Текст книги "Путь воина"

Глава 29

Собравшиеся в доме Гирка мужчины степенно расселись за столом в ожидании главного действа.

Принесли на самодельных носилках старика, подняли и посадили на скамью перед Враном.

– Зачем меня потревожили и привезли сюда на лодке? Стар я дюже, чтобы по воде плавать. – Голос его был свеж и выразителен. – Неужто кто-то захотел послушать мои сказки?

– Говори всё, что знаешь об острове и крепости! – Викинг с удивлением и уважением смотрел на древнего человека. Окружающие его люди до такого возраста никогда не доживали. Постоянные войны, а также многочисленные болезни рано уносили людские жизни.

Абсолютно неподвижное лицо, удивительно белые волосы, брови и такая же белая борода в форме клина придавали старцу какой-то нездешний и почти неземной вид. Вот только его бледно-голубые глаза внимательно наблюдали за всем происходящим вокруг, как бы оценивая и сопоставляя виденное с какими-то своими образами и воспоминаниями.

Старик пожевал губами и начал свой неспешный рассказ. Как ни странно, речь его была рассудительна, повествование последовательно, а черты лица ожили, и казалось, что даже бледная кожа покрылась румянцем.

– Мне говорили вожди нашего племени, что ты – викинг, воин чужеземный, в битвах сильнейший. И что с того? Много я вас перевидал за свою жизнь. Варягов всяких. Это нынешние люди по лесам в своих посёлках дальних прячутся, на реку выйти боятся. А всё почему? Порядка здесь нету! Убить-ограбить легко могут, страшно жить стало! Раньше совсем по-другому было. Знаю о том я, много с купцами и воинами разными плавал по всем рекам здешним и озерам, даже до Хазарии доходил, да и в сторону ваших земель каменных довелось на лодьях хаживать. Плохо вам там жить, бедно и голодно. Сами себя прокормить не можете, потому по морям-рекам шастаете да грабежами и убийствами промышляете.

Слушатели уже приготовились к длинному и нудному рассказу о том, как жили их предки на Вине и Онеге, а также во всей Биармии и Гардарике, но старец сразу уловил скуку на лице викинга и неожиданно перешёл к главному.

– Что ж, не буду я тебя уму-разуму учить, чай не мальчик уже.

– Того от тебя и ждём все! – улыбнулся великан.

– Ещё задолго до того, как на реку пришёл Кагель и построил город Холм, здесь уже была огромная крепость на дальних островах в море. Их тут так и называли – Дальние, или Поднебесные. Заканчивали строительство в ту пору, когда я даже не родился. – Старик задумался, глядя куда-то вдаль, и продолжил: – Было это при князе Волемире – деде нашего нынешнего князя Буривоя. Начинали то строительство, знамо, ещё раньше, при правлении отца князя Волемира. Звали того князя Годислав. Страшный был человек. Это он сумел страну такую из кусков малых воедино собрать. Если город Кагеля возведён из бревен, то эта крепость – из камня дикого, большого, коего много понадобилось на строительство стен и башен.

Рассказчик перевел дух и как-то странно посмотрел на Гирка. Тот кивнул кому-то, и перед старцем поставили глиняный кувшинчик, наполненный пивом. Несколько глотков живительной влаги смягчили ему горло, и рассказ продолжился. Он больше походил на легенду или старинное предание.

– Наши старики сказку древнюю сказывали, что жили окрест на равнинах и по лесам на сотни дней пути во все стороны племена разные. Много их тут было намешано и перемешано: словены, руси, веси, мери, криви – всех и не упомнишь. Славились они многолюдством и жестокостью, у каждого свои отряды воинские имелись и даже дружины обученные. Воевали друг с другом вожди племён тех за угодья, пастбища и места лова. Иногда сечи смертные случались. Но приплыл сюда из низовьев реки Итиль великий вождь по прозванию Годислав, о котором говорил уже я. У него было много, очень много лодей и люду ратного. Расположился он лагерем громадным на берегу. Двинулись его воины по рекам ближним и дальним, стали пути торговые разведывать да селения примечать, на бересту их начертывать. Но не понравилось это вождям местным, ох как не понравилось! – старик сделал паузу, снова отхлебнул из кувшинчика и обвёл собравшихся мужчин цепким ясным взором.

– И что сделали местные вожди? – не выдержал Гирк.

– Замирились промеж себя. Собрали рать невиданную. Часть воинов по суше к лагерю пришлых людей скрытно подвели, а часть на лодьях с воды хотели высадить. Да не вышло, как задумали! Их на реке корабли чужие уже поджидали, а потому много наших пожгли и потопили!

– А на суше? – опять встрял нетерпеливый Гирк.

– Там и того хуже случилось! Не счесть воинов было у Годислава, лучшее оружие они имели, да и обучены все не в пример нашим. А самое главное, конная дружина за ним шла. Страшная сила. Люди и лошади, в железо закованные. Тысячи и тысячи всадников. Окружили они нападавших, посекли многих, а остальных в полон взяли вместе с вождями уцелевшими да на дальние острова всех увезли. Вот они-то и начали там строить крепость. Но мало этого показалось Годиславу. Прошёл он по рекам уже выведанным, согнал силой народ, попавший в его облаву, и тоже на Дальние острова переправил, чтобы строить помогали. Семьями и целыми родами людей на лодьях увозили. На самом большом острове валунов много было. Сначала те, которые ближе лежали, стали катать и на стены класть. Но кончились они быстро. Вот тогда и придумал Годислав прокопать по всему острову около строящихся стен рвы широкие. Они водой наполнились, и по ним камень на плоскодонных лодках и больших плотах возить стали.

Замолчал старик ненадолго, переводя дух, но тут же продолжил:

– А на земле матёрой нашёл он несколько мест, где камня того много оказалось, народ туда тоже согнал, каменоломни устроил для постройки стен других крепостей. Ну а чтоб доставлять тот камень, лодьи построил с бортами высокими. По всему видать, мудрым человеком был этот Годислав. Пока ему город на островах Поднебесных строили, сам он в походы с дружиной своей ходил, завоевал стран много, племена чужеземные разные покорил. Ну а весь люд мужского рода, в сражениях захваченный, с собою в полон забирал. Доводил их до рек, грузил на лодьи и отправлял в каменоломни да на строительство крепостей. Оставшихся жителей данью большою обкладывал. Кроме того, право себе присвоил: от каждых двух дворов, когда ему надобно, воина с оружием и припасом разным брать, а от города любого – лодью с людьми и оснасткой. Вот так и создал он за два десятка лет страну свою. И назвал Биармией. Ну а крепости той новой и городу на островах дал имя Бярмы.

– Ишь ты, – улыбнулся великан. – Оказывается, всё тебе известно!

– Так ведь жизнь моя долгая была, – кивнул головой рассказчик. – Много всего повидать успел. Знаю ещё, что в дельте реки нашей князь начал крепость строить, даже назвал её Двинской.

– И что сие означает? – тут же откликнулся Гирк.

– Так это ж имя реки нашей, – махнул на него рукой старик. – Она ведь Двиной зовётся, а не Виной. Это уж варяги название то переиначили, не могли они правильно молвить.

– И что значит это слово «Двина»? – улыбнулся викинг, подзадоривая старика.

– Так тут это просто. Всё имеет своё начало, будь то ключ иль ручей, а тем более река. Наша Двина не имеет истока. Она из двух крупных рек происходит. Потому и зовётся Двина – двойная.

– С рекой понятно, давай снова про острова. Бывал ли ты там, старик? – уже с неподдельным интересом обратился к нему Вран.

– Сам я туда под парусом ходил не единожды с купцами и с воинскими людьми.

– Ну и что, что там? – теперь уже викинг проявлял явно несвойственные ему признаки нетерпения.

Сухие пальцы коснулись белоснежной бороды, изо рта старика вырвался лёгкий дребезжащий смех.

– Куда же вы, молодые, так спешите? Да ведь я и сам расскажу все, что знаю и помню. Наберись терпения, ты же воин!

– Прости меня и продолжай, старик! – Викинг сокрушённо покачал головой, как бы досадуя на самого себя.

– Если плыть отсюда по морю в ту сторону день и ночь, – рассказчик пальцем показал направление, – то рано утром подойдёшь к островам. Их там много. Особенно мелких. Крупных шесть. Вот на одном из них из диких валунов построена крепость.

– Расскажи нам о ней! – попросил Вран.

– На самом большом острове была только одна удобная морская бухта, куда могли заходить лодьи. Эта бухта отделялась от внутреннего озера узкой полоской земли. Вот на ней и решил князь Годислав крепость поставить. Со стороны озера и бухты возвели две длинные каменные стены, а по коротким сторонам ещё и рвы глубокие да широкие прокопали, камнем их обложили, частокол сильный из заострённых брёвен соорудили. Рвы те с озером соединили. И получилась крепость, окружённая водой и стенами неприступными. А они огромны. Высота до двадцати локтей доходит, а толщина – местами десять и более. По углам башни стоят. Помнится, что восемь их. Ворот тоже несколько. Они низкие и железом обитые. Кроме тех, что на море смотрят. Эти большие и массивные.

– Ну и зачем Годиславу крепость эту понадобилось строить, да ещё каменную? – не выдержал Гирк.

– Молод ты ещё, не понимаешь! – Старик презрительно фыркнул. – Запер князь Годислав ею все реки и море наше. Без его ведома ни один корабль не мог пройти вглубь Биармии. Да и как пройдёшь, коли на воде тебя всюду поджидают многочисленные лодьи, а на берегу крепости каменные настроены. И не только близ Двины нашей, но и на реках других тоже. Взять их силой никак нельзя. Уж больно стены высоки. А пожечь тоже неможно, камень ведь не горит. И пройти мимо негоже, опасно позади себя врага оставлять.

– Так что же с Годиславом и с его крепостью случилось? – Чувствовалось, что викинга очень заинтересовал услышанный рассказ.

– Всё, устал я, сил более нет говорить. Пусть дадут мне отдохнуть! – Глаза седобородого старца закрылись, дыхание стало едва слышным. Походило на то, что он уснул.

– Ничего не поделаешь, сморило старика! Придётся до утра подождать, – Гирк вымученно улыбнулся Врану. – Пойдём и мы отдохнём.

– Что ж, если ничего нельзя изменить, будем ждать! – Великан направился к выходу из дома, искоса наблюдая за тем, как две женщины заботливо укладывают старца на приготовленное ложе и укрывают тёплыми волчьими шкурами.

Глава 30

Всякий раз, выходя в сопровождении Сахира за стены дворца, Масуд поражался размерам города. Без своего наставника он тут же заблудился бы в хитросплетении многочисленных широких и узких улочек, площадей, переходов и разнообразных арок.

Из рассказов Сахира мальчик уже знал, что Кордова – резиденция эмира, город с пятью сотнями тысяч жителей, десятками тысяч домов и прекрасных дворцов, несчётным числом красивейших мечетей, общественных бань и библиотек. Но самое большое впечатление на Масуда произвели мощённые камнем улицы, которые по ночам освещались масляными светильниками. Родной Новогород с его серыми рублеными домами, деревянными мостовыми и зубастыми частоколами дворов разительно отличался от этого разноцветного каменного великолепия с вкраплением в него зелени садов, аллей и парков.

Ранним утром Сахир, как обычно, вёл его через пустынные центральные улицы на окраину города. Туда, где вдоль берега реки тянулись нескончаемые возделанные поля, а ровные ряды оливковых деревьев и виноградников на горных склонах уходили в неведомую даль. Они неспешно шли к реке и долго стояли на песчаном берегу, рассматривая водяные мельницы, стоящие вдоль обоих берегов. К лопастям некоторых из них были прикованы металлические цепи с черпаками для воды. Такие мельницы, кроме помола зерна, подавали воду по специальным желобам на участки и поля.

Так же неторопливо Сахир и Масуд возвращались в город вблизи круто изгибающегося в этом месте Гвадалквивира. И всякий раз перед ними чётко обрисовались контуры построенного ещё римлянами моста, имеющего шестнадцать высоких арочных пролётов и достигающего в длину пятисот локтей. Оба всегда останавливались, долго любуясь этим удивительным сооружением.

Утренние прогулки чередовались с дневными и вечерними. Маршруты тоже. Днём Сахир водил мальчика по местным лавкам, базарам и ремесленным мастерским, показывал, как нужно выбирать товары, учил торговаться. Даже сотой части тех вещей, что продавалось на рынках в городе, Масуд никогда в своей жизни не видел. Глаза разбегались от изобилия различных товаров, их количества, расцветки. Но мальчика не привлекали керамическая посуда, шитые золотом ткани, изделия из драгоценных металлов, хрусталя и слоновой кости. Его тянуло к оружейным лавкам. Как и любому ребёнку, Масуду хотелось обязательно что-нибудь купить. Сахир ему ни в чём не отказывал, деньги у него были. Но хождение по нескончаемым торговым рядам на базарах скоро наскучило обоим.

Единственное, чем они могли без устали заниматься целыми днями, это тренироваться с оружием и проводить поединки между собой и с другими охранниками из дворца.

Сахир в лице Масуда встретил хоть и маленького, но великолепно подготовленного бойца, совладать с которым не мог даже он, посвятивший всю свою долгую жизнь воинскому делу. Зато мог показать мальчику некоторые приёмы фехтования на мечах и копьях, неизвестные бывшим учителям Масуда. Но и тот, в свою очередь, научил его хитростям, усвоенным в школах Мёрда.

Не забывал наставник и про изучение арабского языка. Бывали дни, когда он говорил со своим учеником только на нём, вынуждая мальчика запоминать и использовать в общении всё больше и больше новых слов и фраз. Природная восприимчивость к языкам, а также хорошая память помогали в этом Масуду.

И снова уже в который раз мальчик, сидя на ковре под навесом возле бассейна, мысленно готовился к беседе на арабском языке со своим хозяином. Этих редких встреч Масуд, не отдавая себе отчёта, с нетерпением ждал. Такого умного и просвещённого человека ему не доводилось ещё встречать. Каждый разговор с ним давал массу новых впечатлений и пищи для долгих размышлений. Когда Абу-Сирхан рассказывал о чем-то, мальчику всё было ясно и понятно, но стоило только остаться одному, как он сам себе начинал задавать вопросы, на которые не находил ответы. Это заставляло его обращаться за разъяснениями к Сахиру, но суждения пожилого наставника о жизни и происходящих событиях сильно отличались от взглядов их господина Абу-Сирхана, что окончательно запутывало Масуда. Да и не хотел Сахир говорить с ним о рабстве, религии и жизни в эмирате.

Неожиданно его обострённый слух уловил тихий шорох за спиной. Мальчик стремительно обернулся на звук, вскакивая на ноги. Рядом стоял Абу-Сирхан.

– Да сохранит и защитит тебя Аллах, господин! – только и успел вымолвить Масуд всплывшую из глубин памяти фразу на арабском языке.

– О, ты делаешь большие успехи, эти слова мне понятны и приятны! Да, ты знаешь, Сахир тебя постоянно расхваливает! Он говорит, что через пару лет ты можешь стать самым сильным воином в нашем эмирате.

Абу-Сирхан неспешно расположился на ковре и жестом велел мальчику сесть подле себя.

– Что мучает тебя, Масуд, о чём ты хотел со мной поговорить?

– Меня угнетает и страшит неизвестность, господин! Здесь я уже долго, но, просыпаясь утром, постоянно вспоминаю, что я – раб.

– И что с того? Тебе тут плохо? Тебя бьют, унижают, заставляют выполнять тяжёлую и грязную работу?

– Нет, господин, я живу лучше, чем у себя дома!

– Тогда не надо гневить Аллаха, пусть всё идёт своим чередом. А то, что ты раб, не имеет никакого значения.

Увидев, что мальчик его не понимает, вельможа устало вздохнул.

– Ты общаешься только с Сахиром, воинами стражи да с несколькими слугами во дворце. Они не будут с тобой говорить о рабах. Я объясню тебе всё про рабство в нашем эмирате, а ты уж делай для себя выводы.

Абу-Сирхан широко и дружелюбно улыбнулся и продолжил:

– Помнишь, я тебе уже говорил, что арабские войска захватили Пиренейский полуостров? Они принесли свободу местному населению, которое жило в ужасающих условиях, доведённое своими хозяевами до чудовищной бедности. Жители сами добровольно переходили под власть мусульман, открывали ворота своих городов и крепостей. Потому, наверное, не было резни и грабежей, как это обычно происходит на войне. Победители не стремились обратить побеждённые народы в ислам. Они с уважением относились к их религии, обычаям и укладу жизни. Вот и стали на полуострове соседствовать мусульманская, христианская и иудейская веры. Появились и вновь обращённые. Так называли людей, сменивших свою веру на мусульманство.

– А зачем они это делали? – На лице мальчика по-прежнему было непонимание.

– Завоеватели не преследовали жителей за инакомыслие, но ввели подушную подать – налог на чужую веру. Если человек хотел избавиться от налога, то должен был принять ислам. Следует, конечно, честно сказать, что таких людей было много.

– Как можно предать свою веру, я не понимаю, господин!

– Ты ещё пока мал, Масуд, чтобы осуждать других! Поживи тут, присмотрись к жизни людей, пойми их мечты и желания.

– Хорошо, господин. Вот только про рабство ты так ничего не объяснил!

– Рабство в Кордовском эмирате, как и во всем халифате, зависит от религии. Ты знаешь, что законы иудеев запрещают им иметь рабов-евреев, также и христианам законы ограничивают права на рабов-христиан? У мусульман тоже много ограничений на рабов-единоверцев. Как видишь, торговля рабами хоть и очень выгодна, но сопряжена с законодательными проблемами. А рабов нужно больше и больше. Откуда же их брать?

– Откуда? – как эхом откликнулся вопросом на вопрос мальчик.

– Прежде всего из славянских стран! Рабы-язычники не были защищены никакими законами, поэтому именно они оказались самым нужным товаром! – Абу-Сирхан провёл рукой по своей бороде. – Их используют в домашнем хозяйстве, на плантациях, в гаремах и даже в войсках эмира.

– Неужели рабы могут быть воинами эмира, господин?

– А почему бы и нет, Масуд! Славянские мужчины всегда славились своей силой и отвагой. Большие отряды славян служили наёмниками в войсках готов, гуннов, а теперь они есть и в армии эмира. Таких воинов-славян у нас называют сакалиба. Ты удивишься, Масуд, но элитный пятитысячный корпус армии эмира, его гвардия, почти целиком состоит из сакалиба! Этих воинов называют мамлюки! Нести службу в элитном корпусе – большая честь и возможность стать известным и богатым человеком.

– Всё равно я не верю, что чужеземец будет хорошо и честно биться за своего хозяина. Мне кажется, он легко может его предать!

Абу-Сирхан весело засмеялся.

– Воин-сакалиба в государстве эмира чужой. Он сражается ради денег и того положения, которое они ему могут дать. А воин-единоверец всё это имеет. Ему уже хочется занять место своего господина! Надеюсь, это отличие ты понимаешь?

– Теперь понимаю!

– Вот и хорошо! Но задолго до тебя это поняли эмиры, правившие Кордовой, да славятся их имена! Кроме наёмников они стали использовать в своих войсках рабов-сакалиба.

– Не может такого быть! – Глаза мальчика широко распахнулись от изумления.

– Почему ты так думаешь? – вельможа улыбнулся.

– Да потому, мой господин, что раб всегда держит под рукой нож, готовясь зарезать своего хозяина.

– И снова ты не прав, Масуд! Люди эмира ищут и покупают на всех невольничьих рынках разных стран крепких маленьких мальчиков славянской наружности, привозят в Кордову, Толедо, Севилью и другие города. Здесь их помещают в многочисленные школы и долгие годы обучают всему, что должен уметь делать воин армии эмира. А самое главное – из маленьких язычников вырастают ярые поборники ислама!

– Но они ведь по-прежнему остаются рабами?

– Да, так оно и есть. Но не навсегда. Стоит лишь принять ислам, и раб сразу же становится свободным человеком. Так гласит мусульманский закон. А вот хорошо это или плохо, правильно или нет – решать не нам. Такова воля Аллаха! Но ты подумай над этим. Всё. Мне пора. К следующей встрече приготовь свои вопросы ко мне, если они у тебя появятся!

Глава 31

Не колеблясь ни мгновения и не проронив ни слова, дед кивком головы дал согласие на то, что внук вынашивал уже несколько лет и о чём боялся сказать вслух кому-либо, кроме Боруты.

Дрожащей рукой Буривой оттёр со лба неожиданно выступивший пот и наконец осмелился взглянуть в лицо князю. Тот смеялся. Смеялся так заразительно и весело, что у юноши исчезли остатки страха, а на щеках выступил пунцовый румянец.

Буривой только что испросил у правителя страны разрешение создать из молодых и ещё не женатых воинов свою дружину. Он понимал, что такое позволено только князю либо посаднику, правящему от его имени. Любой другой человек, возжелавший воинской власти, неминуемо лишился бы головы. Даже всего лишь мысли об этом, высказанные вслух случайно или в подпитии, означали бы заговор супротив князя. А это – измена! О ней бы донесли всенепременно и быстро.

Вот потому Буривой так долго не решался заговорить с дедом о мучивших его думах.

Тёплым и внимательным взглядом князь Волемир окинул стройную фигуру внука и с трудом согнал с лица улыбку.

– Незачем было переживать, княжич! Этот разговор мог бы и раньше промеж нас быть. Но я всё никак не привыкну, что ты уже вырос. Так уж вышло, что твой отец, князь Любомир, не может, да и не хочет быть помощником в делах моих ратных. – Князь тяжело вздохнул, но, увидев, как нахмурился внук, поспешно продолжил: – О том тебе хорошо ведомо, как-никак, сыном ему приходишься. Видишь его чаще, говоришь с ним подолгу, учишься у него наукам разным. Мы же обсуждаем только дела насущные, решать которые споро надобно. В том поднаторел изрядно князь Любомир, голова у него шибко умная. Города-крепости по всей Гардарике ведь он строит, казной моей распоряжается, дань, налоги и поборы народам и племенам назначает, суды и тяжбы крупные вершит. Без него не смог бы я страной такой владеть! Тяжело одному удержать всё под рукой своей! Потому и горжусь сыном Любомиром безмерно! И тебе того же советую! Силён отец твой головой и помыслами дальними, мудр в делах своих и начинаниях! А вот мечом махать да копьем колоть много ума не надобно. Попробуй цифири-буквицы на бересту иль пергамент так положить, чтоб тебя другие такие же головастые люди поняли. Тяжко это. Не всем дано. Надеюсь, что ты не только воеводой хорошим будешь, но и от отца своего, князя Любомира, переймёшь все знания и умения его. Мы с ним не вечны, придёт срок, и править придётся тебе. Только не спеши. Груз этот так тяжёл, что раздавить может. Окрепни, сил и ума наберись, а власть… она от тебя никуда не денется. Ты ведь не только княжич, но и внук мой, наследник всех дел моих, да и дел отца своего, князя Любомира!

– Спасибо тебе, княже! – Буривой окончательно успокоился. – Как хорошо, что мы друг друга понимаем!

– Утром я скажу о нашем разговоре воеводе Родиславу. Он завтра же начнёт подбирать молодых воинов в твою дружину и оружие для них. Самое лучшее. И доспехи. Ты будешь ему во всем помогать. Начни с одной или двух сотен человек, больше пока и не нужно. Постепенно наберёшь, сколь захочешь.

Дед сдержал слово.

Он позвал к себе воеводу и рассказал о своём обещании внуку. И только с ним поделился без утайки, что тысячу, а то и две тысячи юных воинов соберёт в дружину малую и сделает из неё передовой отряд, который будет зачинщиком всех битв, а также карателем непокорных племён и народов. Юность и беззаветная преданность князю заставят молодых воинов без рассуждений выполнять любые его приказы. Они, коли понадобится, станут наконечником всего огромного войска.

Долго молчал мудрый воевода Родислав, обдумывая сказанные князем слова. Наконец, мягко улыбнувшись, заговорил:

– Ты прав, государь! Надобно нам о будущем думать каждодневно. Давно пора о дружине озаботиться! Чем больше мы войн ведём, тем меньше у нас хороших воинов остаётся. На смену опытным дружинникам, в походы дальние с тобой ходившим, да на поле брани погибшим, приходят менее умелые. Вот и становится дружина с каждым годом слабее. Да ты и сам о том ведаешь!

– Потому и хочу по-другому войско своё устроить, дружину укрепить! Пора пришла!

– Дозволь, княже, думку мою давнюю о том тебе поведать? Не решался сам заговорить, но коли такой разговор пошёл…

– Говори, воевода, не опасайся ничего!

– То, что ты хочешь в дружину внука отобрать самых лучших молодых парней, это хорошо. Но где их, умеющих владеть оружием, взять? А таких нам нужно много, очень много! Доселе как мы поступали? На место погибшего воина брали самого лучшего бойца из городских ратников, и потом сами бояре его обучали своим премудростям.

– Что ты предлагаешь?

– Давай пока создадим небольшую молодечную дружину. А чтобы её постоянно пополнять, наберём два отряда. Один – из юношей постарше, а второй – из мальцов. Назовём их отроки и детские. Ребятня будет взрослеть и потихоньку переходить в старший отряд.

– Я тебя понял. Станем учить детей сызмальства, тем самым подпитывая юную дружину и даже бояр! Нынче же приступай к делу!

– Как скажешь, государь, вот только…

– Договаривай! Что мучает тебя?

– Твой внук, княже! Можно ли ему доверить чужие жизни? Он же от вида крови с лошади падает! Сам о том ведаешь. Было уже такое. А крови людской его дружина прольёт реки! Ты сам так порешил! Выдюжит ли Буривой всё это?

– Вырастить из моего внука настоящего князя и воина – это, воевода, самое важное, что мне нужно! И ты – помощник главный в том! Соединим усилия наши воедино, дабы цели нужной достичь!

И Родислав, со свойственными ему терпением и настойчивостью, взялся за новое дело.

К следующему лету под рукой Буривоя было две сотни воинов. Молодых, но уже хорошо обученных и отменно вооружённых. Долгим и трудным для юношей становился отбор в дружину ту новую, князем и воеводой по крупицам собираемую. Абы кто не мог даже помыслить в неё попасть. Не за заслуги отцов, а за личную храбрость, силу, умение владеть оружием – только за это можно было рассчитывать на приём туда. Большие надежды на эту юную рать возлагал князь Волемир, потому самолично вручал каждому новому воину меч, доспех кованый да коня резвого. И называть стал юношей тех гридями – мечниками или меченосцами. А командовать ими, как и обещал, поставил внука своего, княжича Буривоя.

Потешались по первости над ними дружинники княжьи, бояре знаменитые, в многочисленных битвах побывавшие. Но урезонил князь сотских своих, строго отчитал за шутки злые и бездумные. Велел помощь во всём молодым оказывать, учить уму-разуму.

…«Как же давно всё это было! – Князь Буривой огладил рукой седую бороду, вспоминая рассказ своего знаменитого деда князя Волемира о том, как тот вместе с воеводой Родиславом решали его судьбу. – До чего же мудры и хитры были эти два старика! Будь у них в запасе по десятку лет жизни, они бы весь мир завоевали. И ведь только благодаря их стараниям я стал князем Гардарики и всей Биармии, продолжил дело деда и отца, сумел одержать многочисленные победы над воинствующими соседями и окончательно собрать в единый кулак ещё разрозненные окраинные земли. И всё делалось рука об руку с новым воеводой Станимиром, пришедшим на смену старому и мудрому Родиславу».

И вот теперь он, убелённый сединами, утомлённый сражениями, израненный и больной человек, отчётливо понимал, что подошёл к краю жизни. И самое ценное, что у него осталось, это не груды золота в сундуках и даже не безграничная власть, а всего лишь его воспоминания.

Такие бесконечно далёкие и такие удивительно близкие.