Текст книги "Ближе, чем ты думаешь"

Глава 25

На пару мгновений я замерла.

Наш музыкальный центр стоял в нише из ДСП, отделанной поверх черным ламинатом – дизайнерский ход от ИКЕЯ – и она уже начала проседать. Записи Бена неплохо отвлекали от житейской обыденности своими всплесками полифонического восторга, а конверты пластинок создавали на полке яркую мозаику из вертикальных линий.

Теперь на этом месте была просто черная дыра, словно от выбитого зуба.

Я быстро осмотрела остальную часть дома. Первое, что я заметила в кухне – пропал Витамикс[20]20
  Торговая марка известного производителя блендеров.


[Закрыть]. Эту суперсильную соковыжималку мы подарили друг другу на прошлое рождество, поклявшись сделать свое питание здоровее, поскольку у нас появился ребенок. И, даже будучи поддержанной и после ремонта, стоила она все равно прилично.

«Не может быть! – с негодованием подумала я. – Мало того, что ты собрался бросить меня, так еще и забираешь то немногое, что осталось?»

Затем я пошла наверх. Разумеется, в его половине нашего общего шкафа вещей стало гораздо меньше. Хотя, как ни странно, его лучшая одежда – все эти профессорские штучки – по-прежнему оставалась там. Отсутствовали только повседневные вещи.

Комод также привлек мое внимание. Исчезла большая часть носков и нижнего белья. Как и его старые джинсы, про которые я всегда шутила, что они – единственное, что осталось от его хип-хопового прошлого, плюс большинство футболок. Остались только те, которые он носил, когда косил газон или рисовал.

Он словно готовился к длительной поездке. Но что это могла быть за поездка, я не представляла. Если он убегал, чтобы присоединиться к профессору Кремеру в Темпле, то почему не взял свои пиджаки, брюки?

Бежал он или нет?

Еще одной странностью, заставившей меня подумать, что он по-прежнему где-то рядом, было то, что он не потрудился оставить записку. А если бы бежал, то наверняка черкнул бы несколько последних слов женщине, с которой провел пять в общем-то неплохих лет – вежливость не была ему чужда.

Но он не написал мне, потому что, скорее всего, никуда он не делся. Не зная, что меня выпустили под залог, он, скорее всего, доработал свою смену в магазине матрасов, а потом отправился по комиссионкам, распродавая все, что у нас было: свои записи, Витамикс, – пытаясь собрать деньги для того, чтобы вытащить меня из тюрьмы. Хип-хоп-джинсы, похоже, имели для него личную, а не коллекционную ценность, о которой такой белой девчонке, как я, было знать не надо.

Может быть, Бен прямо сейчас на работе, отчаянно пытается продать еще один-два матраса, считая каждый цент, приближающий его к необходимой сумме залога.

А может, он потратил все на бензин и все-таки слинял.

В любом случае мне нужно было узнать это точно. Магазин был всего в нескольких минутах ходьбы. Вскоре я въехала на узкую парковку, которая выходила на торговый центр, где и размещался салон матрасов.

Я прошла через стеклянные двери в большой выставочный зал, затем приблизилась к худому молодому человеку, на несколько лет моложе меня, сидевшему в одиночестве за столом. Он встал, когда увидел меня.

– Добро пожаловать в салон матрасов, – сказал он. – Вы хотите просто осмотреться или я могу…

– Привет. Вообще-то я ищу Бена Баррика.

– Его сейчас нет. Но я был бы рад помочь вам. Вы ищете пожестче, или…

– Я не покупатель, – сказала я. – Я его жена.

Продавец неумело попытался скрыть удивление. Похоже, он не ожидал услышать такое от белой женщины.

– Эм-м… – затянул он.

– Он где-то там? – спросила я, уже двигаясь в глубь зала, словно знала, куда иду.

– Он… в общем, его нет, – сказал он.

– Он на перерыве или как?

Парень просто смотрел на меня. Его кадык ходил вверх-вниз.

– А он… разве он не сказал вам?

– Не сказал мне что?

– Он покинул нас в субботу утром. Просто пришел, сказал, что закончил свои дела, и ушел насовсем.

Уже не помню, ответила ли я ему что-нибудь. Зато точно знаю, что уходила из магазина, едва ли не шатаясь.

Стофутовая волна эмоций, захлестнувшая меня – смущение, стыд, ярость – мешала даже таким привычным вещам, как ходьба и дыхание.

Я подошла к машине и едва сумела отыскать ключ зажигания. Мне просто нужно было выбраться с парковки, подальше от этого тощего недоросля и его озадаченного взгляда.

Значит, Бен действительно исчез.

Как я ни старалась убедить себя в том, что я – уверенная в себе взрослая женщина, которой удалось пережить весьма паршивое детство, внутри меня всегда пряталась маленькая девочка, брошенная двумя людьми, которые должны были любить ее больше всего на свете.

Эта маленькая девочка всегда ожидала чего-то подобного. Эта маленькая девочка знала, что в любви и людях, которые утверждают, что любят, нет ничего постоянного. Любовь продолжалась лишь до тех пор, пока оставалась удобной. Это касалось и моей семьи, и всех приемных родителей, появлявшихся и исчезавших.

Теперь к ним присоединился и Бен.

Мой будущий экс-муж, похоже не озаботился даже тем, чтобы переспать с мыслью бросить меня. На принятие решения ему потребовалась не больше часа. Когда он вышел из тюрьмы в субботу? В десять утра? В десять тридцать? А потом либо сразу отправился в тот матрасник, чтобы заявить о своем уходе, либо заглянул туда по пути из города, после того как в спешке собрал свое барахло. Удивительно, что я не увидела горелых следов от шин, когда он газовал, чтобы выехать с подъездной дорожки.

Хотя выбор этот наверняка был сделан им не в спешке. Скорее всего, он принял решение удрать после того, как в нашем доме побывали люди шерифа. А может быть, еще раньше – в тот момент, когда он впервые увидел белого ребенка, к рождению которого не имел никакого отношения.

И когда я предложила ему какой-никакой выход, он не просто ушел. Он прямо сорвался с места.

Я должна была выбросить его из головы. Не будет никакого проку в том, чтобы оплакивать его отъезд – только нервы зря тратить. Теперь шокирующий поступок Бена стал для меня еще одной частью прошлого, еще одной раной, которая будет медленно, но заживать. Я словно возвращалась в свое естественное состояние: сама по себе, и нет никого, от кого я бы зависела.

Но я не была одинока. Что бы Содружество Вирджинии ни утверждало, Алекс оставался моим ребенком. А я все еще была его матерью.

Ради Алекса я должна была оставаться сильной, чтобы ему не выпало такого же детства, как мне, чтобы спасти его от системы. Я не собиралась отказываться от него, как это сделали со мной мои собственные родители.

9 апреля приближалось. Забудь Бена. Забудь об Уоррене Плотце и «Даймонд Тракинг». Алекс и предстоящий суд, в ходе которого я могла бы отвоевать его, – вот что должно было находиться в центре моего внимания.

Интересно, Тедди удалось что-нибудь обнаружить на той картинке, которую я отправила ему?

Вроде бы он уже должен вернуться с работы. Я позвонила ему. Ответа не было.

Приближался поворот на Деспер Холлоу, но я уже знала, что не поеду туда. Я решила отправиться к Тедди. Может быть, вместе мы могли бы выяснить, кем был этот человек со шрамом на видео.

Дом, в котором жил Тедди, был огромным, уродливым, асимметричным выкидышем викторианской эпохи и находился в противоположном конце города, на одной из самых отдаленных улиц, навевая мысли о том, что здесь впору жить какому-нибудь безумцу из третьесортного ужастика.

Я припарковалась и поднялась по бетонным ступенькам рядом с тротуаром, затем по деревянным ступенькам, которые вели к крыльцу. Тедди всегда говорил мне, что я могу запросто заходить, что его соседи знают: я его сестра, – и не будут беспокоиться. Но мне всегда казалось странным входить без предупреждения, поэтому я нажала на кнопку звонка.

После непродолжительного ожидания один из его соседей, тот, который работал в офисе шерифа, подошел к двери, выглядя гораздо менее официальным в джинсах и без обуви, чем в униформе заместителя.

– Привет, – сказал он, широко открывая дверь, чтобы впустить меня.

– Привет, спасибо, – сказала я, быстро улыбнувшись в ответ, прежде чем подняться по лестнице в комнату Тедди на третьем этаже.

Но он остановил меня, не успела я сделать хоть пару шагов в том направлении.

– Если вы ищете Тедди, то его здесь нет, – сказал он. – Вы с ним разминулись.

– О, – ответила я. – А он случайно не сказал, куда пошел?

– Нет. Он был с этой цыпочкой.

– Какой цыпочкой? – спросила я. Моему двадцатитрехлетнему брату, конечно, не стоило спрашивать у меня на этот счет разрешений, но я не знала, что у него появилась новая подруга.

– Ну, с той, с которой он обычно встречается.

Мне сразу стало плохо.

– Венди? – пересохшими губами спросила я.

– Да, вроде бы так ее зовут. Темноволосая, рост примерно по сих пор, – сказал он, поднимая руку почти до уровня моей макушки. – Горячая штучка, но, похоже, столь же опасная.

– Да, это она.

– Она жила у него последние несколько дней, – сказал он. – Они уехали минут пятнадцать-двадцать назад.

Должно быть, он увидел, как поникли мои плечи, потому что добавил:

– Конечно, это не мое дело, но… это из-за нее вы так беспокоитесь? Все так плохо?

– Хуже некуда.

– Я просто хотел… ну, немного помочь. Хотя, как я уже сказал, это не мое дело. Если он вернется, передать ему, что вы заходили?

– Нет, – твердо сказала я. – Не нужно.

Я спустилась по ступенькам и села в машину. Мне вспомнился наш разговор на парковке, когда он меня выручил и когда я – его старшая сестра-всезнайка – подумала, что, наконец, мы стали до конца откровенны друг с другом.

– Ты еще видишься с Венди? – спросила я тогда.

– Нет! – горячо ответил он.

И я действительно поверила ему. А теперь понимала, что передо мной встал вопрос, который крайне меня беспокоил.

О чем еще он солгал?

Глава 26

Чья-то рука слегка сжимала ее бедро.

В зыбкие секунды между сном и бодрствованием Эми Кайе не могла с полной уверенностью сказать, то ли ей снится, то ли ее муж действительно сидит на краю кровати.

– Эм… Эми… – позвал он.

Она смотрела на него непонимающим взглядом, потом, наконец, в ее голове что-то щелкнуло: да, это действительно был ее муж. Униформы шеф-повара на нем не было, но луком от него пахло по-прежнему. Можно ли было почувствовать этот запах во сне? Нет. Значит, она не спала.

– У тебя звонил телефон, и я увидел, что это был Джейсон Пауэрс, поэтому взял трубку, – тихо сказал он.

Он продолжал прикрывать пальцем отверстие микрофона, но уже протягивал телефон ей. Эми схватила его, садясь: теперь она по крайней мере наполовину проснулась. Часы у ее кровати показывали 2:58.

Если бы она проснулась окончательно, то наверняка поняла бы, о чем пойдет речь.

– Алло, это Эми.

– Ага, привет. Извини, что разбудил, – сказал голос в трубке. Тон шерифа был просто похоронным, в нем не было и тени присущей ему сердечности.

– Нет проблем. В чем дело?

– У нас тут изнасилование. Думаю, что это твой парень.

Эми выругалась, пнув лежащую рядом с ней подушку.

– Я объезжал окрестности, когда мне позвонили, – сказал он. – Полной картины пока нет, но жертва сообщила, что это был парень в маске, который все время шептал. Мы собираемся отвезти ее в больницу для экспертизы, но мне хотелось дать тебе шанс первой побеседовать с ней.

– Где ты сейчас?

Пауэрс продиктовал адрес: это было где-то на горе Солон. Находилась она в северной части округа Огаста, по крайней мере, в тридцати минутах езды от Стонтона. Эми не хотелось, чтобы ее опередили врачи, которые будут устанавливать факт изнасилования. Надо было брать ноги в руки.

– Думаешь, найдутся вещественные доказательства? – спросила она. Ей не нужно было объяснять Пауэрсу, о чем шла речь.

– Возможно.

– Тогда ей нужно в больницу. Отвезешь ее в Огаста Хелс?

– Я так и собирался.

– Тогда порядок. Отправляй ее. А я поговорю с ней после того, как подготовят комплект для экспертизы.

– Действуй, – сказал он и затем добавил: – Думаю, разговор с ней тебе понравится.

– Ты это о чем? – спросила Эми.

– Поймешь, когда увидишь ее, – ответил он и повесил трубку.

Огаста Хелс, районная больница, находилась всего в пятнадцати минутах езды от того места, где жила Эми. Среди ее сотрудников были и такие, кого можно было с полным правом считать экспертами в области изнасилований. И хотя Эми могла приехать туда позже, во вторник, сейчас первоочередное значение имел сбор доказательств.

Эми почувствовала себя неважно, облачаясь в брючный костюм и проводя расческой по волосам. Произошло то, чего она боялась все выходные, с того самого момента, когда почти вынудила Уоррена Плотца расцеловаться с баночкой спрайта.

Вина Плотца была очевидной – даже слишком очевидной, пожалуй. Сидя напротив него, она буквально чувствовала, как его переполняет зло.

Сейчас она перебирала в уме события последних дней. Может быть, стоило до самого упора давить на директора лаборатории Чапа Берлсона? Надо было засесть у него в кабинете и не уходить, пока не будут готовы результаты анализа.

Все же она могла арестовать Плотца. Хотя действительно веских оснований для этого у нее еще не было. Но как только станет понятно, что обнаруженная ДНК принадлежит ему, то ни один судья, находящийся в здравом уме – и уж точно ни один судья в консервативно настроенном округе Огаста, штат Вирджиния – не станет к ней придираться.

Она ведь могла столько сделать для того, чтобы нового нападения не произошло. Она просто должна была что-то сделать. Теперь Эми понимала, что совершенные ошибки навсегда врежутся в ее память. А сейчас оставалось только позволить совести медленно грызть ее, в то время как память услужливо напоминала о ее прошлых неудачах.

Бросившись к двери, она мысленно дала обещание пострадавшей, всем будущим возможным жертвам и себе самой: она не успокоится, пока Уоррен Плотц не окажется под стражей, пока его не посадят под замок, чтобы он уже никогда не смог причинить вреда ни одной женщине.

Последние ее слова мужу были:

– Не жди меня.

Лилли Притчетт. Так звали молодую женщину, и этого имени Эми уже никогда не забыть.

Ей был двадцать один год, она училась в расположенном неподалеку колледже Бриджуотер. Жила она в маленьком арендованном коттеджике, больше напоминавшем дачу. Он принадлежал пожилым супругам, которые, естественно, ничего не слышали и не видели из того дома, где жили сами. Все происходило в такой глухомани, что искать свидетелей было просто бессмысленно.

Вот что сообщил Эми заместитель шерифа, пока они ждали подготовки комплекта для экспертизы, чтобы подтвердить факт изнасилования Лилли. Полной картины нападения пока не получалось. Прибыв на место происшествия, шериф Пауэрс решил, что хотя бы разок, но попытается провести здесь вместе с жертвой следственный эксперимент. Эми была наиболее подходящим человеком, с которым можно было поделиться подобными мыслями.

Пауэрс все еще оставался на горе Солон, собирая улики, пока Эми и его помощник ожидали возле палаты, где находилась жертва. В больничном коридоре царил такой стерильный, такой антисептический аромат, что было невозможно представить: вот тут, рядом, лежит пострадавшая от изнасилования.

Медперсонал закончил свои дела только после шести. Когда все они ушли, в палату вошла Эми.

Лилли сидела на кровати, натянув на себя простынь. На ней был надет не больничный халат, а ее собственная чистая пижама, так что было понятно: в Огаста Хелс свое дело знают. Со сна ее соломенные волосы спутались. Но в ее зеленых глазах было нечто вдохновившее Эми: в них оставался свет, хотя и эти его проблески могли легко угаснуть.

– Привет, Лилли, меня зовут Эми Кайе. Я из прокуратуры Содружества.

– Лилли Притчетт.

Эми пожала ее протянутую руку. И рукопожатие было твердым.

– Как вы? – спросила Эми.

– Очень устала.

– Держу пари. Я хотела бы задать вам несколько вопросов. Может быть, вы предпочитаете, чтобы я вернулась после того, как вы отдохнете?

– Нет. Давайте покончим с этим.

– Хорошо. Тогда, может быть, расскажете обо всем с самого начала?

– Хорошо, – сказала Лилли, еще выше натянув на себя простынь. – По-моему, я пошла спать в одиннадцать или около того. Помню, что замерзла, когда тот парень вошел в мою комнату.

– Как вы думаете, каким образом он смог проникнуть туда?

– Входная дверь была заперта, если вы об этом. Правда, есть еще задняя дверь, которая откроется, если нажать посильнее, но… В общем, не могу точно сказать, как он попал внутрь.

– Хорошо, продолжайте, – сказала Эми.

– Дверь в мою комнату была закрыта, но дом-то старый. Открываешь ее, и она скрипит: уррр… а я сплю чутко. Вот это меня и разбудило. А потом он стал… шептать. Это было страшно.

– И что он говорил?

– Начал с того, что зашептал: «Тсс, тсс, не кричи, не надо… Я пришел не для того, чтобы сделать тебе больно». А потом поднял ту штуку, вроде меча. И говорит: «Я воспользуюсь этим только при необходимости». Тогда уже я заметила, что на нем были перчатки и темная одежда, и эта черная лыжная маска, и… Мне показалось, что я съезжаю с катушек.

Фразу я воспользуюсь этим только при необходимости упоминало больше десятка жертв. Теперь любой вопрос о том, есть ли связь между только что совершенным нападением и известными ей другими, звучал бы по меньшей мере глупо.

– Значит, он был в маске, – сказала Эми. – А что еще вы можете сказать о нем? Может, заметили рост, вес, или еще что-нибудь?

– Постараюсь вспомнить. Я так и думала, что когда-нибудь мне придется давать показания насчет этого парня. Я… когда я училась в старшей школе, то много раз смотрела передачу «Закон и порядок», вот и подумала: «Вдруг Маришка Харгитей когда-нибудь приедет, чтобы побеседовать со мной: у меня бы многое нашлось, что ей порассказать». Я, наверно, глупости говорю?

– Вовсе нет, – заверила ее Эми. – На самом деле это нам весьма пригодится. Это значит, что голова у вас соображала хорошо и сознания вы не теряли. Когда мы поймаем этого парня, думаю, что ваши показания прозвучат просто бомбой.

Лилли слегка улыбнулась.

– Вы правда так думаете?

– Думаю, у вас есть все шансы. Но давайте не будем забегать вперед. Продолжим. Мы говорили о росте и весе.

– Ну, вроде… Я бы сказала, сто семьдесят… может чуть выше – в общем, средний рост. А вес… Я не очень хорошо угадываю вес парней. Но не сказать, что он был толстый или типа того. Может быть, восемьдесят? Это нормально для парня?

Эми знала, что вес Плотца скорее составлял девяносто килограмм. Но около восьмидесяти – определенно допустимая погрешность.

– Не могли бы вы сказать, какой он был расы? Белый.

– Нет… не могу сказать точно. Мне жаль. В смысле, было темно, и…

– Понимаю. Не волнуйтесь, вы держитесь прекрасно, – сказала Эми. – Мы добрались до того, как он вошел в комнату. Что было дальше?

– Я уже рассказывала: он стал шептать мне в ухо, говорил, чтобы я не боялась, что он не причинит мне вреда, если я подчинюсь. И все время твердил: «Пожалуйста… спасибо» – в общем… Какой-то слишком вежливый он был для насильника, понимаете?

Эми кивнула.

– Ну, в общем, я заплакала, потому что так испугалась, и… Он как бы и правда пытался меня успокоить. Говорил: «Тсс, не плачь, не плачь». Сказал, что сожалеет насчет того, что делает со мной. А я ему: «Раз ты сожалеешь, почему же ты этим занимаешься? Почему бы тебе просто не остановиться? Не делай этого». А он и говорит: «Я делаю это, потому что должен». Потом снова сказал, что сожалеет, и велел мне снять одежду. Я ему в ответ: «Не буду» – а он поднимает тот меч и говорит что-то типа: «Я устыдился бы, порезав столь красивое лицо».

Для Эми это было доказательством того, что насильник тем самым стимулировал свою самоуверенность: его мания росла, он уже становился тем, кого спецы называли самоутверждающимся посредством власти. Иллюзия романтики еще продолжала немного волновать его, – а может, только она пока и волновала – но жажда овладения силой очевидно начинала брать верх. И это делало его гораздо более опасным.

– И как вы поступили? – спросила Эми.

– По-моему, я… Я понимала, что он сделает то, что собирался. То есть, у меня и раньше несколько раз был секс с парнями, когда я этого не очень хотела, так что, сказала я себе: «Думай, что это просто еще один случай такого неудачного секса». И это помогло мне успокоиться.

– А потом… Не знаю, в общем. Просто в голове постоянно сидела мысль о том, что меня изнасилуют, несмотря ни на что, так что мне чертовски хотелось потом поймать этого неудачника, когда все закончится. Вот я и подумала: «Может, стоит попробовать получше разглядеть этого парня, чтобы потом суметь опознать?» На нем же была эта маска и все такое… Короче, я сказала ему, что меня смущает оставаться обнаженной в одиночку, так что я могу раздеться, только если и он тоже разденется.

– Ничего себе, – сказала Эми, пораженная тем, насколько сообразительной оказалась эта девица. – И он это сделал?

– Он сказал, что не прокатит. И настоял, чтобы я сняла одежду. Но я все еще думала про «Закон и порядок», про то, чего бы от меня хотела Маришка Харгитей. И я думала о том, как ей понадобится ДНК или отпечатки пальцев. Поэтому я сказала: «Хорошо» – разделась и позволила ему… ну, вы понимаете… проникнуть внутрь меня. А потом… Вы, наверно, подумаете, что я натуральная шлюха, но…

– Никакая вы не шлюха, – оборвала ее Эми. – Немедленно прекратите эти разговоры. Вы сумели выжить и оказались чертовски умны.

– Ну, в общем, я стала вести себя так, как будто действительно на него повелась, понимаете? Чтобы как-то его отвлечь. Вела себя, короче, как натуральная порнозвезда: «О да, малыш, мне так хорошо…» Хотя тогда мне скорее постоянно хотелось блевануть, но я не хотела упустить подходящий момент.

– Какой же?

– Чтобы сорвать с него перчатки, – ответила она. – Сначала он опустил руки на кровать, так, что я не могла за них схватиться. Но потом он положил руку мне на грудь, так что перчатку мне таки удалось содрать. А он такой: «Что?» Ну а я по-прежнему, как порнозвездочка, хриплю ему: «Я хочу почувствовать твою руку на своей коже». А тот: «Отдайте мне перчатку». А я все в том же духе, словно аж кончаю: «Не останавливайся! Давай, большой мальчик. Сильнее! Глубже!» И это вроде как сбило его с толку. Он зачем-то коснулся кровати. А на ней лежало несколько книжек – я иногда читала перед сном. Их он тоже коснулся.

Почти за тридцать совершенных нападений не удалось обнаружить отпечатки пальцев. А эта девчонка сумела его перехитрить.

– Вы ужасно, невероятно смелая, – сказала Эми. – У вас вполне достаточно показаний, чтобы мы могли схватить этого парня. Я хочу позвонить шерифу, поставить его в курс дела. Один быстрый звоночек, не возражаете?

– Валяйте.

Эми вышла в коридор и набрала номер Пауэрса.

Как только он снял трубку, Эми выпалила:

– Ты никогда не поверишь, но я думаю, что этот мудак оставил отпечатки.

Пауэрс ответил:

– Ну, а ты, скорее всего, не поверишь в то, что, когда твою жертву направили в палату, она сказала, что в ее комнате этих отпечатков, как в аду углей. И мы вроде бы уже кое-что обнаружили.