Текст книги "Душой уносясь на тысячу ли…"

Поднимаясь к павильону Пэнлайгэ

Поздней осенью минувшего года я поднимался к павильону Пэнлайгэ. Планировал что-то написать об этом, но впечатления были неглубокими; я так и не смог нащупать основную канву текста, поэтому постоянно откладывал текст. Оказавшись у павильона Пэнлайгэ год спустя, я ощутил более сильные и понятные мне эмоции, смог поймать нужное настроение и взялся за эссе.

Павильон Пэнлайгэ – очень известное место, пожалуй, справедливо будет сказать: «Великое имя Пэнлай знают во всей вселенной»[321]321
  Автор изменил строку поэта эпохи Тан Ду Фу «великое имя Чжугэ Ляна знают во всей вселенной» из пятого стихотворения цикла «Воспеваю древность».


[Закрыть]. На ум приходили старые легенды о трех священных китайских вершинах Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу. Я представлял, как перламутрово-белые облака обнимают эту обитель небожителей, и прекрасный дворец, где живут отринувшие мир бессмертные, то появляется, то исчезает в легкой дымке. Павильон Пэнлайгэ, думал я, должен быть похож на гору Ваньшоушань праведника Чжэнь-юаня из романа «Путешествие на Запад»:

 
Не видно конца к небесам устремившимся скалам,
Утесы над пропастью мрачною нагромоздились,
К хребту Куэнь-луня гора вдалеке примыкала,
В Небесную реку вершины ее погрузились.
Спускались порой журавли на верхушки акаций,
Слепящее солнце пронзало лесные туманы,
На свежих зеленых полянах устав кувыркаться,
На длинных лианах качались крича обезьяны.
…
Облегчая великого Дао познанье,
Книги Лао-цзы фениксы всем раздают.
Вид хребтов, протянувшихся вдаль, необычен,
От него невозможно глаза оторвать,
Эту землю по праву любой небожитель
Мог своею обителью чистой назвать.[322]322
  Перевод А. Рогачева. Стихи в обработке В. Гордеева. Цит. по: У Чэнъэнь. Путешествие на Запад. В 4 т. М.: Гослитиздат, 1959. Т. 1. С. 417; 420.


[Закрыть]
 

Однако перед моими глазами предстала совсем иная картина: на вершине холма стояли самые обыкновенные жилые дома. Я испытал небольшое разочарование, но что поделать – раз уж павильон находится в мире людей, то каким домам тут еще быть? Выглядели они симпатично: голубая черепица, красные стены, высокие башни, строгие пагоды, скрывающиеся в роще зеленых деревьев. Вероятно, глаз современного человека такая картина радует больше, чем вид на туманное царство небожителей. Главные ворота украшала табличка с четырьмя иероглифами: «Царство бессмертных на утесе киновари». Здешние скалы действительно отливали багрянцем, повсюду россыпью лежали живописные красные булыжники, а неподалеку от павильона высились четыре крупных камня той же породы. Ценность их, вероятно, заключалась в том, что они не были привезены издалека, а являлись частью этой земли.

На первом ярусе храма Тяньхоу [323]323
  Тяньхоу – богиня мореплавателей и торговцев.


[Закрыть] внимание привлекает древнее дерево – танская софора. Говорят, эту софору посадил Ли Тегуай [324]324
  Ли Тегуай – один из восьми даосских бессмертных, врач, обычно изображается с тыквой-горлянкой и железной клюкой.


[Закрыть], и она живет в этом царстве бессмертных уже больше тысячи лет, хотя и выглядит не так, как в стихах:

 
Влажная кожа дождями омыта, со́рок в обхвате рук,
Зелени копоть вторгается выше, ввысь касаясь небес.[325]325
  Ду Фу. Напев старого кипариса. Переводчик Н. М. Азарова. Цит. по: Ду Фу. Проект Наталии Азаровой. М.: ОГИ, 2012.


[Закрыть]
 

Время будто не властно над благородной софорой: ее крона по-прежнему пышная. Кто знает, может она и правда владеет силой бессмертных даосов и умеет сохранять волшебную энергию? Много династий сменилось за ее долгую жизнь, и много мудрецов и героев она повидала, а там, где было синее море, давным-давно выросли тутовые рощи. Меняется мир, но ветви и ствол танской софоры все так же крепки.

Лестница ведет к главному входу в храм морской богини Тяньхоу, ее величественная статуя установлена в самом центре святилища. Каждый день местные рыбаки приходят в храм почтить свою покровительницу. Море таинственно и непостижимо, иногда оно спокойно и безмятежно, но порой бушует и не знает милосердия. Много людей сгинуло в его водах с древних времен и до наших дней. Столкнувшись с опасностью, они вынуждены были просить помощи у духов, поэтому и появилась богиня Тяньхоу – ей поклоняются все, кто бороздит воды неспокойного Южно-Китайского моря. Страшно даже представить, сколько людского горя и страданий довелось повидать этой прекрасной и доброй богине.

Слева и справа от статуи стоят кровати из женской половины дома, их убранство поражает своей роскошью и красотой. Говорят, что Тяньхоу поочередно спала сначала на одном ложе, а затем на другом. Наверняка этому есть какое-то объяснение, но порой чем меньше мы, простые смертные, знаем о делах небожителей, тем лучше. Не буду более думать об этом, а просто погружусь в красоту, что меня окружает.

Павильон Пэнлайгэ расположен на самом верхнем ярусе, он невелик – всего два этажа. В древности о нем говорили: «Протяни руку с павильона Пэнлайгэ – и дотронешься до неба».

Это довольно поэтическое преувеличение становится понятным, когда, стоя на самом верху лицом на север, смотришь в бескрайнее море и представляешь, как тело обретает легкость и поднимается ввысь, к облакам. Тогда-то и начинаешь верить стихам, а в памяти всплывают четыре строки, выгравированные на стенах во дворе храма:

 
Войдя в павильон Пэнлайгэ,
Оставь позади мир людей.
Перед тобой, покуда видит глаз, – лишь облака и горы.
На морских островах всегда осень.
 

Вот и сейчас образ трех священных гор Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу возник передо мной, будто сами небожители посетили павильон Пэнлайгэ этим туманным утром.

Легенда гласит, что Восемь даосских бессмертных хотели пересечь море, и путь их начался именно здесь. Статуи этих знаменитых даосов, украшающие павильон, держат в руках талисманы, помогавшие их прототипам во время долгого и опасного путешествия проявить свои способности и умения. Наибольшее внимание привлекает фигура Люй Дунбиня – сказания и легенды о нем известны всему Китаю. Особенно любопытной мне кажется история его фамилии и имени. Однажды Люй Дунбинь с женой спасались от беды и укрылись в пещере. Супруги жили там некоторое время, относились друг к другу с уважением, поэтому даос стал называть себя Люй [326]326
  Иероглиф _吕 («люй») записывается в виде двух ключей «рот» один под другим; образное выражение «два рта» в китайском языке используется для обозначения супругов.


[Закрыть] а имя выбрал Дунбинь [327]327
  В имени Дунбинь _(洞宾) первый иероглиф («дун») означает пещеру, а второй («бинь») – гостя.


[Закрыть]. Это очень занимательная и странная история, в которую сложно поверить. Думаю, как и в случае с кроватями богини Тяньхоу, нам, простым смертным, лучше не проявлять излишнего интереса к личным делам небожителей, а любоваться красотой, что перед глазами.

В центре павильона был стол, окруженный старинными стульями, тут же стояло кресло с резной спинкой и подлокотниками, по легенде принадлежавшее самому Люй Дунбиню; говорят, любой, кто сядет в это кресло, станет бессмертным. Среди нашей группы путешественников самым пожилым был Люй Шусян [328]328
  Люй Шусян (1904–1998) – выдающийся китайский лингвист, профессор, принимал активное участие в реформе китайского языка.


[Закрыть], и фамилия как раз подходила – Люй. Поэтому мы, смеясь, единодушно выдвинули его кандидатуру, чтобы сесть в это кресло. И просили богов даровать ему бессмертие.

Некоторые посетители храма рассматривали статуи даосов, другие вели о них беседы, многие почтительно слушали эти рассказы, но были и такие, кто не верил ни единому слову.

Бессмертные святые действительно представляются чем-то туманным и эфемерным. Однако фантазии порой становятся реальностью, особенно в таком удивительном месте. Я не раз слышал о миражах в море и завидовал тем, кому посчастливилось увидеть это редкое явление. Великий литератор периода Сун Су Ши пять дней занимал пост начальника округа Дэнчжоу [329]329
  Современные Пэнлай и Шаньдун.


[Закрыть] и написал стихотворение, которое называется «Мираж в Дэнчжоу». Поэт дополнил его коротким предисловием, приведу здесь оба этих текста:

Я давно слышал о морских миражах. Местные говорят: «Морской мираж часто появляется весной и летом. Сейчас, в конце года, вряд ли удастся его увидеть». Я пробыл здесь пять дней, скоро отправляться в путь. Если не увижу мираж, буду сожалеть. Помолился в храме морского бога Гуандэ-вана и на следующий день увидел мираж. О чем и написал стихотворение.

 
Море облаков на востоке бескрайнее,
Бессмертные время от времени появляются и исчезают,
Блуждая по чистому небу.
 

В плывущих облаках отражаются все явления бренного мира. Неужели в небе есть дворец, инкрустированный жемчугом и ракушками?

В глубине души я четко осознаю, что град на море, который я вижу, является фантомом, да и как можно посметь потревожить Царя Драконов, чтобы мои глаза и уши убедились в обратном?

Воздух и вода холодны, и все уснуло; бог моря, чтобы разбудить меня, подослал ко мне рыбу-дракона. Ранним утром в начале зимы небесные террасы наслаиваются одна на другую, холмы зеленеют; видя это, опытный старик тоже удивляется, говоря, что странное это дело.

Если все в этом мире подчинено человеку, а в потустороннем мире никого нет, кто же повелевает природными явлениями?

Когда я небрежно молился, Морской Бог не отверг меня, что показывает, что мое несчастье действительно было не стихийным, а рукотворным бедствием.

Хань Юй, правитель Чаояна, проехав мимо Хэнъяна, вернулся после понижения в должности; ветер унес облака, и стали видны две вершины – Ши Линь и Чжу Жун.

Он сказал, что горного бога тронула его честность, это была скорбь небес по нищим.

Поднимите кончики бровей и троньте рот с улыбкой. Этого добиться нелегко. Бог уже достаточно воздал вам, и вам должно возрадоваться.

Заходящее солнце за тысячи верст, одинокая птица возвращается в лес; уже вечер, а синее море, как бронзовое зеркало, без ветра и без волн.

Что толку в красивых стихах и красивом языке, похожих на мираж, который исчезает с ветром, и следов не оставляет.[330]330
  Су Дунпо (Су Ши). Мираж в Дэнчжоу.


[Закрыть]

В стихах Су Дунпо говорит, что молитвы были услышаны, и ему явился мираж на воде. Однако девушка-экскурсовод выразила сомнение в правдивости этих слов, ведь поэт пробыл здесь очень недолго, кроме того, стояла холодная зима. Кому же все-таки верить? Сомневаюсь, что Су Ши намеренно вводил простых людей в заблуждение. Возможно, на него оказало влияние то, как Хань Юй молился о горе Хэншань [331]331
  Хэншань – одна из пяти священных гор в Китае, находится в провинции Хунань.


[Закрыть]:

 
Вознес я моленье сердцем, от суеты отрешенным, —
Или неверно, что к Небу взнесется праведный голос?
Лишь миг – и туман растаял, и гор вершины открылись;
Взглянул я вверх: как огромен простор пустоты лазурной! [332]332
  Хань Юй. Посетив храмы Хэнъюэ и переночевав в храме на вершине горы, оставляю надпись на надвратном павильоне. Перевод В. Рогова. Цит. по: Цит. по: Поэзия эпохи Тан (VII–X). М.: Художественная литература, 1987. С. 272.


[Закрыть]
 

Испытания и тяготы, выпавшие на долю обоих поэтов, были схожи, равно как и искренность их надежд. Если молитва Хань Юя была услышана, подтверждений чему мы, увы, не имеем, то почему бы и Су Ши не попробовать? Поэтому он и написал такое стихотворение. Написал очень убедительно, как если бы сам видел все собственными глазами. Однако это лишь мое предположение. Притом откуда нам знать, что молитва Су Ши не могла случайно совпасть с необычным природным явлением? Ведь морской мираж появился тогда, когда не должен был появляться. Трудно рассудить дела, произошедшие так давно, а что касается жителей Дэнчжоу, так они и вовсе равнодушны ко всему этому. Су Ши провел здесь только пять дней, но в павильоне Пэнлайгэ стоит кумирня с его статуей, а на камне высечены его слова. Память о нем сохранится здесь навечно. Полагаю, душа великого Су Ши, обитающая на небесах, радуется.

Мы осмотрели весь павильон Пэнлайгэ, и хотя тела наши были в настоящем, мысли путешествовали по далекому прошлому. Легенды о Восьми даосских святых удивительны и непостижимы, но сердце мое сжималось от огорчения, ведь морской мираж мы так и не увидели. Конечно, всем известно, что три священные горы Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу не существуют в реальном мире, но мое воображение позволит мне увидеть их как наяву, и эта иллюзорность сблизит мое видение с морским миражом. Пусть волшебные вершины бессмертных навсегда останутся в моем сердце.

Дописано 26 октября 1985 года

Записки о путешествии в горах Шичжуншань

В детстве я читал «Записки о Горе с каменным колоколом» Су Дунпо, мне нравился необычный, живой и образный язык этого произведения. Помню, как порой ходил взад-вперед по комнате, громко декламируя полюбившиеся строки. Кажется, я и сегодня смогу прочесть его наизусть, не упустив ни один иероглиф. Мог ли я тогда думать, что однажды сам ступлю на ту землю? Сегодня это случилось. Неужели это не сон? Выражу свои чувства в манере Цзинь Шэнтаня [333]333
  Цзинь Шэнтань – писатель и литературный критик, живший на рубеже эпох Мин и Цин.


[Закрыть]: «Как радостно!» Высота горы Шичжуншань чуть более пятидесяти метров над уровнем моря, она находится рядом с величественной грядой Лушань. Вот уж действительно, как в старой поговорке, когда маленький шаман встретил большого шамана, Шичжуншань теряется на фоне Лушань. На горе в вплотную друг к другу выстроены необычные сооружения: «Сделаешь пять шагов – зал, сделаешь десять – беседка, коридоры извиваются, словно ленты, карнизы взлетают ввысь, обнимая стены и изогнутые коньки крыш с бесконечным скоплением углов»[334]334
  Ду Му. «Ода о дворце Эпан».


[Закрыть]. Здания великолепно декорированы, от них будто исходит золотистое сияние и рассыпаются блестящие искры. Подъем снизу выглядит довольно сложным, восхождение начинается с беседки Хуайсутин, и вы идете дальше – мимо многоэтажных дворцов, маленьких двориков и галерей, цветников и прозрачных прудов, буддийских храмов и храмов предков, зеленых деревьев и причудливых цветов, карликового и высокорослого бамбука, по извилистым тропинкам, проникающим в тайны природы, мимо залов для погружения в созерцание среди пышной растительности. Эти впечатления невозможно забыть.

Почти на каждом камне, памятнике или стеле вдоль пути выгравированы большие и маленькие иероглифы разных шрифтов. Су Ши, Хуан Тинцзянь [335]335
  Хуан Тинцзянь – художник и каллиграф периода Сун, ученик Су Ши.


[Закрыть], Чжэн Баньцяо [336]336
  Чжэн Баньцяо – художник, каллиграф и поэт эпохи Цин.


[Закрыть], Пэн Юйлинь [337]337
  Пэн Юйлинь – каллиграф и поэт периода Цин.


[Закрыть] и многие менее известные мастера оставили здесь свои автографы. Поражает и количество упоминаний этих утесов в стихах, сделанных великими поэтами прошлого. Начиная с эпохи Южных и Северных династий вплоть до эпохи Цин было создано более семисот стихов, посвященных этой горе. Шичжуншань воспевали Тао Юаньмин и Се Линъюан эпохи Шести династий, танские Мэн Хаожань, Ли Бо, Цянь Ци, Бо Цзюйи, сунские Ван Аньши, Су Ши, Хуан Тинцзянь, Вэнь Тяньсян, минские Чжу Юаньчжан, Лю Цзи, Ван Шоужэнь и цинские Ван Юйян, Юань Цзыцай, Цзян Шицюань, Пэн Юйлинь. Оказавшись здесь, вспоминаешь великих поэтов и ученых, которые за последние две тысячи лет побывали в этих местах и оставили литературные памятники будущим поколениям. Мысли здесь действительно обращаются к прошлому.

Место, где река Янцзы впадает в озеро Поянху, испокон веков было стратегически важным пунктом, где на протяжении всей истории Китая неоднократно разворачивались ожесточенные битвы. Кажется, стоит только прикрыть глаза на мгновение, а горизонт уже заслонили мачты кораблей, кругом стоит пыль и дым сражения. Однако пожар войны уже давно потушен, остались только горные пейзажи да сверкающая озерная вода, украшающие землю моей родины.

Я стою на берегу реки у крутого обрыва. Мне не известно, на сколько метров вниз уходит скала, передо мной широко раскинулись зеленые воды. Отсюда можно увидеть три провинции – Цзянси, Аньхой и Шаньси, и это прекрасная картина! Внизу просматривается место, где река сливается с озером – желтая Янцзы впадает в изумрудное Поянху. Граница цветов отчетливо видна на протяжении нескольких десятков ли – воды текут рядом, сохраняя свой цвет и не смешиваясь. Река Чуцзян спускается на десять тысяч цин [338]338
  1 цин равен 100 му, 1 му равен 667 метров.


[Закрыть], а пики Лушаня поднимаются между ее водами – разве это не чудесно? Я смотрел на безмятежное небо на юге, в сердце был покой, словно я мог жить так же долго, как сама земля, и мог дышать вместе со вселенной. Невольно меня охватило чувство душевного подъема, я погрузился в мечты. Подумал о родине и своем народе, вспомнил, как наши предки усердно трудились на этой земле и воспитывали будущие поколения. Не важно, сколько у нас еще осталось трудностей и проблем, – мы их решим, я в этом не сомневаюсь. Мне хотелось прыгать от радости, я будто позабыл, сколько мне лет. Эти эмоции я запомню навсегда.

Путешествуя по горам Шичжуншань, я так ничего и не написал. Существует знаменитое произведение Су Дунпо, которое передается от поколения к поколению уже сотни лет, – так кто же я такой, чтобы сметь у берега реки торговать водой или продавать каллиграфию у ворот совершенномудрого! Поездка меня вдохновила, чувства кипели, мне нужно было высказаться, успокоить душу, поэтому я на скорую руку написал эту статью. Остаться в горах на ночь я не мог, о чем очень сожалел. Как было бы прекрасно, следуя по пути Су Дунпо, подплыть на маленькой лодочке к высокому обрыву, чтобы в свете луны своими глазами увидеть камни, которые «как будто какие-то дикие звери или странные бесы, как лес, друг за другом желают схватить человека»[339]339
  Су Дунпо (Су Ши). «Записки о Горе с каменным колоколом». Перевод В. М. Алексеева. Цит. по: Искусство действовать на душу. Москва.: РИПОЛ классик: Пальмира, 2018.


[Закрыть] и услышать непрекращающийся гул колоколов… Думая так и постоянно оборачиваясь на Шичжуншань, я покидал это чудесное место. Глубоко-глубоко в душе притаились строки: «На склоне лет приходи поклониться великой горе». Я глядел на гору Шичжуншань, она уменьшалась и блекла, пока совсем не исчезла в сизой туманной дымке.

Написано 6 августа 1986 года, в 75-й день рождения,

у подножья гор Лушань.

Восхождение на гору Лушань

Сине-зеленые сосны и изумрудные кипарисы покрывают гору сплошной чащей от подножия и до самого верха, давят на нее, словно хотят расплющить. Кажется, вся вселенная сосредоточилась в этом темно-зеленом сгустке. Оказывается, это и есть Лушань!

Машина едет вверх по серпантину, вокруг – сплошь непроглядные заросли. Меня совершенно покорил этот удивительный зеленый цвет, и про себя я проговаривал всем известное стихотворение Су Дунпо:

 
Взгляни горе в лицо – тупа вершина,
А сбоку погляди – она остра.
Пойдешь навстречу – и она все выше,
Пойдешь назад – и ниже та гора…
О нет, гора свой облик не меняет,
Она одна и та же – в этом суть.
А превращенья от того зависят,
С какого места на нее взглянуть.[340]340
  Су Дунпо (Су Ши). Надпись на стене храма Западного леса. Перевод И. С. Голубева. Цит. по: Китайская пейзажная лирика. Под ред. В. И. Семанова. М.: Изд-во Московского университета, 1984. С. 131.


[Закрыть]
 

Очень сожалею, что в средней школе я учился кое-как и не очень понимаю разницу между хребтом и пиком. Однако, оказавшись здесь, поздно сожалеть. Не важно, смотрю я горе в лицо или вижу ее сбоку, все равно не понимаю, что Су Дунпо имел в виду. Полагаю, поэт не был удовлетворен написанным, поскольку не смог в полной мере ухватить возвышенную красоту и дух гор Лушань, но стихотворение не уничтожил, а впоследствии оно стало знаменитым на всю Поднебесную.

До нашего пристанища мы добрались к вечеру. За окном шумели сосны, продираясь меж скал, завывал ветер, щебетали птицы, эхом разносилось пение цикад, за пеленой тумана вздымались девять прекрасных пиков, на небе виднелась молодая луна. Я слышал шум леса, и перед глазами разливалась зелень. В первую ночь в горах Лушань мне даже приснился зеленый сон.

За свою жизнь я побывал на многих известных горах Китая. Пятьдесят лет назад, после окончания университета, я прошел переквалификацию и стал преподавателем китайского языка в старшей школе. Тогда мне едва исполнилось двадцать три года, и в глазах учеников я выглядел совсем юным. Помню, как один из них, улыбаясь, сказал мне: «Учитель, я старше вас на пять лет!» Что я мог с этим поделать? В те годы я еще не утратил детскую беззаботность и любил веселиться. Вместе с коллегами мы совершили восхождение на Тайшань: сначала добрались до Южных небесных ворот [341]341
  Последние ворота перед самым высоким пиком в горах Тайшань.


[Закрыть], переночевали там в небольшой гостинице, а на следующий день еще до рассвета начали подъем на пик Нефритового императора [342]342
  Высшая точка гор Тайшань.


[Закрыть] в надежде увидеть восход солнца. День случился облачный, и солнце мы увидели, только когда оно поднялось уже очень высоко. Спускались уже по другому склону горы, который назывался Пучина черного дракона. Пейзажи вокруг были удивительными, мы не могли налюбоваться и чувствовали, «как горы другие малы по сравнению с нею»[343]343
  Ду Фу. Взирая на священную вершину. Перевод А. И. Гитовича. Цит. по: Ли Бо, Ду Фу. Избранная поэзия. М.: Детская литература, 1987. С. 99.


[Закрыть]. Тайшань произвела на меня очень сильное впечатление; если выразить его одним словом, то, пожалуй, я использую слово «величественная».

Шесть лет назад я побывал в горах Хуаншань. Помню тот трудный подъем от горячих источников у самого подножия склонов, и Небесную нить, и Три острова бессмертных, и множество других красивейших мест. Мы добрались до пика Юйхуандин (пика Нефритового императора), полюбовались на пик Тяньдуфэн (пик Небесной столицы) и скалы Цзиюйбэй (Спина карася), занимавшие полнеба, переночевали в маленькой гостинице, а на следующий день отправились к Северному морю. Там мы провели два дня, увидели знаменитое хуаншаньское море облаков, а также причудливые пики и необычные скалы. Хуаншань прекрасен своими древними соснами, облаками, удивительными вершинами и камнями самых причудливых форм. Могу лишь сказать: «Увидев пять великих гор, не захочешь посещать другие горы. Увидев Хуаншань, не захочешь посещать пять великих гор». Подходящее слово для описания моих впечатлений от гор Хуаншань – «причудливые».

В поход по горам Хуаншань мы отправились с Сяохуном: дед и внук вместе преодолели весь путь от начала и до конца. Сяохун с легкостью запоминал названия утесов и деревьев, не то, что я – дряхлый, глупый, ни на что не годный старик, который все забывает, стоит только моргнуть. Тогда мы не воспринимали наш поход как нечто особенное, и я совершенно не задумывался, останутся ли в моей памяти воспоминания о времени, проведенном с внуком в горах.

Спустя несколько лет я приехал на конференцию в город Хэфэй что в провинции Аньхой; у меня снова появилась возможность побывать в горах Хуаншань. Сяохун теперь был далеко – нас разделял бескрайний океан. В голову невольно закрадывались мысли о первом походе, и мне стало казаться, что тогда наше путешествие было спонтанным и без должной подготовки, но в этом-то и была его настоящая ценность! Вспомнились все прекрасные места, что мы тогда увидели, и эти уже поблекшие воспоминания грели и очаровывали меня, а порой казались сном. Разве может мне кто-нибудь заменить Сяохуна, если я решусь на новое путешествие по горам Хуаншань? Все эти размышления привели к тому, что я отказался от поездки.

Сегодня я в Лушане, и меня сопровождает Эрхун. Выезжая из Пекина, я твердо решил, что буду проводить время осознанно и постараюсь запомнить детали каждого дня. Буду смаковать каждый час, каждую минуту, каждую секунду, не стану проживать их кое-как, чтобы не сожалеть об упущенном – ведь его не вернешь. За несколько дней мы с Эрхуном обошли весь горный комплекс, увидели густой зеленый бамбук, огромные холмы и глубокие ущелья, водопады и горячие источники. Часто Эрхун поддерживал меня под руку, а порой ему даже приходилось нести меня на себе, но мы не сдавались. В моем сердце навсегда запечатлелся образ каждого дерева, каждой травинки, гор и камней, изменчивых белых облаков и непрерывно льющихся водопадов. Я надеялся, что, когда путешествие в Лушань станет воспоминанием, мне не придется ни о чем сожалеть. Посмотрим, удалось ли это, – время покажет.

Лушань имеет множество лиц и образов, его сложно описать одним или двумя словами. Эта горная система произвела на меня иное впечатление, чем Тайшань и Хуаншань. Здесь далекие и близкие пики плотно покрыты высокими соснами и кипарисами, а пышные ели протыкают острыми верхушками небосвод. Куда бы ни упал взгляд, везде зелень, зелень, зелень! Здесь почти нет других цветов – это темно-зеленый мир, темно-зеленый океан. Для описания горы Лушань я выбираю слово «изящный».

Думаю, что зеленый цвет – это воплощение духа местных гор, без которого не было бы и гор Лушань. У зеленого цвета есть своя градация. Иногда вдруг белое облако поднимается из ущелья, окутывает сине-зеленые сосны и изумрудные кипарисы, и они превращаются в неясную дымку, а вся глубокая зелень размывается, линяет, становится голубоватой, тонкой, воздушной. Жаль, что старина Дунпо в свое время не смог ухватить эту особенность гор Лушань, а поэтому и не познал их истинное лицо. Это достойно вечного сожаления. Стоя на Ханьпокоу и глядя вдаль, я наспех записал четверостишье:

 
Вблизи насыщенный, бледнеющий вдали, зеленый слой за слоем покрывает
Прямые пики и хребты косые, укутанные дымкой голубой.
Так и Лушань – то образ свой откроет,
То прячется, таясь средь горных склонов.
 

Мне кажется, я понял дух гор Лушань, их душу. Ведь Горы Лушань обладают душой – верно?

6 августа 1986 года, горы Лушань