Текст книги "Хроники возрожденного Арканара"

Впрочем, есть и один плюс: спешный возврат «досрочки» показывает, что власть по-прежнему боится честных выборов. И видимо, понимает, что нынешняя военно-патриотическая истерика и взлет рейтингов – ненадолго.

До осенних выборов может не хватить.

У Путина поменялась концепция?

Еще одна иллюстрация движения в советское прошлое, реализуемого Кремлем: по итогам встречи с канцлером Германии Ангелой Меркель российский президент Владимир Путин выступил с оправданием пакта Молотова-Риббентропа.

Мол, Советский Союз предпринял массу усилий для создания коллективной системы противостояния нацизму. Но все попытки создать антифашистский блок в Европе успехом не увенчались. Поэтому, как сказал Путин, СССР оставили один на один с гитлеровской Германией. И в этом пакте «был смысл обеспечения безопасности Советского Союза». А Польша, мол, сама виновата – позарилась после Мюнхенского соглашения на часть территории Чехословакии, а потом и сама стала жертвой политики территориальной экспансии…

Ровно теми же аргументами оправдывали пакт Молотова-Риббентропа Сталин и Молотов, их придворные пропагандисты и дипломаты, академики и писатели.

Ровно это писали в советских учебниках истории на протяжении семидесяти лет, оправдывая такие «меры по обеспечению безопасности Советского Союза», принятые по итогам пакта Молотова-Риббентропа, и предусмотренные секретными протоколами к нему, как раздел Польши с Гитлером, аннексию Литвы, Латвии, Эстонии, Бессарабии и Северной Буковины, нападение на Финляндию и захват части ее территории.

Ровно это значилось в Большой Советской энциклопедии:

«Позиция западных держав предопределила срыв московских переговоров и поставила Советский Союз перед альтернативой: оказаться в изоляции перед прямой угрозой нападения фашистской Германии или, исчерпав возможности заключения союза с Великобританией и Францией, подписать предложенный Германией договор о ненападении и тем самым отодвинуть угрозу войны. Обстановка сделала неизбежным второй выбор. Заключённый 23 августа 1939 советско-германский договор способствовал тому, что, вопреки расчётам западных политиков, мировая война началась со столкновения внутри капиталистического мира».

В последнию четверть века, как нам казалось, в СССР, а затем в России возобладала другая оценка пакта Молотова-Рибббентропа – как не менее позорного, чем Мюнхенские соглашения для Запада, позорного сговора сталинского режима с нацистской Германией, ставшего одним из «спусковых крючков» Второй Мировой войны.

Теперь все возвращается вспять.

Правда, есть и другая оценка пакта Молотова-Риббентропа, которую стоит процитировать.

«Важно понять, что любое сотрудничество с экстремистами, а применительно ко Второй мировой войне – с нацистами и их приспешниками, чем бы это сотрудничество ни мотивировалось, ведет к трагедии. По сути, это и не сотрудничество вовсе, а сговор с целью решить свои проблемы за счет других. Значит, надо признать, что все предпринимавшиеся с 1934 года по 1939 год попытки умиротворить нацистов, заключая с ними различного рода соглашения и пакты, были с моральной точки зрения – неприемлемы, а с практической, политической точки зрения – бессмысленными, вредными и опасными. Именно совокупность всех этих действий и привела к этой трагедии, к началу Второй мировой войны. Конечно, нужно признать эти ошибки. Наша страна сделала это. Госдума Российской Федерации, парламент страны осудил пакт Молотова-Риббентропа».

Это премьер-министр РФ Владимир Путин выступает в Польше 1 сентября 2009 года – в день 70-летия начала Второй Мировой.

В течение первых двух лет которой – вплоть до 22 июня 1941 года, – Советский Союз был, как известно, отнюдь не врагом для нацистской Германии.

Шесть лет назад нынешний президент давал куда более адекватную оценку – как пакту Молотова-Риббентропа, так и практике сотрудничества с нацистами.

Теперь у него изменилась концепция – и понятно, почему. Режим, осуществившей единственную в послевоенной Европе аннексию чужой территории, конечно же, не видит ничего предосудительного в действиях своих идейных предшественников, «в целях безопасности» захватывавших целые страны.

Комедия ложных финалов

Лазейку, позволяющую губернаторам баллотироваться сразу после отставки, пора бы прикрыть

Обсуждая очередную «эпидемию досрочных отставок» российских губернаторов, как правило, говорят о прагматических соображениях «отставников», стремящихся продлить свои полномочия путем наименьшего сопротивления.

При короткой избирательной кампании, при неготовности к ней потенциальных конкурентов (тем паче существует «муниципальный фильтр», позволяющий успешно отсеивать претендентов), да еще и прикрывшись высоким рейтингом президента, благословившего на переизбрание…

Вариант получается практически беспроигрышным. И на практике пока что ни один «отставник» досрочные выборы не проиграл. Однако за кадром остаются два важных обстоятельства.

Первое – этическое: насколько прилично (как ни редко это определение применяется к политике и политикам) выглядит желание губернатора якобы «уйти», чтобы тут же остаться?

Второе – юридическое: насколько законно участие «отставника» в досрочных выборах?

Что касается первого обстоятельства, то если губернатор (как и любой другой человек) подает в отставку, это означает, что он больше работать в этой должности не хочет или не может. Это означает, что он устал, утратил интерес к работе, что этому противится его семья, что он ослаб здоровьем и, наконец, – что он не справляется со своей работой и честно это признает. Из чего естественным образом вытекает, что «отставник» не имеет морального права претендовать на только что освобожденное им место. Иначе зачем было уходить?

Логика якобы «увеличения легитимности» (на что ссылаются губернаторы, ранее утвержденные в своих должностях региональными парламентами по представлению президента, а теперь желающие стать избранными) здесь, что называется, не катит: утвержденный парламентом губернатор столь же легитимен, как и избранный.

Прохождение через выборы имело бы смысл, если бы обеспечивало для губернатора большую независимость от центральной власти в отстаивании интересов жителей региона, но этого, как мы знаем, нет и в помине.

Избранные губернаторы точно так же воспринимают президента как своего начальника и точно так же могут быть сняты с должности с формулировкой «за утрату доверия», взятой из Трудового кодекса, – что подтверждает их подчиненный статус.

В общем, как ни посмотри – перед нами обычное мелкое политическое жульничество. Все понимают – в том числе и «отставник», – что никуда он не уходит, а просто использует благоприятный, как ему кажется, момент, чтобы продлить срок пребывания в должности. Ну и кого обманывает «уход в отставку» с приобретением статуса «временно исполняющего обязанности»?

Если же говорить о юридической стороне принципа «уйти, чтобы остаться», то здесь все еще интереснее. И для того чтобы это понять, не мешает заглянуть в ст. 32 Федерального закона об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан РФ.

Процитируем п. 4 указанной статьи: «Гражданин РФ, замещавший должность Президента РФ и досрочно прекративший исполнение полномочий Президента РФ в случае отставки, стойкой неспособности по состоянию здоровья осуществлять принадлежащие ему полномочия или отрешения от должности, не может быть выдвинут кандидатом на выборах, назначенных в связи с указанными обстоятельствами».

То есть если в отставку ушел президент – баллотироваться на досрочных выборах он не имеет права. Ушел, так ушел. Никто не заставлял.

П.6 указанной статьи вводит такой же запрет в отношении главы муниципального образования (мэра): в случае ухода в отставку либо отрешения от должности он не может участвовать в назначенных в связи с этим досрочных выборах, вновь претендуя на собственное место.

5.1 и 5.2 указанной статьи вводят похожие запреты и для губернаторов.

Если губернатора «отрешил от должности» президент – он на протяжении двух лет не имеет права баллотироваться в губернаторы ни одного из регионов.

Если же губернатор покинул свой пост после того, как ему выразил недоверие региональный парламент, или сам, добровольно ушел в отставку – он не может участвовать в назначенных в связи с этим досрочных выборах в своем регионе. Но – за одним «маленьким» исключением: если президент разрешил ему участвовать в выборах, то может!

Именно эта «лазейка» в федеральном законе и порождает комедии, которые мы видим на телеэкране: губернатор сидит перед президентом, покорно прося разрешения «уйти, чтобы остаться», и милостиво его получает. То есть имеет те права, которых нет ни у президента, ни у мэров: им никто не может разрешить баллотироваться на собственное место после добровольной отставки. Что видится, как минимум, нелогичным, а как максимум – противоречащим принципам единства устройства власти.

Представляется, что эту «лазейку» следует закрыть – что и предложили в петербургском парламенте мы с коллегами по фракции «Яблоко». А именно – проект законодательной инициативы в Госдуме, предусматривающей отмену «президентской оговорки», права президента разрешить «отставникам» участвовать в досрочных выборах.

Поддержат ли питерские депутаты этот проект – ручаться не можем. Тем более не можем ручаться за депутатов Госдумы, которые в январе отклонили похожий проект «эсера» Михаила Сердюка с удивительной аргументацией – мол, ограничение возможности участвовать в выборах «неконституционно». Не заметив при этом того простого факта, что аналогичные (и описанные выше) запреты для президента и мэров никто и никогда не оспаривал, как «неконституционные».

Отменять «президентскую оговорку» необходимо. Это, по крайней мере, будет честно

Два сапога тоталитаризма

О попытках запретить публичное сравнение режимов Гитлера и Сталина

В российском парламенте задумались о введении уголовной ответственности за публичное приравнивание политического режима СССР к режиму нацистской Германии – в рамках борьбы с «фальсификацией истории» и «попытками переписать итоги Второй мировой войны» (любимый ужастик кремлевских пропагандистов).

Запретить сравнивать два человеконенавистнических и тоталитарных режима, конечно, можно, но это не изменит их глубочайшего сходства.

К тому же, после этого запрета России придется выйти из Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе: Парламентская Ассамблея ОБСЕ еще шесть лет назад заявила о сходстве нацизма и сталинизма.

Думские инициативы (вышедшие из недр фракции ЛДПР) таковы: внести поправки в статью 354.1 УК РФ «реабилитация нацизма», дополнив состав преступления «публичным приравниванием политического режима СССР к режиму нацистской Германии». До трех лет заключения. Что, мол, «особенно актуально в год 70-летне-го юбилея Победы», когда отечественную историю надо защищать всеми силами от наступающих со всех сторон «фальсификаторов».

Творчески развивая думских мыслителей, сталинист и мракобес Николай Стариков требует ввести ответственность и за «отрицание победы СССР в Великой Отечественной войне». Как можно «отрицать» столь очевидный (и никем не оспариваемый) факт, не поясняется. Неужели объявить победителем Германию?

Между тем, столь же очевидным (упертых сталинистов просят не беспокоиться) фактом, как победа СССР в Великой Отечественной войне, является и сходство советского и германского политических режимов. Судите сами.

Во-первых, как сталинский, так и нацистский политические режимы были тоталитарными. Государство стремилось установить (и, большей частью, устанавливало) полный контроль за общественной и личной жизнью граждан. Человек принципиально не признавался как ценность – считаясь лишь инструментом для достижения государственных целей.

Во-вторых, оба режима были полицейскими: подчинение государству и всеобщий контроль обеспечивались репрессивным аппаратом, жестоко каравшим за малейшее сопротивление или инакомыслие. При этом объектом репрессий (при ничтожно малой вероятности спасения от них) мог стать любой гражданин, независимо от своих деяний и убеждений.

В-третьих, оба режима предусматривали разделение общества на группы с принципиально разными правами и узаконенной дискриминацией и преследованиями представителей «второсортных» групп. Разница лишь в критериях сегрегации: сталинисты делили людей по классовым, идеологическим, социальным и религиозным признакам, а нацисты – по расовым и национальным.

В-четвертых, для того и для другого режима были характерны репрессии по отношению к различным народам на основании людоедских представлений об их якобы «коллективной вине», имеющие признаки преступлений против человечности. С одной стороны, это сталинские массовые депортации крымских татар, чеченцев и ингушей, карачаевцев, калмыков, балкарцев, турок-месхетинцев, корейцев, немцев и финнов-ингерманландцев. С другой – «расовая политика» нацистов, включавшая «решение еврейского и цыганского вопросов» печально известными методами.

Исходя именно из этого, в 2009 году Парламентская Ассамблея ОБСЕ приняла резолюцию, где говорилось: «В XX веке европейские страны испытали на себе два мощных тоталитарных режима, нацистский и сталинский, которые несли с собой геноцид, нарушения прав и свобод человека, военные преступления и преступления против человечества».

Ассамблея напомнила об инициативе Европарламента объявить 23 августа (день подписания в 1939 году пакта Молотова– Риббентропа) общеевропейским днем памяти жертв сталинизма и нацизма и выразила глубокую обеспокоенность по поводу восхваления тоталитарных режимов. А также обратилась к членам ОБСЕ с предложением «полностью избавиться от структур и моделей поведения, нацеленных на то, чтобы приукрасить прошлое или попытаться к нему вернуться», и открыть доступ ко всем архивным документам тоталитарных эпох.

Принятие резолюции вызвало тогда истерическую реакцию в Москве, бессмысленно и беспощадно потребовавшей «поставить вопрос об ответственности за посягательство на историческую память в отношении событий Второй мировой войны». Правда, до уголовного наказания за сравнение сталинизма и нацизма тогда все же не додумались.

Время для такого предложения наступило сегодня – когда полки книжных магазинов позорно переполнены макулатурой, восхваляющей Сталина, а поклонники сталинизма не вылезают с экранов федеральных телеканалов.

Это предложение имеет шансы на реализацию – в конце концов, оно не более чудовищно, чем «закон Димы Яковлева» или закон об НКО – «иностранных агентах», чем фактическое приравнивание протестующих против власти к террористам по тяжести наказания или введение списка «нежелательных» организаций.

Между тем, запрещать следует совсем другое: не сравнение большевизма и сталинизма с нацизмом (что является констатацией фактов), а любые попытки восхваления этих человеконенавистнических практик и их организаторов и исполнителей.

Применительно к сталинизму это означает, в том числе, предложенный «Мемориалом» запрет на прославление Сталина и его деяний в публичном пространстве. Законопроект «О противодействии политической реабилитации Сталина и сталинизма», который сейчас готовит мой товарищ по фракции «ЯБЛОКО» в петербугском ЗАКСе Александр Кобринский и который будет внесен в ближайшее время от нашей фракции, также предусматривает целый ряд подобных запретов.

Это значит – никаких памятников и бюстов Сталина на площадях, никакого возложения к ним цветов и приема в пионеры, никаких «сталинобусов» и билбордов со сталинским портретом на улицах, и никаких «стенгазет», прославляющих Сталина, в школах и вузах. И прочего, что все чаще требуют активизировавшиеся сталинисты всех мастей.

Речь не идет о запрете на изучение сталинизма как явления – никто ведь не запрещает в Германии изучать нацизм. Но попытка поставить Гитлеру памятник в публичном пространстве или повесить на улице билборд с его портретом (а не на личном участке земли, окруженном высоким забором) должна быть запрещена.

Приходилось уже слышать и читать возражения на сей счет, исходящие, в том числе, от уважаемых мной правозащитников и публицистов – например, от Александра Скобова: мол, нельзя вводить «идеологические запреты», иначе «на месте одной отрубленной головы гидры тоталитаризма рано или поздно обязательно начнут расти две новые». И вообще, «право на собственные убеждения неотделимо от права их публично выражать», а лишение человека возможности выражать свои взгляды – «глубочайшее унижение его человеческого достоинства, даже если это такой моральный урод, как сталинист или фашист».

Ответ на эти возражения прост: запрет на прославление Сталина и сталинизма является не идеологическим, а гигиеническим. Это – мера самозащиты от человеконенавистничества, которую общество должно вводить, чтобы не допустить его повторения и избежать новых жертв.

Если бы в свое время в нацистской Германии «глубочайшему унижению его человеческого достоинства» подвергли главного редактора «Дер Штюрмер» Юлиуса Штрейхера, который годами призывал «искоренить» еврейский народ, – было бы спасено множество жизней.

Готовы ли правозащитники, – в том числе, мой давний товарищ Саша Скобов, – заступиться за неотъемлемое право Штрейхера безнаказанно выражать свои чудовищные взгляды?

Прямо и откровенно скажу: я – не готов. И, думаю, не только я.

Все то же самое относится и к патологическим сталинистам, в последние время лезущим из всех щелей. Необходим жесткий запрет на прославление одного из величайших преступников в истории человечества – без всякого плача Ярославны об «унижении человеческого достоинства» сталинистов.

Потому что сталинские преступления не имеют срока давности.

Потому что живут рядом с нами жертвы сталинских репрессий, прошедшие лагеря и ссылки.

Потому что живы родственники расстрелянных сталинскими палачами, умерших в тюрьмах и лагерях, для которых прославление Сталина – прямое и отвратительное оскорбление.

И потому что позиция жертвы и позиция палача не должны быть равно уважаемы, а попытка найти у каждого из них «свою правду» есть худшая из форм морального релятивизма: стремление уничтожить в общественном сознании всякую разницу между добром и злом.

V Голосуй или проиграешь

В этом разделе – о практике российских выборов, о том, надо ли в них участвовать, и о том, как они проходят.

Единство противоположностей

«Демократия – это не народовластие», – утверждает Валерия Новодворская в своей недавней статье на «Гранях». Ибо «народовластие может привести и к фашизму, и к коммунизму» – на выборах выиграют «красно-коричневые популисты или прихлебатели власти». А демократия – это «власть просвещенного народа, который готов собраться под святое знамя либерализма». Пока же народ недостаточно просвещен, и не принимает либеральные ценности добровольно – демократия «будет трагедией, прежде всего для демократов, и триумфом для коммунистов и неонацистов».

Раз так – никакой демократии! Потому что «хороша только та игра, которую выиграют либералы, а не нацисты и коммунисты». Ведь «играем мы не только за себя, а за страну, и проигрыша быть не должно»…

Собственно, с небольшими вариациями, именно эта тема исполняется Валерией Ильиничной с середины 90-х. Напомнить?

«Сейчас не до пустяков – не до права народа решать свою судьбу. Свобода выбирать социализм и коммунизм не может быть предоставлена. Риск слишком велик», «Фашизм и коммунизм нелегитимны, даже если всенародно избраны. Народ может запросто избрать чуму или холеру, и это не означает законности власти, а только слабоумие избирателей»…

Вообще-то, демократия – это именно народовластие (если дословно перевести с греческого: «демос» – народ, «кратос» – власть). Но дело не только в точности перевода, а в том, что логика Новодворской, по сути, ничем не отличается от логики тех, с кем она ведет непримиримую борьбу. Полное «единство противоположностей».

Что сделали коммунисты после своей победы в 1917-м? Разогнали Учредительное собрание, где у них не было большинства, и чтобы «слабоумный» народ случайно не выбрал «не тех» депутатов, вплоть до 1936 года лишили избирательных прав представителей «эксплуататорских классов» и другие «чуждые элементы». Напомним: избирательных прав (а также права работать в государственных органах и получать высшее или техническое образование) лишались бывшие офицеры, полицейские, лица, использующие наемный труд, живущие на «нетрудовые доходы», торговцы и посредники, священнослужители и монахи (а также члены их семей). Это, как нам объясняли в советских учебниках, было необходимым звеном в создании государства диктатуры пролетариата.

Потом «лишенцев» не стало – избирательные права дали всем, – но избирательная система уже была выстроена так, что никто, кроме кандидатов от «нерушимого блока коммунистов и беспартийных» не мог стать депутатом. И долгие годы никакой возможности «решать свою судьбу» у народа не было: ее решили без малейшего его участия.

Двадцать лет назад, – 26 марта 1989 года прошли первые за много лет альтернативные выборы, – такая возможность появилась. И именно с этого момента начала рушиться коммунистическая система.

Замечу: «Демократический союз» во главе с Новодворской тогда (как и в 1990-м) заявлял: участвовать в выборах нельзя, советская власть нелегитимна, избираемые органы власти незаконны, мы их не признаем… К счастью, в рядах «Народного фронта», а потом – «Демократической России» взяла верх иная точка зрения.

А потом наступили 90-е годы, когда у власти оказались люди, называвшие себя демократами. Вот только логика их поведения очень быстро стала совсем не демократической. Они поняли, что проведение «радикальных реформ» вопреки интересам большинства граждан неминуемо приведет к тому, что на выборах они потерпят поражение. И начали создавать систему несменяемости собственной власти. Суть была проста: каковы бы ни были настроения граждан, у власти должны оставаться мы. Конечно же, под благовидными предлогами: «нельзя, чтобы на выборах победили противники реформ», «не допустим коммунистического реванша», и так далее.

Еще осенью 1991 года под тем предлогом, что выборы выиграют «противники реформ», были отменены выборы губернаторов: мол, пусть их назначит Ельцин, и они уж точно будут «убежденными реформаторами». Кто помнит, кого он назначил? Большей частью, первых и вторых секретарей обкомов КПСС. Ну, а в 1996 году известно как были проведены президентские выборы – перед которыми всерьез обсуждались варианты их отмены (поскольку Ельцин может проиграть), или непризнания результатов (если выиграет Зюганов). И все это делалось властью, которая считалась демократической – но не стеснялась заявлять, что коммунистов во имя «продолжения реформ» нельзя допустить к власти, даже если неразумный народ за них проголосует.

Еще нам объясняли, что придя к власти демократическим путем, коммунисты немедленно отменят все демократические процедуры. «Поэтому вы хотите отменить их сами?, – поинтересовался я тогда у одного из сторонников такой точки зрения. – Чем тогда вы лучше их?». Ответа не последовало. Конечно же, Новодворская тогда выступала за отмену президентских выборов («из-за угрозы победы коммунистов»), и требовала ввести чрезвычайное положение или провести референдум для продления полномочий президента до 2000 года, а затем яростно поддерживала Ельцина. Того самого, которого во время войны в Чечне именовала «фашистом» и «военным преступником», требуя отстранить его от власти…

Надо ли удивляться, что именно с этого момента началась и дискредитация самого понятия демократии, и дискредитация тех, кто называл себя демократами? Ведь они цинично и открыто дали народу понять: что бы он не думал, как бы ни оценивал власть – сменить ее ему не дадут.

А потом наступила путинская эпоха, когда избирательная система, выстроенная при Ельцине для «недопущения победы коммунистической оппозиции», начала эффективно применяться, чтобы не допустить к власти любую оппозицию, и в первую очередь – демократическую. Ведь «путинцы» – точно так же, как Новодворская, – полагали, что хороши только те выборы, которые выигрывают они. И чтобы выборы не выиграли «не те», они сначала отменили выборы губернаторов, потом отменили одномандатные округа в Думе, потом запретили избирательные блоки, потом отменили графу «против всех», потом начали «зачистку» партий, а для надежности стали просто не допускать на выборы «неправильных» кандидатов…

Конечно, не все сводится к выборам, которые сегодня очень часто оказываются предрешенными – по причине отсутствия независимого суда, малого количества свободных СМИ, всесилия «административного ресурса», и массового нежелания граждан участвовать в заведомо нечестной игре.

Как разорвать этот порочный круг, точно не знает никто. Но чем больше люди, имеющие репутацию демократов, будут презирать свой «недостаточно просвещенный» народ, и требовать организовать на выборах такую «игру», чтобы выигрывали только они – тем меньше у них будет права протестовать против нынешней избирательной системы. Ведь, собственно, она построена по тем же принципам – только с другим запрограммированным результатом…

Миллионы соучастников

Если бы время выборов российский народ только «безмолвствовал», как любят говорить комментаторы, сетуя на общественное равнодушие, – это было бы еще полбеды.

В этом случае можно было огорчаться лишь тем, что граждане не желают воспользоваться своим правом выбирать власть, передоверяя его тем, кто вместо них пришел на избирательные участки. После чего, кстати, по логике вещей, они должны лишаться и права быть этой властью недовольными – они ведь и пальцем не пошевелили для того, чтобы ее сменить…

Но народ не только безмолвствует – он еще и активно соучаствует в происходящем.

О массовых фальсификациях на выборах всех без исключения уровней сейчас не говорит только ленивый. Приемы не являются тайной: «вбросы», «карусели», голосование по принципу «за себя и за того парня», или за «мертвых душ», переписывание протоколов, изъятие «неправильных» бюллетеней и вложение вместо них «правильных»… Если же все это почему-то не помогло, и «проскочил» кто-то из незапланированных кандидатов, то всегда можно признать выборы недействительными. Технологии отработаны: находят несуществующие «нарушения», которые немедленно признаются избиркомами (в отличие от реальных нарушений в пользу партии власти, которые надо долго, упорно, и зачастую – безрезультатно доказывать), и дело сделано: недовольные могут жаловаться и глотать пыль в судах.

«Административный ресурс»? Конечно. Вот только с одной важной поправкой: весь этот отлаженный механизм фальсификаций не проработал бы ни минуты без ключевого элемента: членов избирательных комиссий.

Именно они, – учителя, врачи, медсестры, детсадовские воспитатели, собесовские работники, библиотекари, «коммунальщики», «жилищники», мелкие чиновники, из которых традиционно формируют избиркомы, – и есть те самые «кадры, которые решают все».

Они, получив условный сигнал, выдают бюллетени «мобильным гастролерам», которые голосуют на десятках избирательных участков. Они закрывают глаза на «карусельщиков». Они вбрасывают в пустые урны для голосования заранее заполненные пачки бюллетеней, переписывают протоколы голосования, и ставят свои подписи под фальшивками. Они лгут и изворачиваются, отрицая очевидное. Они, глядя в глаза обманутым кандидатам, называют черное – белым, а белое – черным.

При этом, как показывает, в том числе, и личный опыт автора, их совершенно бессмысленно стыдить и объяснять, насколько подлыми делами они занимаются. В лучшем случае они скажут что-нибудь типа «мы люди маленькие», в худшем – ответят, как когда-то написал Фазиль Искандер, «наглой улыбкой обесчещенного».

Да, подавляющая часть этих «маленьких людей» действительно зависит от начальства, и привыкла выполнять приказы. Но видимо, дело здесь не только в страхе репрессий за отказ участвовать в фальсификациях: за это еще ни разу никого не уволили.

Все эти люди крадут голоса избирателей – и, значит, являются преступниками: их деяния квалифицируются по соответствующим статьям Уголовного кодекса. Однако, они не считают совершаемое преступлениями: подумаешь, мелочь какая – сделать так, как приказало начальство! К тому же, – как представляется, – им заранее даны твердые гарантии безнаказанности, недаром практически не удается добиться возбуждения уголовных дел за фальсификации на выборах… А потом выборы заканчиваются – и фальсификаторы возвращаются к своим служебным обязанностям: начинают учить наших детей, лечить, воспитывать, оформлять нам пенсии и социальные пособия, выдавать книги, и так далее. И, конечно, решать вопросы, которые им поручены в своих чиновничьих кабинетах.

Но чему могут научить детей учителя, которые хладнокровно крадут голоса их родителей? Будут ли выписывать льготникам положенные по закону лекарства те, кто знает, что можно и нужно преступать закон по приказу начальства? Будут ли собесовские инспектора и соцработники заботиться о том, чтобы не нарушались законные права инвалидов, семей с детьми, малообеспеченных граждан, если они только что растоптали их избирательные права? Можно ли надеяться, что чиновник, к которому обратился гражданин, решит его вопрос по закону, если сам он является преступником?

Двадцать лет назад, на выборах 1989-90 годов, фальсификаций практически не было. И не только потому, что число наблюдателей, – притом, работавших совершенно добровольно, – было не сравнимо с нынешним: скажем, в Петербурге были наглухо закрыты практически все участки. Члены избирательных комиссий тогда не меньше, а больше зависели от начальства – однако, им и в голову не могло придти совершить то, что сегодня является обыденным для выборов занятием. И общество не потерпело бы обмана – при любой попытке подделать результаты огромное число людей вышло бы на улицы, защищая СВОЙ выбор и СВОЕ право выбирать власть…

А сегодня соучастников «избирательных преступлений», наглой и циничной кражи голосов граждан, без которых эти преступления не могли бы совершаться – не десятки и не сотни. Их – сотни тысяч: в одной только Москве – 40 тысяч членов избиркомов. С учетом того, что состав комиссий меняется – через эту «школу беззакония» за десятилетие фальсификаций прошли миллионы. И они, как уже сказано, вовсе не считают себя преступниками.

Все они прекрасно ведают, что творят – но не испытывают при этом ни малейших угрызений совести. А после выборов они, – как и те граждане, кто выборы проигнорировал, – любят жаловаться на власть, если их что-то не устраивает. И ни на минуту не задумываются о том, какую роль играли.