Текст книги "Хроники возрожденного Арканара"

Что касается избирательных блоков, то их возврат – совершенно разумная идея (недаром на этом все эти годы настаивала оппозиция). Блокирование и создание коалиций – эффективный «инструмент» борьбы на выборах, причем как для власти, так и для оппозиции. Между прочим – о чем уже мало кто помнит, – «Единая Россия» начинала именно как предвыборный блок, на скорую руку «сколоченный» в 1999 году для противопоставления могущественному примаковско-лужковскому «Отечество – Вся Россия».

Конечно, и это полезное начинание Кремль проводит с надеждой на максимальную собственную выгоду.

Во-первых, не исключено, что в 2016 году партия власти сбросит несущее откровенно негативный шлейф нынешнее название, как змея – старую шкурку, и предстанет именно в виде избирательного блока. Какая-нибудь «Россия без коррупции и бедности», куда войдут ЕР и десятки мелких партий-прилипал, созданных для того, чтобы имитировать большую коалицию. В свою очередь, ничто не помешает создать и блоки-спойлеры – которые будут оттягивать голоса у оппозиционных партий.

во-вторых, скорее всего, «избирательный барьер» для блоков установят выше, чем для партий. С таким расчетом, чтобы провластный блок наверняка его преодолел, а у оппозиционных блоков возникли трудности.

Тем не менее «процесс пошел» – пусть и по ухабам, но в целом в нужную сторону. А то, что сегодня Кремль считает выгодным исключительно для себя, в итоге может обернуться против власти, как это уже не раз было.

Чужие здесь не проходят

Это не правда, что у регионов забрали право самим решать, кто будет губернатором. Им его никто не давал

Принятый в Госдуме в первом чтении закон, позволяющий регионам отказаться от прямых выборов губернаторов, уже был назван «сворачиванием начинания президента Дмитрия Медведева о либерализации выборного процесса». Сказано эффектно, но неточно.

Во-первых, предложенные Медведевым выборы губернаторов с почти непроходимым для оппозиции «муниципальным фильтром» – никакая не либерализация. А во-вторых, предоставление регионам права решать, как будет формироваться исполнительная власть, – совершенно верная идея. Но не в предлагаемом Думой варианте.

Суть принятого закона проста.

Регионы могут установить, что губернатора выбирают депутаты местного парламента. До этого каждая из партий, представленных

Госдуме или в региональном парламенте, предлагает президенту не менее трех своих кандидатов на пост губернатора. Президент выбирает трех кандидатов из общего списка и предлагает их региональному парламенту, который и делает окончательный выбор.

Теоретически эта схема дает шанс стать губернатором и представителю оппозиции (и даже непарламентской партии). Но это в теории, а на практике нет никаких сомнений в том, какой выбор будет сделан.

Там, где «Единая Россия» имеет большинство (а такова ситуация в подавляющем большинстве регионов), произойдет фактическое назначение кандидата в губернаторы, который заранее будет «спущен» из Кремля. Затем он будет «выдвинут» от единороссов, затем «предложен» президентом региональному парламенту – и затем «избран». Чужие здесь не проходят: никаких неожиданностей эта система не допустит.

Именно поэтому именно эту систему и установят в большинстве регионов. Ведь прямые выборы – даже с «муниципальным фильтром» – это определенный риск: а ну как народ выберет «не того»? И в первую очередь это касается двух российских столиц, чьи «высшие должностные лица» вряд ли могут быть названы яркими публичными политиками, способными состязаться с сильными конкурентами от оппозиции.

В Петербурге, например, ситуация совершенно прозрачна: полномочия губернатора Георгия Полтавченко истекают в сентябре 2016 года, а Законодательного собрания – в декабре того же года. Это означает, что избирать следующего губернатора будет нынешний городской парламент – в котором единороссы вместе с верными союзниками из ЛДПР и двумя «перебежчиками» от эсеров имеют гарантированное большинство. При этом в 2014 году в Петербурге пройдут муниципальные выборы, на которых оппозиционные парламентские партии («Справедливая Россия», «Яблоко» и КПРФ) могут получить необходимое для выдвижения кандидата в губернаторы число муниципальных депутатов. И выставить серьезные публичные фигуры – с которыми Полтавченко будет очень нелегко соперничать на выборах. В этих условиях вряд ли Кремль и Смольный станут рисковать…

О том, как должна формироваться исполнительная власть в регионах, в России спорят очень давно.

Вот уже два с лишним десятка лет мы так и ходим по кругу между двумя вариантами «президентской модели» управления в регионах – когда есть «первое лицо» исполнительной власти, и оно либо избирается гражданами, либо назначается «сверху». Но в обоих случаях исполнительная власть оказывается де-факто бесконтрольной и безответственной, в том числе – перед парламентом, представляющим интересы граждан. Не пора ли разорвать этот круг?

Три года назад мы с коллегами подготовили доклад «Многопартийная демократия и задачи политической модернизации России». В нем в качестве одной из задач ставился переход на региональном уровне к парламентской модели управления. Она предполагает формирование региональным парламентом ответственного перед ним правительства на основе предпочтений избирателей, высказанных на выборах. При этом ключевым моментом является исключение какого-либо участия в этом процессе федеральной власти: региональное правительство формируется либо победившей на выборах в регионе партией, либо сложившейся в парламенте коалицией. Мне приятно, что только что за это же на страницах «Новой газеты» выступил и такой авторитетный эксперт, как Михаил Краснов.

Эта схема не только обеспечивает ответственность правительства (а значит, и отношение чиновников к гражданам) – она принципиально меняет отношение граждан к избирательным процедурам.

Сегодня, когда в том или ином регионе выбирается Законодательное собрание, граждане понимают, что депутаты – нынешней «самодержавной» политической модели – играют второстепенную роль. Они не могут эффективно контролировать чиновников и не могут заставлять их принимать решения в интересах избирателей. Если же граждане будут понимать, что, голосуя за ту или иную партию, они голосуют и за тот или иной (заранее объявленный этой партией) состав правительства и что именно от состава парламента будет зависеть решение их проблем, – они совсем иначе будут относиться к выборам.

Именно такую возможность – вводить по своему усмотрению «парламентскую республику» – и следовало бы дать регионам, тем более – в федеративном государстве, где в разных регионах реально различны и политическая активность, и степень развития партий, и политическое сознание граждан. Увы, вместо этого Кремль предлагает выбирать лишь между выборами губернатора гражданами, но с «муниципальным фильтром», и выборами губернатора депутатами, но с «президентским фильтром». То есть между плохой и очень плохой схемой.

«В целом соответствует реалиям»

Конституционный суд принял решение по поправкам в закон о митингах

Потратив на вынесение решения два с половиной месяца вместо обычных трех недель, Конституционный суд огласил результаты проверки недавних поправок в федеральный закон о митингах и собраниях. Подавляющая часть поправок, мало что оставивших от свободы собраний в России, признана конституционными – в чем мало кто сомневался. Но все же на некоторые послабления авторам поправок идти придется.

Жалобу в КС, о чем рассказывала «Новая», подавали депутаты Госдумы от КПРФ и эсеров и Эдуард Лимонов.

Депутаты оспаривали поправки к закону о митингах как по порядку принятия (парламент принимал их в столь спешном порядке, что даже не удосужился получить положенные отзывы от регионов), так и по существу. А именно – полагали, что закон устанавливает чрезмерные штрафы за нарушение порядка проведения публичных акций (до 1 млн рублей) и неправомерно вводит в качестве одной из мер наказания за это обязательные работы. Как депутаты, так и Лимонов (которого это уже коснулось непосредственно) оспаривали запреты для тех, кто ранее дважды в течение года привлекался к административной ответственности за нарушение закона о митингах, подавать заявки на организацию новых акций.

Наконец, депутаты полагали, что закон «предоставил региональным властям неоправданно широкие полномочия по регулированию подобных мероприятий». Попросту говоря, регионам даны слишком широкие возможности для закручивания гаек. Что (об этом тоже рассказывала «Новая») уже начало происходить в Москве и Петербурге, где «гаечный ключ» пустили в ход, не жалея сил.

Скептики полагали, что КС не найдет в описанном выше ничего неконституционного. Большей частью они оказались правы. Но есть и отдельные приятные сюрпризы.

Так, максимальный размер штрафов за нарушение закона о митингах расценен как не противоречащий Конституции – он соответствует «социально-политическим реалиям» и помогает «предупредить новые нарушения». А вот минимальный размер штрафов, который сегодня составляет 10 тысяч рублей для физических и 50 тысяч для должностных лиц, КС предписал снизить, объяснив, что «в ином случае граждане вынуждены нести денежные потери, заметно превосходящие уровень их среднемесячной зарплаты, что ограничивает право частной собственности и не отвечает принципу индивидуализации ответственности». Хотя, как представляется, эта логика с куда большим основанием могла быть применена не к минимальной, а к максимальной «штрафной планке». Впрочем, хорошо уже то, что до законодательного снижения «минимума» КС уже разрешил судам назначать штрафы на более низком уровне.

Безусловно, положительный момент – то, что КС признал противоречащей Конституции норму, устанавливающую ответственность организатора публичного мероприятия за действия его участников «вне зависимости от его вины». По мнению суда, это «оказывает сдерживающее воздействие на свободу собраний и противоречит принципам обоснованности и справедливости».

КС считает, что назначение обязательных работ в качестве административного наказания за одно лишь формальное нарушение законодательства о публичных мероприятиях может быть расценено как «средство подавления инакомыслия». И считает не соответствующей Конституции норму, позволяющую применять данную меру «в качестве санкции за правонарушения, не связанные с причинением ущерба здоровью, нанесением вреда имуществу или иными подобными последствиями». Если же подобный ущерб имел место – обязательные работы вполне законны. Но для этого надо установить, что именно организатор акции «своими виновными действиями или бездействием способствовал нанесению этого вреда».

Норму о «поражении в правах» – запрет в течение года быть организатором массовых акций для тех, кого ранее наказывали за нарушение закона о митингах, – КС расценил как соответствующий Конституции. Неоднократность нарушений, считает суд, «позволяет усомниться в возможности таких лиц организовать, главное, провести мирное публичное мероприятие с соблюдением установленного законом порядка». При этом КС полагает, что подобный запрет «не ограничивает права гражданина находиться на мероприятии рядовым участником или распорядителем».

А вот положение о «гайд-парках» – так называемых «специально отведенных местах для публичных мероприятий», где можно собираться без уведомления и согласования, КС предписал существенно пересмотреть. По мнению суда, эта норма направлена на создание дополнительных условий для реализации права на свободу собраний. Но эта цель, полагает КС, «не будет достигнута, если в регионе недостаточное количество подобных мест и их параметры приводят к неравенству юридических условий реализации гражданами своего права». А потому «впредь до внесения надлежащих изменений региональные власти должны исходить из необходимости наличия мест, специально отведенных для проведения публичных мероприятий, как минимум, в каждом городском округе и муниципальном районе». Что особенно актуально для Петербурга, где Смольный определил только один «гайд-парк» на весь 5-миллионный город – на Марсовом поле.

Ничего страшного КС не нашел в нарушении парламентской процедуры, когда спорный закон приняли за три недели, и без отзывов региональных законодательных собраний. Суд «отметил факт отступления от некоторых требований регламента Государственной думы, которое, однако, не смогло исказить предназначение и результат законодательного процесса».

Наконец, заявители покусились на святое – они сочли, что исполнительная власть на практике давно уже превратила «уведомительный» порядок проведения публичных акций в «разрешительный», а точнее, в «запретительный». Тут ответ КС оказался абсолютно предсказуем: ничего неконституционного нет, уведомление необходимо для обеспечения безопасности участников мероприятия.

Правда, КС решил, что как организаторы акций, так и органы власти не могут «безосновательно отвергать варианты проведения акций», а заявители вправе обжаловать «мотивированные предложения» властей в суде. Но это право у них имелось и раньше – а на практике не припомнить, чтобы предложение властей провести митинг в другом месте или в другое время было признано судом «немотивированным».

С толица мракобесия

Конституция может перестать действовать около храмов

Петербургский парламент предлагает изменить федеральный закон о митингах и демонстрациях и «учитывать мнение» религиозных организаций при проведении публичных акций у объектов религиозного назначения. Первое чтение соответствующего постановления запланировано на 27 февраля.

Таким путем депутат-единоросс Виталий Милонов, получивший скандальную известность своими гомофобскими инициативами, намеревается достичь «баланса интересов религиозных конфессий, представленных в Российской Федерации, и интересов общества».

На самом деле единственным результатом принятия этой инициативы (как в питерском ЗАКСе, так, что вполне вероятно, и в Госдуме) будет предоставление властям удобного предлога для запрета любых публичных акций у храмов любых конфессий. И укладка очередного «кирпичика» в создание имиджа Северной столицы России как столицы мракобесия.

Причина, по которой «депутат-антигей» (как его прозвали журналисты) требует принять указанный закон, – желание пресечь пресловутое «публичное выражение мнений, оскорбляющих религиозные чувства верующих». Предлагается установить, что проведение публичных мероприятий на территориях, «непосредственно прилегающих к зданиям, сооружениям и другим объектам, относящимся к недвижимому имуществу религиозного назначения», осуществляется «с учетом мнения религиозной организации, которой указанные объекты принадлежат в соответствии с действующим гражданским законодательством». Что должно обеспечить «эффективную защиту от умышленного оскорбления чувств граждан в связи с их отношением к религии».

Во-первых, хромает логика: если хочется предотвратить акции, подобные выступлению «пуссей», – так закон этому никак не поможет. Ведь Pussy Riot, помнится, никаких уведомлений о проведении публичной акции в храме Христа Спасителя не подавали.

Во-вторых, по Конституции, ограничение конституционного права граждан на свободу собраний возможно – в той мере, в какой это необходимо для защиты прав и законных интересов других лиц. Но какие права и законные интересы верующих защищаются предлагаемым ограничением? Право на защиту от любой критики?

По сути, проект исходит из того, что публичная акция у хра-ма обязательно приведет к «умышленному оскорблению чувств верующих». А почему, собственно? Следуя этой же логике, надо дать право национальным общинам на «учет их мнения» при проведении публичных акций у занимаемых ими зданий – а то как бы кто не оскорбил их национальные чувства. А если граждане хотят выразить протест против лицемерия руководства РПЦ и роскоши, которой окружены отдельные его представители? Будем приравнивать критику к «оскорблению чувств» (понятие само по себе крайне субъективное и не поддающееся измерению)?

А в-третьих, чем чувства верующих (безусловно, подлежащие уважению) в светском государстве важнее, чем чувства или убеждения всех прочих граждан? С какого перепуга они нуждаются в особой защите?

Граждане могут объединяться не только по признаку отношения к религии. Например, по политическим убеждениям. И те, чьи религиозные убеждения связаны с христианством или исламом, в светском государстве полностью равноправны с теми, кто придерживается либеральных или коммунистических убеждений. Как и любых других.

А потому – если властям предписывается «учитывать мнение» религиозной общины при решении вопроса о проведении митинга или демонстрации у храма, то точно такие же права надо дать политическим партиям и общественным движениям. И правила «учета мнения» должны быть одинаковы: если гражданам нельзя проводить митинг у православного храма – так нельзя проводить его и у офиса оппозиционной партии. Чтобы, пользуясь терминологией депутата-антигея, избежать «умышленного оскорбления убеждений граждан» в связи с их отношением, например, к либеральным ценностям. А если проводить митинг можно у офиса оппозиционной партии – так можно проводить его и у храма, даже если конкретным верующим это не понравится.

Наконец (что, безусловно, будет страшно раздражать всевозможных «хоругвеносцев» и активистов «народных соборов»), одни и те же правила должны применяться вообще ко всем публичным акциям. И с точки зрения закона и Конституции нет никакой разницы между проведением крестного хода вне церковной ограды, гей-парада, политической демонстрации или уличного празднования Курбан-байрама.

Зачем внесена милоновская инициатива – понятно: надо дать властям дополнительные возможности для ограничения свободы собраний, создав новые «запретные зоны» для митингов и демонстраций. Де-факто на территориях, прилегающих к храмам, российская Конституция (по крайней мере ее 31-я статья) действовать перестает.

Подгонка правил под результат

Президент Путин внес в Госдуму проект нового закона о выборах парламента, обещанный еще в январе. Тогда, напомним, президент дал поручение вернуться к смешанной системе выборов Думы (отмененной после 2003 года) и «подумать» о возврате избирательных блоков.

С первым все хорошо – законопроект предусматривает избрание половины депутатов по партспискам и половины – по одномандатным округам. Что касается второго, то, «подумав», от блоков решили отказаться. И понятно почему.

Президентский проект предлагает создание 225 одномандатных округов на период в 10 лет – только после этого их границы могут измениться, если изменится численность избирателей на этих территориях. В среднем в округе должно быть около 490 тысяч избирателей, но возможны и исключения – для регионов, где число избирателей меньше, чем указанная норма представительства, будет по одному округу.

Существенно упрощается выдвижение кандидатов – партии (причем не только парламентские) могут без всякого сбора подписей избирателей выдвигать как списки, так и одномандатников.

В партийном списке может быть до половины беспартийных кандидатов, но не может быть членов других партий. При этом партия, как и до 2003 года, может включить в список кандидатов, которые баллотируются от нее в одномандатных округах. Партийный список может содержать центральную часть (не более 10 кандидатов) и не более 35 региональных групп.

Самовыдвиженцы в округах должны будут собрать не менее 0,5% подписей от числа избирателей, а если в округе менее 100 тысяч избирателей – не менее 500 подписей.

Избирательный барьер для партийных списков снижается с 7% до 5%.

Лимит расходов из средств избирательного фонда сохраняется на уровне 700 млн рублей для партий и устанавливается в 15 млн рублей для кандидатов в округах.

Для открытости выборов предусматривается, что в помещениях для голосования «могут устанавливаться» (хотя и не должны) средства видеонаблюдения и трансляции изображения, что позволит вести непрерывную трансляцию в сети Интернет хода голосования и подсчета голосов избирателей на всей территории страны.

Наконец, если в выборах участвуют более 20 партий, а на выборах по соответствующему округу – более 30 кандидатов, избирательный бюллетень может быть изготовлен «в форме брошюры».

Мнения большинства экспертов и представителей оппозиционных партий совпадают – проект писался по принципу «подгонка правил под результат», и в таком виде выгоден только «Единой России». Или иной партии власти, которая может образоваться к 2016 году, когда пройдут выборы парламента.

Тем не менее минусы проекта соседствуют с плюсами – какие бы мотивы ни руководили его авторами. С плюсов и начнем.

Много лет оппозиция твердила о «запретительном» принципе регистрации, когда избиркомы произвольно браковали подписи ее кандидатов, не допуская их к выборам. Да, теперь, – в ситуации, когда создание партий стало крайне простым, власть может создать множество «спойлерских» партий для «растаскивания» оппозиционных голосов. Но это все равно лучше, чем прежнее право избиркомов на «отсев» неугодных, с которым почти невозможно было бороться.

Еще один плюс – снижение на два процентных пункта упомянутого «барьера», который в старом, семипроцентном варианте оказывался откровенно «заградительным».

В свою очередь, главный минус проекта – это сохраняющийся запрет на создание избирательных блоков, препятствующий объединению усилий оппозиции на выборах по партспискам и созданию эффективных коалиций. Ведь даже пятипроцентный барьер – достаточно высокая «планка», которую не так легко преодолеть в одиночку. А все голоса, отданные за партии, не прошедшие «барьер», потом перераспределяются – и большая их часть отходит лидирующей партии, которой надеется остаться ЕР. И потому выступает против возврата блоков.

Что касается возврата одномандатных округов, то его нельзя оценивать однозначно. С одной стороны, хорошо, когда интересы избирателей конкретного округа представляет депутат, избранный только местными жителями. С другой стороны, мажоритарная система (в отличие от системы пропорциональной), как хорошо известно, снижает представительность парламента. Ведь голоса избирателей округа, отданные за всех, кроме победителя, фактически «пропадают».

Впрочем, очевидно, что, возвращая смешанную систему выборов, Кремль руководствуется вовсе не этими критериями, а исключительно своим конъюнктурным интересом: застраховаться от падения рейтинга «Единой России», что становится очевидностью.

Во-первых, на выборах в одномандатном округе «коэффициент полезного действия» административного ресурса значительно выше, чем на выборах по спискам. А во-вторых, на выборах в мажоритарном округе чаще всего побеждает представитель партии, имеющей относительно больший рейтинг, – каковой, как уже сказано, надеется оставаться ЕР.

К тому же у нее появляется возможность для маневра – ничто не помешает выдвинуть в округах формально независимых кандидатов, которые после выборов дружно рванут в ряды единороссов – что многократно показано практикой. Этими кандидатами, кстати, могут быть популярные артисты, спортсмены, бизнесмены. И они же могут войти в избирательные списки, сыграв роль «паровозов»: после победы в округе они уступят «списочный» мандат тем, кого избиратель может толком и не знать.

Следует заметить, впрочем, что такая система (когда можно баллотироваться и в округе, и по списку) выгодна и лидерам «микропартий»: выставляясь в округах, они увеличивают свои шансы на победу за счет «списочной» избирательной кампании. Подобный эффект имел место на выборах 1995 года, когда некоторые лидеры партий, не прошедших в Думу, попали в нее по округам: Ирина Хакамада, Константин Боровой, Святослав Федоров, Борис Федоров, Элла Памфилова, Станислав Говорухин и другие.

Наконец, еще один фактор, влияющий на выборы в округах, – финансовый: успех во многом обеспечивается рекламой в СМИ и интенсивностью агитации. А потому характерно, что возврат к округам первой приветствовала партия миллиардера Михаила Прохорова – у нее-то, в отличие от демократической оппозиции, финансовых проблем не будет.

Последнее: возможны разные правила выборов и разные избирательные системы, со своими достоинствами и недостатками. В демократических странах все они обеспечивают главное – парламент формируется в соответствии с проявленной на выборах волей избирателей. А обеспечивают потому, что налицо три отсутствующих сегодня в России условия: честная политическая конкуренция, независимые от власти избиркомы (которым нельзя приказать переписать протоколы голосования) и независимый суд, который немедленно отменит любые незаконные результаты.

Делается ли предложенным законопроектом шаг в этом направлении – вопрос явно риторический.

Права избирателей

заканчиваются в урне?

Властные структуры хотят, чтобы граждане не имели возможности защитить свои права на честные выборы

В четверг в Конституционном суде решали, могут ли граждане оспаривать итоги сфальсифицированных выборов. Граждане отмечали, что суды общей юрисдикции отказываются принимать у них соответствующие заявления – поскольку закон разрешает обжаловать итоги выборов только кандидатам и выдвинувшим их партиям. Представители власти уверяли, что разрешать гражданам жаловаться на фальсификации ни в коем случае нельзя. Во-первых, потому, что их прав фальсификации «не затрагивают», а во-вторых, потому, что стоит разрешить гражданам жаловаться – и они завалят исками все суды, парализовав их работу.

Иначе говоря, полномочия народа как источника власти заканчиваются урной для голосования. А итоги выборов его уже не касаются.

Конституционный суд обратились жители Петербурга и Воронежской области, Воронежское областное отделение партии эсеров и Уполномоченный по правам человека в РФ Владимир Лукин. По их мнению, отказы судов рассматривать жалобы на итоги голосования (в данном случае – на думских выборах 2011 года) лишают избирателей возможности защитить поданные ими голоса от фальсификаций. Между тем если голос гражданина неверно подсчитан – то его избирательное право нарушено, и он должен иметь возможность защитить это право в суде. Однако суды с упорством носорога заявляют, что реализация права граждан избирать в органы власти заканчивается в момент голосования, а «возможные нарушения законодательства при подсчете голосов затрагивают только связанные с распределением мандатов интересы кандидатов или партий в лице их руководящих органов». Ну а фальсификации народного волеизъявления (путем махинаций при подсчете, переписывания протоколов и так далее), мол, никаких прав «волеизъявившихся» граждан не нарушают.

На защиту судов на заседании КС дружно встали представители Госдумы, Совета Федерации, президента, Верховного суда и Генпрокуратуры, заняв воистину круговую оборону.

Полпред президента в КС Михаил Кротов уверял, что права избирателя могут быть нарушены или отсутствием в списках избирателей, или непредоставлением возможности проголосовать – но никак не решениями избиркома об итогах выборов. А ежели дать всем 109 миллионам избирателей право жаловаться на итоги выборов, то это «существенным образом нарушит деятельность судов и дестабилизирует весь избирательный процесс».

Ему вторил представитель Госдумы Дмитрий Вяткин: мол, если «десятки и сотни тысяч граждан» смогут обращаться в суд и требовать пересмотреть итоги голосования – суды будут рассматривать это «годами», а следствием перегрузки станут «интересы других лиц, в том числе довольных итогами голосования».

Еще дальше пошел представитель Совета Федерации Андрей Клишас: десятки тысяч исков «будут служить неблаговидной цели: подрывать основы доверия к органам власти». Само собой, категорически против предоставления гражданам права жаловаться на итоги выборов и Центризбирком – в лице своего секретаря Николая Конкина.

Представитель Верховного суда Николай Толчеев поддержал предшественников: если любой гражданин сможет жаловаться на фальсификации итогов выборов – это перегрузит суды и увеличит «издержки». По его мнению, если и дать в будущем гражданам такое право – то жалобы должны быть не одиночные, а групповые. При этом минимально необходимое число «жалобщиков» должно зависеть от уровня выборов: для местных – поменьше, для думских – побольше. С ним согласна и представитель Генпрокуратуры в КС Татьяна Васильева: мол, надо «более детально установить субъектный состав, который вправе обжаловать итоги выборов»…

Стоит заметить, что сегодня этот «субъектный состав» крайне невелик: жалобы не принимаются не только от избирателей, возмущенных сфальсифицированными результатами, – они не принимаются ни от членов избирательных комиссий, ни от наблюдателей, ни от региональных отделений политических партий. Суды (и вслед за ними перечисленные выше органы власти) считают, что итоги выборов являются «внутренним делом» кандидатов и партий, поскольку влияют на получение или неполучение ими мандатов и должностей, а интересы всех остальных «не затрагивают», поскольку «не несут для них правовых последствий». Что касается фальсификаций – то ими должны заниматься следственные органы.

Кто спорит – должны. Но ведь не занимаются!

Буквально по пальцам можно перечесть случаи, когда даже по неопровержимым фактам фальсификаций итогов голосования были возбуждены уголовные дела. Ничто не принимается в расчет: ни явно сфальсифицированные протоколы голосования; ни видеоматериалы «вбросов»; ни вопиющее несовпадение протоколов, выданных наблюдателям на участках, и данных, впоследствии введенных в ГАС «Выборы»; ни заявления членов комиссий о том, что их подписи под протоколами подделаны. На все один ответ: «Нарушений не было» или «были, но несущественные» и «не повлияли на результаты волеизъявления».

И даже когда удается, что называется, схватить за руку при переписывании протоколов (личный опыт автора – тому свидетельство), Следственный комитет отказывает в возбуждении уголовных дел, заявляя, что члены УИК, мол, «не имели умысла» на фальсификацию. Случайно взяли и переписали протоколы в пользу Сами-Знаете-Какой партии. Ошиблись по глупости и неопытности…

Что же касается отсутствия для избирателя «правовых последствий» фальсификации итогов голосования – то это очевидное лукавство. Последствия очень просты: власть в стране оказывается сформированной не в соответствии с волей граждан, а вопреки этой воле. И не понимать этого не могут все те, кто на голубом глазу на заседании КС заявлял, что фальсификация итогов выборов якобы «не нарушает» прав избирателей.