Текст книги "Ближе, чем ты думаешь"

Глава 57

Эми Кайе тоже не знала.

Но когда Бен Баррик довел свои убийственные показания до конца, она поняла, что способ узнать об этом все-таки есть.

Начнем с того, что теперь казалось ясным: пропавшие наркотики из хранилища вещественных доказательств на самом деле были теми же наркотиками, которые были найдены в доме Мелани Баррик. То, что раньше со стороны защиты казалось стрельбой наугад, в итоге вылилось в непререкаемую истину. Показания Бена Баррика были безупречны, ей пришлось в этом убедиться.

Не то чтобы это означало, что его жена была невиновна. Просто тут был замешан кто-то еще. И каким же шоком стало для Эми то, что, по всей видимости, это был тот самый тип, которого она безуспешно пыталась поймать уже три года.

В ее понимании никаких расхождений не было: сотрудник шерифа округа Огаста, насиловавший женщин в округе Огаста, – причем только в округе Огаста – нашел способ украсть наркотики из хранилища улик.

Защита пыталась убедить судью, что некий представитель закона подбросил наркотики в дом Мелани Баррик, а затем сделал ноги. В голове Эми все это как-то не вязалось. Что мог этот гипотетический представитель получить с того? Да ровным счетом ничего.

Нет, он скорее всего хотел обратить в наличные то, что похитил. Понимая, что самостоятельно продавать наркотики он не может, разве не допустимо, что он искал какого-то посредника? Он был хорошо знаком с Мелани Баррик, причем следил за ней несколько недель, прежде чем изнасиловать. Он ведь наверняка понимал, что она из тех людей, которые с наименьшей вероятностью могут привлечь внимание правоохранительных органов. Образованная белая женщина. Мать.

И, по всей видимости, он понял это так же, как и Эми, решившая, что может найти повод для обвинения Баррик, если покопается в ее финансовых документах – она находилась на грани разорения. А потому должна пребывать в отчаянии.

К тому же она никак не была связана с этим так называемым законником. Это делало ее идеальной соучастницей.

Но почему Мелани Баррик стала вести общие дела с человеком, который ее изнасиловал?

А все просто. Она не знала, что это был тот самый тип.

Давайте отмотаем назад. Мелани Баррик направо и налево продает наркоту, наш законник у нее в доле. Каждый зарабатывает по-своему. Потом появляется Ричард Кодури, наркоман со стажем, который докладывает Скипу Кемпе, с которым работал и раньше, о том, что происходит. Кемпе проводит тщательное расследование и находит все доказательства, необходимые для предъявления обвинения Мелани Баррик.

По всем статьям выходило, что Кемпе – не тот парень. Так Эми и думала.

Но продолжим-ка. Баррик обратилась к своему партнеру за помощью. Он понимал, что если все выйдет наружу, то ему придется гораздо хуже, чем самой Баррик. Заместителю шерифа, занимающемуся наркоторговлей, будет предъявлено обвинение в служебном проступке, по которому он может получить до восьми лет, если судья найдет необходимые взаимосвязи.

Поэтому наш законник – тот, кому принадлежала игрек-хромосома, столь ярко нарисовавшаяся под микроскопом государственной лаборатории – и убил Кодури. Это объясняет тот удивительный факт, что отпечаток, найденный в комнате 307 отеля «Говард Джонсон», совпадает с отпечатком, оставленным человеком, изнасиловавшим Лилли Притчетт.

В этом и заключалась его главная ошибка: он оставил отпечаток пальца. Каждый представитель шерифа, выезжающий на место преступления, проходил определенную регистрацию, частью которой являлось именно снятие отпечатков на случай, чтобы не спутать их с отпечатками вероятных подозреваемых – Эми знала, что подобной процедуре подвергаются все. Почему Джастин Херцог не нашел совпадений, когда проверял результаты в первый раз? А потому, что хранил отпечатки пальцев детективов в отдельной базе данных.

Так что теперь, чтобы найти насильника, убийцу Кодури и сообщника Мелани Баррик, ей оставалось лишь заставить Херцога перерыть эту самую базу вдоль и поперек.

Как же ей хотелось немедленно достать из сумочки телефон и отправить Херцогу электронное письмо, но как раз этого сделать она и не могла. От подобного судья Роббинс просто слетел бы с катушек. К тому же он был из тех судей, которые, ради того, чтобы преподать урок нерадивому прокурору, наплюют даже на обеденный перерыв.

Поэтому она заставила себя запастись терпением и ждать. А пока что у нее все еще был судебный процесс. В известном смысле даже после всего случившегося суть ее работы оставалась прежней. Во всяком случае, вынесение обвинительного приговора теперь стало важнее, чем когда-либо. Она могла использовать его, чтобы привлечь Мелани Баррик для дачи показаний против своего мужа на следующем процессе.

В перекрестный допрос Бена Баррика она вмешивалась крайне осторожно. Нужно сказать, что он прекрасно держался: давал ясные, внятные, четко сформулированные ответы. Пару раз она пыталась сбить его с толку, но поняла, что в итоге это может сработать против нее самой. Каждый вопрос, который она задавала, казалось, давал ему очередную возможность конкретизировать свой рассказ.

И к чему это все привело? Да почти ни к чему. Что бы ни говорил муж, кокаин, найденный вместе с мобильным телефоном его жены, никуда не делся. И она знала, что судья Роббинс, сам когда-то работавший прокурором, не забудет этого.

После окончания допроса Бена Баррика защита вызвала Муки Майерса. Было совершенно очевидно, что у последнего на это не было ни малейшего желания, а Ханиуэлл при этом так и пытался влезть ему в душу: возможно, он намеренно пытался вывести свидетеля из себя, чтобы тот наконец начал говорить.

Тупицей Майерс определенно не был. Может, он и болтал о чем-то в тюрьме с Беном Барриком, однако ему хватало ловкости увиливать от дачи внятных показаний, которые фиксировались в протоколе. Всякий раз, когда Ханиуэлл затрагивал вопросы, которые могли повредить обвинению или подтвердить показания Баррика, Майерс говорил: «По рекомендации моего адвоката я обращаюсь к пятой поправке, чтобы не навредить самому себе».

Этот милейший уголовничек явно умел держать рот на замке.

Когда ей предложили провести перекрестный допрос свидетеля, Эми отказалась. В этом не было никакой необходимости. Защите показания Майерса никак не помогли. И она хотела, чтобы все так и оставалось.

Дальше Ханиуэлл вызвал Бобби Рэя Уолтерса, соседа семьи Баррик. Тот предъявил видеозапись посредственного качества, на которой было видно, как Ричард Кодури едет по подъездной дорожке Мелани Баррик в 1:01 пополудни в понедельник, 5 марта, за день до рейда, проведенного представителями шерифа. Был и фрагмент, на котором, шестнадцать минут спустя, он ехал в обратном направлении.

Защита явно пыталась убедить суд, что наркотики подбросил именно Кодури. Все его поступки подтверждали показания Кемпе. При перекрестном допросе вскоре выяснилось, что ни Уолтерс, ни кто-либо другой не знали, чем занимался Кодури в течение этих шестнадцати минут. Было весьма вероятно, что он отправился в дом Баррик, чтобы купить наркотики, как он и сообщил детективу Кемпе.

К тому же Эми решила, что акцентировать внимание на участии Кодури в этом деле было бы огромной ошибкой. Любой совершенный им поступок только лишний раз раздражал судью.

Возможно, как раз по этой причине Роббинс объявил перерыв на обед, как только Уолтерс закончил свою речь. Лучшего момента Эми не могла и желать. Все время, пока Роббинс жевал свой бутерброд с тунцом, он думал о Ричарде Кодури, бедолаге-мертвеце.

Но, разумеется, это была только одна, причем не самая значительная причина, по которой она так ждала перерыва. Когда Роббинс в последний раз мелькнул краешком судейской мантии и исчез из поля зрения, она достала телефон и отправила сообщение Джастину Херцогу. Начала она с того, что обратила его внимание: к обозначенному ей вопросу стоит относиться с исключительной осторожностью. Далее последовала просьба о предъявлении обвинения тому самому субъекту Б, который был выявлен в ходе дела.

Притчетт – он же посетитель номера 307 – некоему исполнительному лицу из департамента шерифа округа Огаста.

Поставив на сообщении пометку – «Срочно», Эми нажала кнопку – «Отправить».

Глава 58

Когда меня вновь привели в зал суда на дневное заседание, Бен, Тедди и Венди собрались вместе в третьем ряду. Бен поднял мне навстречу большой палец. Тедди помахал рукой. Венди неловко улыбнулась.

Мои родители теперь сидели рядом с ними. Должно быть, они долго разглядывали моего брата и сделали вполне обоснованные предположения. Правда, мне оставалось только представлять, как будет выглядеть наше возможное семейное воссоединение.

Я повернулась и присела рядом с мистером Ханиуэллом.

– Все идет хорошо, так ведь? – тихо спросила я.

– Скоро узнаем, – было все, что он ответил.

Наконец заседание продолжилось. Я ожидала от своего адвоката настоящего юридического чародейства, поэтому была слегка разочарована, когда он заявил:

– Я хотел бы вызвать Маркуса Питерсона.

Я не понимала, чем мог бы помочь мне добряк Маркус. Впрочем, наверняка из него выйдет хороший свидетель. Он мог подтвердить, например, что я не была наркоманкой. Но насколько это могло помочь?

Открылась задняя дверь, и вошел Маркус. Он не смотрел на меня, когда проходил мимо стола защиты. Вид у него был как у мальчишки, напялившем отцовский пиджак. Когда он был приведен к присяге и сел за кафедру для свидетелей, я почти почувствовала, как ему неудобно.

– Спасибо, что присоединились к нам, мистер Питерсон, – сказал мистер Ханиуэлл. – Я знаю, что этот поступок потребовал от вас большой смелости.

Смелости? Просто сказать, что я была порядочным человеком, никогда не продававшим кокаин?

– Спасибо, – сказал он своим мягким голосом.

– Когда вы познакомились с ответчиком, то есть с миссис Баррик?

– В две тысячи одиннадцатом. Я был менеджером отделения «Старбакс» в Стонтоне и нанял ее в качестве бариста.

– Как бы вы описали ваши отношения с ней?

– То есть как я отношусь к ней персонально, или что я мог бы рассказать ей и другим людям? – загадочно спросил он.

– Если угодно, оба варианта.

– Ей и кому угодно я бы сказал, что мы добрые друзья, не более того.

– Но ведь это не вся правда, не так ли? – поинтересовался мистер Ханиуэлл.

– Да, не вся.

– Не могли бы вы сообщить суду, что вы имеете в виду?

– Если честно, я влюбился в Мелани Баррик с тех пор, как впервые увидел ее.

Ой-ой.

Я почувствовала, как запылали мои щеки. Ведь Бен постоянно твердил мне об этом. И мне стало крайне неловко, что Маркус оказался в зале суда.

Но я до сих пор не понимала, как это связано с делом о наркотиках.

– Вы когда-нибудь выражали ей свои чувства?

– Нет, – сказал он. – Но я был близок к тому, чтобы сделать это, много, много раз. Если честно, то я просто мечтал перед ней объясниться. Сколько раз я прокручивал эту сцену в голове, когда не мог заснуть или просыпался слишком рано.

– Но вы так и не сделали этого?

– Нет. Думаю, что поначалу мне казалось неуместным нарушение субординации, я ведь был ее начальником. А потом она начала встречаться с Беном Барриком, и… Думаю, я всегда знал, что она не ответит мне взаимностью. Для нее наши отношения были дружбой и ничем больше.

– Но вы настойчиво поддерживали эту дружбу?

– Да. Я думал, что лучше уж пусть Мелани хоть немного общается со мной, чем вовсе не контактирует.

– Вы ведь женаты, не так ли?

– Да, но, по правде говоря, это не важно. Я бы, не раздумывая, расстался со своей женой, если бы у меня появился даже малейший шанс завести отношения с Мелани.

– Ваша жена знает об этом?

– Возможно. Я, правда, всегда все отрицал, но не могла же она быть настолько глупа, чтобы до конца мне поверить.

Он говорил прямо, без обиняков. И мне оставалось только представлять, какая боль скрывалась за его словами.

– Когда будущая миссис Баррик забеременела, а затем вышла замуж, это как-то повлияло на ваши чувства?

– Нет, хотя мне, наверное, следовало бы сказать да. Тогда я влюбился в нее еще сильнее. Видеть ее беременной было… и горько, и невыразимо приятно. Разумеется, я был в курсе, от кого она забеременела, от этого и горечь. Но наряду с этим я знал, какую радость это ей принесло. Я видел, что будущее материнство просто переполняет ее, и никогда раньше не замечал в ней ничего подобного. Более того, я… Мне просто нравилось, как она выглядела, будучи беременной, вокруг нее словно разливалось какое-то сияние. Я мечтал о том, что было бы, если… если бы я был отцом ее ребенка. Больше всего на свете я хотел воспитывать этого ребенка вместе с Мелани. Наверное, я просто… Я всегда хотел быть рядом с ней, что бы ни происходило. Она так чиста и… совершенна.

В том, как он признавался во всем этом, была какая-то странная жестокость. Даже почти утратив смысл своего существования, мне было горько понимать, какие страдания я причиняла своему близкому другу. И до чего же я радовалась, что Келли не присутствовала на суде. В противном случае мне осталось бы только умереть на месте.

Мистер Ханиуэлл, который явно не собирался тонуть в волнах чувств, выслушивая все это, настойчиво продолжал.

– Но после того, как она забеременела и вышла замуж, вы уже не могли постоянно находиться с ней рядом, верно?

– Совершенно верно.

– И как вы поступили?

– Я стал за ней шпионить.

Внутри меня все оборвалось.

– Что вы имеете в виду? – спросил мистер Ханиуэлл.

– Я подарил ей плюшевого мишку, в которого была встроена камера. И поставил его на полку в детской.

Господи боже. Я изо всех сил вцепилась в край стола, а передо мной всплывало все то, чем я занималась в детской в последние три месяца: сколько раз я беззаботно обнажалась, не обращая внимания на мистера Снуггса, сидевшего на полке, с которой открывался прекрасный вид на мое кресло; сколько было интимных моментов, которые должны были остаться только между мной и Алексом…

И Маркус постоянно подсматривал за всем этим? Выходит, пусть и мельком, но он видел мою обнаженную грудь? Меня так затошнило, что я почти потеряла способность думать.

– И как вы управляли этой камерой? – спросил мистер Ханиуэлл.

– У меня был айпад, который я скрывал от своей жены, от всех. Оттуда и управлял камерой. Когда моей жены не было дома, я доставал его и наблюдал за Мелани.

– На айпаде все сохранилось, не так ли?

– Да.

– И эти записи вы намеревались продемонстрировать суду?

– Да, – сказал Маркус.

– Ваша честь, это – доказательство защиты номер два, – сказал мистер Ханиуэлл, извлекая три футляра для DVD-дисков из своего портфеля. – Здесь материалы с айпада мистера Питерсона. Я узнал об их существовании только в пятницу. Записи не редактировались. Мне бы хотелось воспроизвести их прямо здесь, если это возможно.

– Приступайте, – сказал судья Роббинс.

Меня настолько ошеломило все происходящее, что пришлось изо всех сил сосредоточиться, чтобы просто продолжать дышать. Маркус повернулся лицом к телевизору, так что теперь я смотрела на него сбоку. Я испытывала странное противоречие: его лица я почти не видела, но не могла удержаться от того, чтобы не глазеть на него.

Выходит, все эти годы я смотрела и не видела. Мне вспомнились те сотни раз, когда мы оставались наедине, выпивали вместе, смотрели фильмы, да что угодно. И он никогда не лез руками туда, где находилась запретная территория.

Похоже, он решил сделать это дистанционно.

Телевизионный экран в углу моргнул, затем потемнел. Потом на нем появилось изображение нашей детской.

– Когда было снято это видео?

– Пятого марта в 1:07 ночи, – сказал Маркус.

– Откуда вам это известно?

– На записи отмечено время, – ответил Маркус.

Около двадцати секунд ничего не происходило. Съемки, как и было сказано, велись с полки, где обитал мистер Снуггс, он же плюшевый медведь. Затем Ричард Кодури – шрам через всю голову и прочее – вошел в комнату. При нем была сумка.

Он расстегнул на ней молнию и достал картонную коробку, которую быстро спрятал в шкафу.

– Судья, я уверен, что вы узнаете Ричарда Кодури, осведомителя Содружества по этому делу, – сказал мистер Ханиуэлл. – Эта коробка – доказательство защиты номер семь.

– Да, мистер Ханиуэлл, благодарю вас.

Из той же сумки Кодури извлек небольшую стремянку и поставил ее посреди комнаты. Он вытащил отвертку и не без ловкости снял крышку вентиляционного отверстия. Потом поставил ее на пол.

– Хорошо, – сказал мистер Ханиуэлл, продолжая комментировать. – А сейчас появятся доказательства от имени Содружества, с первого по шестое.

Кодури вновь полез в сумку и достал оттуда шесть пластиковых пакетов с белым порошком и рулончик клейкой ленты. Затем поднялся по стремянке и стал приклеивать в вентиляционной отдушине пакет за пакетом, отрывая куски скотча от рулона.

В зале суда воцарилось молчание. Я взглянула на Эми Кайе. Ее лицо было едва не белее того кокаина.

Когда Кодури закончил с пакетами, он вернул крышку вентиляции на место. Последнее, что он сделал – вскрыл небольшую упаковку, в которой, совершенно очевидно, тоже находился кокаин. Немного порошка он высыпал в кроватку Алекса, остаток же осторожно распределил на промежутке между своим большим и указательным пальцем.

Он шумно вдохнул, а затем встал посреди комнаты, наслаждаясь кайфом от бродящего в его крови наркотика.

Я не могла усидеть на месте: до того мне хотелось продемонстрировать это видео представителям социальных служб.

Кодури вышел из комнаты, причем его сумка практически опустела. Затем экран почернел.

В зале никто не двигался. Никто не произносил ни единого слова. Мистер Ханиуэлл тоже молчал, словно давая всем возможность как следует понять, что дело Содружества против Баррик только что перевернулось с ног на голову.

Наконец он продолжил:

– Для протокола, мистер Питерсон: во сколько закончилась эта съемка?

– В час четырнадцать.

– Благодарю вас. А когда вы узнали о том, что была сделана эта запись?

– В тот самый день, когда она и была отснята.

– Вы сообщали о ней миссис Баррик?

– Нет, – сдавленным голосом сказал Маркус.

– Почему же нет?

Похоже было, что Маркус вот-вот сорвется.

– Я понимал, что нашей дружбе конец, если она узнает о камере.

– А после ее ареста вы сообщали ей об этом?

– Нет.

– Почему?

– По той же причине.

– Несмотря на то, что она оказалась в тюрьме?

– Я думал… Я думал, что… что ее оправдают. Мне ни на секунду не казалось, что кто-то мог даже допустить мысль о том, что Мелани торгует наркотиками. Я ждал и ждал, когда же шериф и суд наконец прозреют и снимут с нее обвинения. Тогда мне не пришлось бы ей рассказывать… обо всем этом. И мы снова могли бы стать… Да кем угодно.

– И что же заставило вас передумать?

– Когда стало понятно, что ничего такого не произойдет, я… Я просто понял, что мне нужно… Вот я и пришел к вам в пятницу днем. Думать об этом…

Он уже не мог продолжать. Слезы так и лились из его глаз. Последние слова, которые он смог выдавить из себя перед тем, как судья Роббинс объявил перерыв, были: «Я люблю тебя, Мелани. Я по-прежнему люблю тебя. Я всегда тебя любил. И всегда буду любить».

Наверное, я поступила жестоко – я отвернулась, когда он это говорил.

Глава 59

За восемнадцать лет прокурорской работы Эми Кайе впервые была так поражена показаниями защиты. Конечно, и раньше случалось, что ее иногда заставали врасплох.

Но чтобы вот так – никогда. Подобного и близко не было.

Обычно такие доказательства никогда не попадали в суд. И вдруг адвокат ткнул всех в них прямо носом, вот и пришлось снять обвинение.

С другой стороны, поставив себя на место защиты, она могла понять, почему Ханиуэлл затеял такую игру. Да, ему действительно достался настоящий подарок судьбы тем пятничным вечером, тем более что у него оставалось время для того, чтобы как следует подготовиться к слушанию, назначенному на понедельник. Скорее всего, он не сможет вытащить своего клиента из тюрьмы до выходных, как бы ни повернулись дела, но зачем же было так бравировать перед обвинением этой видеозаписью?

Ну как же. Надо бросить в этих судейских свою бомбу. Получить оправдательный приговор. И прохромать к выходу с геройским видом.

Как же Эми обрадовалась, когда Роббинс объявил перерыв. Якобы свидетелю требовалось время для того, чтобы прийти в себя. Ей была нужна хотя бы пара-тройка минут. Ведь она действительно была до крайности потрясена происходящим.

Затем она проверила, не висят ли на телефоне новые сообщения. Пришлось снова удивиться. Джастин Херцог наконец ответил.

Эми,

Не знаю, как тебе это понравится, но отпечатки, оставленные субъектом Б и тем – ансабом из – Говарда Джонсона, не принадлежат никому из наших. Я перерыл вдоль и поперек все имеющиеся базы. Там есть все отпечатки, которые только находили после совершения преступлений во всем округе Огаста. Совпадений нет.

Удачи,

Джастин

Эми уставилась на телефон, теперь совершенно выбитая из колеи. Она снова позволила себе поверить, что была близка – так близка – к тому, чтобы найти того насильника. И снова оказалась не права. Во всем.

Мелани Баррик не занималась наркоторговлей. Ее определенно подставили. А тип, подбросивший наркотики, теперь был мертв, причем, скорее всего, его убил сообщник, чья личность для нее оставалась такой же загадкой, как и на протяжении последних трех лет.

Единственное, что Эми понимала однозначно, – преследовать Баррик больше невозможно. Ни за наркотики. Ни за убийство. Продолжать пытаться выставлять ее в роли убийцы, тем более наемной, значило признаться в том ужасном факте, что представители закона только и делают, что гоняются за призраками.

Лишь когда пристав вновь призвал суд к порядку, а Маркус Питерсон с побагровевшим лицом вновь занял свое место, Эми поняла, что ей нужно делать.

Пора покончить с этим фарсом.

– Итак, вновь добро пожаловать всем, – сказал судья Роббинс. – Очередь вашего свидетеля, миссис Кайе.

– На самом деле, ваша честь, в свете только что представленных защитой доказательств, я не верю, что есть какие-либо причины для продолжения этого судебного преследования, – сказала она. – Содружество хотело бы попросить вас снять все обвинения.

В задней части зала суда словно началось легкое извержение вулкана, когда семья Мелани Баррик начала аплодировать изо всех сил.

Судья поднял руку.

– К порядку. К порядку, пожалуйста.

Он подождал, пока шум стихнет, а затем продолжил:

– Содружество уверено в этом?

– Да, ваша честь.

– Мистер Ханиуэлл, полагаю, это удовлетворит вашу подзащитную?

Ханиуэлл встал.

– Ваша честь, учитывая то, через что прошла моя подзащитная, я прошу запрета о подачи на нее любых исков подобного рода.

– Думаю, что все присутствующие должны согласиться с этим. Миссис Кайе?

– Совершенно согласна, ваша честь.

– Очень хорошо, – сказал Роббинс. – Итак, если ни у кого больше нет вопросов…

– Вообще-то, ваша честь, есть еще кое-что, – сказала Эми. – И пока здесь находятся все заинтересованные лица, мне хотелось бы, чтобы это занесли в протокол.

– Хорошо, говорите.

– Как вы знаете, Содружество обвиняло миссис Баррик в убийстве, – произнесла Эми. – С учетом предоставленной видеозаписи и результатов исследования вещественных доказательств, о которых мне сообщили в государственной лаборатории, в настоящее время Содружество не станет выдвигать обвинения против миссис Баррик. Если она не нарушала порядков исправительного заведения в Мидл-ривер, не вижу причин оставлять ее под стражей.

– Очень хорошо, – сказал Роббинс, затем, словно играючи, стукнул молотком. – Заседание окончено.

– Прошу всех встать, – сказал пристав.

Эми повернулась и увидела, что вся семья Мелани Баррик буквально мчится к разделительной линии. Был и еще кто-то, направлявшийся прямо к заседателям.

И этим кем-то оказался Аарон Дэнсби, законно избранный адвокат Содружества.

– Какого черта тут произошло? – требовательно спросил Дэнсби. – Почему ты отклонила обвинение в убийстве?

– У тебя в голове что, совсем пусто? – ответила Эми. – Ты не видел видеозапись? Против этой женщины нет теперь никаких доказательств. И оставить ее в тюрьме выглядело бы как черт знает что.

– Но она же убила Ричарда Кодури. На свободу она не выйдет. У нее, черт дери, одна дорожка – к смертной казни.

Дэнсби весь кипел, но ни одно из сказанных слов он не произнес обычным голосом.

Скорее это было похоже на шепот.