой, однажды сказал ему дед. – Слаб ты, и мысли свои от шелухи очистить не умеешь, а для перехода информации важно, чтобы концентрированная мысль была, без второстепенного. Восстановится только очень важная информация, только самая важная, без мусора и без пустоты.

– Это я понял. На это похож компьютерный принцип архивации, сжатия изображения, музыкального или видеофайла – всё пустое отбрасывается, повторы суммируются, последовательности систематизируются. В итоге размер файла становится во много раз меньше.

– Не знаю про компьютеры. Я тебе о твоём информационном поле говорю. Подготовленные люди могут медитацией сознание от мусора очистить, а большие мастера даже без сильных помогающих средств обходятся, одной силой разума справляются. Концентрируются – и всё. А у тебя может не получиться. Никак. Ты слаб, сил мало. Мудрости почти не накопил. Обидно ведь, если лишь какие-то обрывки дежавю будут всплывать. Не боишься, что ничего не выйдет?

– Ну обидно, и что? Другой какой-то вариант у меня разве есть? Если можешь помочь – помоги. Если ты сможешь. Если я смогу. Что надо делать – говори.

– Сказать могу, но одного желания маловато. Надо готовиться, надо учиться медитировать, освобождать голову от всего. Чтобы стала пустая, как пустая дорожная сумка. Тогда в неё можно перед уходом положить что-то самое важное, самое главное – только это сохранится.

– Я пробовал – не могу отрешиться, лезут разные мысли. Привык думать всё время, извини.

– Хорошо. Тогда простейшее: ты музыкантом был, тебе это понятно и несложно. Попробуй петь «Харе Кришна», сколько у тебя получится, без остановки – час, два, сколько сможешь. Раз пробуй, другой. Надо, чтобы во время пения у тебя никаких других мыслей, кроме Кришны, не осталось. Если получится, я тебе помогу, дам кое-что.

– Ну вот, видишь, не всё так запущено, как жена моя говорила, – улыбнулся Кира старику. – Харе Кришна дружок мой распевал в общаге. Часами сидел, бубнил, иногда я ему вторил ради прикола. А потом он нашёл где-то поставщика «кислоты» и «травы», и заполнял очищенное сознание. Ох, чем заполнял!

– Наркотики не помогают. С ума сходить, видимо, помогают. А для медитации – нет. Так что не надейся, наркоты я тебе не предложу. Только травки, поодиночке вполне безобидные травки. Но это поможет, только если отправишь свои дурные мысли прочь от себя.

– Ладно-ладно, Палыч, не загоняйся, как теперь молодёжь говорит. Не любишь ты современный жаргон, извини, здесь по смыслу хорошо подошло, – развёл Кира руками. – А про друга Витю я всё думаю: отчего он так внезапно ушёл? Как ты думаешь, что его настолько сильно подтолкнуло? Ведь ничего страшного не произошло, насколько я понимаю. Нюансы с дочкой есть, проблемы у неё есть, наша с ней связь и то, что мне не удастся её переубедить – это он мог увидеть. Но зачем же всё так резко бросать? Не можешь ничего предположить? А то я весь ум сломал.

– Не думаю, что мы до чего-то догадаемся, всех фактов не зная. Но сбегают обычно преступники, сам знаешь.

– Какой из Витьки преступник?

– Вот это как раз неизвестно. Ты знаешь, что он не преступник, потому что при тебе он не был преступником. А сам про себя он мог увидеть. Убил кого-нибудь намеренно или случайно. Возможно такое? Предположим, дочку свою спасал. Жениха её заграничного мог в сортир головой вниз спустить? Ведь всё что угодно возможно в нашей жизни, даже то, чего тебе никогда в голову не придёт. Иначе повода немедленно всё бросить и бежать не вижу, я тебе об этом уж говорил – слишком он молод, слишком мало попробовал, вообще не пробовал что-то изменить в этой жизни. Потому и выглядит так: сдался и сбежал. Но судя по твоим рассказам, неслабый он был человек. Значит, серьёзное что-то случилось.