Текст книги "Душой уносясь на тысячу ли…"

На реке Фучуньцзян

Помню, что в каком-то поэтическом сборнике увидел такие строчки:

 
Владениям у́ским река здесь предел положила,
Юэ́ские горы во множестве встали за нею.[276]276
  Чумо. Монастырь Шэнгосы. Перевод Б. И. Мещерякова. Цит. по: Стихи тысячи поэтов. Том 3. М.: ООО Международная издательская компания «Шанс», 2022.


[Закрыть]
 

Автор стихотворения полагал, что это очень меткое изречение, с чем я полностью согласен. Меня восхищала основная мысль этих строк, но не было никаких ассоциаций на уровне чувств и эмоций. И вот я оказался на реке Фучуньцзян [277]277
  Фучуньцзян – река на юго-востоке Китая, в провинции Чжэцзян, протекает через город Ханчжоу.


[Закрыть], низовье которой носит название Цяньтанцзян. Широкая и гладкая поверхность простиралась куда хватало глаз, словно море. На противоположном берегу скопились моллюски, похожие на маленькие царапины на песке. Они то показывались, то прятались в пелене мелкого моросящего дождя. Теперь картину, когда «за рекой вздымаются и опускаются горные вершины царства Юэ» я увидел собственными глазами.

В названиях Цяньтанцзян и Фучуньцзян есть какая-то притягательная сила, но куда интереснее оказаться здесь самому. Мы отправились на экскурсию на лодке – были слышны всплески зеленой воды, над нами парили белые чайки, а вдали белели паруса. Маленькие черные ласточки летали над колышущимися волнами. Я старательно за ними наблюдал, но рассмотреть удавалось лишь то, как они о чем-то хлопочут и куда-то спешат, а что именно ищут, выяснить так и не получилось. Вдоль берега высились скалы; казалось, они гонятся за лодкой с быстротой ветра: только исчезнет одна, тут же появляется новая. Утесы тянулись сплошной чередой на несколько десятков ли – именно такой образ у меня и возник при чтении стихотворения.

Глядя на этот пейзаж, я думал о далеком прошлом. Оказавшись здесь, на границе древних царств У и Юэ, невозможно не вспомнить противостояние их правителей Фучай-вана и Гоуцзянь-вана. Они придумывали такие изощренные способы борьбы, которые сегодня трудно вообразить: выпускали друг в друга стрелы, под грохот гонгов и барабанов вступали в сражение. Сцены кровавых побоищ никак не сочетались с прекрасными видами зеленых гор и синих вод. Мир людей непостоянен, а эти горы и эти воды будут существовать вечно. И лучше не тревожить предков, а просто любоваться прекрасными пейзажами.

Но все же перед моими глазами возникли образы, а в памяти возникли строки из стихотворения монаха и поэта Су Маньшу:

 
Весенний дождь, на башне играют на бамбуковой флейте,
Когда мы вернемся, чтобы увидеть чжэцзянский прилив?
 

Прежде мне не доводилось наблюдать приливов, но я люблю эти строки и часто их вспоминаю. Сегодня, думая об этом чудесном явлении, я вспомнил и другое стихотворение:

 
Гневно шумит река Цяньтанцзян,
Вздымая волнами,
Течет она по землям Великой Тан,
Там многократно приливы сменяются отливами.
Кажется, что воды реки бескрайни,
А начало свое она берет в уезде Силин.
Кто же властен над водами реки с наступлением сумерек?
Это Янхоу, дух волны, оседлавший красного карпа.
 

Но видение скоро рассеялось, да и яростный шум речных валов исчез без следа. Вода разливалась спокойно и широко. Прямо передо мной вновь виднелся противоположный берег, где скопились похожие на маленькие царапины моллюски – они то показывались, то прятались в пелене мелкого моросящего дождя.

Вдруг по водной глади побежала тень. Она «как вспугнутый лебедь парит, с летящим драконом изяществом схожа»[278]278
  Цао Чжи. Фея реки Ло. Перевод Л. Е. Черкасского. Цит. по: Цао Чжи. Фея реки Ло. СПб.: ООО Издательский Дом «Кристалл», 2000.


[Закрыть], приближается, неожиданно пропадает, повисает на крыльях парящих чаек, гонится за маленькими и быстрыми ласточками. Вот она забиралась на макушку паруса, и ее отражение заколыхалось на поверхности воды. Я был одновременно изумлен и рад. «Отчего ты здесь?»[279]279
  Ли Бо. Стихотворение «Трудны сычуаньские тропы».


[Закрыть] Неужели тень явилась поприветствовать меня, потому что здесь ее родина? Я хотел было схватить ее, чтобы как следует рассмотреть, но она ловко увернулась. Мне показалось, что тень сейчас исчезнет, но она продолжала дразнить меня. Я не мог отвести от нее взгляда, она тревожила меня, вызывая противоречивые желания. Я бессильно смотрел, как темный сгусток плывет по небу, пристально вглядывался в него, и чем дольше смотрел, тем яснее видел, что передо мной лишь скопление моллюсков, то появляющихся, то прячущихся в пелене мелкого моросящего дождя.

Так мы добрались до Фуяна [280]280
  Фуян – город уездного значения городского округа Ханчжоу в провинции Чжэцзян.


[Закрыть]. Это был конечный пункт сегодняшнего морского путешествия. Сойдя на берег, мы отправились на знаменитую гору Гуаньшань. Она не слишком-то высока, но местные пейзажи очаровательны. На вершине горы возведены многоэтажные пагоды и дворцы, всюду зелено. Сверху река Фучуньцзян видна как на ладони – развевающиеся на ветру паруса выглядят как игрушечные, а черные чайки, парящие у поверхности воды, и вовсе исчезли. Я подумал: они ведь по-прежнему хлопочут там, внизу – жаль, что мы совсем их не видим. Вершина горы покрыта дремучей густо-зеленой чащей, деревья тянутся к небу. Больше всего поражает устремленная ввысь магнолия: ее бледные цветки-блюдца сильно отличаются от цветов северных магнолий. Я, северянин, увидев их, был поражен.

У подножья отвесной скалы расположилась известная на весь мир рыболовная площадка Яньцзылин. На одном из утесов выгравированы слова великого поэта Су Дунпо: «Подниматься на облака» и «Смотреть на серп луны». Это место находится довольно далеко от реки, поэтому, как ни старайся, удить рыбу отсюда не получится. Я слышал легенду, что больше двух тысяч лет назад один старик в накидке от дождя и с удочкой длиной в несколько десятков чжанов, с которой свисала такая же длинная леска, сидел на корточках на краю этой самой скалы и ждал, когда клюнет рыба. Он был недвижим, словно статуя, и выглядел, надо заметить, довольно нелепо. Если верить старой поговорке «пусть себе говорят, а мы послушаем», неприукрашенная правда может омрачить настроение. На мой взгляд, эта легенда придает особую привлекательность местному пейзажу. Поэтому давайте просто поверим поэту на слово.

Два года назад я посетил горы Хуаншань. Пораженный их величественной красотой, я восхищался великим творцом – природой, которая так щедро одарила китайскую землю. Счастье и гордость быть рожденным в Китае переполняли меня. И вот я у реки Фучуньцзян. Здешние пейзажи тоже хороши, но они контрастируют с видами Хуаншань: в первом случае мы видим мужественную красоту, а во втором – женственную. Как бы ни отличались красота «ян» и «инь», мужественная и женственная, твердая и податливая, обе они одинаково восхищают меня. На территории Китая так много удивительных рек и гор, что мои чувства становятся все сильнее. Фучуньцзян хорошеет на глазах и словно превращается в волшебную небесную реку.

Я вспомнил известное стихотворение великого танского поэта Мэн Хаожаня «Ночую в Тунлу на реке. Посылаю друзьям в Гуанлин»:

 
Во мраке горы слышу горький плач обезьян.
Синея, река убыстряет ночной свой бег.
А ветер шумит меж деревьев на двух берегах.
И светит луна над одним сиротливым челном…
Но местность Цзяньдэ не родная моя земля.
Вэйянских моих вспоминаю старых друзей.
И я соберу два потока пролитых слез
И вдаль отошлю к ним на западный берег морской.[281]281
  Мэн Хаожань. Ночую в Тунлу на реке. Посылаю друзьям в Гуанлин. Перевод Л. З. Эйдлина. Цит. по: Китайская классическая поэзия. М.: Художественная литература, 1984. С. 137.


[Закрыть]
 

Чувства, с которыми Мэн Хаожань пишет о том, что Цзяньдэ для него «не родная земля», понять несложно, если вспомнить историческую обстановку того времени. Он с тоской думает о своей отчизне, о Гуанлине. Сегодня у нас, конечно, не возникает подобных чувств. Я полагаю, что Тунлу – не просто «моя земля». Это соль моей земли. Как и горы Хуаншань, моя земля – это источник счастья. Ощущение чужой земли преследовало меня за границей. Например, в Швейцарии местная природа тоже была волшебной и волнующей, пейзажи завораживали, кружили голову. Однако стоило вспомнить, что вокруг меня была чужая красота неродных гор и рек, как меня невольно охватывало чувство холодности и отчужденности. Сегодня на реке Фучуньцзян я ощущал себя совершенно иначе. Здесь, где пейзажи напоминают классические картины, мне хотелось петь от радости. Хотелось смотреть на них и ощущать, как сердце наполняется великим счастьем.

Поэт У Цзюнь, живший в эпоху Шести династий, так описывал реку Фучуньцзян: «Вся дымка рассеялась, небо и горы стали одинакового цвета. Покачиваюсь в лодке на волнах, плыву то на запад, то на восток. От Фуяна и до Тунлу около ста ли пути, здесь места редкой красоты, каких не встретишь больше нигде в Поднебесной». Это стихотворение «Письмо к Чжу Юаньсы» я помню наизусть с самого детства, далее в нем идет трогательный рассказ о здешних «местах редкой красоты». Теперь и я добрался до Фуяна, здесь закончится это путешествие. Знаю, впереди меня ждут еще более красивые пейзажи, но сегодня их увидеть не удастся. Чувствуя легкую досаду, я подумал, что в том, что достойно сожаления, есть нечто волшебное, и это чудо таится внутри. Я посмотрел в сторону Тунлу, добавил к описанию У Цзюня свои собственные фантазии и представил места редкой красоты, протянувшиеся на сто ли, словно царство бессмертных. Меня охватила ни с чем не сравнимая радость. Сердце словно летело над этими удивительными горами и реками. Вдруг раздался какой-то шум – это мои товарищи решили вернуться. Я поднял голову, огляделся, но увидел лишь скопление моллюсков, которые маленькими царапинами то показывались, то прятались в пелене мелкого моросящего дождя.

9 декабря 1981 года

Маленький отель в уезде Линьцин.

_{Из «Десяти записок о возвращении в родные края»}

Плотные ярко-зеленые кроны высоких деревьев укрывали парковые дорожки густой тенью. Алые венчики цветов, наоборот, смело тянулись навстречу солнечным лучам и колыхались, когда их гладил ветер. Как сказала одна женщина, с которой мы вместе ехали: «Здесь прямо как в Сучжоу!» Лет двадцать назад я бывал в упомянутом месте и могу сказать, что, действительно, здесь не хватало только тесных бамбуковых рощ, чтобы стать доподлинным Сучжоу.

На самом деле я приехал на свою малую родину – уезд Линьцин в провинции Шаньдун.

Линьцин помнился мне вовсе не таким. Я родился в Цинпине, который в прошлом был самостоятельным уездом, а сегодня он включен в пределы Линьцина. Мне раньше казалось, что там все было окрашено только в желтый и серый цвета. Я не раз ворошил свои воспоминания, но не нашел и полкапли красного. Серый, серый, серый, все от неба до земли заполнено серостью. Если очень постараться, пожалуй, немного красного можно найти на нарумяненных щеках местных невест. Или глубокой осенью – на финиковых деревьях: с них уже полностью опали желтые листья, а на макушках, на самых кончиках веток, висят красные китайские финики. Одни-одинешеньки, они раскачиваются на пронзительно-холодном осеннем ветру посреди жидкого светло-желтого цвета и, ослепительно красные, сразу бросаются в глаза.

Я остановился в небольшой гостинице в Линьцине. К моему удивлению, теперь вокруг были ярко-зеленый и насыщенно-красный цвета, характерные для юга Китая. Сердце наполнилось радостью: опрятные одноэтажные дома, видно, что совсем новые, в аккуратных двориках растут деревья, устроены цветники. Солнце последних дней лета светило ярко, но его лучи были ласковыми и мягкими. Все оставляло впечатление свежести и уюта, а маленький двор столовой и был тем местом, которое мы ошибочно приняли за Сучжоу.

В этой столовой я впервые в жизни пробовал одновременно поданные к столу шесть различных супов. Мои попутчики цокали языками от удивления и полагали, что такое не увидишь ни в каком другом месте. Кулинарное искусство любой страны – это часть культуры. Мои родные края славятся своей выдающейся кухней, что говорит и о высоком уровне духовного развития. Сейчас я неожиданно для самого себя сказал фразу, которая была в широком ходу в Германии, и это приятный сюрприз.

Линьцинь – это моя малая родина, но знаком я с ним довольно плохо. Как говорили в древности:

 
Чем ближе я к родному дому, тем неспокойнее,
Не смею ни о чем спросить.[282]282
  Сун Чживэнь. Переправляюсь через реку Хань. Перевод Ю. Щуцкого. Цит. по: Антология китайской лирики VII–IX вв. по Р. Хр., перевод в стихах Ю. К. Щуцкого. М.-Петербург, Госиздат, 1923.


[Закрыть]
 

Ничего подобного я не ощущал. Бродил по городским улицам, залитым солнечным светом, в душе чувствуя себя равнодушным путешественником. Все казалось новым и незнакомым. Толпами шли прохожие. Одежда, в которую они были одеты, не могла сравниться с тем, что носили в столице, но при этом она совсем не выглядела провинциально. Время от времени можно было увидеть модниц с завитыми волосами, на высоких каблуках. Подняв голову и выпятив грудь вперед, они с гордым видом шагали по проселочной дороге.

По обе стороны оживленной трассы стояли маленькие ларьки. Некоторые были заполнены свежими фруктами и создавали атмосферу зеленого и влажного огорода, который перенесли в центр города. Среди множества лавочек с едой одна особенно привлекла мое внимание. За прилавком стояла модно одетая молодая девушка в туфлях на невысоком каблуке, ее волосы были собраны в «конский хвост». Наверное, у этой прически есть какое-то специальное название, но я в этом совершенный профан. Модница стояла у прилавка и увлеченно раскатывала тесто, жарила лепешки, а готовые посыпала кунжутом. Ее движения были быстрыми и изящными, по лицу стекали капельки пота, а на щеках выступил естественный румянец. «Лицо красавицы и цветы персика соперничали в красоте»[283]283
  Строка из стихотворения танского поэта Цуй Ху «Написал в южном предместье столицы».


[Закрыть]. Жаль, что здесь не было цветов персика, которые могли бы поспорить с ее румянцем. Юная пекарша заинтересовал меня, равно как и ароматные кунжутные лепешки, которые она доставала из печи. Хотел было купить одну, но так и не решился.

Люди, приехавшие со мной, интересовались, как здесь работает система образования, поскольку в ее развитие было вложено много сил; и вот, после посещения двух мечетей, моста Победы и древней пагоды мы отправились на экскурсию в среднюю школу уезда Линьцин. Широкие ворота были заперты на замок, проехать на школьный двор было нельзя, поэтому мы отправились к зданию пешком. Во дворе было тихо и безлюдно, только кудахтали несколько старых наседок, да хлопало на ветру белье на веревках, словом, ничего необычного. Заглянув в первую дверь, мы увидели, что в темноватой комнате в полной тишине за партами сидят несколько мальчиков и девочек. Все они очень сосредоточенно что-то читали или писали. Мы подошли ближе к столам и заговорили с ребятами. Они робко, но очень вежливо ответили нам. Щеки их румянились, словно только что распустившиеся цветы. В других классных комнатах было то же самое.

Неужели такую трогательную картину встретишь только у меня дома, в этом крохотном уголке моей страны? Не думаю, ведь в одной песчинке можно увидеть целую вселенную. Сколько таких уголков, сколько таких очаровательных детей в Китае, мне не известно. Я знаю одно – у них в руках будущее страны, будущее всего человечества. И я уверен, оно будет прекрасным, если в стране есть такие дети!

Всю первую половину дня мы осматривали город, но увидели и узнали не слишком много. Как говорится, любовались цветами на бегу, но в общем кое-что успели увидеть. Если бы у меня сейчас спросили: «Как тебе твой родной город? Раньше ты считал, что он немного похож на Сучжоу, так ведь? Теперь, когда поближе познакомился с Линьцином, ты понял, как тут обстоят дела? Что думаешь?» По правде говоря, я давно не был в Сучжоу. Не могу точно сказать, как он выглядит сейчас. Если даже моя малая родина изменилась, то и с Сучжоу тоже произошли перемены. Что касается природных пейзажей, то Сучжоу, конечно, победил бы мой город. Как бы я ни благоволил своей малой родине, не смог бы сказать: «На Небе есть рай, а на земле Линьцин»[284]284
  У китайцев существует выражение «На Небе есть рай, а на земле Сучжоу и Ханчжоу», которое образно передает красоту этих городов.


[Закрыть].

Сегодня под мягким солнцем первых дней осени я увидел, что мой родной край все так же полон очарования. Конечно, я не смог поговорить с каждым человеком, встреченным на улице, и узнать, о чем он думает, однако понимал, что люди радостны и довольны. Их улыбающиеся лица напоминали бутоны, которые распускались прямо передо мной. Хотя у улыбки нет цвета, но если она могла бы превратиться в цветок, то цветок этот обязательно был бы красным. Дети, которых я увидел в здешней средней школе, тоже напоминали цветы. Передо мной открылась картина, полная многочисленных, прекрасных, словно парча, цветов – ослепительно сияющих, сверкающих яркими красками. Они вытеснили из моего сознания остатки серости, которая прежде заполняла все вокруг. Остался только багряно-красный цвет, которым утреннее солнце окрашивало небо на востоке в предрассветный час.

Первый черновик написан в сентябре 1982 года в городе Ляочэн

Доработано в Пекине 29 ноября 1982 года

Ляочэнский педагогический институт
Из «Десяти записок о возвращении в родные края»

Провинция Шаньдун по сравнению с другими регионами Китая не может похвастаться обширными культурными традициями и связями. В первые годы эпохи Цин здесь жил человек по фамилии Фу, он стал лучшим на столичном экзамене на государственную должность, а позже занял пост первого министра. Но это лишь былая слава, сейчас город переживает темные времена, немногие помнят имя этого человека. Также раньше здесь был дворец Хайюань [285]285
  Одно из четырех крупных книгохранилищ в эпоху Цин, а также самое известное частное книгохранилище в истории Китая.


[Закрыть], в котором хранилось немало книг, и слава о нем разносилась далеко за пределами провинции. Теперь он заброшен, порос травой и вьющимися растениями, а нам можно только вздохнуть о его несчастной судьбе. Мало с кем я могу обсудить эти печальные события, слишком уж тяжело на сердце.

Тем сильнее были мои радость и нетерпение, когда я узнал, что в Ляочэне основали Педагогический институт. Все-таки это высшее учебное заведение, каких раньше здесь не было! Наконец и у моей малой родины появилась возможность не отставать сфере культуры от всех прочих.

Известно, что это дело нелегкое. Нам пришлось разрушить три горы, три главных врага старого Китая – феодализм, империализм, бюрократический капитализм, а после этого сокрушить «Банду четырех»[286]286
  «Банда четырех» – идеологически маркированное обозначение лиц, наиболее приближенных к Мао Цзэдуну. После его смерти члены группы, в которую входила и жена Мао Цзэдуна Цзян Цин, были обвинены своими конкурентами в совершении государственных преступлений и отстранены от власти. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Потерпи мы неудачу – об университете нечего было бы и мечтать.

Когда я обсуждаю все эти события с молодежью, замечаю, что многие из них не понимают до конца, о чем я говорю, мои слова для них не более чем стариковские небылицы. Однако любой человек моего возраста помнит о прошлом. Около шестидесяти лет назад я был единственным, кто учился в младшей школе в нашем поселке, затем единственным, кто учился в средней школе, позже – единственным, кто поступил в университет, да еще и в государственный. Потом я был единственным студентом, который поехал учиться за границу. Конечно, титул одного единственного «иностранного академика» сверкал золотом, но из этого вовсе не следует, что у меня есть какие-то сверхспособности. Все обусловлено обстоятельствами, в которых я жил, и временем. Скажу больше, без поддержки родного края я бы не справился – каждый год наш беднейший уезд Цинпин предоставлял мне стипендию, без которой я едва ли закончил бы учебу. После выпуска до меня дошли слухи, что собираются обновить описание нашего уезда [287]287
  Информация об уезде, включающая историческую, географическую, этнографическую и политико-административную справки и биографии выдающихся деятелей.


[Закрыть] и включить в обновленную версию мое имя, кажется, в раздел «Искусство и литература». Вероятно, это только слухи, так как, согласно традиции, информацию о живущих людях не включают в подобные справочники, однако такие разговоры свидетельствуют о том, как ко мне относятся жители моего родного уезда. Я уже давно стал здесь «абсолютным чемпионом» в науках, мой рекорд никто не побил за прошедшие несколько десятков лет. Для меня, не имеющего особых талантов, это очень лестно.

Вернувшись в родные места сегодня, я увидел, что в каждой деревне есть младшая школа, в каждом уезде – средняя, а в Ляочэне открылся собственный вуз. Вот и победили меня, «абсолютного чемпиона», и этому можно только порадоваться. Ведь если бы такой человек, как я, навсегда остался «чемпионом», разве у моей малой родины и нашей страны было бы будущее?

Мой рекорд побит – значит, есть надежда на развитие, и главным символом этого стало основание Ляочэнского педагогического института. Такое начинание требует огромных усилий, впереди наверняка будет много трудностей, которые нужно преодолеть. Однако я чувствую бьющую ключом энергию, как у руководителей, так и у молодых преподавателей, а с таким настроем и воодушевлением возможно все. Не сомневаюсь, новый университет будет развиваться.

Конечно, можно понять и тревогу некоторых преподавателей, ведь за «десять лет бедствий»[288]288
  Образное название десятилетия «культурной революции» в Китае.


[Закрыть] университеты многое пережили, их не раз перемещали с места на место, намеренно препятствуя работе. Кроме подобных опасений есть и другие сложности. Ляочэн – провинциальный городок, поэтому местный университет небольшой и пока не решил некоторые бытовые и прочие проблемы. В любом случае подавляющее большинство преподавателей – как молодых, так и заслуженных – спокойны и довольны. Поговорить лично с каждым из них я не мог, однако их улыбки и взгляды выражали искренний интерес к делу образования. И пусть Ляочэн по сравнению с Пекином и другими крупными городами далеко не в авангарде, порой отдаленность способствует прогрессивности, а провинциальность – энергии, что дает надежду на будущее. Порой и в малом есть великое, а в молодости – зрелость. Создавать новое всегда трудно, но только так можно закалить волю и развить душевные качества. И это намного более благородно и значимо, чем жить на всем готовом. Разве подавляющее большинство преподавательского состава Ляочэнского института так не думает?

Любой, кто бывал в студенческом кампусе, со мной согласится. Пусть местный двор пока пуст и кое-где порос сорной травой – это не беда! Пустырь – это чистый лист, на котором можно нарисовать самую красивую картину. Зато здесь гордо возвышается здание библиотеки. Я невольно испытал чувство зависти – библиотеки в крупных городах переполнены, а здесь читальные залы пока свободны. Вероятнее всего, у руководства университета уже есть готовый проект: здесь будут построены корпуса с аудиториями, там проложат асфальтовую дорогу, разобьют клумбы, посадят зеленые ивы, создающие тень, и даже соорудят пруд с фонтаном, разбрызгивающим водные струи – красные, оранжевые, желтые, зеленые, голубые, синие, фиолетовые… Брызги воды, играя в лучах солнца, будут переливаться и превращать свет в радугу. Стоит чуть напрячь воображение, и все это легко можно увидеть.

Мне удалось познакомиться лишь с немногими преподавателями и студентами за то короткое время, что я пробыл в университете. В день проведения церемонии открытия я имел удовольствие пообщаться с двумя девушками-первокурсницами. Одна сказала, что родом из города Цзинань, а другая – из города Яньтай. Обе впервые уехали так далеко от дома. Когда я это услышал, по моему сердцу разлились волны радости. Наш университет уже вырвался за пределы городской черты и привлекает студентов со всей провинции, а дальше нужно будет выходить на уровень страны. Первокурсницы были очень вежливыми, немного застенчивыми и взволнованными. Каждый раз отвечая, они почтительно поднимались со своих мест, говорили тихим голосом и произвели очень приятное впечатление на гостей. У меня не было времени, чтобы пообщаться с ними подольше, поэтому я не очень понял, что они чувствуют, однако их лица были радостными и довольными. Девушки впервые покинули отчий дом и вступили в большой мир со множеством надежд и иллюзий. Возможно, они заглядывают очень-очень далеко вперед, может, даже в XXI век. Такой пожилой человек, как я, конечно, тоже думает о перспективах развития родины, о будущем человечества, о грядущем столетии. Но мне столь отдаленное будущее представляется очень туманным, ведь не так велика вероятность, что я до него доживу. Однако для двух студенток шестнадцати-семнадцати лет XXI век – это реальная жизнь, в которой нет никакой неопределенности. Когда он наступит, им не будет и тридцати – это возраст цветения, самое золотое время жизни. Наверняка у них есть свои представления об этом жизненном периоде и планы на него. Будущее они видят, конечно, в розовом свете и устланным цветами. Я почувствовал, что завидую таким молодым людям, как они. В древности говорили: новые люди приходят на смену старым подобно тому, как одна волна Янцзы набегает на другую. Это естественный закон природы, перед которым человек бессилен, и нам следует принимать его с радостью. Вселенная всегда стремится к развитию, человечество всегда движется вперед, а молодые люди всегда будут взрослеть. Перспективы нашей родины, будущее человечества и все связанные с этим надежды нужно смело вверять в руки молодежи.

Я уже упоминал о господине Фу, лучше всех сдавшем императорский экзамен, а также о всемирно известном книгохранилище Хайюаньгэ: если бы оно существовало до сих пор, то могло бы служить предметом гордости жителей уезда Ляочэн, всей провинции Шаньдун и всего Китая. Жаль, что оно не сохранилось, но если посмотреть в будущее, в достаточно далекое будущее, это чувство досады смягчается. Мы обязательно отстроим новое книгохранилище Хайюаньгэ, гораздо богаче и лучше прежнего. Все его книги станут еще более ценными и разнообразными и еще больше прославят нашу родину. Что касается победителя на императорских экзаменах господина Фу, он неплохо написал сочинение багувэнь [289]289
  Сочинение багувэнь – классическое восьмичленное сочинение, которое являлось частью государственных экзаменов в императорском Китае.


[Закрыть], но современная молодежь намного превосходит его в своих знаниях в других областях науки. Мы должны воспитывать именно такую молодежь, первыми шагами на этом пути станут младшие и средние школы. Однако главная роль в формировании талантов всегда была у высших учебных заведений, и в нашем уезде – это Ляочэнский педагогический институт.

Первый черновик написан 18 сентября 1982 года в городе Ляочэн

Доработано 26 декабря 1982 года в Пекине, в гостинице Хуаду