Текст книги "Хроники возрожденного Арканара"

Чем все закончилось – хорошо известно: разгоном Ленсовета в декабре 1993 года и появлением Законодательного Собрания, которое с самого начала было лишено возможности как-либо влиять на мэрию. Отныне и по сей день законодательная власть в северной столице поставлена в заведомо подчиненное положение по сравнению с исполнительной, и неизвестно, вернет ли она себе когда-нибудь свои прежние права. Сделать это крайне трудно – если учесть, какие возможности сегодня имеет Смольный для того чтобы в городе был избран лояльный ему парламент.

Можно ли было пойти другим путем? Безусловно: двадцать лет назад надо было не слушать красивые сказки о разделении властей. Точнее, не верить, что единственной его формой является создание независимой от Ленсовета исполнительной власти.

Надо было оставить Ленинград «парламентской республикой», не вручая никому – сколь бы популярен он не был, – единоличную исполнительную власть, и не выводить исполнительную власть из-под контроля законодательной.

Надо было понять, что в российских условиях единолично руководимая исполнительная власть неминуемо превратится в самодержавие. Как принято говорить теперь – в «вертикаль».

Увы: предупреждения об опасности были отброшены. Мало кто со времен Кассандры хочет верить плохим прогнозам.

Осень 93-го:

мятеж, который удался

Те, кто до сих пор полагает события 20-летней давности «красно-коричневым мятежом» и «попыткой коммунистического реванша» – не читайте этот текст.

Те, кто до сих пор с радостью вспоминает о горящем Белом доме, и картинно сокрушается, что не успел тогда набить морду ненавистным депутатам – не читайте этот текст.

Те, кто до сих пор уверен, что друзьям – все, а врагам – закон, и цель обязательно оправдывает средства – не читайте этот текст.

Он – не для вас.

Он – для тех, кто понимает, что мир рушится не тогда, когда торжествует закон, а когда законом бесстыдно пренебрегают во имя «целесообразности»

Для тех, кто способен к невосторженному образу мыслей, и не колеблется вместе с линией.

Для тех, кто считает, что быть в меньшинстве не стыдно – стыдно быть в стаде.

*      *      *

Двадцать лет подряд нам рассказывают, как «реакционный и консервативный» Верховный Совет «тормозил реформы», проводимые демократическим президентом Борисом Ельциным, а потом поднял мятеж, который пришлось подавлять силой. Про то, что парламент пошел «против воли народа, выраженной на апрельском референдуме 1993 года», и президент имел право его разогнать. Про то, как Белый дом защищали отморозки и бандиты. Про то, что и вовсе не было никакого «расстрела парламента»…

Вранье. Циничное и наглое. Но повторямое двадцать лет подряд – и потому, многим кажущееся исторической правдой.

Однако, еще живы те, кто (как автор) помнят, как все было на самом деле.

Да, в рядах разогнанного парламента хватало малосимпатичных персонажей (хотя, например, Макашов его депутатом не был). Вот только нынешнюю Госдуму я бы лично обменял на тот парламент, не задумываясь. И тот парламент был абсолютно легитимен – не менее, чем президент, – поскольку был избран гражданами на самых свободных за всю советскую и постсоветскую эпоху выборах. Вспомните: для участия в выборах 1990 года было достаточно выдвижения от самого маленького «трудового коллектива» (включая лаборатории в НИИ и кооперативы), никто тогда не вбрасывал бюллетени, и тем более – не переписывал протоколы…

Теперь – о «мятеже». Он и вправду был. Но вовсе не тот, о котором нам рассказывают.

Мятежниками были президент Борис Ельцин и те, кто его поддержал после «указа 1400». Ибо в тогдашней российской Конституции было черным по белому написано: президент не имеет права распускать или приостанавливать деятельность любых законно избранных органов государственной власти, а если он это сделает – его полномочия прекращаются НЕМЕДЛЕННО. А потому путчистами осенью 1993-го были Ельцин с Лужковым, Гайдаром и Черномырдиным, а не Хасбулатов с Руцким, Бабуриным и Ачаловым. Первые персонажи приятнее вторых? Возможно. Но тот, кто одобряет беззаконие, которое творят симпатичные ему персонажи, теряет право возмущаться беззаконием несимпатичных. Впрочем, путчем, – как я (простите за самоцитату) писал еще в 1994-м, – называется неудавшийся мятеж. Удавшийся мятеж называется «поэтапной конституционной реформой».

«Расстрела не было», «стреляли болванками», «пожар возник из-за того, что болванки раскалились», – продолжают вдохновенно твердить сторонники «указа 1400», презрительно намекая на «депутатов с мокрыми штанами». Во-первых, посмотрел бы я на штаны ярых «ельцинистов» в тот момент, когда даже и болванками стреляли бы по месту их пребывания. А во-вторых, они опять врут: по Белому дому стреляли не только болванками, но зажигательными снарядами. И свидетель тому – их кумир Егор Гайдар (книга «Дни поражений и побед»).

Парламент можно было распустить, опираясь на результаты референдума? И снова вранье: на референдуме в апреле 1993 года не было принято никаких решений, имевших юридическую силу. Досрочные выборы парламента поддержали

43% избирателей страны, президента – 32% (а нужно было – более 50%), из чего следовало прямо противоположное ельцинскому мифу: президент и парламент, извольте работать вместе, как бы это ни было вам противно.

Парламент защищали отморозки? А что это меняет? Делает указ Ельцина законным? Историк и бывший политзаключенный Александр Скобов в своем блоге резонно замечает: не хотите, чтобы парламент защищали отморозки – не издавайте указов, растаптывающих Конституцию. И констатирует: пока сторонники «указа 1400» называют государственный переворот «законным подавлением путча», все их прочие слова будут восприниматься как ложь и манипуляция. «Можно вести диалог с заклятыми врагами. Его нельзя вести с жуликами», – считает Скобов, и я не могу с ним не согласиться…

Ну, а россказни о «реакционном парламенте», который «тормозил реформы» – и вовсе детский лепет на лужайке. Эти же депутаты выбирали Ельцина своим председателем, голосовали за постановление о суверенитете России, защищали Белый дом в 1991 году, принимали законы о приватизации, и наделяли президента «особыми полномочиями». Когда же это они успели стать реакционерами? Два года тщательно это скрывали – а затем сбросили маски, став непримиримыми оппонентами проводимых президентом реформ? Или верна более простая гипотеза – о том, что не все эти реформы были правильными, а стремление президента проводить их, невзирая на закон, и в упор не видя парламент, не могло не столкнуться с сопротивлением?

Кстати, совершенно блистательно миф о «торможении реформ» разоблачил Андрей Илларионов (тогда, заметим, бывший на стороне президента) – очень советую почитать, как жульничали «реформаторы», да еще и хвалились тем, как «ловко» они вели себя с парламентом.

И не могу еще раз не задать два простых вопроса, ответ на которые адепты «указа 1400» не могут дать уже два десятка лет.

Первый вопрос: какие конкретно прогрессивные реформы «тормозились»? Что из крайне необходимого для общества не было принято из-за парламентских злоумышленников, «связывавших руки» (любимая метафора радикальных реформаторов, непрерывно жаловавшихся на отсутствие у них нужной «свободы рук») президенту и правительству? Сколь мне известно, «торможение» сводилось к отмене нескольких президентских указов о приватизации, как противоречащих закону – но эти указы немедленно выпускались заново под новыми номерами…

Второй вопрос: какие необходимые для общества реформы были проведены после осени 1993 года, когда руки у президента и правительства были развязаны полностью и никто и ни в чем им уже не мог помешать (как не может и по сей день – в рамках написанной победителями Конституции)? Огласите, пожалуйста, список этих великих достижений!

Не можете? Зато я могу привести другой список: война в Чечне и сосредоточение доходов от природных ресурсов в руках узкой группы приближенных к президенту лиц. Отказ государства от большинства социальных обязательств и превращение качественного образования и здравоохранения в привилегию обеспеченного меньшинства. Избирательная система, обеспечивающая несменяемость власти, и криминальная приватизация. «Залоговые аукционы» и дефолт 1998 года. Каким бы не был парламент – он вряд ли бы это допустил. Но после декабря 1993 года, в рамках «ельцинской Конституции», парламент в России уже очень мало что значил. Собственно, для этого она и была написана – чтобы исполнительная власть избавилась от парламентского контроля и получила упомянутую «свободу рук».

Наконец, две главные реформы «послеоктябрьской поры»: разрушение парламентаризма и уничтожение правового государства.

Всевластие администраций всех уровней сменило мифическое «всевластие Советов», о котором так любили стенать президентские пропагандисты – исполнительная власть отныне была выведена из-под контроля законодательной, а во многом смогла взять ее под контроль, и поняла, что ей позволено почти все. Ну, а правом в России с тех пор стала воля президента, возведенная в закон (а то и воля его наместников и подчиненных).

Результат – повсеместное принятие решений без малейшего учета интересов общества и без малейшей ответственности перед ним.

К чему, заметим, и стремились наши «реформаторы», ужасно любившие рассказывать сказки о том, как неразумный народ, не понимающий своего счастья, надо силой тащить в светлое будущее. Которое обязательно наступит после «переходного периода» временных (конечно же) трудностей – надо только немного потерпеть.

Правда, время шло, а трудности не заканчивались – а реформаторы процветали вопреки собственным реформам, но мало кто мог им об этом напомнить, поскольку большинство СМИ находилось под их же надежным контролем…

Нынешняя политическая система, в которой власть избавлена от общественного контроля, коррумпирована, некомпетентна и почти несменяема, справедливо не нравится очень и очень многим.

Но она появилась не вчера. И не позавчера. И не при Путине. Ее основы были заложены двадцать лет назад во время «черного октября».

Путин только лишь развил ее основные положения. Забавно, но те, кто поддерживал Ельцина в 1993-м, и те, кто выступает против Путина в 2013-м, во многом – одни и те же люди. Которые за эти двадцать лет ничего не забыли и ничему не научились.

Которые всегда готовы потребовать раздавить очередную «гадину» и поддержать очередного вождя.

Если они хотят увидеть главных виновников нынешнего положения дел – им стоит просто подойти к зеркалу. И не пенять на него.

Конституция отказа

от компромиссов*

Последние правки президентского проекта Конституции проходили уже после разгона парламента и расстрела Белого дома. Понятно, в какую сторону они смещали линию разделения властей…

Возможно, и есть в нашей стране человек, знающий историю создания нынешней Конституции лучше, чем Виктор Леонидович Шейнис, но я о таком не слышал. И потому его новую книгу «Власть и закон. Политика и конституции в России в XX–XXI веках», выпущенную издательством «Мысль» при поддержке фонда «Либеральная миссия», хочется рекомендовать всем, кто интересуется не только конституционным процессом в России, но и ее политической историей последней четверти века.

Обо всем этом профессор Шейнис – народный депутат России и член Верховного Совета первого, демократического призыва, а затем на протяжении многих лет депутат Госдумы – говорит не только как исследователь, но и как активнейший участник происходивших в стране событий.

Сегодняшний интерес к Конституции и конституционным реформам не случаен. Все больше и больше тех, кто понимает: война в Чечне, коррупция, массовые нарушения прав граждан, приватизация сырьевых доходов узким кругом «друзей президента», преследования оппозиции, фальсификации итогов выборов, ужасающая глухота властей к мнению граждан – не случайные ошибки, а системное явление. Неизбежное следствие узаконенного двадцать лет назад в Конституции самодержавия.

«Почему на волне демократической, антитоталитарной революции, при поддержке и с одобрения подавляющего большинства политиков, которые исповедовали демократические убеждения, была принята именно такая, а не иная Конституция – с более сбалансированной системой власти?» – задается вопросом Виктор Шейнис. И подробнейшим образом рассказывает о том, как на протяжении трех лет существования первого свободно избранного российского парламента шли споры о том, какой быть новой Конституции (в том, что она необходима, никто не сомневался). Как была создана и работала Конституционная комиссия – незаслуженно забытая впоследствии, но сыгравшая важнейшую роль в конституционном процессе: именно там развернулись острейшие дискуссии о том, каким быть государственному устройству новой России. И как с самого начала столкнулись два подхода к этому вопросу. Один, предложенный группой экспертов во главе с Валерием Зорькиным (тогда еще не председателем Конституционного суда), предусматривал «сильную президентскую власть», при которой правительство «не является заложником неустойчивых коалиций в парламенте». Второй же, отстаиваемый депутатами Леонидом Волковым, Револьтом Пименовым и Виктором Шейнисом, предполагал «полупрезидентскую республику» французского (после 1958 года) образца – с ответственным перед парламентом правительством.

Именно эта проблема и оказалась главным «водоразделом» при создании Конституции. И не только в Конституционной комиссии, но и за ее пределами, где в 1992–1993 годах разрабатывались всевозможные альтернативные проекты. При этом, как отмечает Шейнис, члены комиссии в каждом следующем варианте своего проекта «предлагали решения, призванные если и не полностью удовлетворить, то умиротворить критиков», пытаясь достичь общественного согласия: по вопросам государственного и федеративного устройства, собственности, прав человека. А в ответ получали все более и более усиливающуюся критику, причем с разных сторон.

Коммунисты клеймили «антинародную Конституцию», которая «стирает историческую память народа». Представители национальных регионов требовали «договорной Федерации», при которой центр получает только те полномочия, которые делегированы регионами. В «Демократической России» (сделавшей ставку на президента и правительство) страшились парламентского контроля за исполнительной властью и требовали Учредительного собрания. Наконец, Сергей Алексеев и Анатолий Собчак – авторы одного из альтернативных проектов, впоследствии ставшего основой текста, вынесенного на референдум в декабре 1993 года, – отвергали проект Конституционной комиссии, поскольку от него «веет советскими конституционными традициями», и призывали к «отказу от компромиссов, вызванных сегодняшними политическими реалиями».

Именно позиция «отказа от компромиссов», как отмечает Шейнис, и возобладала при обсуждении проектов Конституции. Потому что «стороны разгоравшегося конфликта стремились не выработать компромисс, а добиться победы». Заметим, впрочем, что точно так же они вели себя и в других вопросах – в том числе во время политического кризиса осенью 1993 года, когда каждая из сторон стремилась не к миру, а к победе.

В мае 1993 года Конституционная комиссия обнародовала одиннадцатый – и последний вариант проекта Конституции. Он вполне мог послужить базой для согласия, но, по словам Шейниса, «курок был взведен – намерение президента перенаправить конституционный процесс в иное русло уже ни для кого не было тайной». Все уступки, сделанные депутатами (в том числе ослабляющие влияния парламента на правительство и усиливающие роль президента), были сочтены Кремлем «недостаточными».

«Проект Конституционной комиссии… как форма исторического компромисса оказался не нужен никому, – с горечью замечает Шейнис. – Тогда-то и появился президентский проект – секира, призванная пробить путь к выходу из конституционного кризиса не лучшим образом и в не лучшем направлении».

В проекте, подготовленном Алексеевым, Собчаком и Сергеем Шахраем, власть президента получалась, по характеристике Шейниса, «колоссальной, очень слабо ограниченной и практически неоспоримой при любом повороте событий». Кроме того, именно тогда в «правиле двух сроков президента», ограничивающем его право занимать пост главы государства, появилось малозамеченное экспертами слово «подряд» – значение которого предстояло оценить только в 2012 году.

Дальнейшее известно – именно откровенно авторитарный президентский проект начал активнейшим образом продвигаться Кремлем через так называемое «Конституционное совещание» (при этом он, как пишет Шейнис, был «восторженно принят и влиятельной частью демократического движения»). И перед той частью демократов, которые понимали все опасности президентского проекта, встал выбор, который автор определяет так: «поддерживаете вы, с оговорками или без, президентскую инициативу – или решительно отвергаете ее и в конечном счете переходите в лагерь, где доминировали Фронт национального спасения и его парламентское представительство».

Эта дилемма (в рамках которой сам Виктор Шейнис выбрал первый вариант – понимая все недостатки президентского проекта) представляется между тем лукавой. Отклонение президентского проекта демократической частью депутатов и общественных деятелей могло заставить Ельцина отступить – он бы понял, что продавить новое самодержавие силой ему не удастся. Поддержка же демократов – по печально известному принципу «выбора меньшего из двух зол» – уверила Кремль в правоте выбранной линии и позволила действовать еще более резко.

Последние правки президентского проекта, вспоминает Шейнис, проходили уже после разгона парламента и расстрела Белого дома – и понятно, в какую сторону они смещали линию разделения властей. «Октябрьские победители» могли действовать свободно – обеспечивая максимальное «поражение в правах» побежденного противника в лице не столько парламента, сколько парламентаризма.

«Третьего, к сожалению, не было дано. Выбор был не между плохим или хорошим решением, а между плохим и очень плохим… Задача заключалась в том, чтобы определить, что хуже: утвердить проект, содержащий серьезный дисбаланс в организации власти, или отклонить его и немедленно втянуться в новый конституционный и политический кризис», – пишет Шейнис. По его мнению, хуже оказался бы второй вариант. С чем, прямо скажем, можно поспорить. Кстати, сегодня Шейнис и сам признает, что заложенный в Конституцию перевес президентской власти сыграл существенную роль в авторитарной реставрации.

«Исторический парадокс заключался в том, что важнейшие движущие силы авторитарной реставрации возникли в результате переформатирования сил, похоронивших коммунистический строй. Вопреки ожиданиям, дальнейшее развитие пошло не по восходящей, а по кругу», – замечает Виктор Шейнис.

 Конечно, не обходит автор стороной и вопрос о конституционной реформе, о которой много говорят в последние годы. Но справедливо замечает: пока даже в либерально-демократическом сообществе (не говоря уже о широких слоях общества) не выработано согласие относительно того, чем заменить «самовластие» президента, – такая реформа не имеет серьезной перспективы.

«Власть изменится тогда, когда общество ей это предпишет», – утверждает Виктор Шейнис. С этим его выводом трудно не согласиться.

Забытые герои петербургского парламентаризма

На минувшем торжестве в честь 20-летия Законодательного Собрания вспоминали о депутатах всех созывов. Об одних – как о первопроходцах новейшей истории петербургского парламентаризма, о других – как об авторах важнейших городских законов, о третьих – как о безвременно ушедших от нас…

Забыты оказались только те, кто стоял у истоков петербургского парламентаризма – депутаты Ленсовета 21 созыва.

Те, кто был избран на, пожалуй, единственных полностью честных и свободных выборах в нашем городе за всю новейшую историю России – в марте 1990 года.

Те, кто прошел свой путь не до конца, но не по своей воле – 21 декабря 1993 года Ленсовет был незаконно разогнан президентом России Борисом Ельциным по инициативе мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака.

О них на торжественном заседании Законодательного Собрания 17 декабря ни одним из выступавших не было сказано ни слова.

А ведь тогда, 18 марта 1990 года Ленинград выбрал действительно лучших. По-разному можно к ним относиться, но никогда, – ни до того, ни после, – в городской политике не появлялось такое количество ярких личностей одновременно.

Чтобы никого не обижать – по алфавиту: Михаил Аввакумов и Лариса Агеева, Владимир Адушев и Олег Алексеев, Михаил Амосов и Николай Аржанников, Владимир Арро и Игорь Артемьев, Марк Башмаков и Михаил Бегак, Александр Белкин и Александр Беляев, Андрей Болтянский и Георгий Васюточкин, Сергей Васильев и Юрий Вдовин, Олег Гапанович и Николай Гиренко, Юрий Гладков и Анатолий Голов, Михаил Горный и Сергей Егоров, Николай Журавский и Алексей Ковалев, Юрий Кравцов и Бэлла Куркова, Игорь Кучеренко и Глеб Лебедев, Дмитрий Ленков и Борис Моисеев, Борис Михеев и Виктор Монахов, Юрий Нестеров и Сергей Никешин, Андрей Ошурков и Михаил Пирогов, Леонид Романков и Юлий Рыбаков, Марина Салье и Виталий Скойбеда, Виктор Смирнов и Александр Сунгуров, Андрей Толмачев и Александр Трубин, Петр Филиппов и Павел Цыпленков, Александр Шишлов и Вячеслав Щербаков (заранее прошу прощения у тех, кого не смог перечислить). Потом, на довыборах (с немедленно последовавшим избранием председателем Ленсовета) депутатом стал Анатолий Собчак – тогда никто не мог предполагать, какую роль он сыграет в уничтожении Ленсовета…

Именно они были первыми, кто после 70-летней советской истории, в которой представительной власти отводилась лишь декоративная роль, действительно был высшей властью в городе.

Первыми, кто принимал решения не по указанию Смольного, и не по указанию собственного исполкома, а по собственной воле.

Первыми, кто создавал городские законы (хотя тогда они так еще не назывались): о приватизации и об адресной социальной помощи, о конкурсном распределении недвижимости и о регистрации общественно-политических организаций и партий, об организации местного самоуправления и о компенсации родителям, чьи дети не ходят в детские сады, и многие, многие другие.

У них не было опыта предшественников, на который можно было опереться – прежние решения сессий Ленсовета решительно не годились для демократической системы, рыночной экономики и политических свобод.

Им пришлось учиться на ходу – никто из них, старших научных сотрудников и инженеров, вузовских преподавателей и журналистов, юристов и врачей в прежней жизни не готовился управлять городом.

А ведь действовать пришлось сперва в условиях тяжелейшего экономического кризиса 1990-91 годов, а потом – в условиях гайдаровских реформ, вызвавших сумасшедший рост цен, обвальное падение уровня жизни и разрушение системы социальных обязательств…

Да, они не смогли совершить чудо, которого от них ждали верящие им избиратели – быстро привести город к лучшей жизни. Да, они порой долго (и как казалось обывателю, нудно) обсуждали, казалось бы, простейшие вопросы. Да, они делали ошибки (хотя главной их них – как показало будущее, – стало избрание Анатолия Собчака председателем, а затем введение поста мэра города). Но они были первопроходцами – и шли самой трудной дорогой, прокладывая по глубокому снегу лыжню, по которой потом прошли их преемники.

Они организовали сопротивление путчу ГКЧП – решающую роль в этом сыграли именно депутаты и созданный ими штаб обороны.

Они вернули городу его историческое имя, назначив референдум (формально – опрос) на 12 июня 1991 года – и большинство жителей высказались «за».

Они сделали бесплатной для всех горожан приватизацию жилья, и сделали бесплатным проезд пенсионеров в городском транспорте.

Наконец, они реально контролировали исполнительную власть и отменяли ее незаконные решения – за что и поплатились в декабре 1993-го.

Не верьте мифам (гуляющим третий десяток лет, начиная с небезызвестных передач Александра Невзорова) – о том, что депутаты «только болтали» и «мешали Собчаку управлять городом», и о том, что Ленсовет был разогнан за «поддержку Хасбулатова и реакционного Верховного Совета».

С точки зрения исполнительной власти, любая представительная (а особенно – ей не контролируемая) власть есть досадная помеха, не позволяющая бесконтрольно править и распоряжаться общественными ресурсами. Но на то и придумано разделение властей, чтобы исполнительная власть не могла сама для себя придумывать правила, и сама по ним работать (а также сама контролировать их исполнение). И Ленсовет был разогнан именно для того, чтобы мэрия, наконец, избавилась от крайне мешавшего ей депутатского контроля, начала беспрепятственно раздавать городское имущество и выделять финансы, и организовывать избрание нужных ей депутатов следующих городских парламентов.

Что касается событий осени 1993 года – Ленсовет (как мне приходилось писать еще тогда) защищал не российский парламент, незаконно распущенный Ельциным, и не его председателя Руслана Хасбулатова – он защищал парламентаризм и нарушенную президентом Конституцию, ясно назвав его действия государственным переворотом. Ну, а по сравнению с нынешней Госдумой «реакционный Верховный Совет» (в отличие от нее, свободно и честно избранный) выглядит почти что идеалом парламента…

Депутатов Ленсовета обвиняли во многом – но ни разу не смогли обвинить в корысти. В том, что они пришли в городской парламент, чтобы решать свои личные проблемы. В том, что они использовали свой статус для своего обогащения, для протекции своему или родственному бизнесу. Никого из них нет в списке богатейших коммерсантов, напротив, подавляющее большинство, – те, кто живы (а ушли уже несколько десятков «ленсоветовцев»), – ведут чрезвычайно скромный образ жизни. И почти никого нет на значимых политических должностях. Только Алексей Ковалев и Сергей Никешин, все эти годы заседающие в Мариинском дворце, Игорь Артемьев (глава Федеральной антимонопольной службы), Алексей Александров (сенатор от Калужской области), Владимир Чуров (председатель ЦИК), Николай Конкин (секретарь ЦИК) и Александр Шишлов (питерский омбудсмен).

Депутаты Ленсовета 21 созыва были такими, что за них, – за редчайшими исключениями, – и по сей день не стыдно.

Мы обязаны о них помнить.

VIII      Это наш город

В этом разделе сборника – статьи о том, что происходит в моем родном Петербурге. Начиная с выборов и заканчивая борьбой за спасение памятников Охтинского мыса.

Украденная победа

День государственного флага России – 22 августа – питерские власти отмечали с небывалым ранее размахом

Сперва «представители молодежных общественных объединений» пронесли флаг размером 3 на 4,5 метра по территории Петропавловской крепости и на катере доставили его к Медному всаднику. После чего роллеры с байкерами и велосипедистами перевезли флаг обратно в крепость и при участии роты Почетного караула «торжественно передали на хранение в Музей истории Санкт-Петербурга». Еще провели акцию «Российский флаг сердце Петербурга» – вокруг Петропавловки выстроились огромным кольцом граждане, руки которых соединили шарфами цветов российского флага. Прошли празднества и концерты в районах, в одном из которых решили установить «рекорд России по разворачиванию флага»: 500 человек развернули флаг длиной в километр и весом 60 килограммов. 5 сентября этот флаг хотят развернуть на стадионе «Петровский» во время отборочного матча чемпионата мира по футболу Россия – Лихтенштейн, чтобы «оказать моральную и психологическую поддержку нашим футболистам». Видимо, без километрового флага победа над «карликом» представляется проблематичной…

Превращение праздника, который раньше отмечали только демократы, в государственно-патриотическое шоу, – примета последнего времени: еще несколько лет назад власти не обращали на День флага почти никакого внимания. Но затем его начали активно использовать. Причина, как представляется, не только в привычке властей «приватизировать» памятные даты, показывая народу, что праздновать он должен исключительно по воле начальства.

Торжества по поводу Дня флага, обставленные пышными мероприятиями и ура-патриотической риторикой, позволяют властям не только еще раз заявить о «сильной и единой России», которая под этим флагом «уверенным курсом движется по пути развития и созидания». И не только лишить демократов (которых тошнит от официозных торжеств, проводимых властями, активно возрождающими советские порядки) легальной возможности выйти на улицы и пробить информационную блокаду, попав в сюжеты теленовостей.

Главная задача в другом: задвинуть в тень годовщину августовского путча – в 2009 году эту дату власть старательно «не замечала». А вместе с ней «задвинуть» и нежелательные для нее воспоминания о днях, когда люди вышли на улицы, чтобы отстоять свою свободу и противостоять путчистской «вертикали». И они были в этом абсолютно искренни – какие бы версии августовских событий ни выдвигались впоследствии и сколь горькое разочарование ни постигло бы многих после августовской победы. Чего стоит грустный анекдот, появившийся после того, как Борис Ельцин осенью 1993-го будет при помощи танков утверждать в стране свою версию вертикали, разгоняя пусть и несимпатичный многим парламент: «Защищали ли вы Белый дом? Если да, то в каком году?» И тогда станет понятно, что путчем называется неудавшийся государственный переворот. А удавшийся переворот называется «поэтапной конституционной реформой»…

Впрочем, вспоминать о победе над путчистами власть не желает не потому, что (как полагают некоторые) она является «наследницей ГКЧП».

Несмотря на идеологическое сходство, в обращении путчистов можно обнаружить немало слов, созвучных штампам путинской эпохи, – именно августу большинство нынешних «хозяев страны» обязаны своей карьерой. Медведев, Грызлов, Миронов, Сечин, Иванов, Собянин, Нарышкин, Миллер, Чубайс, Якунин, Сурков, Абрамович и другие на пушечный выстрел к серьезной политической или финансовой власти не подошли бы. А кем был бы Путин, случись ГКЧП победить? Вернулся бы из питерской мэрии обратно в КГБ? Ему уже не доверяли бы как скомпрометировавшему себя работой у Собчака (если только это не была работа по заданию)…

Однако отмечать годовщину августа нынешняя номенклатура не может себе позволить. Потому что они не победители, а воры.

Они не победили тогда – они украли победу. В этот день им нечего праздновать – зато День флага, который сегодня почти не воспринимается как связанный с годовщиной путча, им очень удобен. Да и триколор давно уже воспринимается не как символ свободной и демократической России, а как символ той России, которую только в насмешку можно называть свободной и демократической.