Текст книги "Хроники возрожденного Арканара"

Нам пора уходить.

Рассекает стекло

серебристая нить.

Навсегда истекло

наше время давно.

Переменим режим.

Дальше жить суждено

по брегетам чужим.

Леша раньше многих из нас почувствовал тьму, наступающую на страну.

И боролся с ней, как мог. На театральной сцене, на митингах, в Сети – его пронзительные блоги читало огромное количество людей.

Больше Леши нет. И снова, – в который раз!, – вспоминается мудрый и печальный Игорь Губерман:

Опять стою, понурив плечи,

Не отводя застывших глаз:

Как вкус у смерти безупречен

В отборе лучших среди нас!

Вчера вечером мой коллега Николай Рыбаков поехал к Соловецкому камню, – традиционному месту нашей встречи, где мы вспоминаем об Анне Политковской и Наталье Эстемировой, о политзаключенных и жертвах нынешнего режима. Поставил портрет Алексея Девотченко и положил цветы. Светлая тебе память, дорогой Леша.

Прощай, наш народный артист.

Клеветникам «России»

В сентябре 2014 года, после бандитского нападения на моего друга и коллегу, депутата Псковского областного собрания Льва Шлосберга (который первым стал расследовать гибель псковских десантников на востоке Украины и первым опубликовал фотографии могил погибших десантников), на канале «Россия 1» в программе «Вести» вышел материал А.Билибова «Тайный след нападения на псковского депутата».

Восемь минут эфира было посвящены озвучиванию фальшивых «версий» нападения: его связали с несуществующей «коммерческой деятельностью» Шлосберга, которого еще и обвинили в связях с иностранными разведками, в том числе эстонской. И, конечно же, назвали «режиссером инсценировки избиения себя самого».

Лев обратился с заявлением о возбуждении против Билибова уголовного дела за клевету. После этого с сайта программы «Вести» клеветнический сюжет удалили, но расследование идет до сих пор, и о его результатах Шлосбергу ничего не сообщают.

Видимо, ищут способ спустить на тормозах: в самом деле, не наказывать же государственного пропагандиста за сюжет, порочащий оппозиционера?

Да еще и ударившего режим по одному из самых больных мест – разоблачившего ложь о, якобы, «отсутствии российских военных на Украине»?

Один результат, впрочем, налицо: 9 июня 2015 года в «Вестях» показывают еще один материал того же Билибова, направленный против Шлосберга.

На сей раз он называется «Чужие деньги: псковский депутат отчитался перед американским консулом».

Сюжет, по мнению Льва, вновь содержит заведомо ложные сведения, порочащие его честь и достоинство. В нем пытаются намеренно изобразить Шлосберга, как человека, ведущего общественную и политическую деятельность на деньги иностранного государства. Приводя при этом не имеющие никаких доказательств утверждения, демонстрируя поддельные «документы», используя неизвестным путем сделанные видеозаписи, и показывая частную переписку (что может быть только результатом взлома электронной почты Шлосберга).

Не имея привычки смотреть российское государственное и подгосударственное телевидение по «санитарно-гигиеническим причинам», Лев Шлосберг увидел “продукт” уже на сайте компании. И подал в Следственный комитет еще одно заявление о возбуждении уголовного дела – по статьям о клевете и о нарушении тайны переписки.

Если дважды за год на государственном телеканале ставят (имеющий, на мой взгляд, все признаки «заказухи») сюжет против одного т того же политика – значит, этого политика ОЧЕНЬ боятся. Боятся того, что он делает – потому что не могут его остановить.

Боятся того, что он говорит – потому, что не могут ему возразить.

Могут только оболгать.

Взывать к совести тех, кто делает подобные сюжеты (как и к совести их теленачальников) бессмысленно.

Но надо, чтобы они знали: за ложь и клевету, за разжигание ненависти и вражды обязательно придется ответить.

Мы этого не забудем. И мы этого не простим.

Х Перечитывая заново

Это – самый маленький, но очень важный раздел книги. Лучшее из двух моих любимых авторов: Евгений Шварц и братья Аркадий и Борис Стругацкие. И практически все – до невероятности актуально…

Борис СТРУГАЦКИЙ:

Самая опасная наша болезнь —

нежелание свободы. Страх

свободы. Свободофобия

Ушел Борис Натанович Стругацкий.

Младший из бесстрашных, мудрых и добрых братьев, ставших Учителями для нескольких поколений. Это слово – Учитель – Аркадий и Борис Стругацкие всегда писали с большой буквы…

Аркадий Натанович ушел от нас в октябре 1991-го – но оставался Борис Натанович. БНС. Мэтр. И на нем на два десятилетия сосредоточилась читательская любовь к людям, на книгах которых мы выросли.

Мы росли вместе с созданными ими героями, мечтали жить о светлом «Мире Полудня» и ненавидели «серых», твердивших «умные нам не надобны – надобны верные».

Мы учились у них шагать навстречу ветру, взявши за руки друзей, не сдаваться перед превосходящими силами противника и не идти на компромиссы с собственной совестью ради мелкой выгоды.

Их книги заражали нас бациллой непокорности и свободы – и мы обретали иммунитет к страху.

Те, кто в 1991-м вышел на площадь защищать свою свободу, – читатели братьев Стругацких.

И те, кто вышел на площадь через двадцать лет защищать свое достоинство, – тоже читатели братьев Стругацких.

Мне выпало редкое, удивительное счастье – быть с ним знакомым на протяжении двадцати с лишним лет.

Приезжать к нему домой, на улицу Победы, записывать десятки интервью (большая часть потом войдет в книгу «Двойная звезда», изданную в 2003 году, к 70-летию Бориса Натановича) и просто говорить с ним на интересующие его темы. Ах, как жаль, что часть этих разговоров прошла без диктофона! А когда я спохватывался – мол, Борис Натанович, можно я включу запись, эти ваши рассуждения надо обязательно сохранить, – БНС махал рукой и отвечал: «Да бросьте вы, Боря, эти глупости»… Зато в 2009 году при помощи Юрия Шмидта удалось организовать переписку между БНС и Михаилом Ходорковским – потом ее полностью напечатала «Новая газета», и этот блистательный диалог вызвал необычайный интерес…

Мы понимали, что Борис Натанович не бессмертен – но как же хотелось, чтобы он подольше оставался с нами!

Последние дни он провел в больнице в тяжелейшем состоянии – к давним сердечным проблемам добавилась пневмония.

Вечером 19 ноября позвонила давний друг Бориса Натановича, писатель Нина Катерли, с которой мы перезванивались все эти дни – и по ее подчеркнуто спокойному голосу все стало ясно…

Предлагаю читателям «Новой» выдержки из интервью с Борисом Натановичем, которые мы записывали на протяжении двадцати лет.

1992 год

– Мне кажется, нет никаких оснований говорить, что мы так уж много предвидели. Действительно, два, может быть, – три серьезных исторических события нам предсказать удалось, но не больше. Я вот только что перечитал «Отягощенные злом». Действие этой повести мы перенесли на 40 лет вперед, в начало 30-х годов XXI века. Писалось все это в 86—87-м годах. Замечательно: у нас там есть ГОРКОМ! У нас там фигурирует «ПЕРВЫЙ» этого горкома! Хотя я с некоторым удовлетворением отметил, что при этом в повести не сказано, горком какой именно партии имеется в виду. Совершенно не исключено, что это – горком какой-нибудь Демократической Партии Радикальных Реформ, например, или что-нибудь в этом же роде. А может быть, и опять Коммунистической партии… Ведь настроение людей настолько черное, все и всем настолько недовольны… и демократы наши оказались настолько беспомощны у кормила власти… а демагоги наши красно-коричневые обещают так много, так быстро и ведь совсем задаром… И я подумал: вот это вот – тот самый случай, когда лучше уж оказаться плохим пророком, чем хорошим…

Можно только поражаться, насколько все на свете правые – имперцы, националисты, ультрапатриоты, называйте их как хотите, – насколько все они похожи друг на друга, будь то Германия, Россия или Франция, девятнадцатый век, начало двадцатого, конец двадцатого… Обязательно: милитаризация, мундиры, сапоги, значки, лычки, страстное желание принять стойку «смирно» и поставить в эту стойку окружающих; агрессивность, прямо-таки клокочущая ненависть по любому поводу, истеричность – до визга, до пены на губах; и патологическая лживость, и полное отсутствие чувства юмора, и полное отсутствие элементарного благородства в речах и поступках, и, конечно же, – антисемитизм, слепой, запредельный, зоологический… Здесь – сходство полное и угнетающее…

1994 год

– Главный источник наших неприятностей – тот перезрело-феодальный менталитет, который характерен для общества

целом. Нежелание и неумение ЗАРАБАТЫВАТЬ. Истовая готовность обменять индивидуальную свободу действий на маленький (пусть!), но верный кусочек материальных благ – на ПАЙКУ. Нежелание и неумение отвечать за себя: начальству виднее. Чудовищная социальная пассивность большинства, в гены въевшееся убеждение: «вот приедет барин – барин нас рассудит»… Вот это – самая опасная наша социальная болезнь сегодня. Именно она – источник и питательная среда для всего прочего: и для имперской идеи, и для нацизма, и для идеи реванша. Духовное рабство. Нежелание свободы. Страх свободы. Свободофобия.

Конечно, все мы оттуда родом: из сталинской лагерной империи, у нас наследственность страшная, мы все время тянемся к худшему, полагая его лучшим только потому, что оно привычнее, и отказываемся от свободы, предпочитая ей уверенность в завтрашнем дне. Я с ужасом читаю результаты социологических опросов – больше половины готово отказаться! Но в конце концов люди с рабской психологией уйдут, вырастет новое поколение, уже лишенное страха перед свободой.

2001 год

– Десять лет назад в стране произошла «бархатная» революция. Смена общественного строя. А путч – это была попытка остановить эту революцию. Или убыстренную эволюцию. Провалившаяся попытка. Провалившаяся потому, что активная часть народа не хотела старого, а пассивная часть была равнодушна к попытке это старое сохранить. Сейчас ситуация несколько иная. Сейчас вектор народной воли – к сожалению – поворачивает в другую сторону. Миллионы воль направлены на то, чтобы был «порядок». А что такое в России порядок – исторически? Прежде всего это – полицейская, державная, авторитарная система. Система, при которой все изменения в обществе могут происходить только под жестким контролем исполнительной власти. Что же касается моих надежд десятилетней давности – я отношусь к небольшому проценту людей, которые не жаловались и не жалуются на то, что происходило все эти десять лет. Я даже доволен! По очень простой причине: я всегда, все это время, ожидал гораздо худшего.

Я допускаю, что, соблазненное общим желанием порядка, начальство начнет очень жестко контролировать происходящие в стране процессы. И когда появится единомыслие в СМИ – это будет началом конца. Это будет означать многолетнее торжество авторитаризма и тоталитаризма. И поэтому я подписываю все письма, направленные против нарождающегося авторитаризма во всех его формах.

За свободу СМИ надо бороться, пока эта свобода есть. Когда ее не будет – бороться будет уже поздно. И потому начальство должно хорошо себе представлять: каждый его шаг в этом направлении вызовет отчаянный вопль протеста. Пусть даже эти акты протеста кажутся кому-то смешными, пусть они вызывают раздражение у исполнительной власти – мол, чего вы разорались? – кричать надо! Кричать, пока слышно. В полный голос.

2004 год

– Можно только надеяться, что все это – лишь этап перехода от привычной тоталитарной российской системы к совершенно непривычной демократической. В конце концов, от классического тоталитаризма нас не отделяет и двадцати лет. Меньше, чем жизнь одного поколения.

2006 год

– Никакого «иммунитета к фашизму» никогда нам и ник-то не прививал. К НЕМЕЦКОМУ фашизму – да, и ненависть была, и иммунитет в каком-то смысле тоже. Все эти киноэкранные оберштурмбанфюреры СС, лагеря уничтожения, расправы над мирными жителями, разорение страны, миллионы не вернувшихся с войны – все это вместе называлось «звериное лицо немецкого фашизма». И все это в нашем сознании (по оруэлловскому закону двоемыслия) прекрасно уживалось с нашей исконной ксенофобией, одобрением «твердой руки», «ежовых рукавиц», пресловутого «порядка» и прочих атрибутов обыкновеннейшего нацизма, который и есть не что иное, как диктатура националистов. Нацизм – диктатура националистов. И пока в стране существуют ксенофобия и одобрительное отношение к диктатуре начальства – до тех пор нацизм есть нависающая угроза первой степени.

Ксенофобия извечна. Причем не только у нас – в любой стране мира. Сколько я помню, «пархатые», «чучмеки», ныне основательно забытые «карапеты» и прочая ксенофобская грязь порождались самыми широкими слоями нашего общества, от трущобных полуподвалов пролетариев до роскошных казенных кабинетов слуг народа. Это было – как матерщина, как извечная готовность выпить, не закусывая, как обыкновенное хамство в быту при неизменном подхалимаже в отношении к власть имущим. При большевиках приказано было стать интернационалистами, и мы все как один сделались интернацио-налистами (превосходно оставаясь внутри себя и «среди своих» антисемитами и шовинистами); приказали бороться с космополитизмом – радостно и с готовностью занялись изничтожением космополитов; сейчас ничего специально не приказывают – живем как бог на душу положит, кто в лес, кто по дрова. Бритоголовые мало кому нравятся (кому может нравиться отмороженное хулиганье?), но определенное сочувствие они вызывают у многих и многих, и переломить это положение дел – понадобятся пять поколений спокойной и достойной жизни, не меньше. Причем при условии, что система образования и, главное, воспитания будет все это время работать полным ходом, не сбавляя оборотов и не позволяя учителям соскальзывать в шовинизм и национализм ни под каким предлогом (вроде «военно-патриотического воспитания»). А пока не истекут эти сто лет, надо бить во все колокола, подписывать антифашистские пакты, не оставлять без внимания ни один новый факт обострения нацизма и снова и снова требовать от власти, чтобы она решительно и жестко загнала зверя в клетку – к своей же пользе, между прочим.

2007 год

– Нам хочется быть грозными, опасными, могучими, первыми. И если не быть, то хотя бы казаться. Пока мы еще не вернулись к положению в мире, которое занимал СССР, но мы, безусловно, будем упорно к этому положению стремиться. Это нравится электорату, это нравится возрождающемуся военно-промышленному комплексу, а главное, это проще всего – намного проще, чем реализация пресловутого Общества Потребления, которое нам обещали, обещают и будут обещать еще много-много лет под разными названиями.

«Все знать, все понимать, ничему не верить и ни с чем не соглашаться». Так писал Аркадий Белинков, знаменитый диссидент конца 60-х, – о другом времени, о другой стране, о других людях. Но то было СОВСЕМ другое время: глухое, цементно-болотное, абсолютно беспросветное. Теперь мы знаем: тоталитаризм точно не вечен, даже самый глухой и безнадежный. Поэтому перспектива – есть. И надо делать все от тебя зависящее, чтобы эту перспективу приблизить.

2008 год

«Легко и радостно говорить правду в лицо своему королю – как славно дышится в освобожденном Арканаре». Совершенно не вижу, почему бы благородному дону не поддерживать теперь власть самым храбрым образом. Ведь, вдобавок ко всему прочему, ты еще оказываешься вместе с подавляющим большинством, то есть с народом. Чего, кстати, в 80-е годы отнюдь не было.

Никаких иллюзий. Впереди Большое Огосударствление и Решительная Милитаризация со всеми вытекающими отсюда последствиями касательно прав и свобод. Оттепель закончилась не начавшись. Все.

2010 год

– Было лишь одно: поворот от демократической революции девяностых к «стабильности и равновесию» нулевых. Фактически – отказ от курса политических и экономических реформ в пользу курса на державность и застой. Итог «путинского десятилетия» и есть возвращение к стабильности и застою брежневского типа. По сути – «возвращение в совок».

2011 год

– На российские власти могут реально повлиять только российские власти же – в лице возникшей вдруг группы, исповедующей некий новый курс. Откуда возьмутся? А откуда взялся Рютин со своим «Союзом марксистов-ленинцев» – единственный, может быть, кто возглавил реальную антисталинскую оппозицию? Откуда вынырнул вдруг Хрущев (вчера еще верный слуга раб Сталина)? Откуда Горбачев появился, почтительнейший ученик Андропова? Нужда заставила. И заставит нужда.

Возражать высокому начальству можно, это не есть «неслыханный подвиг», но стоит ли рисковать? Пользы не будет никакой, это очевидно, а неудовольствие большого человека вызвать можно. «Умные нам не надобны, надобны верные».

Без революции власть сменить может только сама власть – та часть властной элиты, которая захочет и сумеет изменить курс (политический, экономический, идеологический). Это называется «революция сверху». В России это единственный сравнительно бескровный способ «разорвать замкнутый круг».

Огромным народным массам, несмотря на все ухищрения СМИ, становится ясно, что ничего не получается: жизнь все дорожает, тарифы все растут, дефициты возникают время от времени; штампуемые Думой законы становятся все несообразнее, все глупее; инфляция норовит выйти из-под контроля, а потом и выходит из-под него… Мы уже проходили все это в конце 80-х. Властная элита раскалывается. Большинство, разумеется, за сохранение статус-кво, пусть даже ценой ужесточения режима. Но возникает «пассионарно мыслящее» меньшинство, не желающее управлять страной холопов, на глазах превращающейся в Буркино-Фасо с ядерными ракетами наперевес. Это странные люди – большие начальники, которым всего мало: мало возможности получать откаты, мало возможности давать образование детям в самых престижных вузах Запада, мало счетов в надежных офшорах. Может быть, страсть к реформаторству обуревает ими. Может быть, срабатывает «наполеонов комплекс». А может быть, они попросту вступили в конфликт с могущественными коллегами, которые из консерваторов? Важно, что эти странные люди появляются с неизбежностью, и теперь остается только ждать лидера, готового возглавить «движение в сторону перемен». Он появится рано или поздно – просто потому, что свято место пусто не бывает. «Реформаторы возникают там и тогда, где и когда история создала условия для их возникновения». Основная аксиома Теории Исторических последовательностей.

«Надо его или ку, или у»

Евгений Львович Шварц.

Добрый сказочник, который писал самые правдивые сказки на свете.

Это и шесть десятилетий назад было понятно – а сегодня становится просто-таки пугающе ясным.

Перечитаем – и у нас не останется сомнений…

«Голый король»

Умоляю вас, молчите. Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи.

С тех пор как его величество объявил, что наша нация есть высшая в мире, нам приказано начисто забыть иностранные языки.

Уважая ваши седины, предупреждаю вас: ни слова о наших национальных, многовековых, освященных самим создателем традициях. Наше государство – высшее в этом мире! Если вы будете сомневаться в этом, вас, невзирая на ваш возраст… Чтобы от вас не родились дети с наклонностями к критике.

Когда пришла мода сжигать книги на площадях, в первые три дня сожгли все действительно опасные книги. А мода не прошла.

Тогда начали жечь остальные книги без разбора. Теперь книг вовсе нет. Жгут солому.

Позвольте мне сказать вам прямо, грубо, по-стариковски: вы великий человек, государь!

Нет, ваше величество, нет. Мне себя не перебороть. Я еще раз повторю – простите мне мою разнузданность – вы великан! Светило!

Подумаешь, индийский могол! Вы не знаете разве, что наша нация – высшая в мире? Все другие никуда не годятся, а мы молодцы. Не слыхали, что ли?

Во дворце его величества рот открывать можно только для того, чтобы крикнуть «ура» или исполнить гимн.

Ведь король! Поймите: король – и вдруг так близко от вас. Он мудрый, он особенный! Не такой, как другие люди. И этакое чудо природы – вдруг в двух шагах от вас. Удивительно! А?

Конечно, мне нечего беспокоиться. Во-первых, я умен. Во-вторых, ни на какое другое место, кроме королевского, я совершенно не годен. Мне и на королевском месте вечно чего-то не хватает, я всегда сержусь, а на любом другом я был бы просто страшен.

Дураки увидят короля голым. Это ужасно! Вся наша национальная система, все традиции держатся на непоколебимых дураках. Что будет, если они дрогнут при виде нагого государя? Поколеблются устои, затрещат стены!

На народ посмотри! Они задумались. Задумались, несчастный шут! Традиции трещат! Дым идет над государством!

«Тень»

Когда в моде было загорать, он загорел до того, что стал черен, как негр. А тут загар вдруг вышел из моды. И он решился на операцию. Кожу из-под трусов – это было единственное белое место на его теле – врачи пересадили ему на лицо. С тех пор он стал чрезвычайно бесстыден, и пощечину он теперь называет просто – шлепок.

Надо его или ку, или у.

Благоразумные люди переводят золото за границу в таком количестве. Один банкир третьего дня перевел за границу даже свои золотые зубы. И теперь он все время ездит за границу и обратно. На родине ему теперь нечем пережевывать пищу.

Успокойтесь, пожалуйста. Если это и начнется когда-нибудь, то не с дворцовых лакеев.

Сытость в острой форме внезапно овладевает даже достойными людьми. Человек честным путем заработал много денег.

И вдруг у него появляется зловещий симптом: особый, беспокойный, голодный взгляд обеспеченного человека. Тут ему и конец. Отныне он бесплоден, слеп и жесток.

В сапогах куда спокойнее. Ходишь, позваниваешь шпорами – и слышишь кругом только то, что полагается.

– За долгие годы моей службы я открыл один не особенно приятный закон. Как раз тогда, когда мы полностью побеждаем, жизнь вдруг поднимает голову.

– Поднимает голову?.. Вы вызвали королевского палача?

Слышите вы все: он поступал как безумец, шел прямо, не сворачивая, он был казнен – и вот он жив, жив, как никто из вас.

«Дракон»

Единственный способ избавиться от драконов – это иметь своего собственного.

Дракон вывихнул вашу душу, отравил кровь и затуманил зрение.

То, что вы осмелились вызвать господина дракона, – несчастье. Господин дракон своим влиянием держал в руках моего помощника, редкого негодяя, и всю его банду, состоящую из купцов-мукомолов. Теперь господин дракон будет готовиться к бою и забросит дела городского управления, в которые он только что начал вникать.

– Лучшие люди города прибежали просить вас, чтобы вы убирались прочь!

– Где они?

– Вон, жмутся у стен.

А господин дракон на это велел сказать: всякое колебание будет наказано, как ослушание.

Мои люди очень страшные. Таких больше нигде не найдешь. Моя работа. Я их кроил. Я их, любезный мой, лично покалечил. Как требуется, так и покалечил. Человеческие души очень живучи. Разрубишь тело пополам – человек околеет. А душу разорвешь – станет послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души. Знаешь, почему бургомистр притворяется душевнобольным? Чтобы скрыть, что у него и вовсе нет души. Дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души.

Мы слышали, мы все слышали, как вы, одинокий, бродили по городу, и спешили, спешили вооружить вас с головы до ног. Мы ждали, сотни лет ждали, дракон сделал нас тихими, и мы ждали тихо-тихо. И вот дождались. Убейте его и отпустите нас на свободу.

Война идет уже целых шесть минут, а конца ей еще не видно. Все так взволнованы, даже простые торговки подняли цены на молоко втрое.

По дороге сюда мы увидели зрелище, леденящее душу. Сахар и сливочное масло, бледные как смерть, неслись из магазинов на склады. Ужасно нервные продукты. Как услышат шум боя – так и прячутся.

Покойник воспитал их так, что они повезут любого, кто возьмет вожжи.

Все они спрятались. Но сейчас дома они потихоньку-потихоньку приходят в себя. Души у них распрямляются. Зачем, шепчут они, зачем кормили и холили мы это чудовище? Из-за слабости нашей гибли самые сильные, самые добрые, самые нетерпеливые.

Рабство отошло в область преданий, и мы переродились. Вспомните, кем я был при проклятом драконе? Больным, сумасшедшим. А теперь? Здоров как огурчик. О вас я уж и не говорю. Вы у меня всегда веселы и счастливы, как пташки.

Сейчас победитель дракона, президент вольного города выйдет к вам. Запомните – говорить надо стройно и вместе с тем задушевно, гуманно, демократично.

То, что нагло забирал дракон, теперь в руках лучших людей города. Проще говоря, в моих, и отчасти – Генриха. Это совершенно законно.

Благодарный город постановил следующее: если мы проклятому чудовищу отдавали лучших наших девушек, то неужели мы откажем в этом простом и естественном праве нашему дорогому избавителю!

То, что город наш совсем-совсем такой же тихий и послушный, как прежде, – это так страшно.

И думала, что все вы только послушны дракону, как нож послушен разбойнику. А вы, друзья мои, тоже, оказывается, разбойники! Я не виню вас, вы сами этого не замечаете, но я умоляю вас – опомнитесь! Неужели дракон не умер, а, как это бывало с ним часто, обратился в человека? Только превратился он на этот раз во множество людей, и вот они убивают меня.

– Если глубоко рассмотреть, то я лично ни в чем не виноват. Меня так учили.

– Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?

И последнее, самое актуальное.

То, что обязательно придется делать.

Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом из них придется убить дракона.

«Будущее – это тщательно обезвреженное настоящее»

И другое, сказанное Стругацкими

Книги Аркадия и Бориса Стругацких начали растаскивать на цитаты еще полвека назад.

Эти цитаты действовали как пароль, как маркер, безошибочно позволяющий в любой компании определить единомышленника, близкого тебе по духу и восприятию мира.

Стоило лишь услышать от прежде незнакомого человека «Мерзко, когда день начинается с дона Тамэо», или «нет ничего невозможного, есть только маловероятное», или «профессор Выбегалло кушал», или «пять розог без целования за невосторженный образ мыслей»…

Отобрать лучшее из сказанного ими – невероятно трудная задача. Наверное, у каждого из выросших в мирах братьев Стругацких этот список будет своим. Для меня он – вот такой.

«Стажеры»

В двадцать лет, отправляясь в дальний поход, все берут с собой фотографии и потом не знают, что с ними делать. В книгах говорится, что на эти фотографии нужно смотреть украдкой и чтобы при этом глаза были полны слез или уж, во всяком случае, затуманивались. Только на это никогда не хватает времени. Или еще чего-нибудь, более важного.

Мы все стажеры на службе у будущего. Старые стажеры и молодые стажеры. Мы стажируемся всю жизнь, каждый по-своему. А когда мы умираем, потомки оценивают нашу работу и выдают диплом на вечное существование.

Нет ничего невозможного, есть только маловероятное.

Жизнь даёт человеку три радости. Друга, любовь, работу. Каждая из этих радостей уже стоит многого. Но как редко они собираются вместе!

«Понедельник начинается в субботу»

Каждый человек – маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других.

Человек – это только промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона.

Бессмыслица – искать решение, если оно и так есть. Речь идет о том, как поступать с задачей, которая решения не имеет.

«Сказка о тройке»

У каждого вида существует своя исторически сложившаяся, передающаяся из поколения в поколение мечта. Осуществление такой мечты и называют обычно великим свершением.

У людей было две исконных мечты: мечта летать вообще, проистекшая из зависти к насекомым, и мечта слетать к Солнцу, проистекшая из невежества, ибо они полагали, что до Солнца рукой подать.

Если начальство недовольно каким-нибудь ученым, вы объявляете себя врагом науки вообще. Если начальство недовольно каким-нибудь иностранцем, вы готовы объявить войну всему, что за кордоном.

Нет ничего более гибкого и уступчивого, нежели юридические рамки.

Проблема, которую мы здесь решаем, поставлена некорректно. Она базируется на смутных понятиях, на неясных формулировках, на интуиции. Как ученый я не берусь решать эту задачу. Это было бы несерьезно. Остается одно: быть человеком. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

«Хищные вещи века»

Если во имя идеала человеку приходится делать подлости, то цена этому идеалу – дерьмо.

Они были люди, так сказать, решительного действия, гиганты немедленных решительных мер. Они не давали спуску. Они рубили узлы и срывали дамокловы мечи. Они принимали решения быстро, а приняв, больше уже не сомневались. Они не умели иначе.

До каких же пор вас нужно будет спасать? Вы когда-нибудь научитесь спасать себя сами? Почему вы вечно слушаете попов, фашиствующих демагогов, дураков? Почему вы не желаете утруждать свой мозг? Почему вы так не хотите думать?

«Далекая Радуга»

Манеры любого человека странны. Естественными кажутся только собственные манеры.

Я не знаю, с чего начать, а через минуту я буду уже не человек, а взбесившийся администратор. Вы никогда не видели взбесившегося администратора? Сейчас увидите. Я буду судить, карать, распределять блага! Я буду властвовать, предварительно разделив!

Ох, до чего же это трудно – решать! Надо выбрать и сказать вслух, громко, что ты выбрал. И тем самым взять на себя гигантскую ответственность, совершенно непривычную по тяжести ответственность перед самим собой, чтобы оставшиеся три часа жизни чувствовать себя человеком, не корчиться от непереносимого стыда и не тратить последний вздох на выкрик «Дурак! Под-лец!», обращенный к самому себе.

«Попытка к бегству»

Почему все устроено так глупо: можно спасти человека от любой неважной беды – от болезни, от равнодушия, от смерти, и только от настоящей беды – от любви – ему никто и ничем не может помочь…

этом мире царит средневековье, это совершенно очевидно. Но уже теперь здесь есть люди, которые желают странного. Как это прекрасно – человек, который желает странного!

Вы хотите изменить естественный ход истории. А знаете вы, что такое история? Это само человечество! И нельзя переломить хребет истории и не переломить хребет человечеству…

Что вы будете делать, когда придется стрелять? А вам придется стрелять, когда вашу подругу-учительницу распнут грязные монахи. И вам придется стрелять, когда вашего друга-врача забьют насмерть палками молодчики в ржавых касках! И тогда вы озвереете и из колонистов превратитесь в колонизаторов…