Текст книги "Ближе, чем ты думаешь"

Глава 63

Гарантировать мне полную безопасность никто не мог. Минимум четыре раза во время своего монолога Эззелл повторил, что Дэнсби, уже убивший одну женщину, вполне может пытаться просто подманить меня поближе, чтобы добавить еще один труп в свою коллекцию.

Мне было все равно. Алекс был в опасности. Это разбивало любые аргументы, которые предъявлял переговорщик.

Когда в итоге я убедила его, что меня не переспорить, он снял с меня наручники и проводил к дому. Полицейские, которые до этого всячески препятствовали моему нахождению внутри, теперь расступились, словно Красное море перед иудеями, хотя их лица были напряжены, а по цвету – белее крахмала.

Войдя через парадную дверь, я взглянула налево. Диван и плед, некогда безобидно белые, теперь были забрызганы кровью. В воздухе витал резкий запах пороха.

– Так что же мне делать? – спросила я, на секунду задержавшись внизу лестницы.

– Попытайтесь заставить его говорить, – ответил Эззелл. – Дайте ему понять, что наиболее разумным с его стороны будет сдаться по-тихому.

– Это вы идите и давайте ему понять, – ответила я. – А я собираюсь вернуть себе своего сына. – И мне было плевать, по-тихому это будет сделано или нет.

– Называйте его Аарон, – продолжил Эззелл. – Это заставит его почувствовать, что вы были с ним близки. Если он разговорится, попытайтесь поощрить его. Пока он говорит, он ни в кого не выстрелит. Попытайтесь наладить с ним контакт. Попробуйте убедить его в том, что вы – его лучший друг, что он вам нравится. Возможно, так он быстрее сдастся.

Я, однако, не думала, что для Дэнсби сдаться значило то же, что для Эззелла.

Чуть поодаль стояла Эми Кайе. Прежде чем начать подниматься по лестнице, я обернулась к ней.

– Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы Алекса вернули Бену, – сказала я. – Бен – его настоящий отец. Это единственное, чего я хочу. Ясно?

– Да, – ответила Эми.

– Обещаете?

– Обещаю.

– Спасибо, – сказала я.

И начала двигаться вверх. Вскоре лестница делала поворот. Я оказалась в коридоре на втором этаже. Вдоль стен стояли мужчины в бронежилетах и шлемах с толстыми пластиковыми щитками.

– Идите вперед, он там, – сказал Эззелл.

Я подошла к двери и постучала.

– Аарон, – сказала я со всем возможным спокойствием, – это Мелани Баррик.

– Хорошо. Ты одна?

– Нет, рядом есть полисмены.

– Они все еще там? Господи! – возмутился он. – Скажи, пусть убираются к черту!

– Мы отзовем их, если вы отдадите ребенка, – сказал Эззелл.

– Да ни хрена подобного, – отрезал Дэнсби. – И с тобой я больше болтать не намерен. Говорил же тебе.

Эззелл и я обменялись взглядами.

– Спросите его, что он хочет, – тихо сказал Эззелл.

– Что вам нужно, Аарон? – спросила я.

– Я хочу поговорить с тобой наедине, без тех вооруженных головорезов, которые стоят на стреме и вломятся сюда, как только я открою тебе дверь. Только ты и я. Вот так и не иначе.

Тут заплакал Алекс. Это был звук, который пронзил меня до глубины души: та часть меня, которая была только матерью Алекса Баррика и более никем, просто воспламенилась.

– Я войду, – сказала я Эззеллу. – Пожалуйста, уберите своих людей.

Он отрицательно покачал головой, но я настаивала:

– Послушайте, Алекс и я сейчас в одной лодке. Завладев Алексом, он фактически завладел и мной. Но уж лучше я буду вместе с моим ребенком под его прицелом, чем стану отсиживаться здесь, с вами.

– Конечно, я вас понимаю, но не могу…

– Пожалуйста, – сказала я, мягко положив ладонь ему на руку. – Пожалуйста, позвольте мне сделать это.

Затем изнутри донеслось:

– Давай, Эззелл! Убери своих людей и впусти ее!

– Я не могу этого сделать, Аарон! – крикнул в ответ Эззелл. – Я не вправе поступать так, чтобы у вас оказался еще один заложник.

– Твоя работа – спасать чужие жизни, – ответил Дэнсби. – Ты, наверное, забыл, но я прекрасно осведомлен о том, как готовят переговорщиков. Для вас жизнь заложника должна быть превыше всего. Так что я, можно сказать, облегчаю тебе задачу. Либо убери своих людей и впусти Мелани сюда, либо я застрелю ребенка. Даю тебе десять секунд. Время пошло: десять…

Я прямо набросилась на дверь с воплем:

– Нет, Аарон, пожалуйста!

– Девять, – был его ответ.

Я уже истерически рыдала, изо всех сил пытаясь повернуть упрямую дверную ручку.

– Восемь, – сказал он.

Я врезала по ручке так, словно в моих руках был как минимум пожарный топор. Удар был столь силен, что боль пронизала руки до самых плеч. Ручка не поддавалась. Я завыла, словно банши.

– Семь, – прозвучало из-за двери.

Алекс заплакал еще сильнее. Неужели Дэнсби издевался над ним? Это окончательно свело меня с ума. Я пнула дверь, но замок выдержал и этот удар.

– Пожалуйста, ради бога! Сделайте что-нибудь! Хоть что-нибудь! – орала я на Эззелла.

– Шесть, – произнес Дэнсби.

Я взяла настолько длинный разбег, насколько это позволял короткий коридор, и бросилась на дверь всем своим весом. Та даже с места не сдвинулась.

– Пять, – сказал Дэнсби.

Да к черту эту дверь. Я подбежала к Эззеллу и схватила его за плечи.

– Четыре.

– Пожалуйста! Пожалуйста! – вопила я.

Эззелл перевел взгляд с двери на своих людей. Неужели он собирался отдать им приказ стрелять? Не слишком ли поздно он собрался это сделать? Откуда мне было знать, что за мысли бродят сейчас в его лысой голове.

– Три.

Я забарабанила кулаками по укрытой в броню груди Эззелла. Мои просьбы превратились в бессмысленные, отрывочные фразы.

– Два.

А потом Эззелл крикнул:

– Ладно, Аарон, ты победил! Прекрати считать. Немедленно прекрати. Сейчас я все устрою. И Мелани войдет к тебе. Просто дай нам еще пару секунд.

Я перестала стучать его кулаками в грудь. Руки пульсировали от боли. Но я вся кипела, практически задыхалась.

Эззелл скомандовал своим людям отступить вниз по лестнице. Я изо всех сил старалась взять себя в руки. Мне необходимо было сдерживать свои чувства. Ради Алекса, который так нуждался во мне.

По крайней мере он перестал плакать. Иначе вряд ли я смогла бы собраться с мыслями.

– Они уходят, – сказала я, глядя на дверь. – Уходят. Только не делай ему больно.

Я все еще дышала, как паровоз на подъеме. Тут вернулся Эззелл.

– Вы в порядке? – спросил он. – Боже, это просто катастрофа.

– Любая катастрофа, – в промежутках между быстрыми вздохами сказала я, – всегда ближе, чем ты думаешь.

Он вопросительно посмотрел на меня, и в его глазах я разглядела и сомнение, и сожаление, и сотни других чувств, которые в совокупности кричали лишь об одном: это была ужасная идея.

– Идите к черту, – сказала я.

– К черту так к черту, – ответил он и в последний раз пожал мне руку. – Удачи.

Он быстро отошел, затем, повернув, спустился вниз по лестнице. Оказавшись на первом этаже, он закричал:

– Хорошо, Дэнсби! Я убрал своих ребят. Но если я услышу выстрел, все аннулируется. Мы немедленно появимся и уже не будем распинаться. Понятно?

Никакого ответа из спальни не последовало. Я подошла к двери и слегка постучала.

– Это я, – сказала я. – Одна.

– Лучше бы, чтоб так и было. Если на пороге появится хоть кто-то со стволом, я сначала стреляю в ребенка, а потом задаю вопросы.

– Клянусь тебе, никакого ствола у меня нет.

Маленькая пауза.

– Ладно, – сказал он. – Можешь войти. Дверь открыта.

Тяжелый выдох выкатился из моей груди. Даже в кошмарных снах мне не представлялось ничего подобного. Я собиралась в одиночку войти в комнату, где меня поджидал тот, кто когда-то изнасиловал меня.

И он был вооружен. А у меня для защиты оставались только молитвы.

Я медленно повернула ручку и открыла дверь.

Над потолочным вентилятором ярко горели лампы: все под ними было охвачено резким белым светом.

Слева был комод, который ни один хозяин не поставил бы так, как он стоял: похоже, Дэнсби использовал его для того, чтобы забаррикадировать дверь, но потом убрал, чтобы я смогла войти. В середине комнаты находился шкаф, перегораживающий путь в гардеробную и в главную ванную комнату.

К одному из окон был прислонен матрас. Пружинное основание кровати стояло у другого окна.

Я не заметила ни Дэнсби, ни Алекса.

– Закрой дверь, – раздался из другой комнаты голос Дэнсби. – Хочу услышать звук замка.

– Хорошо, – сказала я, сильно хлопнув дверью.

– Теперь запри ее.

Я поступала так, как он приказывал.

– Заперла.

– Вытяни руки перед собой. Я должен их видеть.

– Да, – сказала я, протянув руки вперед.

На миг он выглянул из-за шкафа, словно насмерть перепуганная лесная зверюшка. И спрятался назад с той же быстротой. Затем вновь появился, крепко прижимая к себе Алекса и направив ствол пистолета в его крошечный висок.

От вида моего малыша и уродливого черного пистолета рядом с его головкой я почти потеряла сознание. Пришлось прислониться к комоду, чтобы не упасть.

– Господи, Аарон… Пожалуйста, не надо! – воскликнула я.

– Не двигайся, – сказал он.

– Я не сойду с места. Ты можешь убрать от Алекса пистолет? Ради всего святого, он же твой сын. Твой сын!

– Знаю, – ответил он. – Подними руки.

Я приподняла их так, чтобы он убедился, что я не вооружена.

– Подними платье, – сказал он.

– Что?

– Хочу посмотреть, вдруг ты спрятала пушку под ним. Давай, медленно. Очень медленно.

Я потянулась к подолу платья, взяла его обеими руками и подняла до пояса.

– До самого конца, – приказал он.

– Там же пояс, дальше не получится, – сказала я.

– Ладно, – сказал он. – Опусти его обратно, но чтобы я видел твои руки.

Выполняя его указания, я украдкой разглядывала Алекса. Прошли месяцы с тех пор, как я видела его в последний раз. Его личико стало более выразительным, головка приобретала симметричность. Но, вообще-то, он не так сильно изменился, как мне думалось.

А глаза его оставались теми же. Глазами его отца. Но ведь это были и его собственные глаза.

Это был мой ребенок. Мой милый, милый сын.

– Можно мне подержать его? – спросила я.

– Нет, – сказал Дэнсби.

Он раскачивался взад-вперед, чтобы успокоить Алекса: весьма странное действие, особенно если учесть находящийся в его руке пистолет, который он направлял на ребенка. Алекс пускал слюни. Его ручонки сжимали предплечье Дэнсби, словно он пытался поддержать себя своими крошечными пальчиками. Даже если он и понял, что в комнате появилась его мать, то ничем не выдал этого. Помнил ли он меня? Или в его пока еще только формирующемся сознании уже не оставалось места для человека, которого он не видел больше месяца?

Я отогнала эту мысль и сосредоточилась на разговоре с Дэнсби.

– Ну что ж, вот я и здесь, – сказала я. – А у тебя в руках пистолет. У меня пушки нет, чего не скажешь о куче парней внизу. Ну и что мы будем делать?

– Поговорим, – сказал он.

– О чем?

– Да о чем угодно, – ответил он. – Я всегда хотел поговорить с одной из моих женщин. А с тобой – особенно. Я много думал о тебе. Может, ты не поверишь, но за последний год я думал о тебе наверняка чаще, чем ты обо мне. Я… ты мне действительно небезразлична.

Как будто меня это интересовало. К чертям его заботы, мысли, все это дерьмо. Я не желала даже оставаться с ним в одной комнате. Даже в одной вселенной.

Но тут я вспомнила инструкции Эззелла: говорить, пытаться вызвать его на контакт – и снова пришла в себя.

– Если ты так обо мне беспокоишься, почему тогда ты изнасиловал меня? – спросила я. – И всех других женщин?

– Хороший вопрос. Почему? Я сам себя спрашивал об этом много раз.

– И как тебе пришлось на это ответить?

– Не знаю. Просто… Мне пришлось это сделать.

– Чушь собачья, – сказала я. – Ты же сам решал, к кому вломиться, и сам заставлял женщин заниматься с тобой сексом.

– Да знаю, знаю. Я имел в виду, что никакие потусторонние голоса тут ни при чем. Просто… Я только тогда и жил по-настоящему, когда… э-э… встречался с женщинами, вроде как тогда с тобой. Наши знакомые были в курсе, что Клер не может иметь детей. Но по факту было иначе: я просто не мог ею обладать, как и любой из женщин, с которыми я встречался по их доброй воле. У меня вставал только тогда, когда я вламывался в чужой дом. Пожалуй, это единственное, что меня беспокоит. Ведь ни с кем из подобных тебе у меня не было проблем. Ты же знаешь.

Он как-то болезненно усмехнулся, а затем продолжил.

– Клэр знала, что у меня есть… ну, скажем так, некоторые проблемы с сексом. Она была готова на все, лишь бы я смог. Мы даже пытались играть в изнасилование. Но это не сработало. Как будто мои причиндалы понимали разницу между игрой и реальностью.

– Значит… твоя жена знала о том… о том, чем ты занимался?

– Нет, – словно издеваясь, ответил он. – Клер? Да ни боже мой. Она считала, что я страдаю от бессонницы, а для того, чтобы хоть как-то прийти в себя, мне надо было отправиться на прогулку в парк. Вот я и гулял в парке по меньшей мере дважды в неделю. Искал новую подходящую знакомую. А она об этом и представления не имела.

– А вы разве не пробовали обратиться, ну не знаю, к сексопатологу или еще к кому?

– Ты что, прикалываешься? – фыркнул он. – Я же Дэнсби. Ты думаешь, сенатор Дэнсби пойдет к сексопатологу или еще к какому-нибудь шарлатану? А конгрессмен Дэнсби? Или губернатор Дэнсби?

Меня уже тошнило от всей этой чуши.

– Ну, сейчас тебе пропишут терапию по полной программе, – сказала я.

– Ты это о чем?

– Да уж не о тюрьме, Аарон. Ты же понимаешь, что все кончено, верно? Там внизу полно парней, которые не выпустят тебя отсюда. Не проще ли сдаться?

Отдай мне Алекса, и я сделаю так, что никто не пострадает.

– Нет, – отозвался он. – Не так все это закончится.

– Но лучше, если так. Именно так, Аарон. Положи пистолет. Отдай мне Алекса и выйди с поднятыми руками. Поверь, я воспитаю нашего сына как положено. Ведь он твоя плоть и кровь. Дай ему этот шанс. Бьюсь об заклад, если ты сдашься сейчас, тебя отправят в заключение где-нибудь поблизости. Наверняка твоя семья сможет это устроить. А мы – Алекс и я – станем навещать тебя.

Разумеется, это была ложь. И наверняка не очень удачная, поскольку его глаза вспыхнули от гнева.

– Неужели ты думаешь, что я на такое куплюсь? – спросил он, сжимая пистолет. – Совсем за дурачка держишь?

– Нет, – слабо попыталась возразить я. – Нет… я серьезно… Ведь Алекс… Он обязательно захочет узнать, кто его отец. И как только он спросит об этом, мы обязательно навестим тебя.

– Врешь и не краснеешь, – сказал он с нарастающим возбуждением. – Не ври мне. Не тебе меня обманывать.

– Ну же, Аарон. Подумай о том, что Алексу так будет лучше.

– Думаю, думаю! – рычал он. – Для того я все это и затеял. Чтобы ты оказалась здесь. Просто…

Он затряс головой. Почти слышно было, как он скрипит зубами.

– Просто позор, что у Алекса не будет двух родителей, – наконец сказал он. – А мне так бы этого хотелось.

Отняв пистолет от головы Алекса, он навел его на меня. Я смотрела в черный зрачок дула с расстояния максимум в десять футов. Он тяжело дышал, его рука дрожала, но я не думала, что при этом он может промахнуться.

Я вся сжалась, не спуская взгляда с его пальца, лежащего на спусковом крючке. Я вовсе не собиралась тупо стоять на месте и позволить ему пристрелить меня. Мне ни к чему было изображать мученицу. И в ту секунду, когда его палец начал двигаться, я нырнула за комод. Для последнего хода время еще не настало.

– Пожалуйста, Аарон, – просительно сказала я.

– Мне жаль. Мне очень, очень жаль, – прошептал он.

И затем одним плавным движением он откинул голову назад, сунул пистолет под подбородок и нажал на спуск.

Глава 64

Шум выстрела был оглушительным. Ярко-красный веер из брызг крови окрасил стену позади его макушки.

– Алекс! – закричала я.

Я бросилась вперед и выхватила его, когда он начал выскальзывать из ослабевающей хватки уже мертвого отца.

Выстрел сильно испугал его, и он, широко раскрыв рот, начал кричать. Снизу тоже доносились чьи-то вопли. Я слышала, как вверх по лестнице грохочут шаги.

– Мы в порядке! – крикнула я. – И ребенок, и я! Он застрелился! Дэнсби застрелился!

Последнее, чего бы мне хотелось, – это чтобы они ворвались внутрь, позволив, как обычно, своим пальцам на спусковых крючках опередить здравый смысл. Я открыла дверь, когда они уже собирались взломать ее.

– С вами все в порядке, мэм? – спросил парень со щитом в руках.

– Да. Да, я в порядке. Просто… Мне нужно отсюда уйти, – сказала я.

Я ткнула большим пальцем в сторону Дэнсби, не поворачиваясь к нему. У меня не было ни малейшего желания наблюдать последние моменты угасавшей в нем жизни. В моей голове и без того было предостаточно всевозможных ужасов.

Может быть, со временем все это сотрется из моей памяти, но сейчас я не чувствовала никакого удовлетворения от его смерти. Во мне словно образовалась пустота, которую раньше занимал Аарон Дэнсби. И месть не собиралась заполнять эту пустоту. Хотя я уже начинала понимать, что новые впечатления – пока еще слишком свежие – оставят в моей памяти еще один рубец.

Все, чего я в этот момент по-настоящему хотела, – позаботиться о своем сыне. Алекс плакал. Его сильно напугал выстрел. Вот он и продолжал вопить. Мне нужно было унести его с этой бойни.

Я понесла его вниз по лестнице. Не счесть, сколько раз люди в униформе и со всевозможными знаками отличия спрашивали: ранена ли я, нужна ли мне помощь, требуется ли мне медик.

– Я в порядке. Просто хочу уйти отсюда, – раз за разом повторяла я, прижимая к себе Алекса.

Наконец я вышла наружу. Поблизости не было ни Бена, ни Тедди, никого из знакомых. В ночи продолжали мерцать огни полицейских машин, слепившие мои глаза.

– Миссис Баррик, подойдите, пожалуйста, сюда, – услышала я голос какой-то женщины.

Не понимая, кто может звать меня и куда именно мне следует идти, я последовала на звук голоса. В итоге я оказалась перед машиной скорой помощи, где меня ожидала женщина в очках в квадратной оправе и волосами, убранными в тугой конский хвост.

Тина Андерсон, специалист по семейным делам.

– Миссис Баррик, вы в порядке?

– В порядке. У нас все хорошо, – ответила я, еще крепче прижимая к себе Алекса.

– Врачи должны осмотреть вашего сына.

– Нет, – сказала я. – Никаких осмотров. Никаких врачей. На нем нет ни единой царапины. И никогда не было.

Алекс заплакал еще сильнее. От напряжения у него даже покраснела кожа на голове. Андерсон жадно протянула к нему руки.

– Миссис Баррик, по закону ваш сын находится в ведении социальных служб долины Шенандоа, – изрекла она. – Я приказываю вам немедленно передать его мне.

– Нет, – сказала я, прикрыв собой Алекса. – Оставьте нас в покое. Просто оставьте…

– Тина, не думаю, что стоит так усугублять, – раздался поблизости чей-то голос.

Женский голос. В нем совершенно очевидно сквозили командные нотки.

Нэнси Демент, директриса.

Она вышла из темноты и скользнула к своей коллеге, деликатно положив руку ей на спину.

– Я говорила с Эми Кайе из прокуратуры Содружества. Потом расскажу подробнее, – сказала она, затем повернулась ко мне: – Мы прекращаем дело о насилии над ребенком, миссис Баррик. Почему бы вам и вашему сыну не пойти домой и хорошенько выспаться? Завтра, на суде, все будет решено в официальном порядке.

Я была ей так благодарна, что поначалу даже не смогла вымолвить ни слова.

– Спасибо вам, – наконец сказала я. – Спасибо.

Оказывается, и у системы была какая-никакая, но душа.

А Алекс, похоже, счел этот момент особенно подходящим для того, чтобы вновь зареветь.

– Мне кажется, он многого здесь боится. Можем мы потихоньку уйти отсюда? – спросила я, оглядываясь вокруг, словно пытаясь найти безопасное место, где мы могли бы оказаться только вдвоем.

Надо отдать должное Нэнси Демент: она сразу сориентировалась.

– В машине скорой помощи никого нет, – сказала она.

– Отлично, – сказала я. – Благодарю вас.

Я забралась внутрь, а Демент закрыла за мной дверцу. Уличную какофонию – блеск маячков полицейских машин и гомон патрульных – словно отрезало. Алекс перестал кричать почти мгновенно.

В передней части салона было небольшое откидное сиденье. В нем я и устроилась, качая Алекса на согнутой в локте руке. И не переставала этого делать, хотя он уже успокоился. В темноте его большие сине-серые глаза словно искали, на чем можно остановиться. Пару раз он взглянул на меня, но главным образом его, похоже, занимала крыша машины скорой помощи, а не странная женщина, в руках которой он находился.

Я поймала себя на том, что затаила дыхание. Вот мы, наконец, и воссоединились. Как я ждала этого момента. И, наверное, это ожидание из всех доставшихся мне испытаний было самым невыносимым.

Но что, если наше воссоединение имело значение лишь для меня? Может быть, для своего ребенка я была не более чем просто парой теплых рук? Могло ли прошедшее время проложить непреодолимую границу между мной и моим ребенком?

Наконец его взгляд остановился на мне. Он бессмысленно смотрел на меня; по взгляду нельзя было понять, бродят ли в его голове какие-то мысли.

Затем постепенно его ротик изогнула хитрая улыбка, словно он уже все понял, но не желал выставлять напоказ. Но улыбка разливалась все шире, затронув и щечки. И наконец, он уже больше не сдерживал себя. Милая беззубая улыбка, казалось, заполнила все его личико.

Клянусь, даже если много лет спустя я впаду в маразм, то и тогда не забуду этой улыбки. Потому что воспоминания о ней останутся не в сознании.

Они останутся в моем сердце, заняв самую главную его часть.

– Мальчик мой, – промурлыкала я.

Он улыбнулся еще шире.

– Правильно, – сказала я, а в моих глазах все расплывалось от набежавших слез. – Я твоя мама. Помнишь меня? Я твоя мама.

Наверняка он это помнил.

Что из того, что его зачали при ужасных обстоятельствах, что из того, что его родила мать, которую саму в свое время бросили родители? Ему ни к чему было знать об этом. Быть младенцем – значит обладать шансом начать все сначала.

Единственно важным для него было то, что мы снова почувствовали связь друг с другом. При зачатии это была лишь плоть, но затем у этой плоти появилось сознание, час от часа становящееся сильнее и больше, так он и вырос из крошечной клетки в удивительное существо, которое теперь счастливо лепетало в моих руках.

Несмотря на все пережитые кошмары, связь между матерью и сыном не разорвалась.

И я знала, что этого уже не произойдет никогда.