Текст книги "Ближе, чем ты думаешь"

Глава 31

В колонне было четыре машины, направлявшихся к резиденции Уоррена Плотца: три форда с горчично-желто-коричневыми знаками шерифа округа Огаста и субару без опознавательных знаков, за исключением наклейки Coexist[22]22
  Сосуществование.


[Закрыть] на заднем бампере.

Странноватый квартет, что и говорить, но вполне уместный. Для Эми Кайе, сидевшей за рулем субару, все происходящее отнюдь не было чем-то обыденным. С арестами она, как правило, сталкивалась, только читая их описания.

Но жалеть об этом ей не приходилось. Все-таки на это дело она потратила три года в целом, плюс множество часов личного времени.

Представители шерифа, как правило, возражали против того, чтобы адвокат наблюдал за ними, пока они выполняли свою работу, но сейчас, когда Эми сказала, что хочет присоединиться к ним, не стали протестовать.

Она торжествовала. Даже если ей и не придется собственноручно надевать браслеты на Плотца, все они и так знали, что она эта заслужила.

Кроме чувства выполненного долга, которым она искренне наслаждалась, пока кавалькада подъезжала к обиталищу Плотца, ее переполняло справедливое и жестокое предвкушение возмездия, которое она, похоже, разделяла с его жертвами. Она встречалась почти со всеми, кое с кем даже неоднократно. Она видела, как боль наполняет их глаза, когда они рассказывали о самых мучительных переживаниях в жизни.

Как же она желала разделить возможность поделиться этим моментом со всеми ними: показать, как выглядел их мучитель, когда понял, что пойман; что больше ни единой минуты ему не быть свободным; что одна из его жертв сумела взять над ним верх.

Эми надеялась, что он будет рыдать, стенать и просить прощения. Поистине поэтическая справедливость для всех женщин, проливших из-за него столько слез.

Дом Плотца находился в районе новостроек, где дома громоздились один на другой; по счастью, подъездная дорога туда оставалась пока в целости. Наверняка местные жители не ожидали увидеть быстро бегущую по их тихим улицам фалангу шерифских машин. Кавалькада наконец подъехала к дому Плотца, заблокировав выезд Доджу Рэм 2500, присутствие которого свидетельствовало о том, что владелец дома и, возможно, даже наблюдает за происходящим изнутри.

Впрочем, все это было уже неважно. Они не собирались скрываться. Напротив, хотели продемонстрировать свою силу.

Всего представителей шерифа было шестеро, каждый в пуленепробиваемом жилете. Раскопки архивов помогли установить, что у Плотца было разрешение на скрытое ношение оружия. Им не хотелось рисковать.

Двое полисменов отошли назад, на случай, если Плотц попытается бежать. Остальные четверо поднялись по ступенькам. Эми держалась поблизости. Она буквально чувствовала, как ее переполняют эмоции его бывших жертв.

Постучать представители власти не удосужились. Плотц, конечно, никогда не оказывал такой чести своим жертвам. Так что они просто вынесли его дверь портативным тараном.

Сержант вошел внутрь.

– Полиция! Уоррен Плотц, с вами говорит представитель шерифа округа Огаста, и у нас есть ордер на ваш арест! – крикнул он. – Не пытайтесь сопротивляться. Вы окружены.

Следом за ним, взяв наизготовку табельное оружие, ворвались остальные полисмены. Обследовав комнату на первом этаже, они начали методично обходить другие.

Ни в одной из них его не было. Законники сгрудились у начала покрытой ковровой дорожкой лестницы и стали тихо подниматься вверх. Впереди опять был сержант.

Остановившись у двери в главную спальню, он посмотрел в глаза каждому из своих подчиненных, чтобы убедиться, готовы ли они. Возможно, Плотц, поняв, что за люди оказались у него в доме, теперь скрывался в спальне, готовясь дать последний бой.

Пока оружие у четырех представителей шерифа стояло на предохранителях. Впрочем, если Плотц окажет сопротивление, долго это не продлится. Но так ли он хотел умереть? Отойти в мир иной от рук полицейского?

Эми спустилась на две ступеньки вниз, по-прежнему заглядывая за угол.

Сержант произнес: «Раз… два… три…» – и на «три» распахнул дверь.

В комнате было темно, как в склепе, что было совершенно неестественно в три часа пополудни для ясного мартовского дня. Благодаря хоть какому-то освещению из коридора, Эми видела застилавшую окно тень, которая намертво блокировала любые попытки солнца проникнуть вовнутрь. Полицейские же просто растворились в этом мраке.

– Уоррен Плотц, не двигайся, ты арестован.

Это был сержант. Кто-то из полисменов включил свет.

Теперь Эми увидела, что один полицейский держит под прицелом пистолета Плотца, сидевшего на большой двуспальной кровати в центре комнаты и всем своим видом выражавшего: какого, собственно, дьявола меня будят четверо вооруженных людей? Он был раздет до пояса. Все, что ниже торса, скрывалось в клубке намотанных на его тело одеял.

– Что за… – начал было Плотц, но оборвал себя вульгарной бранью.

Эми вошла в комнату, когда Плотц выдирал из своих ушей две восковых затычки. Беруши, значит. Вот почему он не слышал, как офицеры ломали входную дверь и заходили внутрь. Перед ней был человек, глубоко уснувший после отработки ночной смены.

Когда Плотц увидел Эми, то слегка отшатнулся.

– Да что за… – снова сказал он, а потом еще раз выругался. – Это из-за этой суки Мелани Баррик? Что эта манда натрепала про меня? Что бы она ни говорила, это ложь. Она лживая сука!

– Мистер Плотц, повернитесь и лягте на живот, – приказал сержант.

Плотц, казалось, ничего не слышал. Он тыкал пальцем в направлении Эми, а его лицо, покрытое со сна складками, покраснело от ярости.

– Мелани Баррик – лживая сука. Она на меня долго зуб точила. Я уволил ее на прошлой неделе за то, что она, оказывается, наркоту толкала. И что бы она про меня ни говорила, все ложь. А если вы меня арестуете, я подам на вас в суд. На всех вас подам.

– Заткнись, Плотц, – сказал сержант. – Перевернись и ляг на живот сам, а то будет по-плохому.

Плотц выдал еще пару высказываний насчет Мелани Баррик, прежде чем подчиниться. Сержант прижал запястья Плотца друг к другу за его спиной и надел на них черные наручники.

– Поехали, – сказал сержант. – Отвезем этого говнюка куда следует.

Если раньше ожидание результатов на совпадение отпечатков пальцев было просто долгим, то теперь оно казалось ей бесконечным.

Правда, на этот раз дело было скорее в человеческом, нежели техническом факторе. Вначале Плотц должен был предстать перед судьей. Бюрократам ведь некуда спешить.

Наступит момент, когда Плотцу объявят, что он вправе воспользоваться телефоном. А его жена, отец и адвокат уже наверняка толкутся в офисе шерифа, разоряясь почем зря.

Кто знает, может, они тоже его в чем-то таком подозревали. Особенно жена. Конечно, Плотц терпеливо выслеживал свои жертвы, прежде чем по-настоящему атаковать. Ведь не случайным же было то, что женщины, на которых он нападал, были одиноки. И как могла жена не придать значения тому, что ее муж ночь за ночью отсутствовал дома?

К родственникам Плотца Эми даже чувствовала определенную симпатию. Они должны были стать еще двумя его жертвами, поскольку их судьбы были тесно связаны с самым страшным серийным насильником, которого когда-либо знала долина Шенандоа. И теперь они будут известны в округе не иначе как его жена и отец.

Короче говоря, топчась на почтительном расстоянии, Эми прилагала все возможные усилия, чтобы не стоять над душой заместителя шерифа Джастина Херцога, пока тот обрабатывает отпечатки пальцев. Всему, как говорится, свое время.

Добиться какого-либо признания Эми рассчитывала приблизительно к обеду. Она спрашивала себя, начнёт ли он с рассказа о Лилли Притчетт, а потом постепенно признается и во всем остальном, после того, как она прижмет его результатами ДНК-тестов, либо же сразу уйдет в глухую несознанку.

Одно можно было сказать наверняка: в тот вечер она собиралась начать оповещение всех его жертв. Сначала Лилли, потом Дафна Хаспер. Следующей, возможно, будет Мелани Баррик. Может, с ней ничего и не получится. Но, несмотря на обвинение в хранении наркотиков, эта Баррик заслуживала, чтобы о ней заботились так же, как и о других пострадавших.

Эми надеялась достучаться до них всех, если только это возможно. Ведь ей не под силу вечно сдерживать желание Аарона Дэнсби – слить туда или сюда очередной жареный факт, попавший ему в руки. Поэтому она всеми силами стремилась добиться того, чтобы жертва услышала обо всем своими ушами, а не читала несвежие репортажи в газетах.

Примерно об этом она и думала, когда, наконец, позвонил Херцог. Маэстро по поединкам с системой сопоставления отпечатков пальцев был готов дать информацию.

Ее икры, казалось, кололо иголками, пока она пробиралась к той насквозь пропахшей комнате. Ее нервы были на пределе.

– Эй, – сказала она, входя.

Херцог оторвал взгляд от монитора. Она обошла вокруг него. Он разместил два отпечатка рядом на экране.

– Ну ладно, вот это – часть оставленных субъектом Б, – сказал он, показывая на тот, что был справа. Потом указал пальцем влево. – А вот это – парень, которого вы сюда притащили.

Прищурившись, Эми взглянула на изображения. Что-то в них не совпадало, хотя что именно, она не могла сказать. В свое время ей довелось повидать немало отпечатков пальцев, но что было не так с этими, она никак не могла понять.

А вот Херцог, похоже, мог.

Уж будьте-нате, как мог.

– Это два разных человека, – сказал он. – Извини.

– А ты… Ты уверен, что не… В смысле, может, ты их перепутал или…

– Извини, – еще раз сказал он.

Она пристально посмотрела на изображение еще раз: конечно же, у субъекта Б недоставало характерного завитка, который был у Уоррена Плотца.

Отпечатки не совпадали.

Значит, Уоррен Плотц не был Шептуном. И Эми нужно было признать две крайне болезненные истины.

Во-первых, она арестовала не того человека.

А во-вторых, вернулась в своем расследовании на две недели назад.

То есть в никуда.

Глава 32

Ребенок, оказывается, любил, когда его держали лицом вперед.

Вот вам и все. Весь фокус был в этом. В этом, спасибо Господи.

Прижимай этого младенчика к груди или плечу – не добьешься желаемого, с равным успехом его можно совать в раскаленные угли. В такие моменты он продолжал орать, корчась и дергаясь.

Но просто переверни его – и все, словно щелкнуть выключателем. И сразу все спокойно.

Счастливый ребенок.

Счастливая приемная мать.

И да, ей потребовалось около пяти дней, чтобы дойти до этого. Пять адски долгих дней, в течение которых она всерьез подумывала о самоубийстве (может, проткнуть барабанные перепонки отверткой или еще что-нибудь: все это не могло сравниться с тем, какую боль ей доставлял этот вечно орущий ребенок).

Но сейчас? Сейчас он был доволен настолько, насколько вообще может быть доволен младенец. Естественно, у него были свои потребности. Иногда он плакал. И капризничал, когда уставал.

Так что главное, что ей нужно было сделать – это накормить его, привести в порядок, придать милый вид, пока он опять не уснет.

– Просто ты хочешь посмотреть на мир, – сказала она ему. – Держу пари, когда вырастешь, ты станешь путешественником.

Еще она обнаружила, что пока возила его в коляске по окрестностям, ребенок, сидя к ней спиной, казалось, становился еще счастливее.

Как-то один из соседей попросил подержать его. И, конечно же, в тот момент, когда повернул его лицом к себе – так ведь обычно поступают люди, когда берут на руки ребенка – тот просто взвыл. Правда, сейчас для нее это выглядело почти комично. Или, может быть, дело было в том, что теперь она знала его секрет.

– Понимаете, – объясняла она, – он из тех детей, которые любят смотреть на окружающий мир.

После того как на нее снизошло это хоть и маленькое, но все-таки озарение, в их доме наконец вновь воцарился порядок. Она даже кое-как наловчилась прибираться одной рукой, при этом держа второй ребенка так, чтобы он мог наблюдать за происходящим.

Она даже умудрялась пользоваться пылесосом. И было похоже, что эта чудо-машина буквально заворожила мальчика.

Так что теперь их дом вновь стал относительно спокойным, относительно чистым и относительно нормальным, когда ее муж однажды вернулся с работы.

Он вошел и увидел, как его жена пританцовывает, кружась по комнате, в то время как ребенок сидел в кенгурушке, надетой на ней так, чтобы его спина прижималась к ее спине: так он мог наслаждаться наблюдениями, пока она медленно кружилась в танце.

– Похоже, вам двоим удалось отлично поладить, – сказал он, тепло улыбаясь.

Она остановилась на середине поворота.

– Знаешь, я тут подумала… Нужно ли нам поменять ему имя?

– Зачем?

– Не знаю. Я просто… Мне кажется, он заслуживает того, чтобы быть названным в честь своего папы, разве не так?

Мужчина улыбнулся еще шире.

– Займемся этим завтра, – сказала она. – Я тут скачала образцы документов, необходимых для смены имени, пока он дремал. А потом можем пойти в суд и предоставить все необходимое.

– Не торопись, – сказал мужчина. – Нам необходимо сперва довести до конца процедуру усыновления.

– Я понимаю, но… Ты же говорил, что здесь дело лишь во времени.

– Именно. Именно.

– И ты продолжаешь это повторять. Но что, если… что если Мелани сумеет сохранить за собой родительские права?

Мелани. Так они между собой всегда называли настоящую мать ребенка. Мелани. Словно знакомую. Словно они были лучшими друзьями.

– Я просто… – начала было женщина, но голос ее внезапно дрогнул. – Я хочу сказать, что мне невыносима сама мысль о том, что я могу его потерять.

– Этого не случится, – твердо сказал мужчина. – Говорю же: все под контролем.

Глава 33

Учитывая приказ судьи Стоуна устроиться на работу, а также мой быстро пустеющий банковский счет, в среду утром я первым делом занялась этим вопросом.

Пожелания у меня были весьма скромные, поскольку я понимала очевидность создавшихся обстоятельств. О том, чтобы получить место белого воротничка, я даже не мечтала. Те, кто хотел занять подобную должность, читали газеты и шерстили «Гугл».

Первым, что мне пришло в голову, был «Старбакс». Если бы Маркус по-прежнему оставался тамошним менеджером, восстановиться на прежнем месте для меня было бы столь же просто, как попросить его вновь вписать мое имя в рабочий график. Но оказалось, что Маркус теперь работал удаленным менеджером сразу в двух компаниях, так что из базы данных «Старбакса», расположенного в Стонтоне, его имя было попросту удалено. И я не узнала никого, кто находился за стойкой, когда я вошла туда.

Новый менеджер сухо сказал, что в настоящий момент открытых вакансий нет. Потом соизволил записать мой номер, якобы на случай, если ситуация изменится, но мы оба знали, что произойдет с этой запиской, едва я успею выйти за дверь.

И мне пришлось отправиться в долгое и полное разочарований путешествие по Стонтону. Менеджер из «Чили» так пристально смотрел на меня, что можно было подумать, он только что читал обо мне в газетах. «Файрхауз Сабз» искали нового администратора, но для этого требовалось солидное, ничем не подпорченное резюме.

В «Уолмарте» вакансий не было. Как и в «Степлс». И в «Стонтон-Молл», хоть он и медленно приходил в упадок – тоже. Некто по имени Лоу поинтересовался, имею ли я опыт работы по благоустройству домов, но в целом вел себя так, словно не позволил бы мне даже покрасить стены собственной гостиной. В остальных крупных магазинах, куда я заезжала, тоже было глухо.

«Мартин» – одна из местных продуктовых точек – подыскивал менеджера по продажам, и занимавшаяся подбором персонала женщина, похоже, заинтересовалась мной, когда я в подробностях описала опыт своей работы диспетчером поставок и то, что я умею управляться с просрочкой. Затем она спросила, можно ли позвонить в «Даймонд Тракинг», чтобы навести обо мне справки.

На этом все и заглохло. Потом было еще с десяток мест, где я заполняла анкеты, но в ответ получала только неопределенные фразы о том, что со мной свяжутся при необходимости.

Предпоследним таким местом был тот самый салон матрасов. Может быть, они еще не успели принять человека на место Бена. По пути туда я вновь боролась с накатившим на меня чувством потери. Неужели, думалось мне, в этом и заключается вселенская справедливость: Бен покинул меня тогда, когда я острее всего нуждалась в поддержке – и мне от этого было чертовски больно! – а теперь я пытаюсь устроиться на его рабочее место.

Менеджер мило улыбнулся мне, затем сказал, что сожалеет: они уже приняли нового работника.

Рабочий день уже заканчивался, и мои силы – тоже. Пытаясь утешить меня, он сказал, что, насколько он знает, в «Дом вафель» требуется работник.

Я добралась туда к четырем часам дня: ланч давно закончился, а ужин еще не начинался. Работница за стойкой проводила меня в заднюю комнату, где я обнаружила уставшую женщину-менеджера; сам же этот так называемый унылый офис, казалось, был насквозь пропитан жиром. На меня она смотрела так, словно давным-давно отказалась от всего мирского ради того, чтобы посвятить свою жизнь работе здесь – причем под «здесь» подразумевалось, что эта забегаловка была для нее целым светом.

Первый вопрос, который она задала, был стандартным: есть ли у меня опыт? Я рассказала ей о двух годах работы в «Старбаксе». Потом она поинтересовалась, как я отношусь к скользящему графику: дескать, у них в рабочем распорядке полно дыр. Я сказала, что нет проблем. Пока не вернется Алекс, я в любое время готова оказаться в ее распоряжении.

За эту работу в час платили два доллара тринадцать центов плюс чаевые, о которых, правда, необходимо было докладывать с абсолютной точностью. Если в конце дня сумма чаевых не превысит 7,25 доллара в среднем за час (такая вот печальная концепция минимальной заработной платы в штате Вирджиния), «Дом вафель» восполнит разницу.

Я спросила менеджера, как часто случается подобное.

– Думаю, дорогуша, вы об этом скоро узнаете, – был ее ответ. – Вам работа нужна или как?

Судья Стоун сказал, что мне нужно трудоустроиться. И он не утверждал, что моя будущая работа окажется приятной.

Глава 34

В четверг утром у Эми Кайе голова болела по двум поводам.

Первым был Уоррен Плотц.

Большую часть среды она провела, пытаясь разобраться во всей этой дряни. Наследник империи «Даймонд Тракинг» вовсе не вел себя, как испуганный ребенок, готовый рассыпаться в благодарностях за то, что его освободили из-под стражи. Он изо всех сил негодовал на то, что ему нанесли ранение – пусть даже в связи с тем, что в течение нескольких часов он подозревался в совершении преступления, и в итоге уперся на том, что теперь у него огромная психологическая травма.

В конце концов он соизволил принять в качестве извинения письмо от адвоката Содружества. Однако потом вновь устроил настоящее говнометание, когда адвокат, будущий кандидат в выборные, отказался подписывать любые документы, данные о которых могли бы просочиться в СМИ.

Так что под занавес этой оперы Плотц, пусть и неохотно, но принял письмо, подписанное главным заместителем прокурора Содружества Эми Кайе, вместе с ее личными извинениями.

Посреди этого кипежа Эми пришлось вытерпеть еще один удар: телефонный звонок от Чапа Берлсона, директора лаборатории в Роаноке.

Как ни странно, но образец ДНК на банке газировки не соответствовал той ДНК, которая была обнаружена на телах жертв сексуальных посягательств. Берлсон говорил крайне вежливо, но в его голосе отчетливо звучал вопрос: «Зачем вы только отняли у меня время?»

Во время всей этой заварухи у Эми в голове постоянно крутилась мысль: какую же ошибку она допустила, поддавшись эмоциям, поэтому и переусердствовала. Поэтому игнорировала всю сопутствующую политику и процедуры, специально придуманные для подобных случаев именно с той целью, чтобы не дать волю всплеску чувств в судебном процессе, где всякая страсть была неуместна.

К вечеру среды, когда Эми уже ощущала себя щенком, которого как следует потыкали носом в наделанные им безобразия, она сделала то, что давно уже собиралась: отправилась в ресторан, где работал ее муж, и медленно, но верно как следует надралась виски, в итоге позволив ему отвезти ее домой и уложить в кровать.

Это казалось ей просто замечательной, расчудесной идеей, пока она не проснулась в четверг утром.

Такова была первая головная боль.

Вторая возникла после того, как ее предупредили, что некто Деметриус Муки Майерс в очередной раз подал апелляцию. Собственно, неожиданным фактом оказалась не сама ее подача, а то, что у Майерса появился новый адвокат, который подал уведомление месяцем ранее.

Особых неприятностей от этого она не ждала. Ну, в крайнем случае подадут претензию на то, что работа адвоката была недостаточно эффективной, или на то, что она возражала против выводов присяжных, но для нее все это было, что слону дробинка. Большинство апелляций по уголовным делам стоили не больше той лапши, которую подававшие их пытались повесить на уши представителей Апелляционного суда в Ричмонде в надежде на их поддержку.

Но, к удивлению Эми, именно эта апелляция и оказалась способной на такое. Одной из свидетельниц, дававших показания против Майерса, была его пожилая соседка, которая настойчиво утверждала, что неоднократно видела, как Майерс продавал кому-то кокаин в маленькой аллейке за домами, где жили они оба. Дать такие показания, по ее словам, она решила, когда окончательно устала от того, что вокруг дома Майерса – а значит, и ее дома тоже – постоянно обретаются какие-то подозрительные личности.

В силу этих показаний свидетельнице, боявшейся подозрительных личностей, водивших дела с Майерсом, выплатили 5000 долларов из фонда потерпевших, чтобы она смогла покинуть пределы графства. Ничего особенного в этом не было. Офис шерифа практиковал подобное постоянно.

Правда, этот фактик никогда не фигурировал на суде. Поэтому новый адвокат Майерса и упирал. Упирал он, к сожалению, справедливо – говорил, что необходимо донести эту информацию до сведения присяжных, поскольку вознаграждение могло, так сказать, простимулировать престарелую соседку дать подобные показания. И, если судья по апелляционным вопросам вынесет положительный вердикт, дело Майерса вполне может возобновиться.

Если только все это было правдой. А способ выяснить все досконально был только один.

Эми вытащила свой телефон, надеясь, что счастливый случай поможет ей и она застанет шерифа Пауэрса.

Через два гудка она услышала:

– Але?

– Привет, Джейсон, это Эми Кайе.

– И как дела?

– Паршиво. Я рассматриваю апелляцию по делу Муки Майерса.

– Ну? И чё?

– Помнишь ту милую старушку, которая вас, ребята, так грузила по тому поводу?

– Ага.

– Ты заплатил ей пять тысяч, чтобы помочь ей переехать из многоэтажки на новое место?

– Угу. Она все твердила: «У меня фиксированный доход». И говорила, что ни словечка не скажет, пока мы не вытащим ее из того гадюшника. А что?

– А ты не думаешь, что, ну ты понял, пришло время рассказать мне все как следует?

– А я что, не рассказывал? – спросил Пауэрс.

Эми глубоко вздохнула и покачала головой. Голова же просто раскалывалась от боли.

Два часа спустя, проглотив несколько таблеток аспирина и заставив себя выпить столько воды, что она стала поперек горла, Эми входила в стеклянные двери офиса шерифа округа Огаста.

Она снова обдумывала свои доказательства и то, как ей опять придется их отстаивать. Лейтенант Кемпе был ведущим следователем, и, по всей видимости, не будет особо докапываться – ведь он все это уже слышал. Единственное, в чем имело смысл винить его, это в том, что он не сообщил Эми о выплаченном свидетельском вознаграждении.

Потом еще эта пожилая леди. Эми хотела попросить Кемпе связаться с ней, чтобы убедиться, что она с тех пор никуда не переехала.

Оставались еще наркотики и оружие.

Они ждали своего часа. Теперь они стали конфискатом, чтобы в итоге подвергнуться уничтожению – в офисе шерифа такое производилось раз в году, в декабре.

Предыдущий конфискат такого рода наверняка уже исчез. После того как завершался суд, следователь канцелярии шерифа должен был уничтожить наркотики и отчитаться перед судьей об исполнении. Но Эми, как ни рылась, не смогла найти подтверждающего этот факт документа.

Это означало, что наркотики все еще оставались в хранилище вещественных доказательств: такой оборот событий давал Эми небольшую передышку. Во время крупных процессов, касающихся драгдилеров, ей даже нравилось предъявлять суду товар для вящей драматичности. Пусть преступление выглядит как можно более зловещим. Взгляните: видите все это? Вот как выглядит угроза. Самая настоящая эпидемия, которую этот человек начал в нашей округе.

Теперь же ей нужно было убедиться только в одном: наркоту не собираются уничтожать, скажем, сегодня.

Для того чтобы убедиться в этом, Эми достаточно было сделать один телефонный звонок. Дело, однако, было весьма деликатным: непросто было сообщить ведущему следователю, что он упустил такую важную деталь, так что она в очередной раз поздравила себя с тем, что отношения с лейтенантом Кемпе у нее были достаточно теплые, чтобы выяснить все лично.

Она нашла лейтенанта в его маленьком кабинете рядом с КПЗ. Скип Кемпе всегда напоминал ей преподавателя английского в старшей школе, молчуна, которого никто не может понять. Может быть, причиной этому был спертый воздух в его кабинете. А может, причиной было то, что однажды она поймала его за ланчем, во время которого он штудировал Олдоса Хаксли[23]23
  Английский писатель, новеллист и философ. Автор известного романа-антиутопии «О дивный новый мир».


[Закрыть].

Едва Кемпе увидел Эми, то опустил плечи и повесил голову.

– Мне так жаль, – сказал он. – Шериф только что прочитал мне адскую мораль, так что, если угодно, можешь продолжить – я этого вполне заслуживаю.

– Все в порядке, – сказала Эми. – Не ошибается только тот, кто не работает.

– Да нет, не все тут в порядке. Когда шериф отчитал меня, я… Понимаешь, не могу поверить: как я мог напортачить с такой простой процедурой?

– Да ладно, не стоит так себя казнить, – сказала Эми. – Более чем вероятно, что судья просто не станет на нас наседать, поскольку решит, что этот факт не оказывает никакого влияния на общий ход дела. Но послушай: если начнется новое судебное разбирательство, то ты держись за прежние данные, как и в начале, хорошо?

– Конечно, конечно. Просто… Понимаешь, мы так долго выуживали эту рыбку – не для того же это делалось, чтобы за просто так от всего отказаться.

– Ничего, мы-таки прижмем его, – сказала Эми. – Кстати говоря, я заметила, что в файле не было ничего об уничтожении наркотиков. Этого так и не произошло?

Кемпе сжался так, что дальше некуда.

– Тебе это не понравится, – сказал он.

Эми только склонила голову.

– Через несколько недель после суда я собрал все свои записи и все остальное, чтобы сдать в архив. Так ведь поступают, когда уничтожают наркоту, верно? Потом я составляю докладную на имя судьи и чуть ли не кровью подписываюсь: сделано в наилучшем виде и все такое. Но когда я начал искать сохраненные улики, их… их просто не оказалось.

– Не оказалось? – спросила Эми. – То есть как не оказалось?

– Даже не знаю, что тебе сказать. Мы с сержантом буквально перевернули вверх дном камеру для хранения улик, проверили каждую полочку. Наркотиков там не было.

– Так где же они?

Кемпе только широко развел руками.

– И хотел бы что-нибудь тебе сказать, но даже придумать ничего не могу. Если верить описи, они должны были находиться там.

– Когда ты собирался рассказать мне об этом?

– Если честно, я надеялся, что они либо сами всплывут в конце концов, либо выяснится, что их украл кто-то из наших парней. Правда, это означало бы фактически подписать себе смертный приговор. Но, может быть, похититель хотел вернуть все обратно, прежде чем информация об исчезновении улик могла просочиться за пределы департамента.

Вернулась недавно пропавшая головная боль, которая, казалось, теперь мстила Эми, набрасываясь на нее с удвоенной силой. Если все это всплывет на повторном заседании, они будут выглядеть полными идиотами.

А если адвокат Майерса окажется по-настоящему ушлым и сумеет воспользоваться их ошибкой, то они и вовсе потеряют доверие суда.