Текст книги "Путь воина"

Глава 39

Солнце уже клонилось к горизонту, когда конный отряд остановился возле задних ворот высокой каменной стены сада Абу-Сирхана.

Масуд тепло попрощался со своей охраной и отпустил уставших от долгого пути всадников по домам.

Стоило ему только приблизиться к воротам, как створки с лёгким скрипом распахнулись и появилась чёрная улыбающаяся физиономия одного из многочисленных стражников.

– О телохранитель эмира, господин ждёт тебя в своих покоях! Ещё днем он спрашивал у Сахира, когда же ты должен прибыть в Кордову. Слезай со своего боевого коня и следуй за мной!

Странные чувства испытывал Масуд, проходя сквозь ворота. Никогда бы он не мог подумать, что его будет тянуть сюда, во дворец человека, рабом которого он был.

– А рабом ли? – Масуд сам себе часто задавал этот вопрос, понимая, что могущественный сановник относится к нему почти как к сыну, продвигая по ступеням воинской карьеры в окружении самого эмира и используя для этого всё своё влияние. Он был ему бесконечно благодарен за предоставленную возможность выжить в чужой стране.

Но теперь Масуд прекрасно осознавал ещё и то, что самая главная причина его постоянного возвращения во дворец Абу-Сирхана кроется в другом.

И это другое носит имя Басима.

Впервые Масуд увидел её прошлой весной, когда рано утром быстрым шагом направлялся к воротам, чтобы искупаться в протекающем неподалёку Гвадалквивире.

Юноша так задумался, что едва не сбил на пересечении садовых дорожек идущего человека. Отпрянув в сторону, Масуд, теряя равновесие, вынужденно схватил его за руку.

Маленькая прохладная ладошка удержала великана-юношу от позорного падения на землю.

Растерялись оба.

Особенно Масуд, когда с высоты своего роста увидел, что перед ним девушка.

На ней была надета привычная для мужского взгляда скроенная по косой абая, представляющая собой накидку в виде плаща без рукавов, сшитую из какой-то очень тонкой и мягкой белоснежной ткани с зеленоватым отливом, ниспадающей плавными и многочисленными складками вдоль тела. Из-под абаи выглядывали ворот и длинные рукава гандуры – шёлкового платья ярко-жёлтого цвета, отделанного серебряными нитями.

Его взгляд скользнул по одежде, поднялся вверх и в изумлении остановился на лице девушки. Густые волосы цвета спелой ржи локонами выбились из-под головной накидки, а серые глаза, опушённые длинными светлыми ресницами, смотрели на юношу с участием и лёгкой насмешкой.

Женщин во дворце Абу-Сирхана было много. Они бесшумными молчаливыми тенями скользили по залам, двору и парку, выполняя свою повседневную работу. В своей одинаковой по покрою и цвету одежде они так мало отличались друг от друга, что Масуд их постоянно путал.

Но эта девушка была совсем другая. Не мусульманка.

Чувствуя, как краска заливает щёки, Масуд едва смог выдавить из себя:

– Прости, я не видел тебя!

– Прощаю, – прожурчал весёлый голосок. – Только отпусти руку, мне больно.

К своему ужасу, он почувствовал, что по-прежнему сжимает её ладонь.

Юноша смутился ещё больше. Он помнил, что мужчина не должен прикасаться к телу женщины и даже к руке. Крупные капли пота покатились по его лицу.

– Прости! – только и сумел произнести он ещё раз, разжимая свои пальцы и отступая на шаг в сторону.

Девушка улыбнулась ему одними глазами и неторопливо продолжила свой путь.

Масуду на мгновение показалось, что вместе с ней уходит что-то такое близкое и родное, чего он не встречал с тех пор, как попал в рабство.

– Меня зовут Масуд! – в отчаянии закричал он ей вслед. – Как твое имя?

– Басима! – просто и односложно ответила девушка, почти не поворачивая головы.

Её силуэт, словно призрачное видение, растаял за высокими кустами на ближайшем пересечении дорожек.

После этой случайной встречи юноша каждое утро начинал с длительной прогулки по саду в надежде вновь встретить очаровательное создание с мелодичным именем Басима.

И его надеждам вскоре суждено было сбыться.

Проходя быстрым шагом по аллее сада, он увидел впереди медленно идущую фигуру в знакомом бледно-зелёном одеянии. Бесшумно ступая, юноша догнал её.

– Как я счастлив снова увидеть тебя, Басима! – С губ его сорвались совсем не те слова, которые были заготовлены заранее. И снова, как и при первой встрече, краска залила его щёки, а гулкие удары сердца отголосками отозвались в висках.

К удивлению юноши, она легко и без каких-либо признаков кокетства ответила на его приветствие:

– Я тоже тебе рада, Масуд! Погуляй со мной, если никуда не торопишься!

Забыв обо всём на свете, молодые люди бродили по саду до тех пор, пока солнце не поднялось в зенит, опаляя своим жаром округу и заставляя всё живое прятаться в прохладе залов дворца.

После этой встречи каждое утро они, не сговариваясь, направлялись поодиночке к облюбованному обоими бассейну в самом дальнем углу сада. Здесь, вдали от людей, Масуд с Басимой прогуливались вдоль воды, наперебой и взахлёб поверяя друг другу свои мысли, чувства и планы на будущее.

Судьбы их были удивительно схожи. Басима также оказалась родом из славян. Она рассказала, что её племя жило на реке Мораве, о которой Масуд никогда не слыхал.

Своих родителей она почти не помнила. Разбойники булгары напали на их деревню, перебили всех взрослых мужчин, а женщин и детей угнали в рабство. После долгого плавания на корабле она попала в морской порт Аликанте. Ей тогда было не больше пяти лет.

Маленькая и худенькая девочка на невольничьем рынке никому не была нужна. У мусульман ценились мальчики-славяне.

Прошло уже много лет, а Басима всё ещё отчётливо помнила, как на подгибающихся от усталости ногах, размазывая по щекам слёзы, она вместе с другими оставшимися после торга рабами стояла на высоком помосте под палящими лучами солнца. Девочка уже тогда знала, что если до наступления сумерек рабов никто не захочет купить, то хозяин уплывёт обратно к себе домой, но уже без них. А жадность не позволит ему оставить рабов на берегу. Он посадит их на корабль и, выйдя из порта, утопит в море. Так поступают все работорговцы. Так сделает и её хозяин, а понесённые убытки восполнит в следующий раз.

Неожиданно девочка почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд. Высокий сухощавый человек с чёрной бородой, одетый в одежду ярких тонов, шёл мимо и весело улыбался ей, показывая ослепительно-белые зубы. Неожиданно он остановился и сделал кому-то знак рукой, указав пальцем на девочку. Звякнули упавшие на помост монеты, и чья-то сильная рука подхватила ребёнка и понесла по воздуху вслед за удаляющимся высоким мужчиной.

Вот так она и оказалась рабыней Абу-Сирхана, купившего девочку только из жалости. Уже потом она узнала, что его рассмешило её зарёванное чумазое лицо, всклокоченные волосы и тоненькие ножки. Этот бородатый человек, конечно, прошёл бы мимо, но мысль о том, что ребёнок этой ночью погибнет в море, остановила его.

Девочку вымыли, одели, накормили и поставили перед новым хозяином. Увидев его, она улыбнулась так светло и заразительно, что мужчина расхохотался.

Абу-Сирхан свою новую покупку назвал Басима, что означает «улыбающаяся».

Малышка прожила возле него во дворце в Кордове несколько дней, и он, занятый многочисленными делами эмира, вынужден был отправить ребёнка в свой дом в Севилье, чтобы под присмотром особо доверенных слуг ребёнок мог обрести спокойствие и возвратиться к привычной детской жизни.

Из рассказов своего господина Басима узнала, что однажды, вернувшись из очередной поездки по стране, Абу-Сирхан неожиданно ощутил вокруг себя странную пустоту. Семьи и детей у него никогда не было, обзаводиться ими он не собирался. И вот теперь чужая маленькая девочка пробудила в нём какие-то незнакомые чувства. Ему вдруг захотелось её увидеть. Взяв с собой отряд телохранителей, Абу-Сирхан поскакал в Севилью.

Едва он переступил порог меджлиса – огромной гостиной на первом ярусе своего дома, как Басима, цепляясь за его одежды, маленькой обезьянкой взлетела вверх и обвила шею руками.

Удивительно, но она очень ждала этого страшного человека, одного взгляда которого боялись многие важные сановники эмира.

От этого её поступка он вздрогнул, закашлялся и, похоже, растаял, как пчелиный воск в горячей воде.

Сидя на руках своего нового хозяина и держась худенькими ручонками за дорогую благоухающую одежду, Басима вдруг поняла, что тоже стала единственным близким для него существом.

И с этого дня жизнь ребёнка совершенно изменилась.

Абу-Сирхан окружил девочку не только любовью, заботой и роскошью, но и толпой самых лучших учителей, которых можно было сыскать за деньги. Да и сам он старался не реже одного раза в десять дней бывать в Севилье и лично контролировать обучение своей любимицы.

Годы шли. Абу-Сирхан по-прежнему был занят неотложными государственными делами. А Басима взрослела, незаметно превращаясь в редкостную красавицу. Никто уже даже не вспоминал, что она всего лишь рабыня. Все домочадцы видели в ней дочь и прямую наследницу несметных богатств своего господина. Да и девушка сама давно считала его отцом.

Раз в год Абу-Сирхан позволял себе расслабиться и отдохнуть, уединяясь в своём дворце и никого не принимая. Эти недолгие дни Басима любила больше всего, ведь ей разрешалось приезжать в Кордову и оставаться подле самого близкого человека.

…Слуга громко кашлянул, отвлекая Масуда от воспоминаний.

Они стояли у знакомой металлической двери в каменной стене дворца. Привычно звякнул запор. На пороге с невозмутимым лицом возник Сахир.

– Что-то ты задержался, воин эмира! Господин заждался тебя, поспеши!

Юноша вошёл в айван – большую гостиную, в которой находились стражники, потянул за ручку левой двери и ступил в покои своего хозяина.

Как обычно, у противоположной стены на толстых коврах в многочисленных развалах разноцветных подушек возлежал Абу-Сирхан.

– Мир тебе, милость и благость Аллаха! – произнёс привычное приветствие Масуд.

– И тебе желаю мира, милости и благости Аллаха! – Абу-Сирхан встал с ковров и подошёл к юноше. – Ты долго не был дома! Вижу, что устал, но телом и духом здоров! Я беспокоился о тебе.

Его крепкие ладони на короткий миг сжали руки Масуда.

– Беседовать будем утром. Разговор предстоит серьёзный. Слуги приготовили всё для твоего омовения, ужина и отдыха. Ступай!

Юноше хотелось о многом расспросить Абу-Сирхана, но перечить он не посмел.

На выходе из комнаты его снова ожидал Сахир.

– Пошли со мной, слуга эмира, нам есть о чем поговорить.

Масуд широко улыбнулся. Его рука бережно подхватила старика под локоть, увлекая на другую половину дворца.

– Рассказывай, учитель, я сгораю от нетерпения! – на ходу выпалил юноша, едва они покинули покои своего господина. – Чем ты меня обрадуешь? Или всё-таки огорчишь и причинишь мне страдания?

Он пытался шутить, но сердце сжималось от неизвестности.

Масуд был безмерно благодарен Сахиру, который первым догадался, как они с Басимой любят друг друга, и принял участие в их судьбе. Но старик тоже не мог просто так подойти к Абу-Сирхану и попросить его выдать свою воспитанницу Басиму замуж за своего ученика. Кем они были с Масудом для него? Всего лишь рабами. Поэтому Сахир посоветовал юноше ждать удобного случая, хотя прекрасно понимал его страдания. А они ещё усугубились после того, как эмир приказал своему телохранителю готовиться к поездке на реку Эбро и в город Сарагосу, куда вскоре эмир намеревался отправить с визитом своего сына.

Масуд помнил, как велико было тогда его отчаяние.

Видя страдания своего ученика, Сахир пообещал до его возвращения в Кордову поговорить с Абу-Сирханом о нём и Басиме, а также сделать всё возможное, чтобы не получить отказ.

И вот теперь старик очень коротко поведал своему ученику, что, когда Масуд со своими воинами уехал, он всё никак не мог решиться на разговор с господином. Но Сахир был стар и мудр, а потому пошёл на хитрость и попросил аудиенции не у кого-нибудь, а у самого принца Абд ар-Рахмана, посчитав, что тот очень дружен с Масудом. Старик бросился к нему в ноги и попросил помощи. И не прогадал. Принц с удовольствием взялся устраивать счастье своего друга и, не задумываясь о последствиях, в сопровождении многочисленной свиты самолично и без предупреждения пожаловал в гости во дворец к Абу-Сирхану.

Ну а тот, будучи дальновидным политиком, сразу понял все выгоды этого союза, а тем более в условиях наступившей опалы.

Отказать принцу было невозможно.

Сговор состоялся. Свадьбу решили праздновать после похода в Сарагосу.

Сахир улыбнулся, заканчивая свой рассказ и видя неподдельное удивление и счастье на лице ученика.

Глава 40

Дверь, тихонько скрипнув, приоткрылась. В проём просунулась чья-то голова.

– Ну кто там ещё, заходи, что ли! – сидящий в огромном кресле старик поднял взгляд от заваленного пергаментами и берестяными грамотами стола, всматриваясь сквозь полумрак в противоположную часть горницы слегка подслеповатыми глазами.

Дверь широко распахнулась. На пороге стоял крепко сбитый седобородый мужчина чуть выше среднего роста. На плечи его было наброшено длинное корзно, из-под которого виднелись красная нательная рубаха, доходящая до колен, иссиня-чёрные плиссированные порты и багряного цвета полусапожки, опушенные мехом. Одежду, пошитую из дорогих заморских материалов, богато украшали цветные ленты, кружева и яркие пуговицы из драгоценных камней.

При виде его старик радостно вскрикнул и с юношеской быстротой вскочил на ноги.

– Гостомысл! Сын мой! Ты здесь! А я ждал тебя ещё вчера! – По всему было видно, как он рад и доволен. Но вдруг лицо старика стало серьёзным. – Мне сказывали, что вороги убийц к тебе опять подослали. Так ли это?

Гость стремительно приблизился и обнял старика.

– Княже! Как только посланец привёз твою грамоту с повелением немедля явиться к тебе, я тут же взял малую охрану и сел на коня! Скакал долго, даже ночью. Снег давно уже повсеместно сошёл, но на дорогах грязь непролазная. На развилке у реки меня встретили посланные тобой люди, помогли через реку переправиться. Казалось, дома почти уже были. Проезжали мимо большого оврага, что в трёх верстах от города. А на другой его стороне деревья кучкой стоят. Может, помнишь? Так там четверо в засаде поджидали. Стрелами нас засыпали. Двух телохранителей убили. Меня же спас один из стражников городских. Из тех, которых ты послал. Он меня своим щитом прикрыл и три стрелы на него принял, заставил с коня спрыгнуть и в кустах прятаться, пока охрана врагов всех не перебила.

– Так ты спасителя своего не забудь отблагодарить. Имя его хоть знаешь?

– Имя спросить догадался. Рославом его зовут. Думаю подарить ему коня и оружие!

– Правильно думаешь! Только не откладывай на потом, найди его нынче же! А пока отдыхай. Устал, поди!

– Что ты, княже, отдохнул я уже. Мог предстать пред твоими очами ещё утром, но челядь не пустила в хоромы, заставила в бане попариться, пот и грязь с тела смыть да в чистые одежды переодеться. Как мог я от них отбивался, а всё ж вынудили, окаянные! На крик изошли! Дескать, негоже к князю нашему чужую грязь носить, у нас своей хватает! Из хором её через оконца лопатами выбрасываем да в мешках через двери выволакиваем! – Гостомысл весело расхохотался.

В ответ старик лишь слегка улыбнулся.

– А ты всё такой же шутник, годы тебя не меняют!

– Что нам хмуриться и печалиться, коли жизнь хороша и пока ещё не кончается! – продолжал балагурить гость. Но, увидев в глазах отца что-то затаённое, враз посерьёзнел.

– Что случилось, княже, почто спешно так позвал? Беда, что ль, какая приключилась?

– Беда не беда, но грамоту очередную и спешную Кагель прислал, опасается дюже, что не выстоит супротив ворога Холм наш! Он не сомневается, как только Вина и Гандвик ото льда очистятся, прибудут внове под стены Холма вороги. Дорожку к нему по морю-окияну они теперь хорошо знают.

– Но ты ж к нему на подмогу прошлым летом Еловита отправил с дружинниками. Да и у самого Кагеля обученные ратники имеются! Что, неужто не справятся они с двумя сотнями свеев?

– Те две сотни, что на берегу оставались, драккары свои достроили и попытались на Холм напасть, но Кагель с Еловитом их с реки прогнали. В море викинги ушли.

– Выходит, что они к себе домой уплыли, дабы войско новое большое собрать и к Холму возвернуться? – Теперь уже лицо Гостомысла посерьезнело.

– Вот потому и призвал тебя. Останешься княжить в Новогороде. Дружина моя вся тут же будет. А я беру с собой тыщу воинов, десяток лодий и отправляюсь на Вину. Ждёт меня Кагель. Надо навсегда отвадить викингов ходить на нас войной!

– Негоже тебе, отец, самолично такой поход зачинать. Отправь лучше меня, государь! – Гостомысл пожал плечами, как бы выражая этим своё непонимание.

– Ты правильно говоришь, но долг мой перед Кагелем велик. Три десятка годов с лишком не удосужился выбраться к нему. Да и заботы особой Холму я не оказывал, о чём теперь безмерно жалею.

– Понимаю тебя, государь! – кивнул, соглашаясь, Гостомысл.

– Что ж, тебе нужно отдохнуть с дороги. Позже всё обсудим.

– Позволь последнее слово молвить, княже?

Старик уже повернулся, намереваясь снова сесть в своё кресло, но прозвучавшие слова сына остановили его, и он с улыбкой спросил:

– Что тебя так волнует, Гостомысл, о чём мысли твои?

– Не нравится мне, государь, что ты опасности подвергаешь жизнь свою! Викинги – очень хорошие воины. Как бы не пришлось тебе меч из ножен вытаскивать! Может, передумаешь всё-таки?

– Спасибо за заботу, сын мой! Но решение принято, а я, как ты знаешь, не привык от слов своих отказываться. Давай не будем больше об этом. Ступай.

Князь взглядом проводил уходящего сына и только тогда сел за стол.

– А ведь действительно, прав Гостомысл, я уж не помню, когда за меч брался. Может, не по себе сук рублю?

Он опёрся локтем на стол, подпёр кулаком щеку и глубоко задумался.

В памяти снова всплыли воспоминания о поединке на глазах у Милены.

Буривой тогда не сомневался в своих силах и умении владеть оружием, а потому без колебаний и сомнений сошёл с крыльца на землю, привычно держа в руке обнажённый меч. Он провёл сотни поединков не только с рядовыми дружинниками своего деда, но и со знаменитыми боярами из его личной охраны. Научился много чему от них. А самое главное – побеждать.

Мыслей о смерти не было и в помине.

Навстречу ему двинулся Кочебор.

Княжичу сразу бросилось в глаза, что тот оказался на целую голову выше его. Кроме того, длина рук и лезвия меча превышали его собственные никак не меньше, чем на пять дюймов. И в этом таилась дополнительная опасность.

Они встали напротив крыльца, повернувшись лицом в сторону сидящего князя.

Вокруг стала собираться огромная толпа народу, прознавшего о смертельном поединке.

– Готовы ли бойцы защищать правду и доброе имя Борая и Родолюба? – Голос Переяслава, казалось, докатился до самых отдалённых уголков княжого двора.

Противники, посмотрев исподлобья друг на друга, молча кивнули головами.

А сотский меж тем продолжил произносить обыденную формулу речи, предшествующую таким поединкам:

– Сражаться вам надлежит без доспеха и щита, только с мечом в руках. Биться будете до смерти. Раны рубленые и колотые, а также пролитая кровь не могут остановить поединок. Но коли один из вас бросит оружие на землю и встанет на колени, тем самым он жизнь свою сохранит. Тогда князь приговор по обычаям отцов и дедов наших вынесет стороне, поражение получившей, а также плату установит в казну за обман люда местного и самого князя. Пока ещё не поздно, пока не пролилась кровь, предлагаю виновному сознаться в неправедных делах своих. Князь ждёт!

Ответом ему была тишина.

Молчали бойцы, и молчали вожди.

– Я сделал всё, что было в моих силах! – обратился Переяслав к князю.

Тот, не глядя на него, махнул рукой:

– Пусть начинают! Да рассудят их боги и оружие!

Кочебори Буривой, выставив перед собой мечи, быстро отступили друг от друга на несколько шагов.

Сотский размеренным шагом приблизился и остановился промеж бойцов, придирчиво всматриваясь в их лица, как будто ища ответ на какой-то свой вопрос. Наконец, не разжимая зубов, он произнёс свистящим шёпотом:

– Того, кто будет подло биться, я убью собственными руками! А теперь сражайтесь!

И так же неспешно и не оборачиваясь, он вернулся на крыльцо и встал подле князя Волемира.

Первым атаковал Кочебор. Его длинный и тяжёлый меч всей своей массой обрушился сверху на княжича, пытаясь сразу смять его защиту. Буривой, приняв удар на нижнюю утолщённую треть клинка, с трудом смог остановить движение чужого оружия. Он тут же осознал, что незачем ему мериться грубой силой с противником, который значительно превосходит его в размерах и весе. Нет, не этому его учили знаменитые бояре из личной охраны деда. Предбоевая лихорадка тут же прошла, мышцы расслабились, взгляд прояснился, а мысли упорядочились.

Сухощавый и подвижный княжич сам ринулся на врага, поочерёдно угрожая ему остриём и лезвием меча, вынуждая отступать и пятиться.

А стоило только Кочеборузамахнуться мечом, как Буривой стремительно сближался с ним, сбивая удар в самом начале или отражая его в сторону. Он уже явственно видел, что противник начал уставать, движения его замедлились, а от этого он всё больше и больше злился и забывал об осторожности, но при этом по-прежнему был опасен.

Княжичу совсем не хотелось убивать своего соперника.

Буривой дождался момента, когда тот, совершая в очередной раз неуклюжий выпад, провалился в пустоту. Голова Кочебораоказалась на уровне плеча княжича, и он тут же нанёс по ней сильный удар рукоятью меча.

Глаза противника закатились, ноги подкосились, большое тело конвульсивно дёрнулось и стало оседать на землю. Меч выпал из его руки, колени, а вслед за ними и локти коснулись земли.

Кочеборзамер в этой странной и неуклюжей позе.

Стихли крики и людские голоса, сопровождавшие поединок.

– Он будет жить! И это уже хорошо! – в тишине прозвучал голос князя Волемира, в котором слышались удовлетворенные нотки. Князь повернулся в сторону внука. – А ты, мальчик, всё правильно сделал, я тобой доволен!

– Пусть теперь наш князь свой приговор справедливый вынесет! – Слова Переяслававернули всех к действительности.

Буривой искоса взглянул на Милену.

Столько радости и счастья увидел он на её лице, обращённом к нему, что невольно улыбнулся в ответ.

Громко и отчётливо прозвучали слова приговора князя Волемира, передающего навечно спорное поле племени Родолюба.

– А почему ты не накажешь Борая и Кочебора за ложь их на тяжбище? – шёпот внука достиг ушей князя.

– Не всё так просто, внук! Борай поставляет в дружины мои до двух сотен хороших воинов, а потому с ним приходится считаться, да и не хотелось, чтобы племя его ушло к врагам нашим.

Вот так учил его дед премудростям правления страной.

Как же давно всё это было…

– Государь! Государь! Все собрались, столы накрыты. Тебя ждём. И сын твой Гостомысл там уже! – прервал воспоминания князя неслышно появившийся боярин Борута.

– Ты почто опять меня пугаешь? Сколько повторять буду, не ходи по дому бесшумно, аки зверь дикий, чай не на охоте!

– Прости, государь, забываю наказ твой, да и трудно в старости походку менять.

– Что ж, пошли в трапезную, Борута, нужно подкрепиться, а заодно и поход наш на Вину обсудить.