Текст книги "Принцип неопределённости. роман"

7

Кирилл усиленно готовился к поездке в Москву. Там планировались последние плотные репетиции и первое выступление, Алекс договорился с большим арт-кафе и всё организовал. Последние дни перед отъездом Кира постоянно распевался дома, напевал песни, хотя для качественной тренировки лучше было бы иметь фонограмму-«минусовку», то есть инструментовки без вокала. Ещё он пел эти же песни из репертуара «Папаши» под чутким надзором преподавателя вокала, но рок и рок-н-ролл сложно исполнять под аккомпанемент фортепиано, да и группы не чувствуешь. Это чувство к Кире пока не вернулось, он надеялся, что последние намеченные репетиции в этом помогут.

В столице поиграли хорошо, Кириллу понравилось. Алекс, правда, временами морщился, но это ничего, Алекс всегда был перфекционистом. Первое публичное выступление возрождённого «Папаши Дорсета» прошло спокойно и порадовало Киру отсутствием большого числа ошибок: так, мелкие косяки – со всеми случается. Конечно, надо ещё и ещё работать, нарабатывать класс, да и материал тоже. Своих песен мало, после долгого выбора из старых оставили только четыре последние на Витькины слова и две, начало которых придумал Кира, а до конца доводили сообща. Для комплекта взяли несколько чужих, хорошо всем известных песен, над которыми потрудился Алекс, придав каверам совершенно другое звучание.

Публика проявила весьма умеренный интерес, хорошо хлопали только на Витькину «открытую дверь». Это было немного непривычно: в прежние времена слушатели всегда живо реагировали на песни, а фанаты (у «Дорсета» даже была своя группа особо преданных фанатов) веселились и бузили. Зато порадовал всегда суровый Маленький Алекс, сказав: для первого раза весьма неплохо, парни. Думал, будет намного хуже. Давайте дальше работать. И песни пишите, новые песни, – он все последние месяцы был заметно главнее всех, этакий менеджер или художественный руководитель. Ну и пусть. Не досталось парню этого прежде – пусть теперь поверховодит.

Вечером в гостинице Кира вдруг подумал: действительно, отчего бы не попробовать написать песню? Например, о любви: за всю жизнь не написал ни одной настоящей песни про любовь! «Практикантка» не считается. Просто для Тани в прежние времена уже не успел ничего написать – музыкальная деятельность близилась к завершению, когда он её встретил. Оле тем более ничего не смог бы написать – за долгие годы забыл даже старое, какие к чертям новые сочинения! Но грусть осталась, и это грусть не только от потерь и расставания, это грусть – осколки его любви, старая грусть о Тане, а свежую боль добавила ему Ольга.

И вот, оказывается, не так много нужно для грустной песни, лишь большое желание; стоит лишь захотеть, и слова сами выплёскиваются на бумагу и сами себе подбирают звуки. Ему понадобилось каких-то три часа, прямо как в юношестве, когда глупые стихи начинали лезть в голову, лишь стоило взять в руку ручку и задуматься. Он не Витька и тем более не БГ, у него и сейчас не получился шедевр, но для начала, для показа Алексу, а потом Ване и прочей публике вполне сойдёт.

Кирилл вообще всегда, всю свою жизнь был исполнителен: было сказано – писать песни, и вот, он выполняет. Пусть другие попробуют так же или лучше – лично он не против.

Чтобы переписать слова набело и подобрать на гитаре мелодию, подсказанную текстом, хватило ещё пары часов.

Как в телевизор с выключенным звуком,

смотрю в открытое на улицу окно.

Я твой мираж в окошке вижу, словно

показывают старое забытое кино.

И в том кино всё тихо и печально,

лишь дождик моросит случайный,

напоминая вскользь, как миг земной

прозрачной каплей исчезает незаметно.

Не дождик на щеках твоих оставил капли,

в слезинке каждой преломился свет.

Пусть нам оставит дождик радугу на небе,

и брызг цветных добавит в твой портрет.

Ты сделай дождик так, чтоб я забыл

всё, что у меня не получилось прежде.

Тогда я позову пропавшую надежду,

она вернёт мне веру, а потом любовь.

Хочу я на стекле, как на экране

движеньем пальцев увеличить день.

Чтобы в стакане все остались бури

и наши параллельные миры слились в один.

Наутро с трудом дождался, когда настанет двенадцать – они договорились в это время встретиться в репетиционном подвальчике – и с гордостью предложил спеть новую песню. По лицу Алекса было заметно, что он весьма удивлён, сдержанно похвалил текст. Но мелодию Алекс забраковал почти сразу, на припеве про радугу.

– Смотри, Кей-Кей, – сказал он. – Удивительное дело. Давно сидит во мне эта кода. Интересно, что она именно такого ритма, как твои стихи. Видимо не зря мы с тобой пять лет играли вместе. – И он наиграл протяжную мелодию, чем-то похожую и одновременно непохожую на мелодию старой шарманки, со звучанием электрооргана, как у Procol Harum или ранних Pink Floyd.

Алекс засучил рукава, бросился подбирать нужный тембр для ритма, перепробовал разные, менял темп и солирующий звук, Кирилл подыгрывал ему на гитаре, потом подтянулись и активно включились остальные музыканты. Валера наиграл хороший бас, предложил басовый наигрыш перед припевом – всем понравилось. Ударные поначалу не шли, как-то звучало слишком тривиально, пока тот же Алекс не скомандовал Ринату играть только на басовых барабанах – это утяжелило грустную основную тему, гармония чётко прорисовалась.

Они сыграли песню несколько раз, получалось удивительно слаженно, так, что можно записывать. Записали, Алекс дописал поверх дополнительную дорожку со звучащими далеко на фоне духовыми; Кира на готовую музыку спел – получилось сразу хорошо, с первого раза. Казалось бы – всё; неожиданная удача, начавшаяся вчера вечером в гостинице с первой строчки про открытое окно, завершилась меньше чем через сутки практически готовой песней.

Но не таков Алекс. Ему пришла идея сделать эту песню в акустическом стиле с минимумом электроники, как будто ансамбль играет где-то в провинциальном клубе. Надо создать иллюзию, – сказал он, – чтобы казалось: кто угодно может это сыграть и спеть, – нам нужна народная песня. Наиграл тему на аккордеоне, Слава на слайд-гитаре, Валеру в записи заглушили вдвое, Ринат играл не палочками, а руками, почти гладил барабаны. Получилась очень мягкая грустная песня. Записали и эту версию. Кириллу больше нравилось звучание потяжелее, привычный ритм&блюз, то есть первый вариант, Алексу и Валере – второй. С этого начались небольшие разногласия.

– Надо выложить в Инет, а какой из вариантов? – недавно Ринат сделал на YouTube канал «ПапашаДорсет», а Кира создал открытую группу в «Фэйсбуке» и «В контакте». В группу, кроме него самого, уже записалось целых два человека: Шурка и Лёнька.

– Конечно, более коммерческий! – начал настаивать Алекс, – Только акустика! Нам надо побольше разной публики приваживать, чтобы привыкали к имени «Папаша Дорсет». Чем больше просмотров – тем больше шума.

Кира не хотел соглашаться, но большинством голосов решили выложить акустическую версию.

– Ну что ж, раз для начала …, – нехотя поддался он общим уговорам. Тогда неплохо бы сделать клип, без видео на видеоканале слушать музыку скучно.

– Может мультяк сделать? Даже простой, компьютерный – и то будет интересней, – предложил Валера. – Снимать, как мы играем, не прикольно, тогда получится «как у всех».

– Или психоделическое что-то, – вечно Алекса тянуло на британские шестидесятые. – В словах есть некая загадочность. Радуга в слезах, параллельные миры, девушка-мираж.

– Нет, не надо, ты какой-то лишний смысл ищешь. Простая песня о потере любви. Тем более сами выбрали акустическую версию, – возразил Кира. – Надо проще, лучше старину: небольшой дом, вечер, дождь, луна сквозь облака, и парень не решается подойти к девушке, с которой он прежде расстался, а теперь вдруг понял, что ошибся.

– Точно. А потом она исчезает! – подхватил Валера.

– Да. И он видит её на Луне, – засмеялся Слава.

– А что? Хоть в ступе с метлой. Каждая идея имеет право на жизнь. У меня есть рекламщики знакомые, могут нарисовать что угодно, – предложил Кира. – Надо только подкинуть им несколько идеек, а развить и прочую раскадровку – это они запросто сами справятся. Это каких-то денег будет стоить. Даже по знакомству. Я узнаю, сколько.

– Само собой, – согласились все. – Только чтоб не слишком дорого.

На том остановились.

Кирилл возвращался домой триумфатором. Мало того, что старт состоялся и «Папаша» ожил, так ещё мимоходом, на старых эмоциях написал песню – значит, остался сухой порох и что-то ещё может быть, какое-то будущее впереди. Вместо ответа на стандартный вопрос Вани: как дела? – наиграл на гитаре и спел сыну свой «дождик», в лице сына ему казалась интересной реакция молодых.

Тот неожиданно ответил:

– Аранжировку сделать, с Димой Билайном посоревнуешься или как его там?

– Придумал образец, тоже мне! Неужели так плохо?

– Нет, почему же, ничего. Такая лёгкая попса.

– По-твоему, это попса? – сильно удивился Кира. – Тогда вот это откуда? – он наиграл на синтезаторе проигрыш из Цеппелиновской «All of my love», один из самых красивых, как он считал, в рок-музыке.

– Ну а что это может быть? – в свою очередь удивился сын. – Это красивая мелодичная попса.

– Учиться тебе надо, Вань и кругозор расширять.

Кириллу стало понятно очередное его отцовское упущение. Парень слушает исключительно то, что слушают близкие ему ребята. Кого из них сейчас может взволновать «Лестница в небо»? Жаль, что в музыкальной школе сыну учиться уже поздновато. Надо как-то по-другому развиваться, а то застрянет в модной ныне электронщине и не будет знать никакой другой музыки. А ведь её, хорошей музыки, так много – не переслушаешь!

– Может, тебе какие-то поискать частные мастерские, клубы или студии? Надо обязательно с музыкой и стилями разобраться, а то путать рок с поп-музыкой неприлично в музыкальной среде. Осмеют, если где так ляпнешь, и не станут с тобой разговаривать. На гитаре под руководством хорошего учителя тоже легче вперёд двигаться. Давай поищем?

– Я сам.

– Ладно, самёнок. Сам – значит сам. Только не затягивай.

Ваня не первый и не последний. Все подпадают в юности на какую-то текущую музыкальную моду, и то, что понравилось, часто остаётся на всю жизнь. Это нормально. Некоторые потом развиваются самостоятельно, расширяют познания, в том числе и круг музыкальных интересов. Но большинство «застревает», всю жизнь продолжают слушать Пугачёву и Антонова, Led Zeppelin и U-2, Земфиру и Леди Гагу.

Отец Кирилла в детстве отчего-то «запал» на цыганские песни и слушал этот кабак до сих пор с большим удовольствием. Но преодолеть привычность, расширить детские узкие рамки можно, это Кира знал по себе, нужно только захотеть и постараться; напрячься, подумать, отчего так популярен Чайковский или Бетховен, Армстронг или King Crimson – и вслушаться.

Это абсолютно то же свойство ума, которого многим недостаёт для общего развития, по-другому не может быть и с музыкой. Человек не желает напрягаться, чтобы понять книгу, он не хочет иногда понять даже своего близкого. Так зачем же делать усилие, чтобы слушать и понимать новую для него музыку? И спустя очень короткое время его мозг начнёт отказываться от новинок – он будет экономить энергию, это весьма разумное свойство биологического вида – не растрачивать драгоценную энергию понапрасну. Мозг надо заставлять работать так же, как заставляют суставы – сгибаться, ноги – ходить, а мускулатуру – трудиться. Если ничего этого не делать, ноги перестанут двигаться, а мозг – думать. Останется лишь набор сокращённых команд: «поднял-перенёс-бросил», «откупорил-налил-выпил», «включил-посмотрел-поверил», идеальный робот для бросания шихты и криков «Крымнаш»…

Потому же люди выбирают самый короткий путь, ходят наискосок, по земле, протаптывая тропинки через грязь, хотя по чистому асфальту путь получится едва ли на десяток метров длиннее. И многим кажется, что проехать «по прямой через лес» короче, они не тратят сил даже на элементарный подсчёт: путь по хорошей дороге в объезд быстрее и притом экономнее, если не забывать о неизбежном ремонте подвески собственной машины после лесных кочек.

Люди вообще в своём большинстве незрелы, неумны, склонны к дурным привычкам и поступками. Они по сути остаются животными, немного лучше развитыми животными. Животными, научившимися разговаривать словами. Многие из людей не способны думать по-настоящему, то есть мыслить логически. Животные тоже не умеют думать, но все умеют по-своему общаться между собой, даже птицы, только не словами, а криками и звуками. Дельфины говорят ультразвуком. Они развитые существа, но люди не считают их похожими на себя.

Чем иначе, чем недостатком разума, можно объяснить стремление построить себе дом на том самом месте, откуда его уже не раз смывало наводнением? Зачем надо селиться под действующим вулканом? Ведь однажды трагедия уже произошла, пускай не с тобой, но всем точно известно, что трагедия была, и она была ужасна. Конечно, люди уверены, что с ними ничего подобного никогда не случится. «Не может быть», – говорят они. Извержения больше не будет, наводнение не произойдёт, траву на полях жгли «спокон веков», и обычно всё обходилось.

Но надо же! Именно сейчас ветер отчего-то подхватил головёшку, забросил её в твой дом и сжёг дотла и дом, и сарай с курами, и всё поселение. Именно сейчас вдруг льют дожди и смирная много лет подряд, такая тихая и родная речушка, вдруг становится яростным потоком. Именно сейчас из вулкана вместо обычного лёгкого дымка внезапно начинает течь лава, летит пепел и камни. Однако вместо того, чтобы наконец принять единственно правильное решение, люди восстанавливают дом на прежнем месте и продолжают жечь сухую траву.

Знакомые рекламщики не подвели: песня им понравилась и дизайнер Олег довольно быстро нарисовал примитивный по графике, но довольно прикольный клип. Главного героя, мечтательного деревенского парнишку, он рисовал, явно имея в виду Кирилла – кудрявого, большеглазого и неуверенного в себе. Девушка неуловимо смахивала на знаменитую Машу, только без медведя, не настолько карикатурную и постарше. Вечер, дождь, слёзы и радуга в слезах, Луна в облаках получились как надо, весьма романтично. Кирилл за работу дизайнера расплатился сам, он почувствовал, что за свою песню и свою идею надо расплачиваться. Как в таких случаях говорят: сказал А, говори Б. Это логично, тем более вышло недорого – частный заказ, деньги мимо кассы.

Отправил в Москву ребятам через своё Гугловское облако, Валера прислал восторженный ответ, Ринат написал: нормально, Алекс – сойдёт для начала, Славка отмолчался. Разместили в Сети, все получили задание перепостить через друзей и вообще усиленно рекламировать. Но не вылезешь только на друзьях. Первые дни просмотров почти нет, потом счётчик зашевелился, счёт резко подрос, но в итоге застыл на цифре три с небольшим тысячи.

Вряд ли сразу стоило ожидать дикого успеха – на одних друзьях далеко не уедешь, – но Кира всё равно расстроился. Ничего-ничего, – успокоил его по телефону Алекс, – это только начало. Для начала очень даже неплохо. Теперь надо развивать, всё время писать песни, записывать новые, выкладывать в сеть, и конечно играть, играть, выступать, первое время заработать не получится, наоборот, приплачивать надо менеджерам клубов, а если выходить на радио – это вообще серьёзные деньги.

Алекс говорил правильные слова, но Кирилл опять не был уверен: может быть другой вариант прошёл бы лучше? Или надо было сделать стартовым клипом старую вещь, что-то из Витькиных, ту же «открытую дверь»? Или «начало» – она кажется актуальной, эта песня, написанная им в девяносто пятом, во времена почти такого же, как сейчас, разлома общества, дикого патриотического угара одних, и недоумения и растерянности других.

Хотя разочарование его нарастало и оно основывалось на вполне, как ему казалось, логичном выводе: время ушло вперёд, убежало, вместе с переменами в жизни изменилась музыка и музыкальные пристрастия людей. Изменились даже слова, какими люди говорят и мыслят, потому двадцатилетней давности тексты сейчас не подходят, определённо не могут подойти. А Кира остался там, в девяностых, и никаких других слов он не напишет, он не умеет думать по-другому. Даже если сильно постарается, всегда будет писать устаревшие тексты: любовь не устаревает, но формы её выражения в двадцать первом веке чрезвычайно переменились.

Что не делай, даже кажущееся в этот момент абсолютно правильным, всё равно найдётся что-то, что не понравится другим, кто-то обязательно скажет: нет, это не так, это не подходит. Люди вообще часто обманываются в своих ожиданиях ответной реакции, и Кирилл не исключение. Опять ему не хватало Витьки – именно он был в прежнем «Дорсете» цементирующей силой, несмотря на всю свою кажущуюся расхлябанность, на извечные пьянки и торчание на «кислоте». Он соединял всех, он ненавязчиво делал так, что его мнение (обычно совпадающее с мнением Киры) становилось общим.

Видимо, именно это больше всего не нравилось Маленькому Алексу, который кроме аранжировки их совместных песен хотел большей музыкальной свободы. Сейчас эта его черта проявилось явно, сейчас он выступает в роли главного и хочет, чтобы всё было так, как понимает он. Возможно, он действительно лучший музыкант в их команде, он может чувствовать настроение и пробует угадывать желания публики, но это никак не означает, что остальные должны быть поддакивающими манекенами. Во всяком случае, Киру это вряд ли устроит. Раньше – может быть. Когда надо было зарабатывать. Сейчас ему деньги не очень-то нужны, он решил вернуться к музыке ради Ольги, Вани, да и для себя самого – тоже; этого страстно желали друзья, а ещё он захотел спеть, потому что так хотел друг Витя. Кирилл пытался с большим опозданием исполнить его завещание.

Но, похоже, в одну реку нельзя войти дважды. Вся музыкальная суета последних дней, недель и месяцев вдруг показалась ему бестолковой, лишней, всё это однажды уже случилось, всё повторялось, как двадцать лет назад, когда бесславно заканчивался путь первого «Папаши Дорсета». Теперь – тем более. Всё утекло и всё переменилось. Музыка переменилась, никто из молодых не слушает Битлов и «Машину времени», «стариков» любят только те, кто постарел вместе с ними. Получается, Витька и здесь был прав: все главные дела надо начинать в молодости. Максимум надо успеть в молодости, потому что потом наступает зрелость, мудрость, появляются новые возможности, но ты никогда не сделаешь того, что мог бы сделать, когда был молод.

8

– Как же так получилось? Я действительно выздоравливать начал, когда встретил Ольгу, но вот она уехала – и вновь я болею, быстрее заболел, чем когда-то, после Таниной смерти, а ведь я тогда много лет не то чтобы не влюблялся, у меня иногда и женщины подолгу не было.

Удручающее ухудшение здоровья постоянно возвращало Кирилла в его разговорах с дорогим дедом к этой теме. Скорее ему хотелось какой-то поддержки от него, каких-то добрых, как всегда, советов. Просто успокаивающих слов. Привык он к Палычу за прошедшие месяцы.

– О-о, дружок! Ты как все старики рассуждаешь: вот я молодой был, выпил стакан водки с перцем на ночь, и простуда прошла, – как всегда, дед начал издалека, чтобы его мысль внуку стала понятней. – Когда сил в организме много, одной таблетки аспирина может хватить от любой болезни вылечиться. Когда силы подточены, долго надо лечиться. Ты больше семи лет энергию растрачивал, почти весь запас истратил. Тебе столько же лечиться надо было, сколько ты бедствовал, а то и дольше. Год – интенсивно, потом можно помягче. И всю жизнь любовью подпитываться, пополнять силы, и подруге твоей так же помогать. Плюс профилактика, как я тебе говорил: смех, детские праздники, клоуны, кино, и всё такое прочее. Тогда долго проживёте, может больше чем мы.

– А каков рекорд, не знаешь случайно? – Кирилл понимал, что в книге Гинесса таких сведений нет, однако дед прожил долгую жизнь и многое знал без всяких книг, где фиксируют человеческие достижения.

– Я встречал одного из наших, вернее это он меня нашёл и встретил, ох какой был мудрый! Так вот ему, как он говорил, и не врал, судя по рассказам, почти двести лет исполнилось к пятьдесят восьмому году, – подтвердил его догадку старик. – Повезло им с его колдуньей молодыми встретиться, да сами, видать, не простые, а с огромной силищей – прям-таки энергетический вулкан! Любовь их во многие книги попала под разными именами да в разные эпохи. К тому же совпало: оба умные, потому переезжали постоянно с места на место, из страны в страну, чтоб не мозолить глаз. Люди завистливы, мигом заподозрили бы неладное, вот и приходилось им скрываться. Он мне рассказывал: разъезжались и встречались как будто случайно в другом городе, королевстве, княжестве, стране; разыгрывали любовь, что им вовсе не сложно, свадьбу играли, знакомства заводили, дела кой-какие вели, чтобы соответствовать. И так много-много раз. Не знаю даже, здесь они сейчас или ушли. Если ещё здесь, тогда ему уже двести пятьдесят стукнуло!

– Погоди, Палыч. А дети? Что-то я всё время забываю спросить. Дети как наследуют признак родительский? Сколько детей у твоих тысячелетних знакомых?

– Каких тысячелетних? Говорю же: двести.

– Не беспокойся, не совсем уж тупой, понял. Это я условно. Для меня что двести, что тысяча – одинаково непостижимо. Так что насчёт детей?

– Дети – оно конечно, много детей. Про него не знаю, только за себя могу сказать. Мои детки от первого брака оба померли, по нормальным человеческим меркам немало прожили, почти восемьдесят лет дочка и семьдесят четыре сын. С Катей у нас трое, однако только старший получил наше наследство. Он сейчас в Америке, исследованиями самого себя занимается, генетик. Кое-что докладывает мне из своих изысканий, а я тебе пересказывал. Младшая дочь уехала в Москву и стареет потихоньку, она обыкновенная. Старшая наша с Катей дочка уже померла, пятидесяти не исполнилось – рак. Насчёт знакомого моего – не знаю, кому из их детей какое наследство досталось. Не публичное это знание, в архивах не найдёшь. Меня самого как и в каких документах найдёшь, если я свою первую фамилию постарался забыть? Тот Владимир Иванович в городке Кургане умер или без вести пропал, нету его. Михаил Павлович Богоявленский 1937 года рождения перед тобой, живой пока в рамках текущего времени. В момент перехода на другую точку петли Михал Палыч исчезнет, а вернётся в лучшем случае Владимир Иванович, или Володя, или Вовка, а то вообще неизвестно кто – это как повезёт.

Палыч замолчал, задумчиво глядя куда-то вдаль, видимо от этих вопросов нахлынули вспоминая. С его такой долгой и по-своему насыщенной жизнью много что можно вспомнить, и в большинстве своём это должны быть хорошие воспоминания. Особенно последние пятьдесят лет.

Повезло ему с Катей, – подумал Кира, – не то что мне с Олей. Всем людям очень важно встретить родственную душу, того, с кем мысли одинаковы, с кем есть что-то объединяющее, общее дело или интересы. В том числе обычным людям. Но ведь у обычных выбор гораздо шире! Никто не знает, сколько особенных на свете, но одно понятно: значительно меньше, чем остальных, потому совпадения редки. Или мне так кажется из-за Ольги? Может это только мне одному не повезло?

Нет, Витьке – тоже. Ему с Яной не повезло, а жена его Люся из обыкновенных, да к тому же напридумывала себе невесть что про собственного мужа. Хорошо хоть Витёк был из таких, кто способен сам во всём разобраться. Хотя что думать про Люсю! В обычном понимании у неё всё нормально. Не хорошо, не отлично, не плохо, а именно нормально. Дети есть, муж, скоро на пенсию, помидоры с огурцами будет в саду выращивать, за внуками следить. Счастливая старость. Остальное – воспоминания, которые иногда всплывают, будоражат, хочется думать о прошлом так, будто бы ты ни в чём не виноват, во всём виноваты другие. Обстановка и окружение помешали, потому что первый муж был мерзавец, алкаш и по девкам, видишь ли, ходил. Всё просто. Но Время и Вселенная безжалостно расставят всех и вся по своим местам. Исходя из общего для них принципа полезности абсолютно всех событий.

– Ты говорил про возврат, – прервал размышления старика Кира и спросил шутливо. – Это как: молекулы свои для кого-то последующего тут бросил, а сам назад по петле двинулся и заново собрал себя там из других, подобных? Как робот-конструктор?

– Возможно, так и есть. Ты не можешь вернуться таким, каким сейчас себя понимаешь, ты будешь биологически тем, кем был тогда, – без тени сомнения немедленно откликнулся Палыч.– Весь живой мир из одних элементов сделан, разница только вот тут, в голове, в квантах с информацией. Ты уже понял: вперёд – никак, никакого будущего без тебя не бывает, будущее – это ты сам, когда его с самого начала для себя создаёшь. Потому ход для нас только назад, но не дальше, чем самый начальный момент твоего биологического «Я».

Ты раньше возмущался отчего-то, что это не лучший ход, типа «день сурка», однако один-единственный день сурка и целая жизнь сурка – очень даже различные вещи. Ты почему-то считаешь, что это потеря темпа – так говорят шахматисты, когда вместо хода вперёд топчутся фигурами на месте. Но это тебе кажется, что ты топчешься на месте, в одном и том же месте одного и того же мира, и потому считаешь, что мир тоже топчется.

Ведь сам ты можешь развиваться, несмотря на повтор многих своих прежних ходов на новом витке, – это неизбежные повторы: твои родители, семья, школа, окружение, страна – они ведь не меняются. Другое что-то меняется, но тебе на твоём новом витке это не очень-то заметно – ты по определению не можешь помнить всё. Тебе всё равно: Брежнев там будет или Косыгин, Пугачёва или Царёва. Я тебе говорил: никакого изменения сути не последует: маразматик останется маразматиком, сволочь – сволочью, а талант – талантом. Потому обращать на всё это внимание не стоит: бессмысленная трата своего времени.

Нужно меняться самому. Меняться вместе со спиралью времени, а она всегда вкручивается в пространство вперёд, только вперёд – в каком бы месте времени ты на неё ни вступил. Никаких квантовых скачков не случалось бы, если пространство было линейным. Но оно искривляется под действием множества космических и гравитационных сил, и ствол временной спирали искривляется так, что витки времени пересекаются, соприкасаются, близко проходят – я ведь не знаю точно, как кванты нашей памяти переходят и почему от себя к себе…

Ещё ты спрашивал, есть ли смысл в возврате. Я тебе не раз говорил, но ещё добавлю: если представить, что кто-то задумал такой эксперимент с какой-то целью (в чём лично я сомневаюсь), то смысл возврата, опять по аналогии с шахматами, в изменениях: любители часто играют с возможностью «переходить» в случае неудачного хода. В шахматах перехаживают с целью сделать другой ход, получше, но получше получается далеко не всегда, зато всегда получается другой ход! Никто не перехаживает с целью повторить прежний! Вот и ты вернёшься, чтобы изменить то, что вспомнишь, что тебе показалось в этом времени неправильным. Но это не означает автоматически, что ты сделаешь правильный выбор! Ты сделаешь другой, но вовсе не обязательно правильный ход.

– Отлично, – кивнул деду Кира. – Человек может изменить содержание, наполнение, течение только своей жизни. А как же энтропия и пространственно-временной континуум? Почему общее будущее невозможно изменить? Вот у Брэдбери: вернулся в прошлое, бабочку раздавил – и всё общество переменилось.

– Чушь какая, никогда поэтому фантастику не читал, – откровенно заметил дед. – Человек потому не может изменить мир, что Вселенной наплевать на такую мелочь, как мальчик Кирюша – кто он такой для Вселенной, маленькая букашка? На каком бы витке ствола времени он не находился, что он может сделать, чтобы изменить течение времени во вселенной? Ей всё равно – она как танк, она очень большой, бесконечный танк, а букашка чересчур маленькая – конечный, невообразимо малый кварк. Во вселенной за мгновение происходит столько событий, что человек не может даже выразить их количество осознанным им самим числом; так зачем она станет обращать внимание на мельчайшие искажения букашкой своей судьбы?

– Это тоже немного грустно. Я – букашка, которая пытается изменить свою жизнь, но изменить я смогу только то, до чего дотянусь сам. И всё? Остальное останется точно таким, как было?

– Да. Всё навсегда предопределено: Македонский, Наполеон, и Сталин с Гитлером – всё. Хоть сколько раз возвращайся в одну и ту же точку на кривой времени – ничего изменить нельзя. Ты думаешь, если я вернусь и ликвидирую Сталина, что-нибудь изменится? Никогда, ни за что! Дело не в одной личности, а во всём человеческом обществе. Ничего не может определить один человек. Ничего не могут сделать даже миллионы. Может измениться имя царя, но не судьба человечества. Оно будет продолжать гробить себя и себя спасать. И если бы все миллиарды людей стали, как мы, особенными, и договорились изменить мир, у них всё равно ничего бы не вышло. Люди могут изменить себя, но не могут изменить вселенную, потому что любое изменение, предпринимаемое человечеством, не будет стоить одной бесконечно малой части мизинца Её Великолепной Бесконечности. Вот скажи мне честно и откровенно: неужели тебе мало одного себя?

– Конечно хватит, дед, конечно. За глаза. Я бы и себя не очень-то надеялся изменить, нечто большее для этого нужно, чем простое понимание, что я – смогу. Стремление, терпение, настойчивость нужна какая-то другая. В меня не только генетически заложено всё, что есть, меня конкретно воспитывали. Родителей ведь я не переделаю? Общество социалистической уравниловки и большевистского сознания, идеи, мать их, коммунизма? Ты сам знаешь: люди до сих пор ностальгируют по прежним голодным временам, когда всё можно было только «достать» или в очереди «вырвать». Просто потому что все были одинаковые, одинаково серые, сирые и убогие. Мотоцикл удалось купить – и ты уже по сравнению с другими король, совсем другая самооценка! Сейчас палитра слишком широка, она в их убогих головах не помещается. Один себе дворец построил, другой на Хаммере ездит, у третьего свой магазин. А ведь раньше все в одном цехе работали, одинаковые снаряды выпускали или телогрейки.

– На это не стоит обращать внимания. Весь смысл будет только в тебе, лично в тебе, исключительно в твоих усилиях, стараниях, целеустремлённости. И, напротив, в твоей лени, нежелании работать, учиться, что-то узнавать, что-то новое делать. Невозможно взять все накопленные знания с собой и вернуться с ними знаниями туда, обратно – нет! Это ведь не машина времени, это простой перенос малой толики твоей личной информации на другое место оси времени – согласись, огромная разница. Твоя задача – уравновешивать баланс знания и невежества в твоём личном мире, чтобы ничего катастрофического не произошло. Ведь произойти может, если невежество сильно перевесит.